Ульян едет в Крым

Необходимость

Темнота и тишина…

Сейчас я точно знаю, что такой тишины нет больше нигде в мире, кроме пещер. Причем в Красной тишина какая-то своя, особенная, пугающая. Хотя я не могу поручиться, что мне это не кажется, поскольку длительное пребывание в пещере не идет на пользу моему бедному мозгу. А я брожу в полном одиночестве довольно долго. Примерно сутки. Сколько точно — сказать не могу, я споткнулся и случайно стукнул об камень свои «Командирские» часы с модным вращающимся безелем. Я искренне считал, что они водонепроницаемые и противоударные. И продавец меня в этом уверял. Теперь я точно знаю, что мы оба заблуждались.

В принципе, я устал не столько физически, сколько морально. Я же не спелеолог, никакого опыта передвижения в пещерах у меня нет вообще. Может, поэтому мне все время кажется, что пространство вокруг меня сжимается. Да и вообще, в кромешной тьме идти не так-то просто. Нужно постоянно проверять пространство впереди себя ногой и рукой, быть предельно осторожным, поскольку внизу могут оказаться в любой момент скользкие камни, и если наступить на них неудачно, то можно легко сломать себе какую-нибудь часть тела.

Иногда я зажигаю стеариновую свечу и осматриваюсь, но это больше для самоуспокоения, поскольку в темноте пещеры пользы от неверного огонька свечи немного. А батарейки в фонаре мне приходится жестко экономить. Но двигаться все равно нужно, иначе я могу элементарно замерзнуть. Температура в Красной даже жарким летом не поднимается выше десяти градусов тепла…

Низкая галерея, неровный сухой пол с островками глины, волнистые известняковые своды, будто присыпанные светлым коричневым порошком выветренных натеков. Метров через двадцать дорогу мне преграждает каменная осыпь. Я останавливаюсь, зажигаю свечку и обхожу осыпь как можно осторожней. Вижу округлые своды пещеры, которые становятся влажными — это конденсируются водяные пары. Слева два небольших круглых лаза. Мне кажется, что я их уже видел два часа назад…

Наслушавшись Георгия, я стараюсь не делать по дороге никаких отметок на стенах. В пещерах, по его мнению, вообще глупо рисовать топографические знаки. Почему? Во-первых, если вести себя по-варварски, пещера может отомстить. Во-вторых, в качестве маркеров гораздо лучше использовать готовые ориентиры, которых под землей даже больше, чем на поверхности. В качестве ориентира сгодится и выступ скалы, напоминающий какую-то сказочную птицу, и глыба, похожая на тюленя. Вот только нужно непременно оглядываться, а иначе есть вероятность попасть впросак, ведь «надежный ориентир» с другого ракурса может выглядеть иначе…

Пещера Красная состоит из шести ярусов, длина всех ее галерей — больше двадцати шести километров, общая глубина — сто тридцать пять метров, она официально считается самой длинной пещерой Европы, и это только с учетом исследованной части, а пещера каждый год прирастает: через нижние этажи протекает река, вымывая новые полости и пустоты, открывая новые галереи, коридоры и огромные залы, так что при желании бродить по Красной я могу долго. И могу даже потеряться совсем. Понятно, что желания теряться у меня нет. Наоборот — я хочу выбраться из Красной живым и по возможности невредимым.

Ну, а главная моя цель — найти Марию. Я думаю, она просто заблудилась в недрах этой гигантской пещерной системы и сейчас где-то сидит в ожидании помощи. Опытные спелеологи уверяют, что в пещерах, а особенно крымских, заблудиться невозможно. Вернее, теоретически такая возможность есть, но для этого нужно, мол, сильно постараться. Я не думаю, что Мария старалась. Скорей всего, она на что-то отвлеклась, а потом испугалась, потеряла ориентир и пошла в другую сторону, а когда поняла свою ошибку, то запаниковала еще больше и заблудилась окончательно.

Совет новичкам: если вам все же довелось заблудиться в пещере, не мечитесь в поисках выхода, а посидите, подумайте, вспомните все пройденные ориентиры. Если и это не поможет — спокойно ожидайте помощи. Она обязательно придет. Не огорчайтесь и не поддавайтесь панике. Впрочем, чем дольше я нахожусь в Красной пещере, тем больше понимаю, что паника сильнее меня. Сейчас, спустя сутки моих блужданий, мне кажется, что шансов на благополучный исход мало. Я даже не уверен, что смогу выбраться на поверхность. Мог ли я вообще подумать, что наступит такой момент, когда мне захочется самого простого — увидеть солнечный свет?

Когда-то бог изначальных времен, не помню его имени, сошел на землю, где не было вообще ничего. Существовал лишь полный Мрак. Но у бога изначальных времен было орудие — лабрис, обоюдоострая секира, и этим орудием он сотворил мир. Он стал ходить посреди Мрака, описывая круг за кругом, рассекая темноту и прорезая борозды своей секирой. Дорога, которую он прорезал, с каждым шагом становилась светлее, позже ее стали называть «лабиринтом». Когда бог изначальных времен, рассекая Мрак, дошел до самого центра лабиринта, он увидел, что его секира превратилась в Свет, он уже держал в руках не оружие, а факел, который ярко освещал все вокруг.

И это была конечная точка его пути, он достиг Света…

Все, что происходило до входа в пещеру, кажется мне теперь тусклым и невыразительным, словно снятым на бракованную кинопленку…

— Почему вы так на нас смотрите? — раздраженно спрашиваю я начальника отряда контрольно-спасательной службы Крыма по городу Алуште.

— Как именно? — говорит спасатель, переводя взгляд с меня на Георгия и обратно. Фамилия начальника — Соболев. Об этом сообщает нашивка над левым карманом его форменной куртки.

— Вы как будто хотите сказать: «Ну что, придурки, допрыгались?»

— Именно это мне и хочется сказать, только более экспрессивно, — признается спасатель Соболев. Выглядит он моложаво, но возраст выдает седина, заметная даже при его короткой стрижке. — И я бы даже с удовольствием воспользовался ненормативной лексикой.

— Петрович, — с укоризной говорит Георгий.

— Нет, ну это действительно полный песец! Какого вас туда понесло? От кого угодно, что угодно, но от тебя я точно такого не ожидал…

— Да, вот именно, зачем? — кивает в такт словам спасателя полицейский майор с говорящей фамилией Расторгуев. Про таких говорят: из-за щек ушей не видно.

На круглом лице представителя правоохранительных органов отражается сложная гамма чувств и переживаний. Он все еще надеется, видимо, что недоразумение рассосется само собой и на нем не повиснет необходимость заводить уголовное дело по факту исчезновения в пещере Красная гражданки иностранного государства. Собственно, я их вполне понимаю. Когда сидишь в тепле и безопасности аварийно-спасательного поста, то очень трудно поверить, что такое возможно.

Происшествия в пещерах случаются в Крыму редко. Еще реже в карстовых пустотах проводятся спасательные работы. А чтобы кто-то заблудился в пещере — это вообще суперсобытие. За пятьдесят лет существования Крымспаса такое было дважды. Последний случай, когда горноспасатели искали потерявшегося, случился в сентябре восемьдесят девятого, тогда юная студентка Ленинградского инженерно-строительного института отстала от своей группы в Солдатской, запаниковала и ушла, непонятно почему, в другую сторону. Ее нашли на следующее утро…

— И вы абсолютно уверены, что эта гражданка…

— Мария Матео, — в пятый раз терпеливо повторяю я.

— Она не могла просто пошутить? — недоверчиво выспрашивает луноликий майор.

— Мы просто теряем время на эти пустые разговоры, — говорю я. — Нет ни малейшего повода воспринимать исчезновение Марии Матео в качестве шутки или розыгрыша. Нам сейчас нужно не сопли жевать, а срочно начинать ее поиски.

— Давайте здесь буду командовать я, — прерывает меня спасатель Соболев. — Сначала мы должны понять, что именно между вами произошло. Только после этого я смогу принять правильное решение по поиску.

— Год какой-то ненормальный, — со вздохом произносит майор Расторгуев. — Может, это из-за активного солнца?

Год и вправду выдался для Крымспаса урожайным. В начале февраля спасателям пришлось эвакуировать группу спелеологов из Красной за четыре дня до завершения контрольного срока. Начались февральские «окна», резко потеплело, снег стал таять, в пещеру хлынула вода, и пришлось принимать меры. А спустя всего пару недель один из туристов провалился в вертикальную пещеру. Туристы из Симферополя шли через Долгоруковскую яйлу, один поскользнулся на крепком снежном насте и угодил в воронку глубиной восемь метров. По счастью, он выжил.

А вот на майские праздники произошел смертельный случай. Спелеотуристы из Москвы спускались в пещеру Монастырь-Чокрак на Караби-яйле, и один из них сорвался с восьмидесятиметровой высоты. Обрыв веревки. Редкий и оттого совсем печальный случай. Парню было всего двадцать…

— Георгий Семенович, позови-ка мне сюда этого Хуана, — говорит спасатель Соболев. Он достает из непромокаемого рюкзака и разворачивает на столе крупномасштабную карту Долгоруковской яйлы. Поверх кладет схемы горизонтов Красной пещеры.

Георгий с сомнением качает головой.

— Вряд ли у тебя получится, Петрович. Парень сейчас не в себе. Расстроен. Да и по-русски он плохо понимает. Ему супруга переводила.

— Тогда расскажи мне, где ваш маршрутный лист. Кто его подписывал? Он вообще-то был?

— Не было, — неохотно признается Георгий.

Спасатель Соболев играет желваками.

— Не хочу даже спрашивать, как тебе это удается… Покажи на схеме, где вы в последний раз были все вместе.

— На главной галерее пятого этажа я шел замыкающим. Потом осматривали Органный зал, вернулись к Ветровому окну… Дальше не могу ничего гарантировать.

— Там и заблудиться-то негде. Получается, она что, растворилась в воздухе? — Соболев пристально смотрит на нас обоих. — Кто-то из вас по-любому должен был ее видеть.

Мы переглядываемся с Георгием. Невероятно, но факт. На несколько долгих секунд мы потеряли друг друга из виду. Мы оба думали, что Мария осталась с Хесусом. А Хесус, засмотревшийся на причудливые натёки, подумал, как потом выяснилось, что Мария ушла вперед, с нами.

— Вниз, в засифонную часть, эта гражданка не могла пройти? — уточняет спасатель.

— Маловероятно, — задумчиво говорит Георгий. — Первый сифон сейчас маловодный, но без гидрокостюма его все равно не пройти… Хотя, знаешь, я уже ни за что не поручусь, Петрович…

Я сейчас тоже ни за что не поручусь. Я уже давно блуждаю в полной темноте, постоянно сбиваюсь при подсчете поворотов, и мне многое теперь видится иначе. Я постоянно хочу есть, от пещерной тишины у меня случаются звуковые галлюцинации, мне кажется, что я хожу кругами по одним и тем же местам. Когда мне чудятся мои собственные следы, я едва сдерживаюсь, чтобы не начать кричать и громко звать Марию в надежде, что она меня услышит. Но кричать в пещерах нельзя, это я помню, громкими звуками можно вызвать обвал слабо держащихся в осыпи камней…

И еще мне не дает покоя мысль о том, кто же будет искать меня, если в этом возникнет необходимость. Ведь сейчас никто не знает, что в пещере Красной кроме Марии нахожусь еще и я. И если я по какой-то причине не смогу найти не только Марию, но и выход, а такое возможно вполне, если учесть мою общую невезучесть, то по всем формальным основаниям я буду считаться потерявшимся. И хотя я отгоняю все панические мысли подальше, они возвращаются ко мне снова и снова. С упорством, достойным лучшего применения.

— Ты идиот, — тихо подбадриваю я сам себя. — Не мог записку оставить… Так и так, ищите, господа хорошие, меня там-то и там-то… Хотя это было бы глупо, конечно…

Меня слегка успокаивает мысль, что Георгий может догадаться, что я исчез не просто так, а направился в Красную. Ну а действительно, куда еще я мог уйти среди ночи, если не в пещеру? И он точно знает, где именно я в нее зашел, ведь это он и показал мне тот малоприметный лаз, через который можно попасть не в общедоступную галерею, а в закрытый для экскурсий лабиринт средних этажей…

Проход опять расширяется, и я снова расправляю плечи. Мне представляется над головой большой свод. И еще я слышу тихую песню на незнакомом языке. Опять слуховые галлюцинации?

— Эй, кто там? — шепчу я на всякий случай и оборачиваюсь по сторонам.

К своему удивлению, я вижу темный силуэт. Он похож на человека, присевшего отдохнуть на камень.

— Мария, это вы?

Песня обрывается, слышится шорох, сильно похожий на смех.

— Эй, последний раз предупреждаю, я вооружен! — зачем-то говорю я, вжимая голову в плечи от накатывающей на меня волны ужаса.

Пока я пытаюсь зажечь трясущимися руками свечу, силуэт светлеет, и я начинаю понимать, что передо мной стоит невысокая женщина. Она оборачивается навстречу, и я, к своему удивлению, узнаю бабку Дьелену. В прошлом году я снимал у нее комнату, когда путешествовал по Алтаю.

— Здравствуй, Ульян, — радуется мне алтайская ведьма.

— Привет, бабка Дьелена, — ошарашенно говорю я. Меня вдруг разбирает нервный смех. Я хихикаю и никак не могу успокоиться.

— Что, заблудился? — Бабка Дьелена подходит, тихо шурша юбками и бренча своими железячками. На ней темный платок, низко надвинутый на лоб, какие-то меховые сапоги, по виду мягкие, и сильно засаленная длиннополая безрукавка из темно-зеленого бархата. — Помнишь, я тебя предупреждала: не торопись. А ты как будто хочешь сам себя обогнать…

— Мне просто очень нужно найти Марию. Она издалека приехала, из Чили. Мы в пещере на экскурсии были, а потом она заблудилась, видимо, — пытаюсь оправдаться я.

На самом деле я не знаю, что произошло с Марией. И даже предполагать не берусь. Но очень хочу надеяться на лучшее…

— У нашего народа есть поучительная сказка. Мне моя бабка ее рассказывала, а ей — ее бабка. Рассказать?

Я киваю. Почему нет? Хуже уже не будет.

— Тогда слушай и не перебивай, — просит бабка Дьелена. — Дело было очень давно. Под высокой горой, поросшей дремучим лесом, есть пещера Аю-Таш. Когда-то там жил людоед. Никто его не видел, но молва говорила, что людоед скачет верхом на синем быке, у него семь голов, семь ртов, четырнадцать глаз. Однажды мимо высокой горы ехал смелый батыр, сын хана, а рядом с ним бежал его лучший друг — собака. Когда батыр проезжал мимо пещеры, собака громко залаяла, забежала в пещеру и пропала. Сын хана был храбрым воином, но все равно далеко в пещеру зайти не смог, выбежал оттуда, весь дрожа от страха.

Батыр добрался до ближайшего селения, стал расспрашивать людей об этой пещере. Местные жители рассказали ему много страшных историй про людоеда, но сын хана не мог бросить в беде своего друга. Вернувшись к пещере, он просидел рядом с ней несколько дней, не решался войти. На четвертый день, когда зашло солнце и страшно стало даже в лесу, сын хана встал и подошел к пещере. Сделал первый шаг, второй, третий… А потом решительно зашагал в темноту. Так он шел, пока не показался другой выход из пещеры, а за ним солнечная поляна, на которой пасся синий бык. А еще храбрый батыр увидел на поляне того самого людоеда с семью головами, играющего с собакой. Собака очень обрадовалась, увидев друга. И людоед оказался вовсе не людоедом, хотя и выглядел он с семью головами очень грозно…

— Мораль такая: надо идти вперед, пока не придешь к Свету, — говорю я. — Правильно?

Алтайская ведьма загадочно улыбается, медленно качает головой, как Будда, а потом дует на мою свечу. Я опять остаюсь в полной темноте…

По моим ощущениям, проходит пара часов. За это время прохожу две или три развилки. Каждый раз сворачиваю направо. Изредка, отчаявшись, включаю фонарик. Он уже почти не горит. Периодически я слышу за собой шаги. Как только останавливаюсь, шаги затихают. Снова развилка, и я опять поворачиваю вправо. Изящные каменные арки, мокрый наклонный спуск. Придется лечь на пол, поскольку впереди низкий и узкий лаз. Здесь я точно еще не был. Поворот, неглубокая выемка, заполненная конденсационной водой, еще один поворот. Сзади шорохи и чье-то тяжелое дыхание.

— Кен эс? — Испуганный женский голос раздается совсем рядом. — Кто тут?

Мое сердце от волнения начинает биться в два раза быстрей. Я лезу в карман за спичками, но руки не справляются, коробок улетает в темноту.

— Мария?

— Ола! Я здесь! Кто это?

— Это я, Ульян.

— Ола, Ульян! Комо эстас? Это правда, ты здесь? Или мне кажется?

Мария вываливается откуда-то сбоку, из темной ниши, и сразу обвисает на моей руке.

— Ты не представляешь, я так очень испугалась. Ты заблудился тоже?

— Надеюсь, что нет.

— Тогда что ты делаешь здесь?

— Тебя ищу.

— Это правда?

Конечно. Вот только у меня первое время плохо получалось. Я вздыхаю и не могу удержаться от ворчанья.

— Куда ты пропала-то вообще? Разве так можно? Как маленькая, в самом деле! В пещерах нужно всегда держаться вместе. И быть предельно внимательным. А ты что делаешь? Мы с Георгием на одну секунду отвернулись и тут же недосчитались тебя. Как корова языком слизнула…

Мария еще тесней прижимается в темноте к моему плечу.

— Смешно сказал: как корова языком…

— Да уж, смешно…

— А Хесус меня ищет? У него все в порядке?

— Конечно. Тебя все ищут. Мне просто повезло найти тебя первым. Сильно проголодалась?

— Очень сильно голодала, да. И пить очень сильно хочется, — грустно говорит Мария.

Я достаю из поясной сумки пластиковую бутылку. Вода — конденсат, на мой вкус, слегка затхлая, но лучше такая, чем никакой. И распечатываю неприкосновенный запас — энергетические батончики из сухофруктов.

Мария шелестит металлизированной упаковкой. А я наигранно спокойным голосом произношу:

— Ну что, пора выбираться на поверхность?

На самом деле мне неспокойно. От волнения даже живот подводит. Где-то в глубине меня поселилась и обжигает внутренности космическим холодом черная дыра. И мне сейчас совсем не помешает консультация опытного спелеолога. Да и не только опытного. По правде говоря, я охотно выслушаю сейчас совет любого человека, кто может знать, где именно искать эту самую поверхность. Или хотя бы в каком направлении нужно идти…

— Нам точно идти вперед? Разве мы не можем подождать спасателей здесь? Нас ведь уже ищут? В вашей стране ведь есть специальная служба, которая спасает людей в горах и пещерах? — заваливает меня вопросами Мария.

— Ты сильно устала?

— Просто я когда хотела найти выход сама, то сделала только хуже. А когда перестала искать — меня нашел ты. Энтьендо?

— В целом ты права, да. Первый совет всем, кто потерялся: не паниковать. И никуда не ходить. Всегда лучше оставаться поближе к центральным галереям. Вот только в нашем случае этот совет, я боюсь, не сработает.

— Почему? — удивляется Мария.

— Мы забрались так далеко, что хуже точно не будет.

— Ты думаешь, нас здесь найдут, когда будет поздно?

— Я думаю, лучше не рисковать.

— Мне холодно и страшно, Ульян… Что ты делаешь, когда тебе страшно?

— В детстве я пел специальную вдохновляющую песню, которая помогала мне справиться со страхом. Она называется «Шел отряд по берегу». Ее нужно исполнять вполголоса, но решительно.

— Спой мне вдохновляющую песню, Ульян.

Я честно вытягиваю два куплета из песни товарища Блантера про партизанский отряд товарища Щорса, а на выдохе — э-э-эх, красный командир! — захлебываюсь кашлем. И тут же слышу, как с облегчением выдыхает Мария.

— Не понравилась моя специальная песня? — со смехом спрашиваю я. — Забыл предупредить: голоса и слуха нет и никогда не было.

— Почему не понравилась? Мне песня понравилась очень. Она такая необычная…

— Революционная, про Гражданскую войну.

— У вас была Гражданская война? — В голосе Марии слышится легкий испуг.

— Была, но очень давно. Сто лет прошло, — успокаиваю я. — Готова идти? Или еще раз вдохновимся, песню споем?

— Готова, да. — Мария вздыхает. — Но лучше еще раз споем…

С группой горноспасателей — одной из трех, отправленных на наши поиски, — мы сталкиваемся через несколько часов блужданий по пещере. Блуждаем мы хоть и хаотично, но все же в верном направлении. Судя по движению воздушных масс, точка нашей встречи находится недалеко от выхода. У нас был шанс выбраться из пещерного плена самостоятельно, но я все равно страшно рад, что нас нашли.

Мы, два мокрых, перемазанных в глине, но при этом очень счастливых существа, долго обнимаемся со спелеологами из ялтинского горного клуба, которых подняли по тревоге, узнаем у них последние новости о наших поисках, охотно доедаем остатки их сухих пайков, запиваем еду чистой родниковой водой из фляжек, а потом как-то неожиданно оказываемся на поверхности, где видим просторы Долгоруковской яйлы, вдыхаем полной грудью пьянящий воздух и едва не падаем от счастья в бездонное ночное небо, усыпанное звездами…

Проведенному в пещере времени я ужасаюсь только на следующий день. Но перед этим отбиваюсь от врачей и сплю двенадцать часов подряд, плотно завтракаю обедом и закусываю ужином. Причем в уютном кафе при кемпинге «Сказочная долина» денег за вкуснейший плов и греческий салат с меня не берут. Похоже, я на некоторое время стал героем, и это мои пять минут славы.

Ко мне постоянно подходят какие-то веселые молодые люди в крепко перемазанных глиной куртках, о чем-то спрашивают, хвалят, хлопая по спине и плечам, и я даже начинаю беспокоиться, не останутся ли у меня на спине синяки от такого дружелюбия. А вот с Георгием мы ни о чем не говорим. С тех пор, как я вывел Марию из пещеры и она попала под опеку врачей, мы с ним общаемся только взглядами. Но взгляд, надо отметить, у него неодобрительный. Видимо, мои поступки идут вразрез с каким-нибудь древним кодексом крымских спелеологов.

Но даже если это так, даже если я виноват, то должен быть прощен прямо на месте и безоговорочно, поскольку к спелеологии не имею вообще никакого отношения. Мне просто повезло. Именно так я всем и говорю, кто смотрит на меня с недоверчивым прищуром. Да, повезло. Сегодня мне — завтра вам. Ничего личного. Фортуна — она девушка ветреная…

Вечером мы с Георгием идем выручать арестованного за дебош Хесуса.

Это я, как гражданин России, на уровне инстинкта понимаю, что в пещеру лучше пробираться незаметно, через неохраняемый вход в верхних уровнях, а наивный Хесус помчался спасать Марию открыто, через главные ворота Красной, как это принято в демократической стране. От него, естественно, потребовали билет. Он вернулся с билетом, прошел с экскурсией до конца цивилизованного участка по освещенной галерее, а потом стал рваться в недра Красной через первый сифон.

Экскурсовод выдернул Хесуса из ледяной воды и вызвал по рации охрану. Хесус сдаваться не пожелал, пожилому охраннику подсветил глаз, опять нырнул в сифон, но сразу же замерз, потому что вода в сифоне круглый год нестерпимо ледяная, без «сухого» гидрокостюма нормальный человек, если он не морж, проплыть под скалой не сможет. В итоге замерзшего и мокрого Хесуса пещерная охрана повязала, а потом передала полиции.

Обычно всех буйных, задержанных в Красной, увозят сразу в Алушту, но сейчас половина полицейского начальства Алушты здесь, поэтому и Хесус тоже здесь. Я знаю, что его держат в отапливаемом складском помещении кемпинга, угрозы для его жизни нет, но вторые сутки в тесном помещении — это все равно слишком много для неподготовленного к российской демократии иностранца, его нужно срочно оттуда доставать. Вот только для этого мне придется сильно напугать майора Расторгуева, который пугаться никак не хочет.

— Вы вообще понимаете последствия? — наседаю я на майора. — Господин Матео — гражданин иностранного государства!

Майор кривится, как от головной боли. Я мешаю ему культурно вкушать бараний шашлык в кафе.

— Хесус Матео избит, не обеспечен едой, водой и должной медицинской помощью, консульскому отделу в посольстве Чили вы ничего о задержании не сообщили. Хотите дипломатического скандала? Так он будет. Я вам его гарантирую. Одно дело, если бы гражданина Чили задержали в каком-нибудь Урюпинске, и совсем другое — в Республике Крым.

— Почему вы еще не уехали? — грустно спрашивает майор Расторгуев. В его понимании, видимо, все мировые проблемы от меня, и только один сифилис от любви.

— Как я могу уехать, когда в Крыму творится полицейский беспредел? Вы поймите, ваши гоблины — они не себя позорят, они нашего президента позорят. Выставляют Владимира Владимировича перед мировой общественностью в негативном свете. Охранники Красной имеют какие-нибудь претензии к господину Матео? От них что, заявление в полицию поступило?

— Не поступало, — признает очевидный факт майор Расторгуев, промокая салфеткой жирные губы. — Но этот ваш чилиец сотрудников оскорблял нецензурно. Как с этим быть?

— Оскорблял нецензурно? Не смешите. Он по-русски всего два слова знает: «здравствуйте» и «спасибо». В общем, майор, предлагаю освободить чилийца прямо сейчас. Тогда и у него, я думаю, не будет никаких претензий к доблестной крымской полиции.

— Уверены?

— Уверен! — решительно говорю я. — А уважаемый Георгий Семенович, который хорошо вам знаком, будет в данном соглашении посредником. Он проследит за исполнением договоренности сторонами.

Сторона правоохранительная в лице майора Расторгуева долго смотрит вдаль, катая во рту зубочистку, потом тяжело вздыхает, выуживает из поддельного портмоне «Гуччи» несколько некрупных купюр, оставляет их на столике и уходит в сопровождении Георгия к основному корпусу кемпинга.

Вот и все. Теперь я могу считать свою миссию выполненной.

— Вас подбросить, Ульян Сергеевич?

Я оборачиваюсь и вижу спасателя Соболева. Оказывается, все это время он сидел за соседним столиком.

— Подбросить? — автоматически повторяю я и некоторое время задумчиво молчу. — Ну, разве что до Ангарского перевала…

— Можем даже до Алушты. С ветерком. Вы же теперь герой, — улыбается мне Соболев.

— Нет, спасибо, дальше я как-нибудь сам. На троллейбусе…