Уничтожим всех уродов. Женщинам не понять

XVI. По методу нутрии

Когда через четверть часа я прихожу в себя, декорации (которые у меня не было времени вам описать) остаются прежними. На полу — прекрасный индийский ковер в бордовых пятнах от нашей крови. Мебель отделана медными украшениями — должно быть, она красного дерева, но ничего не гарантирую. Имеются также смешные крохотные окошечки с большими занавесками. Я прислонен к стене и связан, как сосиска. Я едва могу шевелить головой, и все у меня болит. Рядом я замечаю Гари. Нос его стремится соединиться с грудной клеткой — но это, скорей, от усталости. Напротив нас четверо других участников этой милой потасовки взаимно заботятся друг о друге, но движения их чуть вяловаты. Один из них, похоже, совсем потерял вкус к жизни. Это тот, которому я сжимал шею. Двое других хлопают его по щекам и трясут за руки, но он реагирует не больше, чем диванный валик. Месье в габардине тоже выглядит неважно: он промокает физиономию совершенно красным носовым платком, а когда открывает рот, видно, что у него осталось от зубов, — вернее, что у него их вовсе не осталось. Что же до цвета его глаз, увеличенных теперь до середины щек, то они будут даже поярче баклажанов. Двое оставшихся — здоровяк в голубом костюме, которого я перекинул через голову, и приземистый чернявый тип с плечами в форме готического камина — ощупывают себя, чтобы определить, что у них переломано. Это мероприятие вызывает у них забавные стоны. Я остаюсь доволен результатами операции, хотя чувствую себя таким разбитым, словно меня посадили в молотилку. Гари же продолжает скрывать свои впечатления Здесь же верхом на стуле сидит свежая как роза Кора Лезерфорд, а рядом с ней удивленная Мэри Джексон. Я-то знаю, что женщины любят смотреть, как дерутся мужчины (если это не из-за них самих). Мэри Джексон припудривается так, словно принимала участие в драке.

— Хорошо же вы благодарите людей, которые приглашают вас поужинать, — говорю я.

— А вы, как вы обходитесь с людьми, которых увозите на машине? — парирует Кора.

Она смеется!

— Вы совсем не в моем вкусе, — заявляет она.

Я пытаюсь разозлить ее, потому что ее улыбка вызывает у меня симпатию.

— Знаю я ваш вкус, — говорю я. — Он теперь в морге, с синими пятнами на мерзкой роже; то же, кстати, ожидает и малых напротив, — при помощи подбородка я указываю на четырех покалеченных обезьян, суетящихся в комнате, и мое предположение явно не приводит их в восторг. Что же до Коры, то намек на любовника вызывает у нее кривую гримасу, и она сверлит меня гневным взглядом.

— Вулф Петросян не был таким идиотом, как вы, Рок Бэйли, — говорит она. — Его убили обманом, подмешав отраву в вино, но он никогда бы не бросился, как дурак, в пасть к волку, как это только что сделали вы.

— Тем не менее ему хватило идиотизма, чтобы проглотить эту отраву и сдохнуть в телефонной будке, — говорю я.

— Насчет телефонных будок… — говорит она. — Существует одна история с фотографиями, разъяснить которую нужно прямо сейчас.

— Кому же? — спрашиваю я. — Вам? Этим господам? — я указываю на четверку. — Или кому-то другому?

«Господа», о которых идет речь, кажется, не поняли юмора, и приземистый коротышка направляется ко мне. Прежде чем я успеваю защититься, он расплющивает мой нос крепким ударом, так что моя голова приходит в тесный контакт со стеной.

Кора, должно быть, отдает себе отчет, что это производит не очень хорошее впечатление, — интересно, как же она объяснит все это Мэри Джексон. Определенно, девицы, которых она набирает для опытов господина X, отчаянно смелы. Они к тому же еще и маленькие свинюшки. Это объясняет, почему родители Беренис Хэйвен и Цинтии Спотлайт, исчезнувших первыми, не заявили в полицию, и почему семейство Мэри Джексон последует их примеру. Но родители не видели фотографии и, должно быть, представляют себе, что речь идет о банальном бегстве из дому.

Пока я предаюсь этим размышлениям, Кора орет на коротышку; тот, выругавшись, идет на свое место. А затем, после некоторого шума, в комнату врываются двое мужчин. Увидев нас, они хохочут, но стоит им перевести взор на других, как смех тут же исчезает. Из чего я заключаю, что это подмога, но из лагеря противника.

Кора встает.

— Возьмите этих, — она указывает на меня и Гари, — и отвезите сами знаете куда. Пошли, Мэри, — добавляет она.

Пришедшие приближаются к нам. Один — среднего роста, хорошо одет, выглядит простодушно. Другой… Я узнаю его. Это здоровенный санитар, подвергший меня процедуре — я не могу думать об этом без сожаления о Беренис Хэйвен, положившей начало всей этой авантюре.

Здоровяк разрезает веревки, которыми связаны мои ноги.

— Вставай, — говорит он. — Ба, да это же наш приятель! Ну что, пришел проведать старых друзей?

— Вот именно, — отвечаю я. — Хотелось совершить сентиментальную прогулку на место нашей первой встречи.

Он грубовато смеется. Я уже отмечал его жизнерадостный характер.

— Все такой же педераст? — говорит он. — Это из-за того, что вы отказали Коре, она привела вас в такое состояние?

— Ну да!.. — возмущаюсь я — Полчаса назад вы бы застали нас друг на дружке.

Это сущая правда, но я забыл добавить, что это я был снизу, а она занималась любовью с пресс-папье. За это время я успеваю встать на ноги, но они затекли, так что я вынужден повиснуть на верзиле-санитаре, чтобы не упасть. Его товарищ пытается поднять Гари. Но бедняга не желает шевелиться Он больше ничего не желает. Он издает легкий стон и остается недвижим. Мэри Джексон смотрит на него с интересом. Кора подходит к нему и, прежде чем я успеваю перевести дух, начинает долбить своим острым каблуком его большую берцовую кость. Гари подскакивает с душераздирающим воплем. Мэри Джексон, кажется, все больше и больше заинтересована происходящим — я вижу, как она проводит кончиком розового язычка по напомаженным губам. Эта девица — явная садистка. Гари вышел из состояния оцепенения и теперь, не переставая выть, катается по полу, чтобы увернуться от Коры. Он цепляется за стену, ногти его издают печальный хруст. В последнем усилии он, наконец, встает на ноги. Кора Лезерфорд веселится, но тут же умеряет радость, после того как кулак Гари жестко впивается ей в правую грудь. Теперь ее черед горланить и пританцовывать, держась за грудь обеими руками.

Мы успокаиваемся, после чего нас выводят в посыпанный гравием двор. Большой автомобиль все еще на месте, а моя тачка ждет снаружи, за Кориным доджем Мы усаживаемся в большой. Двое наших охранников, очевидно, намереваются предоставить Кору самой себе, так как едва мы успеваем устроиться, «жизнерадостный» снова заходит в ресторан и возвращается в сопровождении Мэри Джексон. Подталкивая Гари, я стараюсь усадить его поудобнее. Мэри Джексон усаживается рядом со мной, и мы трогаем с места. Коротышка сидит за рулем. Здоровяк наблюдает за нами в зеркальце.

— Куда мы едем? — спрашиваю я.

— Вы, наверное, и сами догадались, — отвечает он. — К очень любезному господину, который предоставляет дамам и господам отдельные комнаты с мебелью и всем необходимым!

Тут он замолкает и поворачивает одну из ручек на приборном щитке, настраиваясь на позывные радио. Вероятно, у них в машине установлена микрорадиостанция типа «уоки-токи», как в армии. Теперь я понимаю, почему те четверо поджидали нас в ресторане: Кора, должно быть, подключилась на их волну, и они слышали наш разговор с того момента, как я сел в машину.

Я чувствую, как сидящая рядом со мной Мэри Джексон начинает проявлять активность У меня по-прежнему связаны руки, и я не могу пошевелиться, но чувствую, что она щупает меня за ляжку, и это мне вовсе не по душе. Все мои желания и влечения таинственным образом ослабли с тех пор, как Кора погладила меня по черепу рядом произведений искусства.

— А вы ничего себе, — говорит мне в упор Мэри Джексон. — Когда ваша внешность примет свой прежний вид, вы будете очень даже презентабельны… Почему вы не оказали должного сопротивления тем четырем скотам?

— Если бы ваша подружка Кора не напала на меня по-предательски сзади, — говорю я, — дело повернулось бы иначе.

Мэри Джексон тихо смеется. У нее очень красивые светлые волосы; запах духов легкий, но вкрадчивый.

— Я совершенно не понимаю, что происходит, — говорит она. — Кора обещала взять меня с собой на выходные в имение одного своего друга…

— Кто это? — спрашиваю я.

— Маркус Шутц… доктор Маркус Шутц… Он очень много практикует, мне кажется. И вот мы поехали, встретили вас и вашего друга. Как его, кстати, зовут?

Я стараюсь ответить спокойным голосом. Ее рука продолжает машинально поглаживать меня по бедру; Мэри, по-видимому, не отдает себе в этом отчета.

— Его зовут Гари Килиан, — отвечаю я. Нет никакого смысла рассказывать небылицы.

Эта Мэри Джексон — нимфоманка! Только и всего. Наконец она оставляет мои ноги в покое и откидывается на сиденье, обвивая меня рукой за шею. Черт побери! Я всегда попадаю впросак именно в тот момент, когда не могу оказать сопротивления.

Голова моя напоминает кастрюлю с компотом. Я весь покрыт синяками и выгляжу, должно быть, ужасно, — а эта чокнутая, не обращая на все это ни малейшего внимания, исступленно забавляется тем, что совершает что-то вроде лирических набегов на плоскости, лежащие по соседству от моей скулы. Да еще в машине, которая везет нас к Маркусу Шутцу, доктору Шутцу — господину, который похищает людей, чтобы склонять их к совокуплению! Господину, в поместье которого имеются операционные залы, где занимаются также и фотографией, — и за обладание этими фотографиями с полдюжины человек укокошили друг друга всего лишь за одни сутки.

Мэри поворачивается в мою сторону, привлекает меня к себе (это причиняет мне ужасную боль) и целует в губы. Губы у нее мягкие и свежие, и она, должно быть, брала уроки у очень сведущего по этой части человека.

Я весьма озадачен, но мне хочется, чтобы это длилось как можно дольше. Впрочем, так оно и есть. Я закрываю глаза и окончательно сдаюсь… Женщины — прекрасное изобретение человечества… Я уверен, что здоровенный папаша наблюдает за нами в зеркальце, но мне совершенно на это наплевать Мэри Джексон отстраняется и тихо вздыхает.

— Можно, я сяду между вами? — говорит она. — Мне неудобно в углу.

— Как вам будет угодно, — отвечаю я.

Я не особенно доволен, что у меня связаны руки, так как теперь наверняка знаю, куда их можно поместить. Она приподнимается, перебирается через меня, а я пересаживаюсь вправо. На ней только легкое платье, и я ощущаю прикосновение ее упругого тела… Я готов к продолжению контакта, но эта чертова девка поворачивается к Гари, обнимает его и предлагает моему другу то же лекарство, что и мне Конечно, мне все равно, потому что это не кто-нибудь, а старикан Гари, но я чувствую себя приниженным в буквальном и переносном смысле. И пользуюсь этим обстоятельством, чтобы немного осмотреться. Сидящий передо мной здоровяк явно забавляется. Повернувшись к нам вполоборота, он бросает на меня саркастический взгляд и вновь принимается крутить ручку передатчика и переговариваться с невидимыми собеседниками. Последние, должно быть, находятся неподалеку, так как передатчики такого типа имеют ограниченный радиус действия Вид за окном все тот же: уходящая к горизонту выжженная равнина, кое-где чахлые деревья и пышные цветы. То здесь, то там виднеются верблюжьи скелеты — жалкое напоминание о караване. Мэри Джексон отпускает Гари и вновь принимается за меня.

— Как! — ворчу я — Вам все еще мало?

— Дайте же мне выбрать, — говорит она без тени смущения, — в конечном счете, я, наверное, отдам предпочтение вам.

Чертова кукла!.. Знает толк в мужчинах. Я прекрасно понимаю, что это грубая лесть… Но все же мне приятно это слышать. Теперь она принимается за дело с еще большим пылом, а сколько у нее еще в запасе!

— Если бы вы перерезали веревку… — удается мне вымолвить, — у меня бы пропало ощущение собственной бесполезности.

— Я бы очень этого хотела, — говорит она, — но у меня нет ничего под рукой. Не будем терять времени, все и так хорошо.

Поначалу оживившийся Гари снова впал в беспамятство. Кажется, поцелуи Мэри окончательно его доконали. Прямо у своей щеки я вижу волну блестящих волос, ее аккуратное ушко; взгляд мой теряется в тенистых уголках тонкой округлой шеи. Меня охватывает приятное тепло, я больше не сержусь на двух малых, что везут меня к доктору Маркусу Шутцу… Может быть, я наконец узнаю, кто он такой, доктор Шутц Я задаюсь этим вопросом не слишком уверенно, так как чувствую себя еще не в состоянии размышлять над полицейскими проблемами. Машина замедляет ход, сворачивает на боковую дорогу и снова мчится во весь опор. На повороте я еще сильнее прижимаюсь к Мэри.

Я испытываю смутные угрызения совести по отношению к Санди Лав… Упругий бюст Мэри впивается мне в грудь, и я чувствую, как она начинает учащенно дышать. Машину трясет на ухабах. Но вот она снова притормаживает, сворачивает, проезжает двести метров и резко останавливается. Сквозь белокурые волосы Мэри я мельком вижу высокую кирпичную стену.

Наши охранники выходят из машины. Я слышу ругательства, скрип тормозов еще одного автомобиля и вижу, как здоровенный тип падает на землю от удара вылетевшей астероидом рыжей массы. В это время второй выходит на ковер, чтобы получить свою порцию. Я узнаю работу Майка Бокански и его пса Нуну; лукаво улыбается мне довольная рожа Энди Сигмена.