Укрепленный вход

Глава 27

Двадцать первое апреля

На следующее утро Мудроу встал очень рано. Он сразу учуял вкусные запахи, доносившиеся из кухни, и увидел там Бетти в красном халатике, которая, судя по всему, прекрасно себя чувствовала в роли хозяйки.

— Мне захотелось кофе, Стенли, — весело сказала она.

— Да благословит, тебя Господь, женщина.

Было всего лишь начало седьмого, и восточная часть города только просыпалась. Мудроу нравилось вставать так рано. Он как бы аккумулировал энергию женщин и мужчин, спешивших к метро. Его рабочий день неизменно начинался с обдумывания проблем, требующих немедленного решения. Обычно это те самые проблемы, с которыми он ложился спать. Ему было нужно, чтобы Бетти его выслушала (так же, как раньше выслушивала другая женщина, которую звали Ритой Меленжик).

— Итак, президент компании «Болт Реалти» — как там его зовут — Симон Чемберз? Слава Богу, мне не надо встречаться с его юристом Хольтцем. — Мудроу надеялся, что информация Леоноры Хиггинс и без того в конце концов приведет его к цели. Но с другой стороны, Хольтц, без сомнения, один из столпов операции «Холмы Джексона». Мудроу не мог воздействовать на него, как на несчастного Эла Розенкрантца. Юристов надо побеждать с помощью документов, а не кулаками.

— Я долго думала об этом мистере Хольтце, — сказала Бетти. — Уверена, он — коррумпированный юрист. Знаю, ты полагаешь, у людей этой профессии вообще нет понятия о чести, но я не разделяю такого мнения. Вряд ли Хольтц сам непосредственно участвовал в преступлении, и нельзя заставить его поплатиться только за то, что он подлец. Подлость, насколько мне известно, не является нарушением уголовного кодекса.

— Однако у меня впечатление, что тебе этот человек не нравится, — ухмыльнулся Мудроу, но гнев Бетти был слишком силен.

— Вчера, — сказала она, — какая-то скотина пыталась меня убить. Я до сих пор в это не могу поверить! Как только закрываю глаза, слышу звуки выстрелов. Я хочу отомстить за себя. Думаю, что Хольтц несет ответственность за это преступление так же, как и все остальные. Он и тот подлец — Розенкрантц.

— Розенкрантц! — простонал Мудроу. — Ведь я же из-за него вчера смотался. Я должен был повстречаться с большим Элом. — Он в нескольких словах описал свою встречу с ним, не забыв упомянуть о методах убеждения. — Тупик, — сказал он в заключение. — Но по крайней мере теперь у меня есть пленка. Этот жлоб признает, что получал указания от Уильяма Хольтца. Именно по его распоряжению он выгнал управляющего и подготовил уведомления о выселении жильцов, несмотря на то что они исправно вносили квартплату. Розенкрантц подозревал, будто необходимо очистить здание, но никогда в открытую с Хольтцем это не обсуждал. Не его ума было дело.

Бетти пожала плечами.

— Я так и думала. Розенкрантц должен был все запутать, а распутывать слишком поздно. Десять лет назад он, наверное, добился бы своего. Но сейчас наркоманы более агрессивны. Вот тебе разница между крэком и героином. В любом случае мне надо сейчас ехать на работу. В понедельник мы выступаем в суде, и я хочу просить у судьи ордер на расследование деятельности компании «Болт Реалти» и ее владельцев. После всего, что случилось, он, может быть, даст такое разрешение, и, если Хольтц явится в суд, я допрошу его в качестве свидетеля обвинения, а после присяги потребую назвать тех, от кого он получает указания.

Бетти еще не ушла, а Мудроу уже звонил по телефону, пытаясь связаться с Джимом Тиллеем. Как обычно, у него были запасные варианты на тот случай, если основной план где-то не сработает. Например, очевидно, что Пол Данлеп его предал, и такое развитие событий можно было предвидеть.

На другом конце провода раздался голос Розы Карилло, по просьбе Стенли она разбудила мужа.

— Что-что? Кто говорит? — Было ясно, Джим Тиллей еще не готов к новому дню.

— Это я, Мудроу. Просыпайся-ка побыстрее. Мне нужна твоя помощь.

— Стенли? А я слышал, тебя пришили вчера вечером.

— Очень остроумно, — сказал Мудроу. — Мне на самом деле удалось избежать серьезных неприятностей, а вот тебе это не удастся, если ты не перестанешь острить.

— Подожди минуту. Роза принесла кофе. О Господи, хорошо-то как! Наверное, не так хорошо, как секс, но все равно — класс! Роза просит передать, она счастлива, что ты еще жив.

— Прекрати нести чушь! — сердился Мудроу. — Я звоню по делу, а ты меня сбиваешь с толку.

— Сначала я задам тебе вопрос. — Тиллей допил кофе перед тем, как закончить мысль. — Я хочу знать, неужели ты думаешь, что я буду тебе помогать после того, как ты назвал мой юмор чушью?

Мудроу сделал небольшую паузу.

— Кажется, Данлеп послал меня куда подальше, — сказал он.

— Ты имеешь в виду офицера по профилактике преступлений? — Тиллей удивился. — А ты ожидал чего-то другого?

— Я ожидал, — ответил Мудроу, — что если он не станет мне помогать, то я смогу рассчитывать на тебя, потому что, насколько мне помнится, ты предлагал свои услуги.

Тиллей вздохнул.

— Что ты хочешь, Стенли?

— Чтобы ты уделил мне внимание.

— Ну-ка, рассказывай все по порядку.

— Вчера Данлеп по отпечатку пальца нашел поджигателя. Только вот почему-то мне не позвонил. Прежде он звонил постоянно, как только в голове у него что-нибудь мелькнет. А теперь не может найти мой номер телефона. — Мудроу помолчал, справляясь с возникшим гневом. — Я скоро с ним встречусь, но, думаю, он скажет: эта информация только для полицейских. Если вдуматься, то, может, он не так уж не прав. Я на пенсии, а поджигателя разыскивают по делу об убийстве. К тому же Данлеп — просто кретин. Сейчас все ребята хлопают его по спине за то, что он пришил братьев Коан, и, может быть, скоро его возьмут на работу в департамент. Вчера вечером Леонора назвала мне имя президента компании «Болт Реалти». Я хочу сегодня днем его найти, и мне бы не помешало для поддержки твое полицейское удостоверение.

— Нет проблем. Последние две недели я только и делал, что сидел на крыше дома в Восточном Бродвее и, как оказалось, лишь зря убивал время. Преступника взяли в доме его брата, в Бостоне, а инспектор по надзору над работой полицейских говорит, в этом месяце у них нет денег оплачивать сверхурочные. Поэтому мне дали шесть дней отпуска. Вчера был первый день, и я его проспал. Сейчас проснулся и почувствовал скуку. К тому же ты только что избежал серьезных неприятностей, тебя пытались убить. А я не возражаю против встречи с человеком, который это организовал, потому что я и Роза очень любим тебя, Стенли.

Когда Мудроу появился в сто пятнадцатом участке, Данлепа в кабинете не было. Он стоял в толпе следователей, восхищенно смотревших на него, и в который раз пересказывал подробности происшедшего на Холмах Джексона.

— Вы пришли, чтобы дать показания? — услышал Мудроу голос следователя Джерома Джексона и понял, что ему этого не избежать. Пришлось полчаса разговаривать с Джексоном, пока Данлеп делал вид, что не знает ни того, ни другого. Потом Мудроу подошел к Порки и попросил уделить ему немного времени.

— Конечно, Мудроу, — сказал Данлеп. — Пойдемте в мой кабинет.

Когда они выходили, Данлеп состроил гримасу в сторону оставшихся полицейских. Не оставалось сомнений, он считал Мудроу, в лучшем случае, смешным, а в худшем — трусом. Но Мудроу не обиделся. Он не работал больше в полиции, и, если Данлеп решил им пренебречь, что ж, так, наверное, даже лучше.

— Я знаю, о чем вы хотите попросить меня, — сказал Данлеп, как только за ними закрылась дверь. — Но я не могу этого сделать.

— Вы о чем? — спросил с невинным видом Мудроу.

— Вы хотите узнать имя поджигателя?

— Я хотел узнать, почему вы мне вчера вечером не позвонили.

Данлеп наклонился вперед, давая понять: то, что он сейчас скажет, — не для посторонних ушей.

— Капитан Серрано вчера, после того как вы ушли, вызвал меня к себе. Это было до того, как я узнал имя человека, устроившего пожар. Капитан предупредил — ведется официальное расследование, и частные лица не могут принимать в нем участие. При этом он упомянул вас и сказал, если случится утечка информации, то будет ясно, кто в этом повинен. И сразу же после разговора мне удалось идентифицировать тот самый отпечаток.

— Я все понимаю, вы должны делать то, что должны. Но мне хотелось бы знать, каким образом департамент будет расследовать поджог, — в связи с перестрелкой или нет?

— Я ничего не собираюсь расследовать. — Данлеп с внушительным видом помолчал. — Мне дали повышение по службе и назначили следователем отдела по борьбе с организованной преступностью. Именно поэтому я вам и не позвонил. Еще один день, и меня здесь больше не будет.

Отказ Порки не был сюрпризом для Мудроу. Он понимал, если бы в Данлепе было чуть больше достоинства, он не работал бы все эти годы в должности офицера по профилактике преступлений.

— Неужели вы не можете мне сказать такую малость? — грустно спросил Мудроу. Его ладони были зажаты между колен.

Данлеп улыбнулся. Последние шестнадцать часов были самыми лучшими в его жизни, и поворот в отношениях со Стенли Мудроу в некотором роде — самой великолепной их частью.

— Послушайте, Мудроу, — наконец ответил он, — я не так уж много знаю сам об операции. Не моя это компетенция, и никогда ею не была. Но, насколько я могу судить, поджогом будет заниматься наш участок, а перестрелкой — отдел по борьбе с наркотиками.

Мудроу улыбнулся.

— Спасибо, Пол, — сказан он, — я так и думал. Обычная ситуация — из машины обстреливается место, где продают наркотики. Господи, ведь мы же сами видели этих продавцов, не правда ли?

— Правда, — кивнул Данлеп.

— И еще, похоже, Серрано предполагает разобраться со всеми нелегалами и выкинуть их из квартир. — Данлеп кивнул. — На этом должны кончиться проблемы «Джексон Армз». Мой промах состоит в том, что этим надо было заняться месяц назад. Несколько жизней было бы спасено.

— Вы правы на все сто, — подбодрил его Данлеп. — Сами знаете, как здесь все работает. Пока не взорвется тонна динамита, участок не сдвинется со своей коллективной задницы. Так было всегда.

Оба усмехнулись, Мудроу — над скептицизмом Данлепа, которого раньше не было.

— Так что моя роль окончена, — сказал Мудроу, — работу можно считать сделанной.

— Вы ее выполнили прекрасно, — одобрил Данлеп. — Именно вы зарядили всех той энергией, которая необходима, чтобы дело наконец-то закрутилось.

Мудроу резко встал, протянув руку Данлепу.

— Пол, — сказал он, — я был рад работать с вами. Не стану выпытывать имя поджигателя, хотя должен признаться, что имею большой зуб на этого сукина сына.

— Рад, что вы так считаете. — Данлеп встал, провожая Мудроу до двери. — Берегите себя, Мудроу, — сказал он. — За мной должок.

Прямо из кабинета Пола Данлепа Мудроу пошел вниз, в подвал, где находились камеры предварительного заключения. Он искал надзирателя. Обычно это был ветеран, отвечавший за заключенных, до тех пор, пока специальный автобус не отвезет их в зал суда, где им предъявлялось обвинение. За время работы следователем Мудроу имел своих людей как среди полицейских, так и преступников, снабжавших его информацией. Он мечтал о своем агенте в каждом отделении, но до конца ему не удалось этого достичь. Однако в сто пятнадцатом участке было несколько своих людей, которые там сидели прочно. Сейчас Мудроу искал одного из них.

Роберт Мактиг был профессиональным полицейским. Будучи ирландцем, он, однако, избежал двух основных пороков, которые, как чума, поражают его соотечественников, — алкоголя и пристрастия к насилию. Он был полицейским в третьем поколении и решил посвятить себя этой работе по вполне очевидным причинам. Как только Роберт стал служить в полиции, он сделал все возможное, чтобы не работать на улице. Используя связи отца, пролез в надзиратели (обычно эту работу приберегают для инвалидов) и теперь уже редко покидал участок в рабочее время. Он служил в полиции восемнадцать лет, и, не считая трех из них, — в сто пятнадцатом участке. Он знал о нем все, что можно знать об участке вообще.

Было еще довольно рано, но час назад автобус увез заключенных и камеры были пусты, а Мактиг спал на старом деревянном стуле.

— Доброе утро, — сказал Мудроу, тронув плечо надзирателя.

Мактиг открыл один глаз и уставился на Мудроу. Глаз был красным, как у любого ирландского алкоголика, несмотря на то что Мактиг не притрагивался к рюмке.

— Мудроу, — произнес он, сосредоточившись. — А я слышал, ты вчера чуть не сыграл в ящик. — Он был не злым человеком и не стал пересказывать сплетен о том, что Мудроу вел себя как трус.

— Мне нужна кое-какая информация. — Мудроу знал, Мактиг не тот человек, которого можно уговорить за здорово живешь, не сунув ему на лапу. — Имя поджигателя, которое нашел вчера вечером Данлеп.

— Полтинник, — заявил Мактиг, ни секунды не колеблясь.

— Послушай, Мактиг, помилосердствуй, черт тебя дери! Ты что, не слышал — я на пенсии!

— Может, ты слишком долго пробыл на пенсии, Мудроу, — спокойно ответил надзиратель. — И не знаешь про инфляцию. Прошли дни, когда можно было за двадцатку выяснить цвет трусов начальника нью-йоркской полиции. Так что деньги на бочку или дай человеку послать.

— Да тебе надо спать в камере, а не в коридоре, — ответил Мудроу, отсчитывая деньги.

— Имя поджигателя, — начал Мактиг, сворачивая банкноты и засовывая их в карман, — Моррис Беббит. Он отсидел в тюрьме Клинтон за поджог, который совершил на севере штата. Последний его адрес — где-то в середине Сто второй улицы западной части, но он уехал оттуда примерно год назад, как только закончился срок условного заключения. Беббит — белый, около тридцати лет, рост примерно пять футов десять дюймов, среднего сложения, голубые глаза, блондин.

— Откуда Ты все это знаешь, черт возьми? — Мудроу покачал головой от удивления. — Следователи сидят наверху, а ты здесь внизу в курсе про все это дерьмо, похоже, больше их.

— Я вместо следователей заполняю бланки, — объяснил Мактиг. — Все показания арестованных и предъявление обвинений — пока ребята балуются кофейком. А когда задержанных не слишком много, снимаю отпечатки пальцев. Они ценят мои услуги и всегда рассказывают обо всем. По-моему, это справедливо.

Мудроу пожал плечами.

— Может, и справедливо. А что еще известно о Беббите?

— Офицер, который наблюдал его в условном заключении, считает, что он сумасшедший и должен сидеть в психушке, а не в тюрьме. Сейчас этот полицейский боится за свою жизнь. Это значит, что и ты должен быть очень аккуратным. От типов вроде Беббита можно ждать чего угодно.

— А как насчет фотографии? — спросил Мудроу, уже шагая по коридору к выходу.

— Я думал, ты забыл про это, — ответил Мактиг. — Еще двадцать пять. Напиши вот здесь на конверте свое имя и адрес. Я пропущу дело Беббита через ксерокс и вышлю его тебе сегодня вечером.

Джим Тиллей все время жаловался на своего двадцатилетнего напарника Питера Бонумара, а Мудроу был счастлив проехаться по Бруклину со своим, хоть и бывшим, партнером. Тиллей оказался достаточно благоразумным и прибыл на собственной машине — «бьюике» семьдесят девятого года. В его машине было примерно в шестнадцать раз больше места для ног, чем в «хонде» Бетти Халука, и Мудроу наслаждался забытым комфортом, пока его друг ехал от светофора к светофору на Оушен-парк-Бей. Сейчас они были в Шипхед-Бей. Мудроу хорошо знал этот район. Здесь в основном жили белые среднего класса. Спокойные кварталы, заселенные рабочими, мелкими бизнесменами или молодыми, недавно закончившими высшие учебные, заведения специалистами, которые пытались сделать карьеру.

Они ехали по Эмос-стрит. И вдруг Мудроу почувствовал — что-то здесь не так. Он не мог бы сказать, отчего появилось это ощущение, пока Тиллей не указал на дом номер 6548 по улице Ностренд. В нем помещался дом для престарелых, и это место не выглядело достаточно респектабельным, чтобы здесь мог располагаться президент компании «Болт Реалти».

— Не нравится мне это, — сказал Тиллей. — Пошлют нас тут куда подальше.

Однако они были встречены весьма вежливо, и им показалось, что факт существования Симона Чемберза стал более реальным. Луиза Элле, администратор дома, сразу же приняла посетителей и предложила им присесть.

— Да, — сказала она, — у нас есть пациент по имени Симон Чемберз, но я не думаю, что вы сможете с ним поговорить. Он перенес несколько инсультов, уже находясь у нас, и не может принимать посетителей.

— Как давно это случилось, мисс Элле? — спросил Тиллей.

— Вы знаете, недавно. — Она посмотрела историю болезни Чемберза. — Около двух лет назад он попал в автомобильную катастрофу, к нам его привезли из больницы. А мозговые приступы начались около пятнадцати месяцев назад.

— Его навещают родственники?

— Он давно овдовел и не имеет детей. Все его дела находятся в ведении адвоката Уильяма Хольтца.

Мудроу попытался не проявить волнения. Может быть, их усилия и не напрасны.

— А мы могли хотя бы взглянуть на мистера Чемберза? — спросил он. — Мне нужно удостовериться, что он — именно тот самый человек, который нам нужен.

Луиза Элле нажала кнопку и попросила секретаря прислать медсестру Роулинз. Через несколько минут без стука вошла немолодая негритянка.

— Вы меня звали, Луиза? — спросила она.

— Я хочу, чтобы вы провели этих офицеров к палате Симона Чемберза. Пусть они на него посмотрят. Полиции требуется удостоверить его личность. Это займет несколько минут.

Им дали понять, что они должны быстро взглянуть на Чемберза и уйти, а медсестра Роулинз при этом отвечает за то, чтобы все прошло нормально. Собственно, у Мудроу не было против такого подхода никаких возражений. Ему действительно требовалось всего-навсего определить, что между домом престарелых и компанией «Болт Реалти» нет ничего общего, и Чемберз в этой игре — подставная фигура.

Медсестра с равнодушным видом провела их по цепочке коридоров к одноместной палате в южной части здания.

— Одну секунду, мисс Роулинз, — сказал Мудроу перед тем, как им войти. — Я могу задать вам пару вопросов?

— Про Адольфа? — Медсестра улыбнулась.

— Кто такой Адольф?

— Мы так называем Чемберза. Он был порядочным сукиным сыном, пока его не хватил удар.

— Вы называете этого человека Адольфом, потому что он был подлецом?

Роулинз опять улыбнулась.

— Мы называем его Адольфом потому, что он чертов нацист. У него татуировка на руке. Даже целых две. На правом плече свастика, а на левом — две молнии. Эта символика связана с политикой. В аварии он получил переломы обеих ног и стал абсолютно беспомощным. Однако все время говорит о том, что бы случилось с людьми, которые за ним ухаживают, если бы его партия пришла к власти. Этот человек просто сумасшедший! Когда у него случились инсульты, весь персонал возрадовался.

Тиллей нервно рассмеялся: его нервы, как и Мудроу, были напряжены.

— А у него бывают посетители? — спросил Тиллей.

— Только юрист. Я не знаю, как его зовут.

— А Чемберз может писать? Он способен подписать документ?

— Да что вы, конечно нет! — уверенно сказала Роулинз. — Он полностью парализован.

— Кажется, вы не очень-то ему сочувствуете? — заметил Мудроу.

— Пока Чемберз мог говорить, он называл нас презренными ничтожествами. Мы только и слышали: «А, вот идет презренное ничтожество. Оно думает, что способно работать». Когда такое слышишь постоянно в течение нескольких месяцев, приберегаешь свою жалость для людей, которым она и в самом деле необходима.