Ужас глубин

ГЛАВА 2

В двух километрах к северу от Нью-Хасинто, Вектес, патрулирование запретной зоны, два дня спустя

Лагерь гораснийских беженцев возник буквально на ровном месте, внезапно, как замок на развороте детской книжки-панорамы. Вдоль стены военно-морской базы выстроились строгие ряды одинаковых убогих палаток. Берни невольно поставила инди высший балл за оперативность и организованность.

— Они выставили собственных часовых, — произнесла Аня, которая сидела, облокотившись на дверцу с опушенным стеклом. — Смотри-ка. Как ты думаешь, это для того, чтобы не впускать людей или чтобы не выпускать?

Берни объезжала периметр больше для того, чтобы показать гораснийцам, что КОГ свое дело делает; она не ожидает от них проблем. Ограждение, сооруженное самими беженцами, не просившими помощи, представляло собой комбинацию витков колючей проволоки и участков сетки. В мире, столкнувшемся с ужасными лишениями и отсутствием самого необходимого, сетка и колючая проволока были необычными предметами багажа.

Хотя, с другой стороны, сейчас заборы стали важнейшими реалиями. Они служили для того, чтобы не впускать посторонних или не выпускать тех, кто сидел внутри.

С той стороны ограждения бродили двое гораснийцев с винтовками, передавая друг другу бутылку. Берни небрежно помахала им и поехала дальше. Все люди привыкли к патрулированию во времена червей, а от подобных привычек не избавляются за один день — не важно, шныряют поблизости банды бродяг или нет.

— Возможно, это против нас, мэм, — произнесла она. — Может, они думают, что это мы потопили их фрегат.

— Странное происшествие. Ненавижу загадки.

— Так это мы или нет?

— Что, потопили его? Нет, что ты, Майклсон дорожит каждой посудиной. — Аня хмыкнула, как будто в голову ей пришла новая мысль. — Но Прескотт все равно не рассказал бы мне.

— Вы же не думаете, что он по-прежнему помешан на секретах, а?

— А ты считаешь, что люди меняются? Я имею в виду гораснийцев.

«Или Прескотта. Или Маркуса».

— Нет. Мы же не изменились, верно?

— Твоя правда.

Берни не слишком волновали гораснийцы. Если бы это были инди из Пеллеса или Остри, это было бы другое дело. Там была ее война, там убивали ее товарищей, и воспоминания о ней распаляли в ней ненависть. Но сейчас ее гораздо больше заботили бродяги. Каким-то образом этим гадам удалось скрыться — они словно растаяли в воздухе.

«Мы уже забыли, как воевать с людьми. Превращаемся в слабаков. Практики маловато».

Чей-то влажный нос ткнулся в ее ухо, и лицо ей испачкала собачья слюна. Мак, сидевший на заднем сиденье, тоже хотел взглянуть, что происходит. Он толкнул Берни мордой и высунул язык. Аня слегка отодвинулась.

— Он не укусит, мэм. — Берни нажала на газ, стараясь вытащить «Тяжеловоз» из неглубокой канавы и выехать на асфальт. — Если вы, конечно, его сами об этом не попросите. Мак, не хочешь отведать замечательного сочного бандита? Ищи!

Мак отрывисто пролаял. Вообще он мало лаял, и в тесной кабине этот звук показался Ане таким громким, что она вздрогнула. Берни могла бы перевести его высказывание: «Какого черта?» Он сидит в тесной железной коробке, ничего не видит и не чует, а ему приказывают «искать». Ей даже показалось, что на его морде появилось выражение презрения. Он считал, что люди напрасно тратят его драгоценное время.

Аня осторожно погладила Мака по голове. Пес зевнул, продемонстрировав внушительный набор зубов.

— Просто мне кажется, что это слишком уж напоминает охоту на людей.

— Охоту на вредных животных, — поправила ее Берни. — Кому-то надо же этим заниматься.

«Странно, как иногда люди бывают склонны к щепетильности в самый неподходящий момент», — подумала Берни. Для офицера, всю жизнь прослужившего в тылу, Аня довольно легко освоилась с солдатской жизнью, но использование собак для выслеживания людей казалось ей слишком жестоким. А изрешетить двадцать человек из крупнокалиберного пулемета «Броненосца», видимо, жестоким не казалось. Аня сделала это не моргнув глазом. Многие черты характера она унаследовала от матери.

— Я тебя не критикую, — наконец произнесла Аня. — Но им предложили амнистию, как и их семьям.

— Очередная блестящая идея Прескотта. С каждым убитым нами бродягой среди нас появляется еще одна женщина, жаждущая отомстить за смерть мужа. Этим людям нельзя доверять.

— Значит, на самом деле это не совсем амнистия, да?

— Нет, мэм. Это политика. Хотя непохоже, чтобы он нуждался в их голосах.

— А что бы ты сделала на его месте?

Берни постаралась сосредоточить внимание на дороге. Эти гады-бродяги уже успели наставить мин-ловушек на стройке около резервуара, и жители постоянно находятся под угрозой налета. Одно из двух: либо у них огромные запасы оружия и боеприпасов, либо их каким-то образом снабжают. В любом случае патроны у них должны кончиться не скоро, подумала Берни.

— Мэм, — заговорила Берни, — вы спрашиваете меня, что я хочу сделать, или что, по моему мнению, я обязана делать, или что нам положено делать по правилам?

— Я просто спрашиваю у своего друга, который был также другом моей матери, что, по ее мнению, является правильным?

Берни никогда не думала о себе как о друге Елены Штрауд. Майор Штрауд была ее командиром. Между ними существовало взаимное уважение, взаимная преданность, но дружба может возникнуть только между равными.

— Правильного ответа не существует, — сказала Берни.

— Но ты все-таки ответь.

Солдаты обсуждали подобные вещи в разговорах о червях не моргнув глазом. На самом деле и обсуждать-то было нечего: всех червей следовало перебить. Это была жизненная необходимость. Перемирие с ними было невозможно, переговоры — тоже. В войне с бандами договор о прекращении огня, скорее всего, тоже исключался. Жесткое решение было неизбежно, хотя озвучить его все равно было нелегко.

— Вы действительно хотите положить этому конец? — спросила Берни. — Тогда нужно уничтожить их всех. Чтобы не осталось ни одного недовольного. Если выживут хотя бы три человека, они захотят отомстить и все начнется по новой. — Она понимала, что это звучит ужасно, но верила: именно так оно и есть. — Пройдет сто-двести лет, и снова образуются две враждующие группировки. Это наш национальный вид спорта.

— Но ты… ты сама готова пойти на это?

Берни не знала. Она была уверена, что способна убить человека в пылу битвы, в случае нападения, обстрела. Ей приходилось совершать и гораздо худшее. Однако политика, творимая на трезвую голову, — это дело другое. Хотя Берни и сама не понимала почему. А может, Аня просто хочет ее проверить — готова ли она снова выхватить нож и сводить личные счеты по-своему?

— Скорее всего, мне понадобится какой-то повод, — выговорила Берни. Окружающий пейзаж изменился: вместо строек по сторонам дороги тянулись недавно вспаханные поля, ожидавшие сева, и борозды были проведены настолько ровно, что казалось, будто дорога вдет среди коричневого вельвета. — Или причина. Но я готова.

Аня — казалось, ответ Берни ее не удивил, — произнесла:

— Прескотт говорит, что прагматичный политик обязан принять за факт, что хороший результат часто достигается плохими методами.

— Ага, он бы их всех до единого пересажал, если бы решил, что это сойдет ему с рук. — Берни относилась к Прескотту с некоторым уважением за то, что он не боялся запачкать руки. — По крайней мере, он не какой-то там ученый-моралист.

«А может быть, мы все на это готовы пойти. Может, даже самые лучшие из нас смогут совершить некий отвратительный поступок, если будут уверены, что это принесет добро. Никто этого не знает наверняка, пока не окажется перед выбором».

— Ну ладно, — сказала Аня. — По крайней мере, я теперь знаю, что не существует простого ответа, и успокоюсь.

Берни переключила передачу, и «Тяжеловоз» со стоном принялся взбираться в гору. Она решила резко сменить тему и дать Ане новый предмет для размышлений:

— Смотрите в оба, мэм. Не забывайте, что с земли все выглядит совсем по-другому.

Аня привыкла наблюдать поле боя на экране, «глазами» висящего в воздухе бота. Но сейчас ботов вроде Джека становилось все меньше, их держали «в запасе» для особо важных операций. Патрулированием пространства площадью в тысячи квадратных километров между военно-морской базой и Нью-Хасинто на юге и Пелруаном на севере приходилось заниматься солдатам. В любого, кто не имел права выходить за пределы лагеря, — то есть во всех, кроме фермеров, бригад рабочих и отрядов, охранявших их, — разрешалось стрелять без предупреждения. Словосочетание «запретная зона» воспринималось вполне серьезно.

«А Джонти мы не охраняли почему-то, а? Бедный парень…»

Она по-прежнему понятия не имела, какие именно бродяги убили старого фермера. Для нее это была вполне веская причина перестрелять их всех, просто на всякий случай.

Рация, установленная на приборной доске, затрещала.

— Бирн вызывает «Т Двенадцать», прием.

Аня одной рукой взяла микрофон, не выпуская «Лансер»:

— Говорит Штрауд. Что там у тебя, Сэм?

— Я в десяти километрах к северу от гидроэлектростанции. Следы недавней активности противника — земля на главной дороге разворочена. Квадрат Е шесть, координаты пять-девять-ноль два-восемь-восемь.

— Взрывное устройство?

— Дистанционно управляемое, — ответила Сэм. — Проводов не вижу. Но оно слишком далеко от проезжей части, на него не наедешь, значит, это не мина. Наверняка кто-то сидит и наблюдает за дорогой с детонатором в руке.

Аня помолчала несколько секунд. Берни не видела выражения ее лица, потому что Мак снова просунул морду вперед, между ними.

«Ну давай же! Ты делала это, когда работала в Центре. Сможешь сделать и сейчас».

Берни ждала эти несколько мучительных секунд, давая Ане шанс принять решение самостоятельно. Ей нужно научиться действовать в бою без подсказок.

— Тебе самой с этим не справиться, — произнесла Аня. — Жди подкрепления.

Для Сэм эта фраза была подобна вызову на состязание.

— Послушайте, я сама смогу разобраться, где они, понятно? — Из-за акцента слова ее звучали еще более агрессивно. — Им нужно наблюдать за дорогой. Им нужно спрятать провод, ведущий к детонатору. Поэтому единственное подходящее место для засады — это лес в пятистах метрах от дороги. Кроме этого, вокруг голые поля.

Берни взглянула на карту. Вокруг дороги действительно тянулись открытые пространства, неподалеку возвышался поросший лесом холм; сюда вполне можно было незаметно пробраться ночью, но днем — вряд ли. Если в лесу скрывается отряд бродяг, самым лучшим вариантом был удар с воздуха; однако враги услышали бы приближающийся «Ворон».

«Вот уже я называю их шайку отрядом, как будто у них настоящая армия…»

Аня, нажав на кнопку, отключила микрофон:

— Ты думаешь, мы сможем устроить им засаду?

— На земле? — Берни постаралась представить себе место предполагаемой ловушки и сообразить, где оставить машину. — Если мы — ближайший отряд, то нам понадобится примерно час, чтобы туда добраться.

— Хорошо. — Аня нахмурилась, размышляя о чем-то, затем снова включила микрофон. — Сэм, оставайся на месте… Центр, это «Т Двенадцать». Противник замечен в квадрате Е шесть, координаты пять-девять-ноль, два-восемь-восемь. Бирн обнаружила у дороги взрывное устройство и считает, что террористы где-то поблизости. Мы направляемся туда. Рядом есть еще какие-нибудь отряды?

— «Т Двенадцать», это Центр, — ответил Матьесон. — Вам нужна поддержка с воздуха?

— Нет.

— Погодите минуту.

Берни, остановив машину посредине дороги, настороженно оглядывала местность. В конце концов из динамика донесся голос Матьесона:

— «Т Двенадцать», отряд Росси находится в десяти километрах к северу от Бирн. Они направляются к ней. Конец связи.

Сержант Росси был ветераном; от Ани, как от старшего офицера, он явно ждал квалифицированного руководства, и она слишком хорошо это понимала. Она хлопнула ладонью по приборной доске:

— Поехали.

Берни сложила карту так, чтобы виден был квадрат Е 6, и протянула ее Ане:

— Сейчас съедем с дороги, двинемся вдоль ручья и доберемся до противоположной стороны этого холма. Дальше пойдем пешком. Куда вы хотите направить Росси?

Аня склонилась над картой:

— Сюда…

— А может, лучше немного подальше, вот сюда? — указала Берни. — Тогда он отрежет их с северной стороны, а если понадобится, то и с востока.

— Ты права, — кивнула Аня. — Спасибо.

В обязанности сержантов входило нянчить младших офицеров, пока те не научатся действовать самостоятельно. Берни понимала, что это будет первый настоящий, реальный бой Ани. Сейчас она не в бронированной машине с большой пушкой. Мак, похоже, ощутил возникшее напряжение, потому что начал издавать негромкие скулящие звуки и, просунув морду между плечом Берни и дверью, выставил нос в открытое окно.

— Хороший мальчик, — произнесла Берни. — Пока сиди тихо, ладно?

Мак представлял собой всего лишь тридцать килограммов уязвимой, невооруженной плоти, но почему-то в компании собаки Берни чувствовала себя гораздо увереннее. Это говорили первобытные инстинкты. Человек воспринимает собаку в качестве защитника.

— Бирн, Росси — говорит Штрауд, — заговорила Аня, взяв микрофон. — Видите движение?

— Это Бирн. Пока ничего, мэм.

— Говорит Росси. Где наша позиция?

— Координаты пять-восемь-ноль три восемь-ноль, у ручья.

— Вас понял.

Говорил он небрежным тоном. Берни бросила быстрый взгляд на Аню, которая отключила микрофон. Конечно, за годы, проведенные в командном центре, она выработала этот спокойный, уверенный голос. Но сейчас, судя по тому, как она постоянно облизывала губы, Берни поняла, что Аня напугана до смерти. Берни тоже… боялась, но этот страх на ее месте испытывал бы любой солдат; она почти надеялась на то, что бродяги сбегут прежде, чем солдаты до них доберутся. Но ей тут же стало стыдно за свои мысли. Этих гадов следует уничтожить.

«Да, я действительно становлюсь слишком старой для этого дерьма. Бэрд прав».

— А Сэм откуда родом? — спросила Аня. — Никак не пойму, что у нее за акцент.

— Отец из Тируса, мать из Кашкура. Из Анвегада — Кузнецких Врат.

Это сообщение, казалось, отвлекло Аню от мыслей о предстоявшей перестрелке.

— Я не знала.

— Мне нужно знать все о тех людях, которых я беру к себе в отряд. Полезная привычка. — Берни видела, что Аня мысленно производит подсчеты. Все делали так на ее месте — хотели знать, помнила ли Сэм осаду. — Нет, мэм, она родилась через несколько месяцев после того, как все закончилось.

— Сержантская телепатия. — Аня смутилась. Она была слишком деликатна, чтобы задать очевидный вопрос. Любое упоминание о гарнизоне КОГ в Анвегаде — это романтическое иностранное название солдаты превратили в прозаическое Анвил Гейт, Кузнецкие Врата, — неизбежно вызывало в памяти роль Хоффмана в обороне крепости. — Как удобно.

— Сэм непросто в жизни приходится, у нее высокие стандарты. — Берни помолчала — она никогда не произносила вслух того, о чем думали все: Ане быть похожей на мать, героя войны, тоже весьма и весьма нелегко. — Как и у вас.

Но Аня не ответила. Она смотрела на дорогу. До Сэм оставалось десять километров, и Берни начала подыскивать какую-нибудь тропинку или незасеянный участок среди полей, чтобы проехать и не помять посевы.

И ее внутренний радар был настроен на то, чтобы засекать любой подозрительный предмет.

Военные смотрят на дорогу не так, как гражданские. Обычные люди опасаются встречного движения, машин, внезапно появляющихся с боковых дорог. Солдаты высматривают тупики, удобные участки для обстрела и засады. Они всегда настороже, всегда в ожидании нападения. Берни автоматически искала укрытия и мертвые зоны по обе стороны от дороги.

— Пятьсот метров — ничего себе провод, — заговорила Аня. — Им наверняка потребовалась куча времени, чтобы его закопать.

— А им торопиться некуда. — Подъезжая к месту засады, Берни ощутила то самое чувство. Этот инстинкт был выработан годами передвижений по враждебной территории; подсознание ее автоматически анализировало увиденное и услышанное — зловещую тишину, предметы, которые должны были здесь находиться, но отсутствовали, тысячу других мелких деталей — и приказывало ей готовиться к бою. — Это война на истощение. Мы к такому не привыкли.

— А почему ты тормозишь?

— Впереди поворот. — Он был настолько резким, что казалось, будто дорога исчезла. Впервые Берни не видела вокруг ни одной птицы. — Если бы я собиралась кого-нибудь застать врасплох… послушайте, поверьте мне, здесь что-то не так.

Аня снова взяла микрофон:

— Это «Т Двенадцать», вызываю Бирн и Росси, будьте готовы. Предположительно, засекли противника в квадрате Д шесть… ноль-один-три два-пять-четыре.

Но остальные все равно ничего не могли сделать для них в случае, если бы произошло самое худшее. Аня проверила «Лансер». Берни приготовилась съезжать с дороги по пологому склону, который находился впереди, метрах в пятидесяти. Разбитая дорога представляла собой колдобины вперемежку с растрескавшимися бетонными плитами, и внезапно это зрелище приковало к себе ее внимание.

«Да, что-то здесь не так».

Переднее колесо провалилось в яму, и «Тяжеловоз» тряхнуло. В следующее мгновение что-то сильно ударило Берни по голове, и машина полетела — не вперед, а вверх, и дорога совсем исчезла из виду. Пес, заскулив, навалился на нее. Она была уверена в том, что тоже падает, хотя понятия не имела куда. А потом они действительно упали.

Она не сразу сообразила, где находится. Затем поняла, что лежит на полу, голова ее находится около рулевой колонки, а «Тяжеловоз» опрокинут. Берни окружали карты, бутылки с водой и осколки ветрового стекла. Левая дверца исчезла. В кабине висел запах дыма, кордита и крови.

— Черт! — Это было единственное, что пришло ей в голову. Она принялась шарить вокруг в поисках «Лансера» — он должен был быть рядом, — но вместо него ухватила пригоршню шерсти. Мак заскулил. По крайней мере, он жив. — Аня? Эй, Аня!

— Вылезай давай. — Раздался скрежет металла и громкий стон. Голос Ани, казалось, доносился издалека. — Ты меня слышишь, Берни? Ты можешь двигаться?

— Ага. Да, могу. Могу. — Берни механически вцепилась в свой «Лансер», выкарабкалась из дыры, которая только что была дверцей, и приготовилась стрелять. «Засада. Что это было? Гранатомет, бомба?» Не думая, она уже знала, что делать дальше. Оценить обстановку, найти укрытие, выбираться отсюда. Если ты остался жив, это еще не значит, что все кончилось хорошо. — Вы не ранены?

Аня скрючилась рядом с ней, привалившись к днищу взорванного «Тяжеловоза», держа наготове «Лансер». Машина свалилась в неглубокую придорожную канаву, которая помешала ей перевернуться на крышу.

— Не знаю, — произнесла Аня, оглядываясь по сторонам. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Я потом намочу штанишки и расплачусь. — Берни знала, что почти готова сделать хотя бы одно из перечисленного, но ключевым словом здесь было «потом». А сейчас ее странным образом успокаивал тот факт, что она еще держится. Она была в шоке, напугана до смерти, но многолетний боевой опыт помог ей отстраниться от этих эмоций и сосредоточиться на выживании. — Давайте вызывать такси. Если пойдем пешком, нас засекут или напоремся на другую мину.

Нужно было готовиться к худшему. Едва успев произнести эти слова, она вспомнила, что Аня старше ее по званию и что принимать решения — задача командира. «Не важно. Пусть учится». Аня прижала палец к наушнику; голос ее лишь слегка дрожал.

— Центр, это «Т Двенадцать». Центр, как слышите меня? Это «Т Двенадцать». Мы подорвались на мине, находимся в квадрате Д шесть, на главной дороге…

— «Т Двенадцать», мы поняли, где вы, — ответил Матьесон. — Высылаем за вами птичку.

— Противника не видим, но, возможно, мы просто приманка.

— Ясно. Раненые есть?

— Пока с нами все нормально. — Непосредственной угрозы жизни сейчас не было — а если у кого-то из них открылось внутреннее кровотечение, они были оглушены приливом адреналина и из-за шока не могли это почувствовать. — Машина повреждена.

— «Т Двенадцать», направляю к Бирн другой отряд. Ждите.

Берни подползла к краю машины, высунула голову из-за лопнувшего переднего колеса. Примерно в тридцати метрах от них в земле зияла дыра с неровными краями. Часть дороги разворотило, повсюду валялись куски бетона. Она не ожидала увидеть такую большую воронку.

«Вот черт, мы по ней проехали, и затем нас швырнуло вперед. Какие-то несколько секунд спасли нам жизнь».

Смысл происшедшего дойдет до нее позднее. Задняя дверца машины выглядела так, словно ее нашпиговали пулями. Передняя часть лишь слегка помялась при падении; шипела горячая рыжая вода, выливавшаяся из поврежденного радиатора. Главный удар приняла на себя задняя часть машины. Неизвестное устройство взорвалось слишком поздно. И установлено оно было уже после того, как здесь проехал вчерашний патруль. Трудно было заметить следы работы террористов из-за густого кустарника, который окружал дорогу.

Мак был жив-здоров и бродил вокруг, обнюхивая кучи земли около машины; выглядел он вполне нормально.

«Свежий след для пса. Черт, сейчас самое время выследить этих подонков».

— Ты что-то неважно выглядишь, Берни, — сказала Аня. — Ты уверена, что ничего не сломала?

— Я головой стукнулась. Так что у меня теперь есть оправдание, могу несколько дней вести себя как захочу. — За годы службы в армии Берни не один и не два раза приходилось подрываться на мине. Доктор Хейман говорила, что взрыв очень часто повреждает головной мозг, даже если человек не теряет сознания. — Я просто обязана пустить пса по следу. Ему еще суток нет.

— Ты отправляешься прямо в госпиталь, — твердо заявила Аня. — Это приказ.

Берни вдруг показалось, что выследить бродяг сейчас важнее всего на свете. Мак с виду был в порядке. А если у нее самой сотрясение мозга, то доктор Хейман сейчас все равно не сможет это выяснить. У них нет нормального медицинского оборудования. КОГ откатилась на столетие назад.

Она слышала треск остывавшего металла, так что, по крайней мере, взрыв ее не оглушил. В конце концов она различила далекий гул и жужжание лопастей. «Ворон» летел к ним на выручку.

— За сегодня уже два взрывных устройства, — сказала Аня, не сводя взгляда с кучки деревьев, находившихся в двухстах метрах от них. — Как ты думаешь, это их новая стратегия?

— Если да, — пробормотала Берни, — то хотелось бы мне знать, откуда они берут взрывчатку.

— «Т Двенадцать», говорит Бирн, — зажужжал голос в наушнике Берни. — Росси прибыл. Вы упустите самое интересное.

Берни решила, что Сэм таким образом интересуется, живы ли они.

— Прости, сегодня шоу не будет. Но я уверена, у нас, девчонок, еще появится шанс устроить заварушку.

Мак, исследовавший землю, замер на месте и уставился через поле на рощу, видимо позабыв о своих синяках. Возможно, его внимание привлекли кролики.

Но Берни надеялась, что это более крупная добыча.

«Королевский Ворон 239», в двадцати километрах к северу от военно-морской базы Вектес

«Тяжеловоз» лежал на боку, словно раненое животное. Собака обнюхивала землю вокруг машины, на обочине, но Бэрд пока не видел ни Берни, ни Ани.

Они были там. С ними поддерживали контакт по рации, но Маркуса это нисколько не успокаивало. Об этом можно было догадаться только по неподвижному взгляду и стиснутым челюстям, однако Бэрд знал Маркуса достаточно хорошо и видел, что тот взвинчен до предела. Ему совсем не нравится, что Аня лезет в самое пекло. Бэрд размышлял: «Интересно, они обсуждают это между собой?»

Раз в несколько дней они оба исчезали в одно и то же время. Бэрд замечал подобные вещи.

— Ну что, теперь я хотя бы знаю, где можно нормально сесть, — произнес Соротки. — Вижу, Матаки оказалась настолько любезна, что проверила здесь все и подорвала мину… Пожалуй, сядем на дорогу. — («Ворон» сделал вираж и оказался с другой стороны от перевернутой машины. Берни и Аня скорчились в укрытии с автоматами на изготовку. Берни закрывала глаза от песка, поднимаемого винтами вертолета.) — Мальчики и девочки, по газонам не ходить. Неизвестно, чего эти гады наставили по сторонам от дороги.

В наушниках у всех раздался голос Берни:

— Знаете, от вашего ветра тут скоро мины взрываться начнут.

— Сидите тихо, поедательница котят…

Бэрд просунул голову в кабину, чтобы поговорить с механиком. Митчелл склонился над пулеметом, установленным у двери, — как будто высиживал его.

— Слушай, а лошадка-то цела, — сказал Бэрд. — Можно прихватить ее на подвеске.

Митчелл не отрывал взгляда от земли:

— Тебе никогда не говорили, что ты немного слишком фанатеешь от железяк?

— Никогда не бросаю пострадавшую машину.

— Потом Диззи заедет сюда на своем грузовике и притащит машину. Первым делом нужно забрать людей.

— Как только мы улетим, ее сразу же сцапают. Ты что, думаешь, эти козлы не помнят, где ставят мины? Да они сразу же узнают, если кто-нибудь подорвется.

— Очень жаль. — Маркус медленно повернул голову, как делал всегда, когда был разъярен до предела, и пригвоздил Бэрда к месту ледяным взглядом голубых глаз. — Значит, потребуем обратно эту развалюху, когда их поймаем.

Бэрд не боялся Маркуса, но знал, когда необходимо отступить. Никогда нельзя было понять, что на самом деле на уме у этого человека. Бэрд, конечно, мог предугадать, что Маркус будет делать в той или иной ситуации, но он не знал, как тот мыслит, и это его раздражало. Он считал, что любой механизм — человека, животное, машину — можно проанализировать, исследовать его отдельные компоненты, понять, как он функционирует. Но Маркуса он не понимал, и это нервировало его.

«Нет, ты все-таки поддаешься этой ерунде, Маркус! Смотри-ка, волосы дыбом встали из-за Ани! Привязанности — это слабость, дружище. Нужно отключить их. Тогда жизнь станет гораздо проще».

Соротки посадил «Ворон» на дорогу. Берни и Аня выбежали из-за машины, сгибаясь под тяжестью вещей: патронного ящика и двух канистр с топливом.

— Не могу этого им оставить, — пояснила Берни. Под мышкой у нее торчали карты. — Пришлось все из машины выгрести.

Бэрд преградил Берни дорогу и попытался отнять у нее ящик:

— Вот что бывает, когда за рулем женщина. Наверное, ты унаследовала жизни всех съеденных кошек, Бабуля.

Она не выпустила ящик из рук, но он видел, что ее шатает.

— Спасибо, я справлюсь.

— Конечно справишься. — Он вырвал у нее ношу. Он сам не знал зачем — неужели волновался за нее? Однако он старался сделать вид, что ему все безразлично. — А потом тебя хватит удар, и Хоффман меня живьем сожрет за то, что я это допустил.

Маркус забрал у Ани канистры с топливом и повел ее к вертолету. Берни устало пожала плечами:

— Похоже, нам нужна какая-то штука для обнаружения мин, Блондин. Придумай что-нибудь.

— Уже придумал: нужно приспособить минный трал на капсулу-бур. А теперь пошевеливай задницей и забирайся на птичку, пока не сломала что-нибудь еще.

— Вот черт! — Не обращая внимания на Бэрда, она щелкнула пальцами, чтобы подозвать пса. Мак подбежал к ней и уселся у ее ног, ожидая приказаний. — Мак! Хочешь поискать плохих парней? Ищи!

— Ты что, оглохла или уже в маразм впадаешь? Пора убираться отсюда.

— Ничего, бомба была слабенькая. Я в порядке.

Мак уже устремился по следу в сторону группы деревьев.

— А вот след свежий. Самое время выследить их.

— Черепно-мозговая травма. Субдуральные гематомы. — Бэрд уже думал, что Берни, наверное, придется затаскивать на борт силой, и принялся размышлять, каким образом ее обезвредить. — Далее — отек головного мозга. Кома.

— Спасибо тебе. Ты такой жизнерадостный маленький гаденыш!

Она материнским жестом похлопала его по спине, как Коула, и отправилась вслед за собакой. Маркус, рассматривавший воронку, поднял голову и спросил:

— Какого черта, куда это она собралась?

— На охоту за бандитами. Любимое занятие островитян.

— И ты ее отпустил.

— Слушай, я что, сиделка в доме для престарелых?

Маркус вздохнул и нажал на наушник:

— Матаки, возвращайся немедленно.

Последовала пауза; затем она все-таки ответила. Должно быть, она спустилась в какую-то расселину, потому что Бэрд видел над травой только седые волосы и покачивавшийся верх ее рюкзака.

— Мак взял след, — ответила она. — Ты что, хочешь упустить такой шанс?

— Ты сильно головой ударилась, Матаки?

— Не настолько сильно, чтобы забыть, что мне надо поквитаться с этими долдонами.

Маркус даже не стал просить. Жестом он приказал Бэрду следовать за Берни и снова заговорил по рации:

— Соротки, мы идем за ними. Отвезите лейтенанта Штрауд обратно на базу.

— Понял, — ответил Соротки. — Если нужно, вызывайте.

Аня вмешалась в разговор:

— Слушайте, я в порядке. Я должна идти с ними…

Но голос ее заглушил вой двигателей поднимавшегося «Ворона». Бэрду не нравилось, когда женщины участвуют в боевых операциях, но вот так обращаться с Аней означало нарываться на неприятности — и не только потому, что она была старше Маркуса по званию. Она ему это еще припомнит, и не важно, каковы его мотивы.

— Ух ты, жестко, — произнес Бэрд. — Придется тебе еще очень долго ограничиваться общением со своей правой рукой.

— Заткни пасть, Бэрд, — пробормотал Маркус.

Бэрд не умел держать язык за зубами и сам прекрасно это знал. У него всегда было наготове какое-нибудь язвительное замечание; он даже не мог списать это на глупость. Иногда это был страх, иногда — раздражение, но в основном — привычка, и он часто жалел, что не в состоянии держать рот на замке. Он знал, что все эти люди, самые близкие ему, — отряд «Дельта» — тоже понимают это и знают, когда нужно его просто проигнорировать.

Это его немного утешало. Впервые в жизни ему было относительно легко общаться с людьми.

В наушнике что-то щелкнуло.

— Они же должны болтаться где-то поблизости, да? — спросила Берни. — Они где-то недалеко.

— Они наверняка хотят знать, подорвали кого-то или нет, — заметил Бэрд. — Если они не глухие, то услышали взрыв.

— А кто-нибудь проверяет, не пропадают ли на фермах химикаты? Здесь изготавливают хлорат натрия и азотные удобрения.

— О, как раз то, что нам нужно.

— Когда хочешь кого-то убить, берешь то, что оказывается под рукой. На фермах необходимы гербициды и удобрения, Блондин.

— Вижу сельскохозяйственный опыт, Бабуля.

Однако в ее словах был смысл. Бродяги из любого дерьма смогут изготовить взрывчатку, сойдет все: гербицид, удобрение, даже старый добрый тринитротолуол. А когда у них закончатся химикалии, когда закончатся пули, они начнут устраивать ямы с деревянными кольями, намазанными ядом. Но что бы это ни было, какой бы примитивной ни стала партизанская война, все равно людей будут калечить и убивать.

«Мы никогда не сможем перебить их всех. Слишком много укрытий. Однако целей у них не слишком много. Им нужно приближаться к нашим поселениям или устраивать засады на проезжающий транспорт. Пора начать заманивать этих ублюдков в наши собственные ловушки».

Маркус проворчал что-то про себя, прижимая палец к уху. Он слушал переговоры Росси с Центром.

— Они их упустили, — сообщил он. — Сэм отправилась обезвреживать бомбу. Она говорит, ей нужна взрывчатка.

— Сумасшедшая баба. Удачи тебе в ее приручении, Бабуля.

— Мотовство до нужды доведет, Блондин.

— Черт, мы победили червей. Нам следовало сделать то же самое и здесь, разбомбить бродяг к собачьей матери, пока они еще сидели в одном месте.

— Аминь, — буркнула Берни.

Маркус заговорил:

— А по-моему, нам следует сейчас всем заткнуться, к чертям собачьим!

Пес вел их по петлявшей среди поля тропинке к небольшой рощице. Бэрд догнал Берни, когда та застыла на вершине крутого склона. В нескольких метрах от них, внизу, среди тонких стволов деревьев, росших на берегу, блестел ручей, а Мак, принюхиваясь, бегал взад-вперед по склону.

Берни щелкнула пальцами, чтобы привлечь его внимание:

— Ищи, Мак. Они перешли ручей? Правда? Давай дальше. Найди их.

Пес спустился к ручью, прошел несколько метров по мелководью; вид у него был растерянный. Правильно, что Бэрд не верил во всю эту бойскаутскую чепуху.

— Ты уверена, что твоя шавка умеет охотиться? — спросил он. — Если какая-то жалкая лужа может сбить ее со следа, тогда толку от нее ноль.

— Блондин, кто из нас специалист по выживанию, а?

— Ну опять завела свое. Дикая женщина из гребаного леса.

Маркус, присев на корточки, молча наблюдал за маневрами Мака. Спустя несколько минут пес замер, — казалось, его сильно заинтересовал участок грязи на противоположном берегу, затем он резво устремился вверх по склону.

— Поехали, — произнесла Берни.

Она направилась за собакой, — наверное, ее гнали вперед остатки адреналина. Бэрд размышлял о том, долго ли она еще продержится.

— А если он найдет лагерь бродяг, у него хватит ума не врываться туда на полном ходу?

— Вряд ли. Так что лучше не отставай.

Нелегко было пробираться среди торчавших из земли корней и подлеска, но пес, похоже, знал, куда идти, и Берни ему верила. Она постоянно останавливалась, рассматривая сломанные ветки и прочие признаки недавнего пребывания людей. Бэрд, не отключавший рацию, настроенную на частоту отряда, догнал ее.

— Стойте! — внезапно произнес Маркус. — Слушайте.

Бэрд замер, и Берни снова обогнала его. Нужно было присматривать за собакой. Маркус жестом приказал Бэрду слушать внимательно, а это означало переход на частоту Центра. Маркус редко появлялся без этого чертова наушника, даже в свободное время. Бэрд был практически уверен в том, что он с ним спит.

— Вот дерьмо! — Маркус смотрел на деревья неподвижным взглядом, явно сосредоточенный на том, что слышал. — Шоу началось.

Бэрд сменил частоту. В то же мгновение его оглушили голоса из того кошмара, который, как им казалось, они навсегда оставили позади, на материке. Отряды, патрулировавшие дороги, сообщали о взрывах и засадах. Трудно было уловить какие-то детали. Он вдруг обнаружил, что старается различить имя Коула — на случай, если тот решил помочь кому-то и вляпался в это дерьмо.

Голос Матьесона был обманчиво бесстрастным:

— Повторите, «К Десять». Сколько у вас раненых? Андерсен безнадежен? Насколько тяжелое состояние?

Затем он расслышал другой знакомый голос — Аня. Судя по всему, она уже вернулась в Центр.

— «К Десять», вертолет «КВ Три-Три» направляется к вам для эвакуации, расчетное время — десять минут. Ждите.

Андерсен. Бэрд не расслышал, какова причина его крайне тяжелого состояния — серьезное ранение брюшной полости, травма конечности или что-то другое, — но он хорошо знал сержанта, и почему-то известие о его скорой смерти потрясло Бэрда сильнее, чем вся война с Саранчой. Каждый день в боях с червями он терял товарищей и смог пережить это. Но сейчас войны не было, они не сражались против кровожадных ублюдков-червей, и это сводило Бэрда с ума. Они выжили, победили в многолетней борьбе с монстрами только для того, чтобы их убивали эти мерзкие твари — люди. Никогда в своей жизни он не испытывал подобной ярости. Его душило желание мстить, убивать. Но он застрял в глухом лесу, где убивать было некого.

Маркус не мигая смотрел сквозь него:

— Феникс вызывает Центр. Мы в порядке. Нужна наша помощь?

Он дал людям в Центре время подумать и ответить не торопясь. Аня заговорила:

— Маркус, у нас сейчас десять происшествий одновременно, включая одно с гораснийскими солдатами. Это похоже на координированную атаку. Если вам понадобится поддержка с воздуха, то вряд ли вы ее получите.

— Ничего, Центр. Пока противника не видно.

— Хоффман напоминает, что нужно хотя бы кого-нибудь взять живым.

Маркус внезапно сфокусировал взгляд на лице Бэрда.

— Не забудем, я об этом позабочусь. — Он помолчал. — Держи нас в курсе насчет Андерсена. Конец связи.

Маркус хорошо относился к Андерсену. Берни тоже. Все они пили вместе в сержантской столовой. Бэрду больше не казалось, что он напрасно тратит время, выслеживая нескольких подонков в грязи.

— Вот черт, я все слышала. — Берни возвращалась к ним. Она вела Мака на поводке, с трудом удерживая его. — Вот именно так кучка засранцев может одолеть профессиональную армию. Идем. Маку не терпится перегрызть кое-кому глотку.

— Уверен, гораснийцы бьются в экстазе, обнаружив, что в их новом доме война идет полным ходом, — заметил Бэрд. — Это отвлечет их от мыслей о пропавшем фрегате.

— Это примитивные ловушки. — Маркус, поморщившись, покачал головой. — Пока еще не война.

— Ага, это ты Рори скажешь, — ответила Берни, таща пса назад. — Если он останется в живых.

Они продолжили путь в молчании. Бэрд по-прежнему слышал бешеный стук собственного сердца. Он немного успокоился только тогда, когда Мак резко остановился, навострил уши и пристально уставился сквозь деревья на каменистый склон. Он не издал ни звука. Бэрд ожидал, что он начнет лаять, как цепной пес, но тот просто смотрел, даже не обращая внимания на подошедших к нему людей. Собака определенно была обучена выслеживать людей.

Берни присела рядом с ним:

— Что там, дружище? Засек кого-то?

Маркус отошел подальше от собаки и встал рядом с Бэрдом, держа в руке бинокль. Он явно чувствовал себя неуютно в присутствии животного. Бэрд, прищурившись, осмотрел склон и попытался представить, что может видеть на таком расстоянии собака. Может, он что-то почуял, может, даже услышал. Чувства у Мака были гораздо более острыми, чем у них.

А потом он увидел это. Что-то просто мелькнуло, но он был уверен: над камнями поднялся дымок или облачко пепла, а через пару секунд его унес ветер. Мак раздул ноздри.

— Наверное, лагерь, — сказал Бэрд, передавая бинокль Маркусу и стараясь не потерять место, где он видел дым. — Угол сорок градусов, слева от кустов. Видишь тень?

Маркус осмотрел склон в бинокль. Берни вцепилась в «Лансер», затаив дыхание, и Бэрду пришла в голову непрошеная мысль: а может быть, у него появились бы какие-нибудь чувства к собственной матери, если бы она дожила до старости?

«Нет. Она все равно осталась бы стервой. Еще не хватало мне чувства вины».

— Черт! — Маркус опустил бинокль. — Пещеры. Совсем как в старые добрые времена.

Пещеры были предназначены для того, чтобы заходить в них. Бэрд не боялся того, что может найти там. Ему слишком много раз приходилось иметь дело с настоящими монстрами, так что люди его не пугали.

— Эй, ты, мешок с блохами, — обратился он к Маку, высматривая, какой дорогой лучше всего подниматься в гору. — Надеюсь, ты нашел нам не кроличью нору.

Военно-морская база Вектес, Нью-Хасинто

Дом часто размышлял о том, сможет ли Коул стрелять в себе подобного, но за несколько месяцев, проведенных на Вектесе, этот вопрос быстро прояснился.

Да, он вполне в состоянии нажать на курок, это точно.

Официально у них был свободный день, но сейчас это было уже не важно. Как только «КВ-33» сел на плацу, появились санитары, но из грузовой кабины вынесли только мешок с телом. Двое солдат из отряда Рори Андерсена, покрытые синяками и ссадинами, отправились в лазарет самостоятельно. Эта сцена была обычной для Хасинто, но никто не ожидал увидеть ее вновь здесь и сейчас. Они же покончили со всем этим.

Коул подошел и встал рядом, держа в одной руке наполовину вычищенную цепь от «Лансера», а в другой — потрепанную щетку из металлической проволоки. Дом избегал встречаться с ним взглядом.

— Это Андерсен, — сказал Дом. Когда он произнес имя, смерть стала реальной. До этого момента можно было еще пытаться не верить в то, что человек мертв. — Я только что узнал от Ани.

— О черт! — Коул на мгновение зажмурил глаза. — А где его жена?

— Рейд отправился искать ее. Они выжили после пятнадцати лет войны с червями, и он погиб здесь. Он погиб сейчас. Я тебе вот что скажу: в этом нет никакого смысла, черт бы все это побрал!

Смысл. Да, вот в чем все дело. В борьбе с червями хотя бы был какой-то смысл, даже притом что никто не знал, что на самом деле нужно этим тварям, кроме как смести человечество с лица планеты. А сейчас Дом как будто снова оказался в запутанном мире эпохи Маятниковых войн, где он прекрасно понимал и разделял мотивы противника. Людям не стоит затевать войны между собой. Вести такую войну гораздо тяжелее.

Он проверил свой «Лансер».

— Надо было мне полететь с Маркусом…

— Ага, наверное, но…

Слова Коула потонули в грохоте взрыва, и Дом инстинктивно бросился на землю. Спустя долю секунды гигантский шар дыма и огня поднялся над стенами военно-морской базы, и Дом вдруг обнаружил, что бежит прямо туда. Все, кто не был занят непосредственно каким-нибудь делом, последовали его примеру. Он пока не мог понять, где именно произошел взрыв, но похоже было, что это случилось в лагере гораснийцев, за стенами базы.

Если бомба рванула внутри базы, тогда у КОГ имеются гораздо более серьезные проблемы, чем они думают.

Но это было не так. Коул и Дом добрались до северо-западных ворот как раз вовремя, чтобы увидеть два открытых грузовика, направлявшихся по главной дороге к скоплению гораснийских палаток. Дым поднимался над дальней частью лагеря. Даже Центр вряд ли мог сейчас установить, что там произошло. Гораснийцы щебетали на своем языке, а люди из Центра пытались на языке Тируса выяснить, что случилось. Но это у них плохо получалось.

Инстинкт приказывал Дому то же самое, что и всем остальным солдатам, находившимся на базе: уладить ситуацию, не важно как — помогать ли раненым или оцепить место происшествия. Они быстро направились к палаточному лагерю, но двое тамошних охранников преградили им путь.

— У нас все под контролем, — сказал один из них на тиранском языке. Фраза прозвучала так, словно он заучил ее наизусть, не понимая смысла слов. — Спасибо.

— Там взорвалась бомба, сынок. — Коул всегда готов был помочь. Искренне. — По-моему, это не означает «под контролем».

— Вы хотите что-то сделать? — спросил охранник. Значит, он все прекрасно понимал. — Делайте свою работу, солдаты. Делайте так, чтобы на дорогах не было бомб. Не знаете как? Мы вам покажем. Но потом.

— Вы больше не у себя в Горасной! — рявкнул Дом. — Здесь нет никаких гребаных границ.

— У нас есть обученные люди. Если вы будете тут ходить, будете им только мешать. — Горасниец говорил вполне мирно, но дорогу не уступал. — Спасибо.

Коул взял Дома за плечи, развернул его и повел обратно к базе:

— У нас полно других дел. Ты слышал, что сказал этот человек.

— Сволочи неблагодарные! — Парень был в чем-то прав, но Дом не привык к тому, чтобы его посылали подальше. Он был разъярен — черт, он сам не знал отчего: была ли это реакция на смерть Андерсена, Марии или на любую из сотен других смертей. Он знал только одно: он не хочет просто стоять и думать. Он нажал на кнопку наушника. — Сантьяго вызывает Центр, мы с Коулом вам нужны где-нибудь?

Центр сейчас был завален сообщениями, и последнее, что было нужно диспетчерам, — это солдаты, спрашивающие, что им делать. Однако на случай чрезвычайных происшествий существовал план, и отклонения от него могли доставить Центру еще больше проблем. Матьесон ответил после длительной паузы:

— Можете помочь нам здесь, Дом. Будете принимать вызовы.

— Уже идем, — ответил Дом.

Главный корпус военно-морской базы располагался среди череды казенных пятиэтажных бараков из красного кирпича — винтовые лестницы, лакированные полы, темно-зеленые стены. Дом и Коул с трудом пробились сквозь встречный поток солдат и добровольцев, хлынувший из главных дверей. Дом, перескакивая через две ступеньки, помчался в командный центр, приглаживая на ходу форму, несмотря на то что уже очень давно никто не обращал внимания на внешний вид. Как только он вошел в помещение, его оглушила звуковая волна: переговоры, доносившиеся из громкоговорителей, голоса операторов с телефонными трубками в одной руке и наушниками от раций — в другой. Группа местных жителей возилась около висевшего на стене табло, на котором отражалась информация о происшествиях. Они наносили места стычек на нарисованную от руки карту. Матьесон, не прерывая разговора, развернулся в кресле и показал Дому и Коулу на консоль рядом с Аней.

— Хорошо, что Маркус не взял меня на охоту, — произнесла она непонятную фразу. — Там черт знает что творится. Дом, садись за рацию и найди «Сигму Два». От них что-то ничего не слышно. Коул, ты будешь держать связь с Пелруаном. У них пока никаких происшествий, но мне нужно постоянно знать, что там происходит.

На подбородке у Ани виднелось несколько царапин. Она закатала рукава, и, когда потянулась за телефонной трубкой, Дом заметил у нее над локтем огромный синяк.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Да, она взорвалась уже позади нас. — Она взглянула ему за спину, на доску. — Однако остальным четырнадцати машинам повезло меньше. Убиты двое гораснийцев, четверо наших, несколько тяжелораненых. Я легко отделалась.

Сидеть в командном центре оказалось гораздо тяжелее, чем представлял себе Дом. Все дело было в ожидании, в невозможности схватить автомат и дать выход напряжению. Шаря по частотам в попытке найти «Сигму», он прислушивался к разговорам. Транспортный отряд пытался привести в действие минный трал, строительные рабочие обнаружили около недостроенного дома подозрительный участок недавно взрыхленной почвы, в операционную требовался электрик, чтобы починить какие-то лампы. Различив слова «тяжелое ранение брюшной полости», он постарался немедленно забыть о них.

Карлос. Иногда бывало, что Дом не вспоминал брата несколько дней подряд, а потом наступало время, когда он не мог думать ни о ком другом, даже сейчас, через семнадцать лет. Годы определенно не излечили его. Просто со временем промежутки между приступами боли становились длиннее. Оставалось только с головой погрузиться в насущные проблемы и не давать прошлому возможности проникнуть в мысли до тех пор, пока ты не почувствуешь, что в состоянии как-то справиться с воспоминаниями.

В помещение вошел Хоффман в сопровождении Майклсона. Дом сидел спиной к двери, пытаясь разобрать, что гражданские пишут мелом на доске, но голос Хоффмана, даже если тот говорил шепотом, всегда привлекал его внимание. Полковник когда-то был его непосредственным командиром. Даже теперь какая-то часть сознания Дома ежеминутно готова была выполнять его приказы.

— До тех пор пока мы не узнаем, что у них за взрывчатка, мы не сможем лишить их источников снабжения. — Это говорил Майклсон. — Что они делают: воруют сельскохозяйственные химикаты? Изготовляют их? Черт, Вик, они могут даже подвозить их по морю. Я не в состоянии полностью закрыть остров, даже с радарами на катерах.

Хоффман раздраженно проворчал:

— Если Треску так уверен, что может научить нас, с какого конца лучше разбивать чертовы яйца, то пусть сам и занимается патрулированием!

— Ну вот что: если их снабжают с моря, я скорее сдохну, чем буду тратить время и топливо на пограничные катера! — рявкнул Майклсон. — Мы здесь не таможенники. Будем топить любое чужое судно. Они быстро сообразят, что к чему.

— Вон он идет, — произнес Хоффман. — Сделай радостное лицо, Квентин.

Вошли Прескотт и Треску. Дом искоса наблюдал за ними. Треску привык быть главой государства и привык к соответствующему отношению, даже если граждан в этом государстве насчитывалось всего несколько тысяч человек. Держал он себя надменно, как будто это он принимал здесь решения. Прескотт, казалось, находил это забавным. Если это видел Дом, то Треску тоже наверняка все понимал. Эти двое спорили о чем-то — говорили сквозь зубы, не повышая голоса, но это совершенно не означало, что их интересовало мнение окружающих. Дом почувствовал себя как ребенок или слуга, подслушивающий разговор хозяев. Прескотт уселся за свободный стол, не отрывая от гораснийского лидера пристального неприязненного взгляда.

— Мое решение не встретило поддержки у граждан, — говорил Треску. — Многие хотели рискнуть и остаться на материке. Я пообещал им, что с вами нам будет безопаснее, и теперь из-за вас я выгляжу лжецом. Сотня голодающих подонков, и вы не можете с ними справиться? Ничего себе — могущественная Коалиция, которая поставила на колени Независимые Республики!

— Это вам не война, черт бы ее драл! — прорычал Хоффман. — Это терроризм прямо у наших дверей. Мы не можем сжечь их, не можем разбомбить их, потому что, кроме этого острова, у нас ничего не осталось. Поэтому перебьем их постепенно. У вас есть идея получше? Вы сами только что потеряли целый фрегат и понятия не имеете, как это случилось.

Треску — ему было, наверное, около сорока, жесткое лицо, ежик темных волос и аккуратно подстриженная борода с ранней сединой — склонился ближе к Хоффману, но не с дружеским, а с угрожающим выражением. Дом уже ждал, что полковник сейчас вытрясет из этого человека душу. Но тот лишь стиснул челюсти, как будто Прескотт приказал ему держать язык за зубами, несмотря ни на что.

— Полковник, вы в КОГ слишком мягкотелы. Вы толерантны. Вы объявляете амнистию. — В устах Треску эти слова звучали как непристойности. — И поэтому у вас проблема с бродягами, несмотря на то что в вашем распоряжении имеются несколько сотен потенциальных заложников и потенциальных информаторов — прямо у вас дома. А мы не такие мягкие. И у себя мы решили проблему с бродягами. — Он сделал паузу. — А насчет фрегата — я выясню, что с ним случилось.

Прескотт вмешался в разговор:

— Эти люди не заложники, капитан. Они приняли условия амнистии. В основном это женщины, дети и старики.

— Я же и сказал — мягкотелые.

Хоффмана уже трясло. У старика был взрывной характер, и каждый раз, когда он приходил в ярость, Дом боялся, что того хватит удар. Треску медленно отодвинулся.

— Пожалуйста, можете в любой момент научить нас, как это делается, — ответил Хоффман. — Вырвите парочку ногтей. Мы в этом не сильны.

Треску вел себя весьма вызывающе для обладателя нескольких кораблей и буровой вышки.

— Приведите ко мне несколько бродяг, и я это сделаю, — заявил он. — Вам нужна информация — я ее раздобуду.

На мгновение Дом уже решил было, что Треску просит их схватить кого-нибудь из бродяг, получивших гражданство КОГ, и выбить из них показания. Он видел в этом смысл: люди, пришедшие в Нью-Хасинто, наверняка еще помнили кое-что о своих приятелях, оставшихся по другую сторону забора, — но эта мысль была ему неприятна.

— Прямо сейчас один из наших отрядов занимается их поисками, капитан, — сказал Прескотт, бросив взгляд на Матьесона. — Они возьмут в плен несколько человек.

— Эти пленники будут мне нужны. — Треску взял со стола сложенную карту. — А вы можете умыть руки, чтобы продолжать притворяться цивилизованным правительством. Сейчас же мне пора идти и успокоить своих людей.

Треску вышел. Прескотт, подняв брови, взглянул на Хоффмана.

— Возбудимый экземпляр, а? — Майклсон, сложив руки, изучал висевшую на стене карту. — Хотя, поскольку у него всего три или четыре тысячи человек, масштаб угрозы представляется ему несколько завышенным.

— Мы тоже потеряли сегодня хороших людей, Квентин, — возразил Хоффман. — Я сам напуган.

Прескотт же в политических лабиринтах чувствовал себя как рыба в воде.

— Пора уже отучить его от мыслей о его людях и его территории. Давайте в разговорах с ним сами следить за речью. Мы, нам, нас.

— Значит, запрещается называть его ничтожеством, которое всю жизнь чистило бы унитазы, если бы не буровая с Имульсией? — Хоффман провел ладонями по бритому черепу, не отрывая взгляда от доски с информацией. — Но мы же не можем класть в штаны и бежать прятаться каждый раз, когда взрывается бомба. Нельзя, чтобы это превратилось в осаду.

— В таком случае доставьте Треску парочку этих ублюдков живыми, — сказал Прескотт. — Дайте ему ощущение собственной значимости. Если мы этого не сделаем, он захватит пленных сам, но информации нам не даст. Сейчас он должен принять тот факт, что он — гражданин КОГ.

— Я никогда не был особенно щепетилен с гражданскими, господин Председатель, — возразил Хоффман. — Но если вы хотите пытать бродяг, пойманных за стенами лагеря, вам лучше подумать о том, как к этому отнесутся те, кого вы впустили внутрь. Не важно при этом, кто будет приставлять им электропровода к пяткам, Треску или мы.

Дом забыл, что нужно притворяться глухим и слепым. Хоффман резко развернулся и уставился прямо на него:

— Сантьяго, вы что, увлеклись вязанием?

— Меня попросили здесь помочь, сэр. Я не на дежурстве.

— Для сидения здесь я могу найти какого-нибудь сержанта. Вы и Коул отправляетесь на помощь Фениксу. Соротки уже ждет. И не возвращайтесь без живого бродяги.

У Дома был приказ. У него было также весьма четкое представление о том, что произойдет с человеком, которого он поймает и передаст Треску. На миг эта мысль стала ему отвратительна, и он подумал, как сильно это задание отличается от его намерения убить несколько врагов в отместку за Андерсена. А может быть, никаких различий и нет. Но сомнения сказали ему, что различия имеются — по крайней мере, лично для него.

— Будет сделано, сэр, — произнес Дом.