Укрепленный вход

Глава 20

Мудроу, голый и довольно пьяный, лежал в постели. Телефон звонил постоянно. Стенли был один, потому что Бетти решила остаться на ночь у своей сестры на Холмах Джексона. Голый — потому что пьяный. А пьяный, потому что он и Данлеп отпраздновали первый безрезультатный день совместной деятельности, приняв шесть (или семь, а может быть, восемь) стаканчиков бурбона за ужином в итальянском ресторане.

Первым позвонил помощник адвоката Ино Кавеччи, который немедленно и агрессивно начал жаловаться.

— Что происходит с этими людьми? — кричал он. — Они не желают помочь даже самим себе. Я разговаривал с каждым жильцом, получившим уведомление о выселении, предлагал подписать петицию, чтобы можно было отправить на судебное рассмотрение все дела одновременно. Но они не хотят сотрудничать с нами. Вы можете в это поверить? Три семьи уже сматываются оттуда. Это же бессмысленно! И этих идиотов мы будем защищать за просто так! Я все утро мечтал, чтобы мне хоть кто-нибудь объяснил почему. Впрочем, я и сам все понял. Из жадности. Вы же понимаете, владелец не получал деньги по их чекам, вот они и прикинули, можно не заплатить хозяину еще раз. К тому же судья даст несколько месяцев отсрочки, чтобы они смогли подыскать другую квартиру, и эти люди опять не будут перечислять квартплату. А так как они все равно найдут, где поселиться, то просто воспользуются тем, что шесть месяцев можно прожить даром. Клянусь вам, если бы я прочитал где-нибудь об этом, никогда бы не поверил!

От энергичных воплей Кавеччи у Мудроу начала кружиться голова.

— Подождите минуточку, — прервал он помощника адвоката, пытаясь встряхнуться. — Я вас просил выяснить, как обстоит дело с пустующими квартирами.

— Вот это еще одна сенсация, — простонал Кавеччи. — Просто трудно поверить. Ведь это же зоопарк, черт возьми!

Мудроу насторожился.

— Что вы имеете в виду?

— Должен признать, я не так уж много знаю о Холмах Джексона, но у меня всегда было впечатление, что этот район все же отличается от восточной части Нью-Йорка: Но оказалось, в доме полным-полно наркоманов и продавцов наркотиков. Можете представить, одна шлюха предложила мне трахнуть ее прямо в коридоре! Эта сука ничего не стеснялась! Она задрала юбку и начала выставляться. Когда ее дружок понял, что я на это не клюну, предложил купить немного крэка. Слушайте, мне что, подстричься, что ли, чтобы меня не принимали за наркомана, когда я хожу по дому, пытаясь посчитать пустые квартиры?

— Инносенцио…

— Ино! Пожалуйста, называйте меня Ино! Я уже третье поколение!

— Ино, сделайте одолжение, говорите по делу. Я плохо себя чувствую.

— Я думал, что с ума сойду! Но потом натолкнулся на этого старика по имени Майк Бенбаум. Мне просто повезло с ним. Подходит этот старик и спрашивает, работаю ли я в отделе помощи неимущим, говорит, что Бетти посоветовала ему найти меня. Это же клад, он знает все об этом доме! Все!

— Просто скажите мне, сколько там пустых квартир, ладно? — В голосе Мудроу уже звучало напряжение. В голове что-то стучало, как молотком, и ему хотелось только одного — цифры, которую назовет Кавеччи.

— Сегодня, в три часа дня, было тридцать. Но самое удивительное, что часть людей уже сматывается. Я и говорю, в это вообще трудно поверить! В любых трущобах я могу организовать людей. А здесь, на Холмах Джексона, у жильцов водятся кое-какие деньжата, они прячутся в своих квартирах, как кролики. Вот и пойди поработай с ними!

— Да, — вздохнул Мудроу, — пойди поработай! Спасибо, что позвонили.

— Вы что, устали?

— Да. Я устал.

— Ну еще одно до того, как вы повесите трубку. Я наткнулся на азиата по имени Азиз. Он сказал мне, что целая серия уведомлений о выселении появилась и в двух других домах.

Через десять минут позвонила Леонора Хиггинс. Мудроу все еще лежал в постели, но не спал. После разговора с помощником юриста он принес с кухни бутылку бурбона и, задумавшись, потягивал напиток.

— Да, — ответил он резко.

— Стенли?

— Леонора?

— Да, это я.

Мудроу насторожился. В глубине души он не был уверен, что владелец «Джексон Армз» имеет отношение ко всей этой операции, но пусть хотя бы его имя станет маленькой и единственной сегодняшней победой.

— У меня для тебя плохие новости, Стенли, — услышал он. Леонора понятия не имела, как ужасно все сложилось у Мудроу и в каком состоянии он находится. У нее самой был длинный тяжелый день, и она мечтала о горячей ванне, стакане белого вина и теплой постели. — Сегодня вечером, после суда, я добралась до банка данных Агентства по сохранению и развитию недвижимости. Имени владельца там не оказалось. И в том, другом агентстве также не зафиксировано это имя. Собственность во владении корпорации, и везде есть только ее название — «Болт Реалти».

— Но как же так? Как можно наблюдать за кем-либо, если даже не знать, за кем наблюдаешь? А вдруг это сам Гитлер, черт побери, им и на него наплевать? — Внезапно вернулась головная боль, которую Мудроу потопил было в новой порции бурбона «Дикая индейка».

— Ты прав, Стенли, но только отчасти. Если бы в Нью-Йорке узнали, что Гитлер владеет собственностью, тогда политиканам пришлось бы потрудиться, чтобы защитить собственные задницы. Именно поэтому они и не хотят никакой информации. Не хотят знать ни о чем. Вот тебе факт — везде одни и те же сведения. Записаны данные о средней квартплате, размерах и характеристиках собственности, состоянии дома. Я могу назвать тебе дату, когда было завершено строительство, количество комнат, ежегодный доход от эксплуатации здания, на сколько увеличена в последний раз плата за жилье…

— Ну ладно, — простонал Мудроу. — Я тебя понял. — Он попытался растереть эпицентр боли, которая распространялась уже по всему лбу. — Но ты говорила, что можешь попробовать найти информацию где-то еще.

— Я сейчас пытаюсь выйти на документы компании, посмотреть бумаги, подаваемые для сертификации. Но знаешь, на меня наткнулся один из работников отдела и устроил истерику.

— Подожди минуточку, Леонора. — Мудроу выпрямился на кровати. — Ты смотри, не вляпайся в дерьмо из-за этого дела. Не вздумай рисковать, потому что мы даже не знаем, насколько необходима эта информация.

Леонору очень согрела его забота, и она улыбнулась трубке.

— Знаешь что, Стенли. Ты очень мил. Очень-очень мил.

— Да, мил, как кукла, — согласился Мудроу, потягивая спиртное. — Я действительно имею в виду то, что говорю. Не подставляйся из-за этого дела.

— Не беспокойся, Стенли. Опасности никакой нет. Но мне лучше там не появляться в течение ближайших двух недель.

— Могу ли я тебе за это время чем-нибудь помочь?

Мудроу не отнес свою бутылку на кухню после того, как Леонора Хиггинс повесила трубку. Разочарование — всегда часть работы полицейского. Как правило, приходилось проводить по пятьдесят бесплодных, никому не нужных бесед, чтобы найти хоть одного свидетеля. Десятки раз замерзать зимой в видавшем виды «додже», чтобы заснять на видеопленку хоть одну сделку по продаже наркотиков. Но теперь Мудроу просто взбесила система, которая регулировала индустрию недвижимости, не интересуясь именами тех, над кем надзирает. Проработав тридцать пять лет в полиции, Мудроу понимал — карты у всех разные. И карточные столы, черт возьми, тоже! Впрочем, он привык видеть в основном то, что происходит под карточным столом. Так было всегда. Большая часть его деятельности прошла на восточной территории города, уставленной полуразвалившимися домами. Вот почему его выводил из себя страх перед тем, что он не знает других игроков и правил игры.

От этих размышлений его отвлек вновь зазвонивший телефон. Последний звонок, решил Мудроу, а потом — спать (или по крайней мере потушить свет). Как он и надеялся, это был Пэт Шиман.

— Мудроу? — Голос Шимана звучал резко и нетерпеливо. — Во-первых, спасибо тебе за то, что ты послал сюда этого парня по поводу выселения. Он говорит, Луи не надо будет являться в суд. Юрист возьмет все на себя. Так что спасибо.

Мудроу легко распознал некоторую холодность в голосе Шимана. Он очень хорошо знал тюремные нравы, ненависть к полицейским была так же естественна, как и биение пульса. Мудроу с этим сталкивался ежедневно и уже привык. Однако Шиман у него в долгу, и грех не воспользоваться его помощью.

— Мне надо, чтобы ты кое-что сделал, — сказал Мудроу. — Я знаю, у тебя сейчас много забот с Луи.

Шиман понял — он сейчас одновременно и охотник, и жертва. Так часто случалось в его жизни.

— Луи действительно себя плохо чувствует, и я не могу долго разговаривать по телефону.

— Для начала расскажи, что происходит в доме.

— Да просто рай для наркоманов, — хмыкнул Шиман. — Шипучее, тягучее, в порошке, ампулах — в любом виде и любого цвета, немедленно и даже в открытую. Бенбаум сказал, ты там кого-то взял с поличным, и я подумал, наверное, за наркотики. Ко мне тоже два раза подходили, пока я шел в свою квартиру.

— Продавцы принимают тебя за одного из клиентов? — спросил Мудроу невинным голосом.

— Знаешь, когда разочек отмотаешь срок, — так же непринужденно заметил Шиман, — это все равно, что татуировка на лице. Любой, кто там побывал, сразу все видит.

— Неприятно, наверное?

— Слушай, Мудроу, хватит чушь молоть. Чего ты еще хочешь от меня?

— Скажи, Пэт, почему, по-твоему, наркотики появились в вашем доме? У этих продавцов радар, что ли, откуда они знают про беспорядки в районе? Как они вообще попали на Холмы Джексона, черт возьми?

Шиман некоторое время молчал, а затем ответил:

— Хороший вопрос. Но я понятия не имею ни о чем таком.

— Слушай, а может, ты выяснишь? С тобой же разговаривают разные типы, и пусть у тебя будут ушки на макушке.

— Если бы я даже хотел стать профессиональным стукачом, у меня нет на это ни минуты. Пока намаюсь на работе, потом управлюсь с Луи, остальное время хожу просто в полусне.

— Но в этом же нет ничего такого. — Голос Мудроу звучал успокаивающе и убеждающе. — У людей, которые сейчас туда въехали, должно быть что-нибудь общее. Например, они все из одного района. А может быть, у них один и тот же оптовый поставщик? Проверь, я бы очень оценил твою помощь. Если кто-то захочет с тобой поговорить, пускай поговорит, а?

— Может, мне и наркотики еще у них покупать?

— Ты подумал, почему я этим занимаюсь? — В голосе Мудроу опять появилось раздражение. — Я что, карьеру себе, что ли, делаю? Ничего подобного! Просто Сильвия Кауфман оказалась на полу своей собственной спальни, заполненной дымом. Вот так, черт возьми! А она заработала право находиться в безопасности! Когда ты в последний раз с ней разговаривал? А? Два дня назад, три, четыре? Теперь она в гробу, и какой-то поджигатель празднует успех своего предприятия.

— Ты не прав, Мудроу, — зло возразил Шиман. — Сильвия не сделала ничего плохого ни мне, ни Луи, но это не значит, что я в долгу перед ней.

— Ну, ладно, — сказал Мудроу, — ты действительно ничего не должен Сильвии Кауфман, но мне ты должен, и теперь я требую этот долг. Луи сказал, если я вам помогу, вы отплатите добром. И вот сейчас мне эта помощь нужна! Очередь за тобой!

— Ты умеешь разговаривать, Мудроу, хотя и набит всякой дрянью. Ну ладно, я тебе помогу. Я помогу тебе потому, что действительно надо держать слово, и еще потому, что Сильвия была нормальной женщиной и нормально относилась ко мне и Луи, хотя многие смотрят на нас, как на погань. А еще — это дом, где живем мы с Луи. Знаешь, в тюрьме самое худшее оскорбление, это когда один зек делает гадость на территории другого зека. Например, помочится на его нары или закидает его камеру дерьмом. Тогда просто автоматически ты должен ответить, потому что, если на это никак не отреагировать, то назавтра будешь стирать трусы для всего этажа.