Уничтожь меня

Глава 4

Миша

По мере того как безжалостно тянутся минуты, а помощи все не видно, мое беспокойство нарастает, и кажется, что оно прогрызает себе путь прямо в грудь.

Моя маленькая лань медленно истекает кровью, и я слышу, как силы покидают ее голос. Я также уверен, что у нее сломаны ребра, если не повреждены внутренние органы.

Как бы я ни старался прикрыть ее во время падения, я ни хрена не мог сделать, чтобы куски бетона не задели ее. Я почувствовал, как ее тело приняло удар, когда металлический прут вонзился в нее, сорвав при этом топ.

Несмотря на то, что я получил адский удар в спину и знаю, что сломал пару ребер, я игнорирую боль и сосредотачиваюсь на своей маленькой лани.

Я не лгал, когда говорил, что мне приходилось страдать и от худшего. Меня пытали, в меня стреляли и избивали до полусмерти, и это только с учетом моего вступления в Братву. Инициация — это жестокая подготовка к жизни в качестве силовика, чтобы не сломаться под давлением, если тебя поймает враг.

Сегодняшняя ночь — просто цветочки по сравнению с той жизнью, которую я выбрал.

Я сделал это ради своей сестры. Понятия не имею, что случилось с нашими родителями, но мы росли в детском доме, пока Асланховы не спасли нас из этого ада. Так я познакомился с Алеком. Его родители взяли нас с сестрой к себе и дали нам дом. Они стали для нас семьей.

Мистер Асланхов, отец Алека, занимает высокое положение в Братве, контролируя часть Москвы для Виктора Ветрова.

Я присоединился к Братве, потому что хотел защитить Тиану, свою сестру, так же, как мистер Асланхов защищает свою семью.

В конце концов, все, что я делаю, я делаю ради Тианы.

Я стараюсь, чтобы беспокойство не отразилось на моем лице, и еще раз целую свою маленькую лань в висок.

Желая отвлечь ее от паники и страха, а также не дать ей уснуть, я говорю:

— Я открою тебе свои секреты, если ты откроешь мне свои.

Она издает слабый смешок.

— Звучит… как сделка.

Проводя рукой по ее волосам, я борюсь с желанием прижать ее к себе.

Господи, как бы мне хотелось вырваться из этой бетонной могилы и унести ее в безопасное место.

— Я люблю овощи, — признаюсь я.

— Хах, — она почти смеется, но боль останавливает ее. — Ты первый мужчина, которого я знаю, который любит овощи.

— Воспитываясь в детском доме, ты учишься быть благодарным за любую еду, которая может попасть в твой пустой желудок, — рассказываю я ей еще один секрет.

Она откидывает голову назад, чтобы заглянуть мне в глаза, и я чувствую, как между нами проскакивают невидимые искры. Ее брови сходятся вместе, а глаза наполняются состраданием.

— Это ужасно. Мне жаль, что ты так рос.

Я качаю головой и пытаюсь смахнуть пыль с ее лица.

— Твоя очередь.

Она на мгновение задумывается, затем, встретившись со мной взглядом, признается:

— Ты был бы моим первым поцелуем. — Сморщив нос, она поправляет себя: — Ну, мы действительно поцеловались. Вроде того.

Меня пробирает дрожь от шока, и на моем лбу появляется морщинка.

— Почему ты не остановила меня?

— Потому что я хотела, чтобы это был ты.

Удовлетворение наполняет мою грудь, и уголок моего рта приподнимается.

— Почему? Ты меня не знаешь.

Она пожимает плечами и вздрагивает от боли, причиняемой этим движением.

— У тебя великолепные глаза, а голубой — мой любимый цвет.

— Великолепные, — говорю я, думая, что это последнее слово, которое я бы ассоциировал с собой.

— Да. Я могу смотреть в твои глаза часами.

После ее слов наступает тишина, и притяжение, которое я испытывал до взрыва, возвращается в полную силу.

— Ты все еще хочешь поцелуя? — Спрашиваю я глубоким и низким тоном.

Черты ее лица напрягаются, и я могу поклясться, что вижу вспышку грусти в ее глазах, затем она шепчет:

— Пожалуйста. Если мне суждено умереть, то я хочу хотя бы один приличный поцелуй.

Я качаю головой, в моем голосе звучит решимость:

— Ты не умрешь. Только не так.

Ее глаза блестят от слез, и я смотрю на нее, пока притяжение не начинает гудеть между нами, как провод под напряжением.

Тиана — единственная женщина, с которой я нежен. Я отношусь к своей сестре как к сокровищу, которым она и является.

Поэтому дарить женщине нежные поцелуи — это не то, что я делал раньше. Но это первый поцелуй моей маленькой лани.

И, возможно, он будет ее последним.

Прогнав эту мысль, я опускаю голову и завладеваю ее губами.

Они такие же мягкие и пухлые, какими кажутся, и когда мой язык проникает в ее рот, я, блять, целую ее так, словно это волшебным образом исцелит ее.

Когда мой язык касается ее языка, а зубы прикусывают ее пухлую нижнюю губу, я чувствую, как дрожь пробегает по ее телу.

Ее правая рука сжимает мое плечо, и медленно ее пальцы поднимаются к моей шее, где она прижимается ко мне.

Из ее уст вырывается всхлип, наполненный удовлетворением и потребностью, а бархатный вкус ее рта грозит лишить меня рассудка.

— Христос, моя маленькая лань. — С рычанием, рвущимся из моей груди, я прерываю поцелуй, хотя и хочу поглотить каждый дюйм ее тела.

Но она ранена, а мы, блять, погребены под тоннами бетона. Сейчас не время и не место.

Наши глаза встречаются, и, видя мечтательное выражение в ее глазах, я понимаю, что ей понравился этот поцелуй.

Она судорожно втягивает воздух и шепчет:

— Вау.

Вау — это явное, блять, преуменьшение. Попробовав на вкус мою маленькую лань, теперь я хочу ее всю.

В ее изумрудных глазах все еще блестят слезы, и я вижу, что она искренна, когда говорит:

— Спасибо, mio principe.

Я слегка качаю головой. Я не эмоциональный человек, но обстоятельства вытаскивают мои чувства на поверхность.

— Нет. Спасибо тебе, моя маленькая лань, что подарила мне свой первый поцелуй. Я буду дорожить им.

Изумление застывает на ее лице.

— Ты — мечта, ставшая явью.

Если бы ты только знала, что для большинства, кто сталкивается со мной лицом к лицу, я — самый настоящий кошмар.

— Расскажи мне еще один секрет, — говорит она, ее голос звучит слабее, чем до поцелуя.

— Ты единственная женщина, которую я нежно целовал.

Уголок ее рта пытается приподняться в улыбке, но безуспешно, и видеть, как из нее уходят силы, — одно из самых тяжелых испытаний, которые мне когда-либо приходилось выдерживать.

Ее глаза закрываются, и я наблюдаю, как она пытается сделать глубокий вдох. Затем она открывает их, и ее бездонные зеленые радужки снова фокусируются на мне.

— Я умру девственницей. Верно? — Она пытается усмехнуться. — Как думаешь, я стану ангелом?

Ты уже одна из них.

Вместо того, чтобы высказать свои мысли, я качаю головой:

— Ты не умрешь девственницей. Мы выберемся отсюда, и я развращу тебя.

На этот раз на ее лице появляется потрясающая улыбка.

— Ловлю тебя на слове.

Внезапно мы слышим грохот, отчего я вскидываю голову. И без колебаний кричу:

— Мы внизу!

— Помогите! — пытается крикнуть моя маленькая лань, но звук выходит слишком тихим.

Отпустив ее, я хватаю ближайший кусок бетона и начинаю бить по открытой трубе.

Я слышу, как копают люди, и от этого в моем сердце вспыхивает надежда.

Она будет жить.

— Миша! — Я слышу крик Алека, который говорит о том, что они уже близко.

На нас начинает сыпаться пыль, когда бетон стонет.

Я быстро приседаю над своей маленькой ланью, чтобы на нее не упали обломки.

Затем мой взгляд останавливается на ее неподвижном лице, и сердце замирает в груди.

— Нет! — Присев ниже, я проверяю ее дыхание, и, не обнаружив ничего, кроме неглубоких вздохов, меня охватывает страх. — Нет, моя маленькая лань.

Нет, моя маленькая лань. Я не позволю тебе умереть.

Ты, блять, будешь жить!

Падают новые обломки, затем внезапно маленькое пространство, в котором мы застряли, заливает яркий свет прожекторов.

— Вылезай, Миша! — Алек лежит на краю разбитой бетонной плиты, протягивая мне руку.

Я качаю головой и, просунув руки под обмякшее тело моей лани, поднимаю ее.

— Возьми ее!

Лицо Алека искажается от отвращения.

— Оставь эту суку и возьми меня за руку. Она дочь Д'Анджело.

Проходит мгновение, прежде чем слова доходят до меня.

— Господи, Миша, — рявкает Армани, присоединяясь к Алеку на карнизе. — Карузо Д'Анджело только что подъехал. Нам нужно уносить отсюда свои задницы, иначе начнется несанкционированная война.

Я опускаю взгляд на свою маленькую лань и, не в силах просто оставить ее, поворачиваюсь лицом к братьям.

— Возьмите ее.

— Мать твою, — выплевывает Алек, затем перегибается еще дальше через выступ и забирает ее у меня.

— Осторожно, — огрызаюсь я, подпрыгивая и хватаясь за обломок бетона, выбираясь из ямы.

В тот момент, когда я выпрямляюсь в полный рост, оглядываюсь вокруг и осматриваю разрушенный ночной клуб. Это похоже на гребаную зону боевых действий.

Мой взгляд останавливается на группе мужчин, и, узнав Карузо Д'Анджело, главу противостоящей итальянской группировки, я забираю девушку у Алека и пробираюсь через обломки.

Карузо узнает свою дочь и спешит ко мне. Наши взгляды встречаются, и рычание нарастает в моей груди, когда я сталкиваюсь лицом к лицу с врагом Братвы и мафии.

В воздухе сгущается напряжение, и каждый мускул в моем теле находится в состоянии повышенной боевой готовности.

— Петров, — рычит он на меня.

Я подталкиваю к нему девушку.

— Считай это профессиональным одолжением. В следующий раз я убью ее.

Его ноздри раздуваются, когда он прижимает дочь к груди.

— Я даю тебе пять минут, чтобы уйти. — Его челюсть сжимается, когда он выпаливает: — Считай это профессиональным одолжением.

Ублюдок.

Я сопротивляюсь желанию в последний раз взглянуть на его дочь, руки сами собой сжимаются в кулаки.

Отвернувшись от него, я вижу Алека и Армани прямо за моей спиной с грозными выражениями на лицах.

Не говоря ни слова и не отрывая глаз от врага, мы медленно выбираемся из кучи обломков туда, где нас ждет машина с группой охранников из Академии Святого Монарха.

Карсон Козлов, директор Святого Монарха, не обращает на нас совершенно никакого внимания, ведь его взгляд полностью сосредоточен на Д'Анджело.

Блять, это не то первое впечатление, которое я хотел произвести на него. Брат Карсона — крестный отец Виктора Ветрова, и я не сомневаюсь, что эта новость дойдет до них.

— Садитесь, — приказывает директор Козлов, и только когда мы все усаживаемся на заднее сиденье бронированного внедорожника, он забирается на пассажирское сиденье.

Охранники торопливо садятся внутрь, некоторые садятся в другой внедорожник, и когда мы отъезжаем от разрушенного ночного клуба, я выглядываю в окно и наблюдаю, как Д'Анджело спешит к машине скорой помощи со своей дочерью.

Моя маленькая лань оказалась маленькой змеей.

Истощение проникает в мои кости, когда я смиряюсь с тем фактом, что застрял в яме с врагом.

Я качаю головой, ненавидя то, что ей удалось одурачить меня.

Возможно ли, что она не знала, кто я?

Нет, она видела звезды на моих руках и наверняка видела татуировки на тыльной стороне ладоней. Она должна знать, что они означают.

Даже если она не знала, это ничего не меняет. Она — Д'Анджело, и, следовательно, мой враг.

На языке появляется горький привкус, и на мгновение я разрываюсь между верностью и влечением, которое испытывал к ней.

Но это лишь на мгновение, затем я отключаю свои эмоции и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на своих братьев.

— Вы в порядке? — Спрашиваю я.

— Руку сломал, мать твою, — рычит Армани.

— Просто ушибся, — отвечает Алек. — А ты?

— Пара сломанных ребер. Ничего серьезного. — Я переключаю свое внимание на директора Козлова. — Спасибо, что приехали за нами.

Он просто кивает.

— Вы знаете, кто напал на клуб? — спрашиваю я.

— Д'Анджело, — отвечает мистер Козлов. — Он не знал, что его дочь и ее подруга были там.

Я качаю головой, и горький смешок срывается с моих губ.

— Значит, мы были мишенями?

— Да. Виктор об этом позаботится. Он хочет, чтобы вы сосредоточились на тренировках.

Я не удивлен, узнав, что мы были целью взрыва, но если бы и знал это, то передал бы Д'Анджело безжизненное тело его дочери.

Зеленые, широко раскрытые глаза вторгаются в мои мстительные мысли, но безжалостным движением я стираю ее из своих воспоминаний, и каждый проблеск эмоций, которые она заставила меня почувствовать, похоронен среди криков убитых мною душ, чтобы никогда больше не увидеть дневного света.

Она — всего лишь ошибка. Которую я больше никогда не совершу.