Ульян едет в Крым

Сущность

Решено. Еду в горы. Крымские горы — это, конечно, не Гималаи, не Каракорум и даже не Алтай. В этом смысле полуострову похвастаться нечем. Его горная система совсем крошечная, состоит из трех невысоких гряд, разделенных двумя продольными долинами, которые идут параллельно друг другу с северо-востока на юго-запад, от мыса Фиолент до города Старый Крым. У всех трех гряд одинаковый характер склонов: пологий с севера, крутой — с юга. Общая длина Крымских гор — всего сто шестьдесят километров. Ширина — около пятидесяти километров. Высшая точка полуострова — гора Роман-Кош, высота которой чуть более полутора километров. Если быть точным, одна тысяча пятьсот сорок пять метров. И это совсем смешно. Даже долина между хребтами Северного Тянь-Шаня, где расположено популярное рекреационное озеро Иссык-Куль, и та повыше будет.

В общем, такими вершинами я вряд ли бы соблазнился, но в Крымских горах есть кое-что поинтересней вершин. Например, глубокие карстовые пещеры Чатыр-Дага. Про горный массив Чатыр-Даг слышали даже самые ленивые туристы, поскольку находится он на густонаселенном юге полуострова, всего в десяти километрах от моря, к нему легко добраться со всех сторон, а особенно от Ангарского перевала, где делают остановку четыре маршрута троллейбусов, доставляющих уставших от жары жителей Симферополя в Ялту и Алушту.

Впрочем, доступность Чатыр-Дага не отменяет его уникальности. В этом классическом карстовом районе найдено и не до конца исследовано несколько сотен различных пещер, шахт и полостей. Нижнее плато вообще изрезано карстовыми пещерами, как французский сыр эмменталь дырками. И если у культурных туристов наибольшей популярностью пользуются облагороженные, такие как Мраморная, Эмине-Баир-Хосар и Эмине-Баир-Коба, то дикие спелеологи предпочитают забираться в малоизученные пещеры, такие как Суук-Коба.

А неподалеку от Чатыр-Дага, в Долгоруковском массиве, есть знаменитая Кызыл-Коба — самая большая пещера в Крыму. Протяженность только изученной ее части — почти тридцать километров. Вернее сказать, Кызыл-Коба — это не одиночная дырка в горе, а система подземных полостей, сложный и очень запутанный подземный лабиринт в шесть этажей. По первому этажу там протекает подземная река Кизилкобинка. Собственно, река и была причиной образования этой пещеры. Вытекая из горы, она превращается в знаменитый водопад Су-Учкан.

К большим и темным пещерам я неравнодушен с детства. То есть в реальности за всю свою жизнь я не спустился ни в одну из них, и даже мимо не проходил, и вообще никаких усилий не предпринимал, чтобы оказаться с ними хотя бы в одном районе, но я много читал и часто о них думал. Иногда даже представлял себе, как было бы здорово, если бы выдалась возможность спуститься в какую-нибудь пещеру-лабиринт, чтобы исследовать адские глубины, нацепив на себя белую каску с фонарем, как у настоящих спелеологов.

Ведь это не моя вина, согласитесь, что рядом со мной не оказалось вовремя единомышленников. Я переболел многими активностями, когда был юн. Увлекался в школе пешим туризмом. Да и в студенческой молодости охотно соглашался потоптаться по лесным тропам с рюкзаком, палаткой и термосом. Понятно, что мои маршруты были не самыми сложными, а иногда даже разминочными для настоящих энтузиастов, и кто знает, как бы я показал себя в сложном зимнем походе где-нибудь в Карпатах или на Северном Урале, но если бы среди моих друзей нашелся хотя бы один спелеолог, то я бы однозначно увлекся этим делом.

Упущенного, увы, не наверстать, но с подачи поэта-депревиста Юрия Сингулярного мне удалось познакомиться с настоящими энтузиастами пещерного досуга. Это семейная пара из Чили, остановившаяся на пару дней в Керчи, чтобы посетить Аджимушкайские каменоломни. Им обоим по тридцать три. Детей нет, но в перспективе обязательно будут. И как минимум трое. Главу семьи зовут Хесус Мигель Матео, он невысокий, щуплый, у него прямые длинные волосы, карие глаза и короткая светлая бородка. Его стройная супруга с выразительной испанской внешностью представилась как Мария Кристина Матео. Мне она напомнила актрису Пенелопу Крус в молодости.

Раз в три года им положен длительный отпуск как преподавателям университета, и они пролетели полмира на нескольких самолетах, приземлились в Москве, взяли там в аренду микроавтобус с кухней, спальней, холодильником и автономным отоплением, то есть настоящий дом на колесах, доехали на нем до Волги, заехали в Воронеж, откуда родом прабабушка Марии, тоже Мария, кстати, а потом, чтобы еще ближе познакомиться с Россией, отправились в Крым, о котором много читали.

К своему стыду, я о Чили не читал вообще ничего. И знаю об этой стране совсем немного. Для меня Чили — это еще дальше, чем Луна, Марс и даже спутники Юпитера. На моей политической карте мира, которая долго висела на стене в прихожей, закрывая позорную дыру на обоях, эта страна была похожа на кишку, длинную и узкую, растянувшуюся вдоль западного края южноамериканского континента.

Из книги про футбол я знаю, что чилийцы его любят. Из рок-оперы про незадачливого Хоакина Мурьету я знаю о существовании чилийского поэта Пабло Неруды. Знаю, что все чилийцы говорят на испанском, как и большинство жителей Латинской Америки, за исключением бразильцев, а еще выращивают авокадо и делают красное вино, которое вполне успешно конкурирует в наших супермаркетах с австралийским. Краем уха я слышал, что Чили сегодня — одна из самых процветающих стран континента.

В одном из дальних отделов моей памяти хранится история о прогрессивном чилийском президенте Сальвадоре Альенде, который хотел счастья своему народу, поэтому во времена своего президентства национализировал американские компании и дружил с самой дружелюбной страной мира — Советским Союзом. Но в одна тысяча девятьсот семьдесят третьем году этот посланец мира был убит агрессивной чилийской хунтой под предводительством кровожадного полковника Аугусто Пиночета, который пришел к власти при поддержке вездесущего ЦРУ. И с тех пор Пиночет и Альенде — самые известные чилийцы среди россиян старшего поколения.

В том же дальнем отделе хранятся еще две знаковые фамилии — чилийского коммуниста Корвалана, которого Советский Союз спас от неминуемой смерти, удачно выменяв на советского писателя-диссидента, и простого чилийского парня с гитарой Виктора Хары, которого Советский Союз по непонятным мне причинам от смерти спасти не смог, и тот был жестоко убит солдатами хунты во время военного переворота.

Но теперь-то я времени не теряю, выспрашиваю и жадно впитываю информацию о Чили и чилийцах непосредственно от Хесуса и Марии. Мы едем по скучной трассе «Таврия» до Симферополя в арендованном комфортабельном кемпере со средней скоростью восемьдесят семь километров в час, ничего примечательного вокруг нас нет, и они охотно отвечают на мои вопросы. Вернее, отвечает Мария, причем на достаточно хорошем русском, а Хесус оживленно жестикулирует, иногда даже двумя руками, забывая про руль. В большей части он соглашается с супругой, ведь русским Хесус владеет плохо, ну а я, как говорится, «но эбле эспаньоль».

Судя по рассказам Марии, она и Хесус Мигель, для своих Чучо, познакомились в самом раннем детстве. Оба родились в портовом городе Вальпараисо на побережье Тихого океана, в ста километрах от столицы. Как ни странно, из этого же города, который стоит на сорока двух холмах и считается главной чилийской военно-морской базой, родом и Аугусто Пиночет, и Сальвадор Альенде, и даже Пабло Неруда. Хесус и Мария учились в разных школах, поскольку их семьи имели разный достаток, но жили по соседству. И хотя родители Марии возражали против слишком тесной дружбы с соседским пареньком, но родительские предубеждения их любви не помешали.

«Си, си!» — горячо кивает Хесус, когда Мария со смехом рассказывает мне, как с ее консервативной мамой Хуанитой Розарией Санчес каждый раз случалась истерика, когда она заставала в своем доме «этого хулигана».

Учиться в Университет Сантьяго они тоже поехали вместе. Только Хесус поступил на технический факультет, где получил образование инженера-энергетика, а Мария Кристина — на факультет гуманитарных наук, где получила диплом историка. После университета они сразу поженились, потом была магистратура, они одновременно получили магистерские степени, а потом уехали вместе из столицы на самый край света, в Университет Магеллана, который находится в Пунта-Аренас. Когда-то этот город строился силами каторжников на континентальном берегу Магелланова пролива как порт и тюрьма, а когда в районе пролива обнаружили нефтяные залежи, все сразу изменилось. Теперь это экономически привлекательный городок, а доходы местных жителей, считающих себя магелланцами, настолько выросли, что уже соревнуются с доходами жителей столичного региона. Формально Пунта-Аренас считается самым южным из больших городов земли. Если судить по рассказам Марии, они там живут примерно так же, как наши люди в Мурманске, только там меньше снега и нет вечной мерзлоты, в отличие от побережья Баренцева моря, а самый холодный месяц года не январь, а июль. Ну, а если быть совсем точным, то Пунта-Аренас можно получить, если смешать в равных пропорциях Якутск с Анадырем, добавить в полученную смесь долю Петропавловска-Камчатского, а сверху бросить для вкуса немного Южно-Сахалинска и щепотку Владивостока.

С Марией и Хесусом можно говорить на любую тему. Они хорошо образованны, начитанны, наблюдательны. Приехав впервые в Россию, Мария сразу отметила, что россияне очень похожи по менталитету на чилийцев, несмотря на огромное расстояние, которое нас разделяет.

— И в чем именно мы похожи? — интересуюсь я.

— Чилийцы преданы своей стране. В нас очень силен дух патриотизма. Мне кажется, что россияне тоже очень любят свою страну. И еще, как мне показалось, жители вашей страны жизнерадостны, открыты, дружелюбны и оптимистичны. И этим вы тоже похожи на чилийцев.

По наблюдениям Марии, российские люди так же тепло приветствуют друг друга, как чилийцы. В Сантьяго или любом другом крупном городе Чили при каждой встрече вас обязательно расцелуют как самого лучшего друга. И не имеет значения, пришли вы на вечеринку или на занятие по йоге, где видите всех впервые. Правда, в России Марии пока не приходилось видеть, как люди здороваются с незнакомцами в общественном транспорте, а вот для Чили — это норма. Нередко в чилийском автобусе можно услышать, как какой-нибудь пожилой пассажир интересуется делами водителя, и делает это не формально, а вполне искренне.

В наших странах, как считает Мария, люди очень по-особенному относятся к детям, родителям, семейным и родственным отношениям, к браку, хотя в Чили разводы разрешили совсем недавно, поэтому очень многие чилийцы официально не регистрировали свои отношения, а просто жили вместе, растили детей. При этом оба наших народа одинаково небрежно относятся к пунктуальности. Большинство россиян, как и большинство чилийцев, опаздывают всегда и всюду.

— Мне кажется, понятие «завтра» у нас и у вас легко трансформируется в понятие «когда-нибудь», — делится своими наблюдениями Мария. И я не могу с ней не согласиться.

А еще чилийцы и россияне, по мнению Марии, одинаково не умеют отказывать, если их о чем-то сильно просят. Именно поэтому в наших странах нельзя быть уверенным ни в чем. И не потому, что россияне и чилийцы плохие люди. Просто никто не хочет обидеть собеседника отказом. Разница лишь в том, что чилиец может легко пообещать и так же легко забыть про свое обещание, и не станет особо мучиться, просто извинится и всё, а вот россиянин обязательно изведет себя муками совести, а потом все равно не выполнит своего обещания. И извиняться точно не станет…

— Есть у нас какие-то привычки, которые показались вам совсем странными? — интересуюсь я.

Мария несколько секунд хмурит лоб, а потом опять начинает улыбаться.

— Пожалуй, самой удивительной мне показалась ваша привычка снимать обувь. Понимаете, когда люди заходят в квартиры… И не только в чужие, но и в свои тоже. Это очень странно. Поначалу я даже вздрагивала, когда все начинали снимать обувь в прихожей, а потом поняла, что эта традиция связана с очень плохой погодой. Да?

— В общем, да, — киваю я.

— В вашей стране почти всегда холодно, часто идут дожди, много снега, много грязи, мало тротуаров, плохие дороги. А грязь для вашей домохозяйки — это почти катастрофа. Ей пришлось бы мыть полы в своей квартире постоянно. В нашей стране уличную обувь снимать не принято, когда приходят в гости, еще и потому, что очень многие семьи могут себе позволить нанять помощницу. Наны, женщины, помогающие поддерживать чистоту в доме и готовить еду, явление у нас очень распространенное. И это не показатель высоких доходов.

Еще мне сильно любопытно, как отличаются люди, родившиеся на берегу океана, от нас, сухопутных крыс, которым в радость любая мелкая речушка с глинистыми берегами и маленькое озеро в камышах. Судя по Марии, разница между нами огромная. Мария категорически другая. Она не похожа на вялых сибирских девушек. И даже когда она молчит, в ней, как мне кажется, бушует энергия океана.

— В моем понимании, Вальпараисо — это почти рай. Как можно было оттуда уехать? — искренне удивляюсь я. — Круглый год тепло, можно купаться, загорать. Я бы с удовольствием в Тихом океане поплавал. Хотя бы раз в жизни…

— Порке парадизо? Но! Но! — отрицательно мотает головой Хесус.

— Вальпараисо — это совсем не рай, — приходит на помощь мужу Мария. — В нашем океане трудно плавать. Очень сильное течение, круглый год холодная вода. В районе Вальпараисо вода никогда не бывает теплее семнадцати градусов. Плавают только самые отчаянные. А загорают на пляжах только туристы. Мы в детстве любили играть в футбол на песке и устраивали на пляжах пикники…

Симферополь встречает нас замусоренными обочинами. Хесус и Мария не хотят задерживаться в столице Крыма даже на ночевку, и я с ними согласен. На мой взгляд, в городе, построенном в голой степи, делать категорически нечего. В Симферополе от одного только списка официально признанных достопримечательностей нормальному человеку становится тошно. От списка веет такой зеленой тоской, что сам начинаешь зеленеть. Мечеть, собор, монастырь, собор, этнографический музей, опять собор, парк, еще один музей, театр, а потом снова собор. Полное безумие.

— Скажи, ты часто вспоминаешь свой родной город? — неожиданно интересуется Мария.

Вспоминаю ли я свой родной Обск? Разумеется. Он настолько уродлив, что забыть его практически невозможно. А как приятно туда прилетать зимой — это вообще отдельная тема. Сначала самолет делает долгий полукруг над нефтяными факелами и серыми промышленными зонами, размазанными по степным кочкам на несколько сотен квадратных километров, а потом вдруг в одно мгновенье погружается в жутковатое полудикое пространство, в бесконечную снежную белизну. И на километры вокруг только темнота и холод. И лишь совсем вдалеке, если постараться, можно разглядеть прямоугольный железобетонный силуэт аэровокзала, на крыше которого круглосуточно горит короткое емкое слово из четырех покосившийся букв: «ОБСК».

Мне не доводилось приземляться в Смоленске, Сарапуле, Сызрани, Саранске, Соликамске, Стерлитамаке, Семипалатинске или каком-нибудь, прости господи, Сыктывкаре. Я допускаю, что аэропорты там еще хуже, чем наш, хотя и наш-то можно смело предлагать голливудским продюсерам для съемок фильмов-катастроф. И я верю, кстати, что рано или поздно его снесут, чтобы построить новый, красивый, современный. Но пока жителям Обска даже теплое багажное отделение в радость, ведь еще недавно им приходилось искать свои чемоданы в продуваемом всеми ветрами ангаре, где было всего на пару градусов теплее, чем на улице.

Как-то раз, помнится, со мной рядом, подпрыгивая от холода, дожидался багажа молодой немец. Сначала он пытался что-то выяснять у окружающих по-английски, но результат оказался нулевой. Потом он на ломаном русском пытался узнать у меня среднюю стоимость проезда на такси до центра и несколько раз переспрашивал, как правильно произносится «улица Волховстроя». А когда получил свой рюкзак, пошел ловить такси далеко не сразу. Долгих пять минут он вздыхал, оглядываясь по сторонам, и в глазах его читалась полнейшая растерянность.

Вот и я сейчас не знаю, как ответить искренней и доброжелательной чилийке, чтобы она поняла всю глубину моих чувств к родному городу…

На выезде из Симферополя Хесус замечает дорожного полицейского со вскинутым жезлом и причаливает дом на колесах к грязной обочине. Пока полицейский вразвалочку движется в нашу сторону, я открываю дверь.

— Ну и кто у вас на этом авианосце главный? — хмуро спрашивает полицейский, опираясь ногой на ступеньку. И хотя он никуда конкретно не смотрит, но явно успевает оценить комфортные внутренности кемпера.

— Ола! Комо эстас? Как дела? — с широкой улыбкой интересуется Хесус у стража дорог.

— У меня-то хорошо дела, — откликается полицейский. — А вот как у вас — сейчас посмотрим. Предъявляем водительское удостоверение и документы на это дивное транспортное средство…

Хесус достает из бардачка пластиковую папку с бумагами, которую получил в прокатной конторе, и свои права из бумажника. Они отличаются от наших только дизайном.

— Мы из гуманитарной миссии, — говорю я и предусмотрительно протягиваю полицейскому раскрытый паспорт. — Супруги Матео — граждане Чили. Они участвуют в важной спелеологической экспедиции, совместной с Российским географическим обществом. Я — сопровождающее лицо из российского представительства. Поясните, лейтенант, какой пункт правил дорожного движения мы нарушили.

Полицейский скользит взглядом по моей фотографии в паспорте.

— Что-то вы на себя не похожи совсем, Ульян Сергеевич.

— Не могу похвастаться, что время надо мной не властно…

— Большой автомобиль. И дорогой, наверное, — говорит полицейский, механически перебирая документы из папки Хесуса.

— Там все написано. Автомобиль был взят в аренду. Счет оплатила чилийская сторона.

— Понятно. — Лейтенант забирает у меня из рук паспорт. — Гуманитарная миссия, значит… Можете выйти со мной на минуточку?

Я неопределенно пожимаю плечами и спрыгиваю на грязную обочину. Лейтенант медленно обходит наш дом на колесах вокруг, я иду за ним следом. Останавливаемся перед капотом.

— Ульян Сергеевич, сколько ваш водитель вчера выпил?

— Ни грамма, — говорю я.

— Но запах-то есть. Значит, это вы пили? — не сдается полицейский.

— Я за последние пять лет даже пива в рот не брал.

— Понятно… — Лейтенант тяжело вздыхает и с явной неохотой возвращает мне паспорт. — Ну, хорошо. Можете следовать дальше по своему маршруту.

Чтобы попасть в село Мраморное, нужно свернуть с трассы Симферополь–Ялта в районе Заречного. Мы пропускаем указатель из-за сильного снега и спохватываемся только на перевале. Хесус расстроен. Мы с Марией его успокаиваем, как можем. Предлагаем, раз уж так вышло, считать это знаком свыше. Да и вообще, разве плохо подышать горным воздухом на перевале и там же пообедать в придорожной едальне?

Снег усиливается с каждой минутой, дворники с ним уже не справляются, и Хесус, подумав, соглашается на знак свыше. Потертый мужик, торгующий рядом с троллейбусной остановкой разным металлическим барахлом, сушеными травами и вареньем из кизила, указывает нам рукой на турбазу. Она в паре сотен метров от трассы по лесной дороге. Мол, самое приличное питание — это там. Сегодня главная по кухне — баба Галя, а у нее на обед всегда вкусный борщ с пампушками.

На белых склонах Чатыр-Дага пусто. Пункт проката лыжного снаряжения закрыт на большой висячий замок. В кафе тоже нет аншлага. Небольшая компания молодых мужчин за деревянным столом в углу пьет темное пиво из больших кружек. Молодая пара за пластиковым столиком угрюмо кормит супом ребенка лет пяти, одетого в ярко-сиреневый комбинезон.

Чилийцы очень неуверенно поддерживают мое предложение насчет борща с пампушками, но охотно соглашаются на гуляш, пирожки с капустой, которые, как оказалось, очень похожи на чилийские эмпанадас, и чай из крымских трав, к которому они уже успели привыкнуть. Пока нам накрывают на стол, я прислушиваюсь к чужим разговорам. Молодые супруги переругиваются из-за простывшего в очередной раз ребенка. А со стороны сугубо мужской компании долетают звучные, местами даже эльфийские топонимы: Эклизи-Бурун, Казу-Кая, Холодный кулуар, Демерджи, Бабуган.

Мужчины расслабленно выясняют, чей проверенный маршрут интересней. Один считает, что лучше идти по северному склону горы Кичхи-Бурну и по грунтовке спуститься к поляне Вольская. Другой уверяет, что нужно сворачивать вправо, к реке Яныкерь, а потом двигаться по тропинке мимо кизиловой рощи. Но все согласны, что на подходе к Азапсын-Сырту лучше слегка срезать через Тигровое ущелье. А спускаться с Азапсын-Сырта правильней всего будет по Муравьиной тропе. А потом нужно пройти по берегу реки Альмы, после чего двигаться за солнцем на восток, вдоль горы Сараман…

— У вас всегда так мало людей, или сегодня какая-то магнитная аномалия? — интересуюсь я у официантки с усталым лицом.

— А что? Хотите у нас остановиться? — сразу интересуется она.

— Нет, спасибо, нас давно ждут в приюте «Биюк-Янкой», мы просто случайно его проехали, вот и решили притормозить у вас, чтобы пообедать, — зачем-то говорю я.

Официантка поджимает губы.

— Если кого-нибудь здесь интересует мое мнение, в Биюке делать вообще нечего. Ни летом, ни зимой.

— Значит, все-таки плохой день?

— Да уж, бывали дни и получше… — неохотно признается официантка.

Я старательно улыбаюсь. И заказываю еще один чайник с травяным чаем…

На обратной дороге мы уже готовы к неожиданностям и вглядываемся вдаль более внимательно. Сворачиваем с трассы, заметив поворот на пещеру Мраморная, несколько километров движемся в сумерках по свежевыпавшему снегу в сторону чего-то массивного на горизонте. Видимо, это и есть Чатыр-Даг. В некоторых местах снега намело уже столько, что у нас возникают обоснованные опасения остаться на дороге навсегда. Все же кемпер — далеко не внедорожник.

У очередной развилки тормозим. Я натягиваю капюшон куртки поглубже, выхожу, останавливаю медленно ползущий навстречу автомобиль и на всякий случай уточняю у водителя направление. Говорю: добрый человек, помогите, не хочется ошибиться. И действительно, если бы поехали по более накатанной колее, как собирались, выехали бы не к туристическому приюту, а к нижнему плато Чатыр-Дага и пещере Мраморной. А нам нужно двигаться прямо, как советует добрый человек. И тогда в конце дороги мы найдем поселок Мраморный, он же бывший Биюк-Янкой, несколько домиков при некогда знаменитом щебеночном карьере.

Видимо, при слове «карьер» мое лицо перекашивается, и добрый человек бросается меня успокаивать. Мол, не беспокойтесь, зимой карьер не работает, шум от дробилок не помешает вашему отдыху. Ровно на миг мне становится интересно, как же работают дробилки летом, но свое любопытство мне удается побороть. Главное сейчас, чтобы мы не промахнулись мимо приюта…