— Слушай, а мне вот интересно… — Начала Вера немного нерешительно и продолжила после моего подбадривающего кивка. — А вот в самом начале, ну, ещё на острове, когда ты почти ничего не помнил и путался… — Она быстро пробежалась глазами по моему лицу, проверяя, не расстроило ли меня это упоминание. — Ну, ты ещё говорил, что как будто две книги в голове перемешались…
После длительного и тщательного укрощения не спали только мы с Верой, все остальные уже давно сопели в две дырочки, а мы тихонько отползли в сторону и негромко разговаривали о разном.
— А я разве не?.. — Я удивлённо порылся в памяти. — Ой, и правда! Сначала некогда было, а потом забыл! На самом деле, тут и рассказывать особо нечего, но вот как раз тебе будет интересно! — Я ласково упёрся пальцем в верин лоб. — Давным-давно, ещё до Сукебе, жил-был один программист. И была у него привычка всю интересную информацию хранить, и делать резервные копии, и беречь их. И когда во время войны очень многие компьютеры были уничтожены, он оказался в числе тех немногих, кто сохранил много-много полезных данных из самых разных областей — и книги, целые библиотеки книг, и разные справочники и много всего ещё. И, разумеется, после войны эти данные вдруг превратились в изрядную ценность — не на вес золота, конечно, но всё равно очень приличную. И этот программист спасённые данные щедро подарил Рубиновой лиге — кроме, как он выразился, «некоторых материалов сугубо личного свойства», тем более, что резервные копии у него всё равно остались. Вот с тех самых пор у нас в роду и идёт традиция беречь знания, и почти все мои предки и родственники так или иначе этим занимаются. — История про древние времена, хоть и не очень относящаяся к заданному вопросу, очень захватила Веру: ей вообще было интересно всё, что было раньше, и чем древнее — тем лучше, особенность породы, даже в покедексе упомянутая. Интерес этот, правда, проявлялся у неё несколько своеобразно — ну, для пиджи, наверное, естественно, и я поспешил закончить рассказ, пока мой интерес не сделал это совсем уж затруднительным. — А ещё он вёл дневник, в который записывал разные события и происшествия, а потом, уже после войны, написал мемуары, где очень живо и образно описал свою жизнь до войны и как всё менялось. Непосредственно перед нападением я как раз рассказал о них Мидори, и скинул ей почитать, заодно и сам перечитал — уж очень он увлекательно писал… Вот и получилось, что мою собственную память почти отшибло, а прочитанное — наоборот, крепко впечаталось. Жуткая каша! Когда вернёмся домой — я тебе тоже скину. А теперь ложись на спину, только чуть-чуть отодвинься, чтобы никого не задеть крылом, как в прошлый раз!
Мой незатейливый экскурс в прошлое завёл её настолько, что уже через пару минут мы поменялись местами, а ещё через пару минут, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, она целиком скрылась под одеялом. Меня по-прежнему напрягал настойчивый интерес Веры к женской половине моей анатомии, и если с её вниманием к моей груди я уже почти смирился, то настойчивый интерес к другим регионам меня откровенно нервировал. Изрядно подливало масла в огонь её на редкость индифферентное отношение к моим отказам — даже к весьма резким по форме. Мол, не сегодня? Ну и ладно, дорогой, не сердись! А завтра — опять то же самое, и опять полное спокойствие в ответ на моё возмущение, и прямо-таки пугающая уверенность, что моё «нет» — временное…
— Нет, ну как ты не понимаешь! Я не хочу, чтобы мне это нравилось, понимаешь? Это же неправильно! — В очередной раз возмущённо шептал я ей, стараясь не разбудить остальных.
— Ну почему неправильно? Мне вот нравится, и тебе нравится. Ну ты теперь такой, и что? Мы всё равно тебя все любим! И нам не важно, что у тебя там есть и чего нет. — Её проворные изящные ладошки не оставили ни малейшего сомнения, что она имела в виду. — Ты же знаешь — сам ведь рассказывал — что укротителями бывают и женщины тоже, и что тут такого? Наверняка ведь и им, и их пиджи нравится то, что они делают, и я сильно сомневаюсь, что…
— Не надо подробностей, я понял твою мысль. А вот ты меня никак не хочешь понять. Я не хочу меняться, понимаешь? Я всю жизнь — и это довольно долго — прожил мужчиной, и вполне этим доволен. А это вот превращение меня вовсе не радует! И все остальные ко мне со всякими глупостями не пристают, в отличие от тебя!
— Скорее всего, я тоже не хотела меняться, просто сейчас не помню… — Голос у Веры был совершенно спокойным. — И меня тоже изменили против моего желания. Но…
— Прости! — Перебил я её и погладил по руке, пытаясь передать искренность чувства. — Я уже так привык к тебе, что начал забывать…
— Спасибо! — теперь уже она перебила меня, накрыв мою ладонь своей. — Но я не о том. Я решила начать новую жизнь. Не то чтобы у меня был большой выбор, но я решила принять всё, как есть — и хорошее, и плохое, и знакомое, и новое — потому что никто не знает, что и когда с нами случится, и глупо оглядываться на всякую ерунду, если это всё, — ненадолго вынырнув из-под одеяла она сделала широкий жест руками, как бы охватывая и меня, и сестёр по гарему, и вообще весь мир, — может в любой момент исчезнуть без следа… Я хочу лично убедиться, что хорошо и что плохо, что мне нравится, а что — нет, и как можно скорее, чтобы потом не жалеть об упущенном времени, которое можно было потратить куда лучше! — Я невольно вздрогнул, когда её пальцы решительно продемонстрировали, что она имела в виду, и вопросительно поднял бровь в ответ на лёгкий смешок, с которым она остановилась. — Ты такой смешной! Всё будет хорошо, просто перестань париться!
Было хорошо.