Укротитель (СИ)

Глава 02. Знакомство

Исследования затянулись до вечера. Четыре четырёхпалые руки — с когтями, способными царапать гранит не тупясь, под которыми убирающиеся мягкие подушечки, и если их убрать — то прямые пальцы можно безболезненно воткнуть в землю… Чуть ли не по локоть. Почти половина тела покрыта чешуёй — довольно крепкой, судя по всему, но на самых уязвимых местах — на животе, например — она как раз тонкая и мелкая… И очень, нет, ОЧЕНЬ чувствительная, мать её за ногу об пень через колоду! Всё-таки, меня превратили в пиджи, похоже. АААА! НЕ ХОЧУ! Ладно, дальше. Хвост. Нет, сначала ноги. Ног, к счастью, всего две, но какие-то птичьи: бедро (спереди и сбоку — натуральная броня, даже с наколенниками из перекрывающихся чешуёвин — для «чешуек» они слишком здоровенные — а вот с внутренней стороны — увы), голень (спереди — практически поножи, похоже на экзоскелет, как и на предплечье, только толще, икра затянута в «простую» чешую), вместо нормальной человеческой ступни — какая-то птичья лапа: ещё одна прямая секция и четыре пальца квадратом. А когти такие, что против них на руках — так, ноготочки коротко остриженные. Вот теперь — хвост. На ощупь — сантиметров восемь-десять толщиной у основания, длиной чуть больше метра, к концу плавно сужается сантиметров до трёх… И расходится в плоский листовидный наконечник, как у копья, аккурат с настину ладошку — сантиметров 20 длиной и сантиметров 8 шириной. Острый. И гранит тоже крошит. Выйду на улицу — проверю на деревьях, вдруг застревать будет. В том, что он легко воткнётся на всю длину хоть в дуб — я даже не сомневаюсь! Что ещё? Цвет. М-мать. Тут уже, скорее, окрас. Совсем мелкая чешуя (на груди и животе, например, практически как кожа, и на вид, и на ощупь) — вполне себе человеческого цвета. Там, где чешуйки начинают проявляться — начинает блестеть и переливаться синим и зелёным. Там, где чешуя крупная и толстая — особенно на спине (со слов Насти), ногах и плечах — чем крупнее, тем темнее, до черноты, а самая крупная (наконечник хвоста, например, а ещё когти) — с красной каймой. Судя по всему, в весе я изрядно потерял, зато немножко прибавил в силе… И ОЧЕНЬ множко — в скорости. Как-то так.

Настя же выглядела практически как чистый человек — если оставить в стороне цвет волос и не обращать внимания на паутинные железы на запястьях. Что она за пиджи — я так и не понял, на обычную арахну, в поселении которых мы находились, не похожа, у тех по шесть рук и выносливость никакая… Доберусь до покедекса — тогда и узнаю… Заодно и про себя тоже. И надо будет выяснить, как она попала в поселение арахн, и почему её саму не превратили — тоже… Эх, мечты…

Почему провозились до вечера? Ну… Так получилось… Насте же всё любопытно… Раньше она просто существовала, как и большинство диких пиджи, ни о чём не задумываясь. Теперь же её разум проснулся, и она вела себя как ребёнок самого «почемучного» возраста. Помимо внешности, я выяснил, что грудь у неё заметно чувствительнее моей. И уснула она опять верхом на мне — похоже, это становится у неё привычкой. Подробности, уж извините, оставлю при себе.

Утро началось с… Нет, не с того, о чём подумали бы подростки, мечтающие о карьере укротителя, а с урчания в животах. Предыдущие два дня (а ведь и правда, если подумать, с одной стороны — всего два дня, а с другой, считай, новая жизнь) ни я, ни Настя ничего не ели… Жили, блин, чистой любовью! Настя немедленно отправилась за пропитанием — её пещера находилась на краю поселения, но рисковать и светиться мне не стоило. Арахны предпочитали жить на деревьях, в гнёздах из собственной паутины, у Насти же, как я понял, паутины получалось гораздо меньше, поэтому она обустроила под жильё дыру в огроменном валуне, непонятно откуда взявшемся посреди леса. Кстати, дыра, по внимательном рассмотрении, когда-то была круглая и абсолютно прямая… Ладно, неважно, с появлением в этом мире пиджи всё настолько переменилось, что логика превратилась в непозволительную роскошь.

Оглядев пещеру, я занялся лежанкой. Это была гранитная плита с относительно ровной верхней стороной, судя по следам — когда-то отколовшаяся от потолка, потом перевёрнутая и подпёртая камешками по периметру. И слегка оббитая по краям для спрямления формы и скругления углов. В остатках паутины на лежанке нашлось несколько оплывших и покоробившихся кусочков металла и половинка пуговицы — похоже, это всё, что осталось от моей одежды и прочих вещей. Печально. Но самое печальное не это — я НЕ МОГ ВСПОМНИТЬ… Я точно знал, что ДО попадания в пещеру я был одет, но не помнил, во что. У меня была жизнь — и я даже помнил какие-то моменты из неё… Но… Все воспоминания были как будто ненастоящими, будто прочитанные в книге, и никак не соответствовали почти тропическому лесу вокруг. При этом я довольно хорошо представлял реалии этого мира, но тоже как будто из книги — только другой… Мои же собственные воспоминания, такое впечатление, начались именно с того момента, когда я очнулся, замотанный в паутину. Хорошего настроения это не добавляло.

Несмотря на регулярные причитания, что она де неправильная, косорукая и всё делает не так, вернулась Настя уже через час — с парой каких-то птиц и мешком фруктов (который сплела из собственной паутины и с гордостью мне продемонстрировала). Совместными усилиями птиц мы ощипали и распотрошили (мои когти пришлись как нельзя кстати, и никакие ножи не нужны, когда есть такой хвост!), но есть сырое мясо я не рискнул. С готовкой же возникли очевидные сложности: огнём пиджи не пользовались, а развести его без спичек… Я не бойскаут. Так что пока Настя во всю уплетала бедных птичек (и совершенно по-детски радовалась, что перья в зубах не застревают — всё-таки, она иногда такая смешная!), я налёг на фрукты. После завтрака я пристал к Насте с вопросами.

— Настя, а где здесь поблизости живут люди? — разговаривал я с ней на адской смеси русского, английского и её родного языка (по некоторому размышлению я решил, что это какой-то ужасно мутировавший вариант пиджин-инглиша, некоторые слова, вроде, были из других европейских языков, пара — точно японских), но она меня вполне уверенно понимала.

— Не знаю, — она искренне удивилась. — Ты — первый такой. Арахны ловили иногда других пиджи — птиц, там, дальше, возле реки, — она махнула рукой куда-то в сторону запада, насколько я смог прикинуть по ещё высокому Солнцу на небе… Вроде бы, мы находились в северном полушарии… — И делали лилсис… А иногда птицы ловили арахн, и я не знаю, что с ними случалось.

Дальнейшие расспросы оказались вполне безрезультатными — она весьма плохо помнила свою жизнь до «пробуждения», и хотя уверенно ориентировалась в лесу в радиусе километров десяти-пятнадцати от поселения, о том, что находится дальше, представление имела очень смутное. Я решил двигаться к реке, потом вдоль реки вниз по течению, в надежде рано или поздно выйти к людям. Дорогу до реки она знала, хотя там жили «страшные крылатые пиджи, но Настя теперь умная и никого не боится».