Миша
Эбби, как дикая кошка, борется с захватом Алека, пока мы с Армани привязываем ее к стулу.
— Похоже, тебе нравится грубость, — насмехается над ней Алек, и я замечаю, что его руки сильно впиваются в ее бицепсы.
— Ублюдок, — шипит ему Эбби, ее глаза горят огнем.
— Она связана, — бормочет Армани, которому явно наскучило это занятие.
Алек мрачно усмехается:
— Посмотрим, сможешь ли ты освободиться.
Эбби натягивает веревки, словно это поможет ей освободиться.
Потеряв интерес, я бросаю взгляд в сторону якудза. Никаких признаков ублюдков или Авроры.
— Детка, если ты не освободишься, то будешь срать, есть и спать здесь, — насмехается Алек над Эбби.
Что-то подсказывает мне идти к ящикам, и когда я делаю шаг, Армани спрашивает:
— Куда ты идешь?
Не отвечая на его вопрос, я направляюсь в заднюю часть склада. Я натыкаюсь на Сейджо и Такахару, пока они прохлаждаются и курят.
— Где Кадзуо? — Спрашиваю я.
Сейджо качает головой, глядя на меня, затем спрашивает:
— Ты ищешь девушку? — Он наклоняет голову. — Так вот почему ты меня избил?
Бросив на него предупреждающий взгляд, чтобы он не связывался со мной, я отхожу вглубь ящиков. Если эти ублюдки подумают, что я заинтересован в Авроре, они могут причинить ей вред, чтобы отомстить мне за побои, которые я нанес Сейджо.
Я нутром чую, что что-то не так, и останавливаюсь между двумя ящиками, чтобы прислушаться.
Я слышу, как Эбби проклинает Алека, как албанцы смеются над тем, что они делают с близнецами, но больше ничего.
Я не слышу Аврору.
Следуя интуиции, я углубляюсь в лабиринт ящиков и, повернув налево, вижу Кадзуо, прислонившегося к ящику, но Авроры нигде не видно.
Только через мгновение я понимаю, что происходит.
— Ты посадил ее в ящик? — Рявкаю я, направляясь к нему.
Кадзуо делает шаг вперед, бросая на меня раздраженный взгляд.
— Отъебись, Петров.
Я хватаю его за рубашку и притягиваю ближе к себе.
— Где. Она?
Его губы кривятся в жестокой усмешке, затем он машет рукой в сторону ящиков.
— Не могу вспомнить.
Прежде чем я успеваю что-либо обдумать, мой кулак врезается ему в лицо.
Он, блять, запихнул Аврору в ящик. У нее клаустрофобия!
Когда Кадзуо отшатывается, я крепче хватаю его за рубашку, притягиваю к себе и обрушиваю кулак на его челюсть.
Удар настолько силен, что он теряет сознание. Я отпускаю ублюдка, затем кричу:
— Аврора!
Я пытаюсь вскрыть ящик, но это невозможно без лома.
Блять!
— Что за хрень? — Говорит Армани, обходя ящик с Сейджо и Такахару прямо за ним. Он замечает Кадзуо, лежащего без сознания на полу, затем бормочет: — Господи. Только не снова.
Армани разворачивается как раз в тот момент, когда Сейджо и Такахару бросаются в бой. Он отбрасывает Сейджо назад и бьет плоской стороной ладони по груди Такахару, заставляя его отшатываться, пока тот не падает на задницу.
— Алек! — Кричу я. — Мне нужен лом.
Бросаясь вперед, я атакую Такахару, в то время как Армани сосредоточен на Сейджо.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — огрызается инструктор Елена.
Мы все четверо замираем, а Кадзуо издает стон, вертя головой слева направо.
— Они запихнули Аврору в ящик, — объясняю я.
— И что? — Инструктор Елена сердито смотрит на меня. — Пусть женщина сама во всем разберется.
— У нее гребаная клаустрофобия.
— И все же. Она должна сделать это сама, — утверждает инструктор Елена.
Алек обегает штабель ящиков с ломом. Я выхватываю его у него и начинаю вскрывать ящик, к которому прислонился Кадзуо.
Душераздирающий крик Авроры заставляет меня работать быстрее, и когда я откидываю переднюю панель, то вижу, как она откидывается в сторону.
— Христос! — Приседая, я просовываю руки под ее тело и вытаскиваю ее из гребаной коробки. Мое сердце колотится со скоростью мили в минуту, когда я кладу ее на пол, затем проверяю, дышит ли она.
Ее дыхание слишком поверхностное и быстрое.
— Ну же, моя маленькая лань, открой глаза, — выдавливаю я из себя слова.
Ее лицо призрачно-бледное, и когда ее ресницы трепещут, я рявкаю:
— Очнись, Аврора.
Когда она приходит в себя, ее дыхание невероятно учащенное, а когда она открывает глаза, они темнеют от паники и страха.
Прямо как той ночью.
— Дыши, моя маленькая лань.
Все ее тело содрогается, и она начинает безудержно рыдать, пытаясь принять сидячее положение. Ее руки вцепились в грудь, и она дико трясет головой.
Я притягиваю ее к себе, и как только мы оказываемся лицом к лицу, я позволяю своему дыханию овевать ее дрожащие губы. Однажды это сработало, и я молюсь, чтобы сработало снова.
Наши взгляды встречаются: ее — наполненные ужасом, а мои — решимостью.
— Дыши, — рычу я, желая, чтобы она послушалась.
Она с болезненным звуком втягивает воздух, и это вызывает у меня желание убить каждого члена якудза до единого.
— Вот так. Дыши со мной, — бормочу я, поднося руку к ее лицу и обхватывая щеку.
Как только она набирает в легкие достаточно воздуха, из нее вырывается прерывистый всхлип.
Наплевав на то, что у меня будут неприятности, я поднимаю Аврору на руки и выношу ее со склада.
— Что случилось? — кричит Эбби оттуда, где она все еще привязана к стулу.
Аврора всхлипывает, прижимаясь ко мне, ее руки крепко обхватывают мою шею.
— Шшш… с тобой все в порядке, — говорю я, выходя в коридор и направляясь в свои апартаменты.
Мое сердце все еще колотится о ребра, словно пытаясь добраться до Авроры.
Все, что происходит вокруг, не имеет значения, есть только женщина в моих объятиях.
Последние недели, в течение которых мне приходилось ее тренировать, были настоящей пыткой. Мне постоянно приходилось бороться со своими чувствами к ней, и эти гребаные эмоции только усиливались.
Каждый раз, когда она чего-то добивается, моя грудь наполняется гордостью.
Всякий раз, когда она испытывает трудности, моя защитная сторона хочет вмешаться и помочь.
Я вынужден проводить с ней каждый день, а по ночам она снится мне.
Она сводит меня с ума.
Добравшись до своих апартаментов, я опускаю ее ноги на пол и позволяю ей прислониться ко мне, пока достаю ключ-карту из кармана. Как только я открываю дверь, то втаскиваю ее в комнату и пинком захлопываю за собой дверь.
Мои руки обвиваются вокруг Авроры, пока она безудержно плачет.
— С тобой все будет хорошо, — говорю я, надеясь, что эти слова ее успокоят.
Внезапно она отстраняется от меня, качая головой и прикрывая рот дрожащей рукой. Она подходит к окну, затем меняет направление и возвращается ко мне.
Только когда она проходит мимо меня, я понимаю, что она направляется к двери.
— Нет! — Я хватаю ее за руку и тяну в сторону своей спальни.
— От…отпусти.
Она сопротивляется, но я без особых усилий затаскиваю ее в комнату. Я закрываю дверь и запираю ее, засовывая ключ в карман.
— Почему? — кричит она, вырываясь из моих объятий.
У меня нет ответа, я только знаю, что не могу позволить ей уйти.
Уклоняясь от ответа, я говорю:
— Тебе нужно успокоиться.
Ее глаза начинают гореть гневом, когда они встречаются с моими.
— Успокоиться? — задыхается она. — Я прошла через ад с тех пор, как приехала сюда, и вдобавок ко всему, мне приходится иметь дело с твоим дерьмовым отношением. А потом… — ее лицо искажается, и она закрывает глаза, прежде чем выдавить слова напряженным голосом, — А потом меня запирают в ящике. — Она качает головой. — С меня хватит. Я так не могу.
— Можешь, — рявкаю я, мой тон неоправданно резок.
Она не может сдаться.
Она обхватывает себя руками и, подойдя ближе к двери, требует:
— Открой ее.
— Нет.
— Миша! — кричит она с таким отчаянием, что я едва не теряю рассудок.
Дикий взгляд ее глаз наполняет мое сердце беспокойством, и, не зная, как ее успокоить, я делаю единственное, что приходит мне в голову. Я делаю шаг вперед и обнимаю ее, прижимая к своей груди.
— П-пусти, — кричит она, напрягаясь от моих объятий.
Я практически поглощаю ее тело своим и, зная, что причиню ей боль, если крепче обниму, чтобы не дать ей вырваться, говорю:
— Пожалуйста, остановись. Всего на минуту. Переведи дух.
Пальцы Авроры впиваются в мою рубашку, и ее тело сотрясается в конвульсиях, когда беззвучный крик вырывается из нее.
От этого зрелища у меня подкашиваются колени, и я опускаюсь на полированную плитку, притягивая ее к себе на колени, чтобы я мог убаюкать ее.
— Просто дыши, моя маленькая лань.
Наконец, она перестает сопротивляться, и я чувствую, как борьба покидает ее тело, когда она прислоняется ко мне.
— Хорошо, — хвалю я ее. — Позволь мне просто обнять тебя.
Господи, смогу ли я отпустить ее?
Каждый раз, когда с ней что-то случается, я теряю самообладание.
Как долго я буду продолжать лгать себе? Да, мы враги, но я не могу заставить свое сердце перестать заботиться о ней.
Заботиться?
Ха, ты перестал заботиться несколько недель назад.
Мои руки сжимаются вокруг нее, и я прижимаюсь ртом к ее волосам, глубоко вдыхая ее цветочный аромат.
Блять.