Университетский детектив

2 глава

Преподаватель по теории вероятности, с которым ей предстояла встреча на этот раз, вызывал у нее воспоминания не самые приятные (или, как говаривала Тома в подобных случаях, — не самые эротичные). Помнится, зачет по этому предмету студенты ее группы сдавали три дня подряд. Срок долгий, особенно если учесть, что группа у них маленькая, а учебный предмет к числу основных не принадлежал. При этом профессор во время сдачи зачета всячески подзуживал мерзким голосом над путающимися, высмеивал скрипучим ехидным смехом «плавающих» и по-инквизиторски придирался к каждому слову. А поскольку в этой сложной для гуманитариев дисциплине все без исключения путались, как Тесей в лабиринте без нити Ариадны, и «плавали», как новичок в пучине морской без инструктора по плаванию, то всем, соответственно, и досталось.

Но хуже всех пришлось Галке Соловьевой, которая вынуждена была рассказывать тему своего зачетного билета… шесть часов подряд. Все это время преподаватель измывался над скудностью ее знаний, над ее манерой говорить (Галка слегка заикалась) и замысловатым одеянием (специфика философского факультета: чем экзотичнее твой внешний вид, тем, стало быть, богаче твой внутренний мир). Галка не хотела уходить без зачета: остальные дисциплины у нее уже были сданы, а в сумочке лежал билет на завтрашний поезд к солнечному морю. После сдачи зачета она планировала забежать в деканат, чтобы закрыть сессию, потом зайти в магазин купить до сих пор не приобретенный купальник, а потом со спокойной душой заниматься сборами в дорогу. Наивная девочка! Повоевав с неутомимым преподавателем и оставшись без зачета, она вынуждена была сдать билет на вокзале, а потом еще две недели ходила к профессору на кафедру. Кафедральные сотрудники уже узнавали ее и в очередной раз встречали понимающими улыбками и соболезнующими взглядами.

Когда Галку уже начали принимать на кафедре как «свою» и приглашать к совместным чаепитиям, ей объяснили по секрету, что Фрол Фролыч (так звали преподавателя) не к ней одной проявляет столь пристальное внимание. У него вообще имеется привычка из каждой группы выделять одного студента, который хуже остальных знает его предмет, а потом долго и нудно издеваться над ним (теперь уже — вне зависимости от того, какие знания он демонстрирует). То, что достается другим студентам — сарказм, насмешки и обвинения в интеллектуальной неполноценности, высказанные в весьма неприятной манере, — это все цветочки. Ягодки достаются горемыке, которого Фрол Фролыч выделил среди прочих… Не помогали никакие мольбы, намеки на взятку и апелляции к авторитетам (типа "а мой папа — заместитель декана, прокурор, глава местной мафии, чемпион Европы по боксу и т. д."). Оставалось только мучаться, ходить на бесконечные пересдачи зачета и ждать, когда преподаватель перенесет свое внимание на другую жертву.

Спустя три недели Галка зачет все-таки сдала — ценой невероятных эмоциональных усилий. Но к морю так и не поехала — настроение было не то. Да и с билетами в южном направлении в середине лета, как известно, напряженка. Свой поезд Галка, как говорится, упустила…

Вспомнив "дела давно минувших дней", Александра облегченно улыбнулась: как приятно, что все это — позади, и сейчас ей предстоит только восстановить зачет и роспись! Повторной процедуры сдачи зачета у этого научного агрессора она бы не выдержала. Особенно сейчас, когда ее занимали эмоции гораздо более приятные.

Немного поплутав в коридорах корпуса, она разыскала нужную аудиторию и робко постучала в дверь. Ответа не последовало. Может, там идет лекция? Странно, ведь в университетском бюро расписаний ее уверяли, что в это время профессор принимает студентов, задолжавших ему сдачу зачета с прошлого учебного года. Обычно такая процедура проходит в менее официальной обстановке, нежели первая сдача зачета. Поэтому можно спокойно подойти к преподавателю, объяснив ему, что тебе нужно лишь восстановить его роспись.

Александра снова поскреблась в дверь и снова не получила ответа. Интересно, что там делается, в этой аудитории? Как бы узнать? Может, заглянуть в дверную скважину? Как-то не совсем это отвечает ее представлениям об интеллигентности и порядочности. Но не стоять же в коридоре до конца занятия, то есть еще полтора часа! К тому же, она может опоздать на встречу ко второму преподавателю. Не говоря уж о последней на сегодня, наиболее приятной встрече…

Немного потоптавшись у двери, обуздывая свою интеллигентность, Александра все-таки согнулась пополам и заглянула в скважину.

В аудитории царил полумрак. Только приглядевшись внимательней, она усмотрела Фрол Фролыча, сидящего за столом в аккурат напротив двери в полном одиночестве. Поза у него, как всегда, была расхлябанно-вальяжная: вытянутые далеко из-под парты скрещенные ноги, одна рука выстукивает неприятную громкую дробь по крышке стола, другая стянута лодочкой под подбородком, голова свисает с этой лодочки в направлении пола. "Странно, если он один, то почему не откликается?" — подумала Александра и постучала громче, чем в первый раз. Из-за двери раздался непонятный всхрапывающий звук. Расшифровав его как приглашение войти, философиня толкнула дверь.

Фрол Фролыч в сторону вошедшей не посмотрел и позы не изменил.

Напротив, лицом к нему, за партами сидело несколько человек — очевидно, тех самых студентов-должников. Всмотревшись, Александра заметила, что все были напряжены, лица у всех были словно каменные, а один из парней самым наглым образом сидел на столе, демонстративно раскачивая ногой. Его плотный торс облегала майка отнюдь не академических расцветки и фасона, на голове была черная кепка. Лицо у него раскраснелось, в глазах полыхали грозовые зарницы. Чувствовалось, что парень взбешен до невозможности.

Кроме того, в аудитории было как-то промозгло: там была приоткрыта дверь на балкон, откуда доносился рев ветра и звуки ливня. Ветер залетал и в аудиторию. Он свободно гулял между партами, взлохмачивал волосы присутствующих, трепал исписанные формулами листочки на столах, но никто под влиянием напряженной ситуации этого не замечал.

В аудитории явно витал дух скандала.

Впрочем, ее-то это не касается, она свою долю зачетных переживаний уже испытала пару лет назад. Откашлявшись достаточное число раз, чтобы понять, что ее попросту не замечают, нерешительная Александра, наконец, открыла рот, чтобы поведать преподавателю о причине своего прихода. Но в этот момент парень в кепке, очевидно, продолжая разговор, обратился к преподавателю развязным голосом:

— Ну, так мы ждем.

"Вот так интонации и выражения в разговоре с профессором университета! — поразилась Александра. — Да еще эта кепка на голове, не снятая в помещении…"

— Чего вы ждете? — осведомился Фрол Фролыч.

Профессор был одет, как всегда, небрежно: пиджак в подозрительных складках, ботинки со свежими следами уличной грязи и рубашка холостяка — сальный воротничок, болтающаяся на последнем издыхании пуговица и кофейное пятно. Вдобавок к этому — измазанные чернилами пальцы рук, явственно немытая шея и седые волосы, взлохмаченные самым классическим профессорским образом.

— Вы сами знаете — чего, — нотки в голосе парня отчетливо ужесточились.

— Мы ждем Вашего ответа, — хамовато подхватила сидящая рядом с ним за партой черноволосая габаритная девушка.

— Как соловей — лета? — глумливым тоном переспросил преподаватель.

Лицо у Александры вытянулось. Нет, вообще-то она помнила, что Фрол Фролыч не отличался особой изысканностью в своих выражениях. Галку он, например, назвал "козой драной"… Но распуститься до такой степени, чтобы позволить ученикам разговаривать с тобой в подобном тоне и самому поддаваться на их провокации — это, знаете ли, уже слишком. Словно услышав ее мысли, парень в кепке выкрикнул:

— Фрол Фролыч, Вам не кажется, что это — уже слишком?

— С каким именно лишком?

Ему не ответили.

— Если бы Вы учили теорию вероятности как следует, — продолжал он неприятным издевающимся голосом, — то знали бы, что имеет значение каждая доля, какой бы малой она ни была.

— Мы учили теорию вероятности! — хором проскандировали парень и черноволосая.

— Да что же это такое! — воскликнула вслед за ними девушка с соседней парты. Сама она была симпатичная, но какая-то кукольная и худенькая, и голос у нее был тонкий. Посмотрев на нее, Александра с удивлением заметила, что над ее пышно взбитыми волосами возвышается фиолетовая челка. — Так невозможно сдавать зачеты!

— Как именно? — поинтересовался преподаватель, скабрезно улыбаясь.

— Мы ходим к Вам уже третью неделю…

— … и это не считая мытарств в июне… — вставил парень в кепке.

— … а когда начинаем сдавать зачет, Вы над нами смеетесь.

— Да, — ответствовал Фрол Фролыч, — это очень смешно, когда люди, претендующие на университетский диплом, до такой степени не разбираются в элементарных вещах, — в подтверждение своих слов он засмеялся скрипучим смехом несмазанной двери.

С последней парты поднялся плотненький парень в сером костюме:

— Фрол Фролыч, а как Вы объясните то, что, когда я рассказываю Вам все правильно, отвечаю на Ваши вопросы исчерпывающе и, следовательно, могу рассчитывать на зачет, Вы просто-напросто делаете вид, что засыпаете? — голос парня был одновременно деловит и ироничен. Таким голосом обычно журналисты задают вопросы знаменитостям, к которым сами они относятся скептично и неприязненно.

— А мне Вы вообще сказали, что с моими мозгами в университете делать нечего! — истерично выкрикнула девушка с фиолетовой челкой.

Фрол Фролыч наградил ее ехиднейшей улыбкой. С места поднялся высокий худощавый парень в черной водолазке:

— Нам давно уже пора идти по своим делам!

— Разве могут быть дела важнее, чем сдача зачета? — даже как будто дружеским тоном поинтересовался преподаватель.

Кажется, он нисколько не переживал из-за сложившейся скандальной ситуации, а, напротив, наслаждался ею. Маленькие барсучьи глазки ехидно выглядывали из-под лохматых бровей, пальцы, черные от чернил, потирали подбородок.

— Он явно над нами издевается! — проинформировал собравшихся парень в кепке.

— И еще как! — подхватила черноволосая, в нервном возбуждении перебирая локтями по парте.

— О-о! — закатил глаза Фрол Фролыч. — Как еще я могу издеваться — этого вы пока не знаете!

Александра ущипнула себя за локоть. Не снится ли ей это? Что-то ни одного случая не припомнится, чтобы в наше время, в солидном университете, где умные интеллигентные преподаватели учат не менее интеллигентных студентов, хоть с одним из преподавателей — вот так…

В момент щипка зачетка, которую она держала в боевой готовности для передачи профессору, шлепнулась на пол. Тихонько подняв ее, Александра, стараясь не привлекать к себе внимания, на цыпочках подкралась к одной из ближайших парт и притаилась там, судорожно скрестив ноги и выставив перед собой сумочку, словно та могла оградить ее от неприятного скандала.

— Ага, ситуация усложняется, — проследив за ее манипуляциями, сказал кепчатый и лихо сдвинул свою кепку на лоб. Глаза агрессивно заблестели из-под козырька. — А если ситуация усложняется, не надо пускать ее на самотек. Проведем референдум!

Он вывалился из-за парты и встал посреди аудитории, повернувшись лицом к студентам и самым невежливым образом выставив перед профессорскими очами свою спину. Теперь казалось, что студенты вместе со своими партами, как толпящиеся демонстранты, наступают на сидящего напротив них преподавателя, а кепчатый бегает между ними, подбадривая демонстрантов и заставляя их сдвигать ряды.

— Что скажет нам народ? — он подошел к одной из парт и с нарочитым уважением обратился к сидевшему там худощавому студенту в черной водолазке: — Скажите, пожалуйста, Вам нужен зачет по теории вероятности?

— Нужен, — удивленно произнес тот.

— А Вам? — обратился он к молчавшему до сих пор красивому (на грани смазливости) парню явно корейской национальности.

("Ох, чует мое сердце, ничем хорошим этот референдум не закончится, — подумала Александра, — может, вообще надо встать и уйти?")

— Да, конечно, мне нужен зачет, — торжественно, словно давая какую-то клятву, ответил парень.

— А Вам? — спросили у студента в сером костюме.

— Безусловно.

— Та-ак, — глубокомысленно произнес кепчатый и упер руки в боки, — а что скажут нам дамы?

— Да ладно вам, — смущенно откликнулась девушка с фиолетовой челкой.

— Ничего не ладно, — возмутилась черноволосая, — очень даже нужен нам зачет! Тут уж и говорить нечего!

Она даже из-за парты выскочила и пристроилась рядом с кепчатым — то есть как бы во главы колонны демонстрантов. При всех своих габаритах и высоком росте в придачу, девушка оказалась стремительной и подвижной. Вид у нее был бравый и отчаянный, только что боевого знамени в руках не хватало.

— Итак, — кепчатый взмахнул руками, словно дерижер — палочкой, — проведенный референдум показал, что народ единогласно выступает за выставление зачета, — он требовательно уставился на профессора.

— Я уже все сказал, — ответил тот, пожав плечами. — Учите, сахарные мои, а когда будете знать предмет достаточно — тогда и поговорим.

— Достаточно для чего? — взвился кепчатый. — Мы же не собираемся защищать диссертации по теории вероятности!

— Достаточно для того, чтобы поставить зачет студенту у-ни-вер-си-те-та! — последнее слово он произнес по слогам и с особым акцентом, как бы отделяя студентов университета от прочего населения, недостойного священных знаний по теории вероятности.

— Мне кажется, что тех знаний, которые мы Вам… — начал парень в сером костюме.

— Это — не знания, — профессор посмотрел на него заинтересованным взглядом ребенка, рассматривающего новую игрушку, — это — … собачье, вот это что! С такими знаниями не в университете учиться надо, а сортиры убирать!

Аудитория дружно ахнула. Студенты начали переглядываться: кто — с недоумением, кто — с возмущением, а кто — с откровенной злобой.

— Фрол Фролыч, ну, подумайте, — затянула жалостливым голоском фиолеточелковая, — Вы уже столько времени на нас потратили. Неужели Вам своего времени не жалко?

— Девушка, — смерил ее взглядом преподаватель, — как Вы в университете-то до сих пор проучились? У вас мозги даже не как у курицы, а как у червяка. Или как у амебы. Ведь в жизни курицы есть хоть какой-то продуктивный элемент — высиживание яиц, например… А в чем Ваше продуктивность? Где Вы используете свои мозги?

— Что? Как у амебы? — в возмущении она вскинула руку к левой части груди — туда, где, по ее разумению, находилось сердце.

Но врожденное кокетство подвело ее: девушка явно любила обращать на себя внимание и сейчас по привычке дернула рукой так, чтобы кофточка немного распахнулась, и перед взорами присутствующих невзначай приоткрылся кусочек белоснежного тела. Однако в данной ситуации жест из кокетливого превратился в фарсовый. Фролу Фролычу этого как раз и надо было. Разглядев открывшиеся худосочные телеса девушки, он сладко улыбнулся и сказал:

— Ст?ит ли так откровенно? Тем более, что форма, как я вижу, соответствует содержанию… — посмотрев на ее выпученные от изумления глаза, он выкрикнул: — Застегни кофточку, дура!

Аудитория снова ахнула. "Право же, этот Фрол Фролыч неистощим на выдумки, — подумала Александра. — Как его с таким чувством юмора в университете держат? Хотя профессорами, конечно, не разбрасываются…"

— Нет, это переходит всякие границы! — подпрыгнула черноволосая. Она смотрела на профессора ласковым взглядом садиста, словно ей хотелось слиться с ним в экстазе, запинав ногами и отхлестав по ушам. — Это… Это…

— Хватит! — гаркнул кепчатый. Голос его зарокотал раскатами грома. — Дальнейшие разговоры — пустая трата времени! Ставлю ультиматум: или Вы озачетиваете нас всех прямо сейчас, или… — он замолчал, многозначительно сдвинув брови и испепеляя преподавателя взглядом.

— Мне нечего добавить к выше сказанному, молодой человек, — сказал преподаватель таким тоном, словно сидящий в нем ребенок вдоволь наигрался своей игрушкой, разобрал по винтикам-болтикам, рассмотрел все ее внутренности, и теперь она его больше не интересует.

— Между прочим, — свистящим шепотом спросила в пространство черноволосая, — он кого-нибудь когда-нибудь называл по имени? А то все «дура», да "амеба"…

— Что ж, — загремел кепчатый, — тогда мы будем вынуждены пойти на крайние меры!

— Опять о мерах? — вздохнул Фрол Фролыч. — Мы ведь уже договорились с вами, что вы ничего о них — равно как и обо всей теории вероятности в целом — не знаете, — сказав это, он с видом человека, выполнившего свою миссию, уткнулся в лежавшие перед ним на столе бумаги.

Услышав его слова, кепчатый с отчаянной злобой стукнул кулаком по столу. Удар получился прегромкий (и то: парень-то был здоровым амбалом, и сила в нем, наверное, сидела немерянная). Однако преподаватель не отреагировал, углубившись в чтение своих бумаг. Может, психика у него была железная, а, может, большой жизненный опыт…

В тот момент, когда Александра приподнялась со своего места, чтобы все-таки уйти, кепчатый подскочил к двери, ведущей в коридор, с грохотом захлопнул ее, повернул торчащий в скважине ключ и жестом триумфатора засунул его в нагрудный карман.

— Вот так!!! — крикнул он с вызовом.

— Ты зачем это сделал? — недоуменно спросил красавчик кореец.

— Объявляю блокаду! — прогремел бузотер. — Без зачета отсюда никто не выйдет! Достаточно мы уже намучились! Мы Вам — не школьники и не абитура! Мы Вам — студенты, которые до сих пор успешно сдавали сессию, и если бы не Вы…

— Все правильно! — в тон ему подхватила черноволосая. — Сколько нам еще цацкаться с этой теорией вероятности?! Не хотите по-хорошему — будем по-плохому!

— "И так будет со всяким, кто покусится…" — усмехнулся из-за своей парты парень в сером костюме.

"Еще один поклонник Ильфа и Петрова", — глядя на него, подумала Александра, обожавшая книги об Остапе Бендере.

— Но как-то это все… — неясно высказала свою позицию фиолеточелковая.

Худощавый парень в черной водолазке промычал что-то невразумительное, очевидно, пытаясь уяснить смысл происходящего. Кепчатый же прошел на свое место и, развалившись за партой, смачно потянулся, демонстрируя окружающим недюжинные мышцы. Черноволосая посмотрела на него с уважением.

— Что ж, — произнес в это время Фрол Фролыч, — мне все равно, где читать документы — дома, здесь или еще где-нибудь, — по выражению его лица было видно, что он уже насытился скандалом и дальнейшее его просто-напросто не интересует.

— Ультиматум вступил в силу! — дерзко произнес кепчатый.

Кинув на него равнодушный взгляд, преподаватель подхватил со стола бумаги и вышел на балкон, закрыв за собой дверь.

Студенты, как один, уставились на хлопнувшую дверь в немом изумлении. Во всех взглядах читался один и тот же вопрос: "И что теперь прикажете делать?" Первой очнулась черноволосая.

— Что он там делает? — спросила она у кепчатого. На ее лице отразилась смесь досады и разочарования.

— Сейчас проверим, — хмыкнул тот и, поднявшись, вышел на балкон.

Студенты начали недоуменно переглядываться, соображая, как же вести себя в сложившейся ситуации.

Через минуту кепчатый вернулся.

— Этот выродок от науки преспокойно читает свои бумажки, сидя в кресле!

— В каком еще кресле? — удивилась фиолетовая челка.

— Там на балконе, видите ли, кресло стоит, — пояснил бузотер, снимая свою кепку и вытирая ею пот со лба, как будто как раз после похода на холодный балкон и переговоров там под дождем и ветром ему стало особенно жарко.

— Наверное, кресло для таких монстров, как он, припасли, — улыбнулась ему фиолетовая челка. — Специально для подобных случаев.

— Ему там не холодно? — поинтересовался парень в сером костюме. — Все-таки дождь на улице, ветер.

— Таким, как он… — бузотер словно захлебнулся переполнявшими его эмоциями и не закончил фразу.

— Ну, и что мы теперь будем делать? — вступил в разговор худощавый парень.

— Может, по домам пойдем? — робко спросила челка.

— Домой никто не пойдет, пока у всех у нас не будет зачета! — жестко выкрикнула черноволосая, пристукнув для большей убедительности ладонью по столу.

Кепчатый молча тряхнул головой в знак согласия, продолжая утирать лоб своей кепкой.

— А, может, хотя бы меня выпустите? — жалобно спросил красавчик-кореец. — Мне очень надо…

— Всем надо, — отрезала черноволосая. — Но только если хоть мышь отсюда выскользнет — наша акция провалится, и не видать нам зачета, как голого беззубого негра ночью! — при этих словах она посмотрела почему-то на Александру, словно та пыталась силой отобрать ключ от аудитории.

Вслед за ней остальные тоже посмотрели на Александру. Та нервно пожала плечами, как бы отдавая бразды правления своей судьбой в чужие руки, и еще больше вжалась в стул.

— Но что же делать? — поинтересовался корейский красавчик. — Так и будем тут до скончания веков сидеть?

— Ну, когда-нибудь ведь этот монстр захочет есть, пить, курить…

— Сигареты у него с собой, — заявил худощавый. — Я видел, как он их в карман запихивал.

— Тогда долго продержится, — задумчиво, словно размышляя над техническими деталями сложной операции, произнес парень в сером костюме.

— Я сказал, — по-медвежьи взревел бузотер, вновь водрузив на голову свою дурацкую кепку, — что сидеть будем до победного конца! Двух мнений быть не может!! Все!!!

Все посмотрели на него испуганно, а фиолеточелковая от его рева трусливо дернулась, уронив при этом на пол сумочку. Она стала ее поднимать и столкнулась лбом с красавчиком, который бросился ей помогать. Оба одновременно схватились за сумочку (отчего та раскрылась), одновременно сказали «простите» и одновременно уселись обратно по своим местам. Александра заметила, что при этом у фиолеточелковой глаза нервно забегали по сторонам, а у красавчика почему-то проскользнула гримаса отвращения.

— Значит, будем караулить, — наблюдая за их действиями, деловито произнесла черноволосая (она одна, похоже, не удивилась и не испугалась рева кепчатого бузотера).

Решив караулить, студенты не расслабились, а, наоборот, напряглись еще больше. Они отодвинули подальше листочки с ответами на вопросы зачета и начали переговариваться возбужденными голосами. Черноволосая, нисколько не смущаясь, высоко приподняла край широкой юбки и вытащила из-за чулочных завязок длинный рулон замысловато исписанной ленты (надо полагать, шпаргалки). Фиолеточелковая достала из-под пятки монетку (на удачу, что ли, припасла?).

Потянулись долгие минуты ожидания. Разговаривали со всеми и ни с кем. В разговорах на самые, казалось бы, отвлеченные темы скрипели зубами, периодически соскакивали с места и нервно бегали между партами.

Александра в разговоре участия не принимала. Она вообще находилась в состоянии крайнего недоумения: зачем понадобилась эта «акция»? Ну, подумаешь, преподаватель зачет не поставил — придут в следующий раз, может, тогда профессор добрее окажется… Еще тогда, когда Галка в изнеможении рассказывала об очередном походе к Фрол Фролычу, ее одногруппники не могли понять, с чего это она так переживает и нервничает. А уж о том, что Галка не поехала из-за этого к морю (видите ли, настроение испортилось), рассказывали не иначе, как крутя пальцем у виска. Может, для того, чтобы понять Галку, надо было не судить о ее "похождениях по мукам" со слов, а прочувствовать все на собственной шкуре?

Между прочим, у каждого из присутствующих, как оказалось, имеются свои имя и фамилия. И все знали друг друга в лицо по предыдущим неудачным процедурам перезачета. Новичком для честной кампании был только любитель Ильфа и Петрова, который в ходе общей беседы представился как Сергей Тоцкий. Кепчатого бузотера звали Никита Розан, худощавого парня — Владимир Полянок. Красавчика звали Валерий, он имел фамилию Ли и действительно был корейцем. Фиолетовую челку звали Лиза Гурицкая, вторую девушку — Наталья Маркушкина. При этом сама Наталья настаивала на том, чтобы остальные звали ее по-простецки, так, как обычно зовут ее друзья — Маркушка.

Все студенты учились на разных факультетах университета. Так, Лиза была с факультета иностранных языков, Наталья — с биолого-почвенного, Валерий — с филологического, Никита — с факультета менеджмента, Владимир — с факультета информатики, а Сергей оказался коллегой Александры — философом. Однако вспомнить его она не могла. Впрочем, разве можно знать всех студентов со всех пяти курсов! Она хорошо знала своих однокурсников и тех, кто учился раньше нее, а вот со студентами младших курсов общалась редко. Красавчик тоже имел все права быть знакомым Александре, поскольку студенты филологического факультета жили в одном общежитии с философами. Но, сколько бы она ни смотрела на него, вспомнить его лицо тоже не могла. Что, в принципе, тоже не удивительно: в общежитии девять этажей, поди запомни всех жителей! А ведь там, помимо философов и филологов, еще историки обитают. И потом, почему она сразу решила, что он — из общаги? Может, он снимает квартиру или вообще живет с родителями.

В тот момент, когда Александра потихоньку приглядывалась к присутствующим, Никита вдруг вскочил из-за парты и крикнул:

— Послушайте, какой опус я сочинил только что! Посвящается профессору с балкона!

Он встал посреди аудитории, вытянул руку — так, как обычно ее вытягивают, когда читают стихи Маяковского — и стал декламировать:

— Умом студента не понять,

Стандартной попой не изгадить.

Студент — особенная стать,

С студентом можно только ладить!

Видя, какое сильное впечатление произвела его брутальная пошлость на некоторых слушателей, Никита произнес снисходительно:

— Последняя строчка не очень получилась. Ну, ничего, потом что-нибудь придумаю.

— Фрол Фролыч, конечно, козел, — сказал Владимир. — Но вам не кажется, что создавшаяся ситуация — тупиковая? Сколько бы мы здесь ни сидели — толку не будет.

Он замолчал. Задвигал, размышляя, желваками, забарабанил длинными красивыми пальцами по столу. Александра заметила, что его тонкие пальцы вообще находятся в непрекращающемся движении, словно он ими бесшумную морзянку отбивает. "Пианист? Виолончелист? — гадала она. — Будущий хирург? Или просто хороший бухгалтер? — последнее — уже с иронией. — Ах, да, он же — программист".

— Да-да, — поддержал Владимира Валерий. Лицо у него было бледно-серым, глаза испуганно метались по сторонам. — Профессор несгибаем.

— Нас из университета по его милости выгнать могут! — с чувством выкрикнул Никита. — Вот не поставит зачет — и все, грош цена всем экзаменам, которые ты несколько лет до этого сдавал!

— Ст?ило ли столько лет так париться! — поддержала его Маркушка. — И вот теперь — все коту под хвост из-за этого… — она прищурила глаза и злобным голосом выдала такой многоступенчатый пассаж, что Александра задрожала мелкой дрожью на своем стуле.

— "Так огорчаться — совсем некстати", — усмехнулся Сергей.

"Он еще и «Крематорий» любит", — автоматически отметила про себя Александра, не переставая, однако, дрожать.

Интересно, что по фасону и по цвету одежда у Сергея была неприметная, ничем не выдающаяся, но выражение лица, взгляд, некоторые манеры выдавали человека явно незаурядного.

— Не знаю, как вы, — заявил Никита, — а я из-за этого… в армию попасть не хочу. Вы знаете, что сейчас в армии творится?

Судя по всему, он уже собрался со смаком поведать присутствующим о страхах, которые творятся в армии, но Маркушка перебила его:

— Вот я этому… сейчас парочку ласковых слов скажу, — прошипев это, она решительно поднялась со стула, сверкнула черными глазами, тряхнула копной длинных черных волос и открыла дверь на балкон.

— Ну-ну, — недоверчиво проводил ее взглядом Валерий.

Похоже, не он один потерял веру в то, что сегодня вообще что-нибудь произойдет. Поэтому, когда Маркушка через несколько минут вернулась обратно, на нее никто даже не посмотрел. Пока она брезгливо отряхивала себя, словно пообщалась не с профессором, а с парочкой крыс, Лиза жаловалась Никите:

— А я из-за этого монстра вчера даже голову не помыла.

— Да что Вы? — вежливо спросил тот, скрестив руки на груди и скорчив недовольную мину.

— Вот так. А все потому, что накануне экзамена голову мыть нельзя, иначе знания из нее вымоешь.

— Неужели?

— Да-да! А еще пришлось из-за него одеть синие чулки — чтобы не продрались на пятке.

— А в чем дело? — поинтересовалась Маркушка, прекращая отряхиваться. — Почему синие? Почему на пятке?

— Чтобы хорошо сдать зачет, нужно положить монетку под пятку, — пояснила Лиза. — Ну, так вот. Пришлось мне надеть крепкие синие чулки, потому что все остальные у меня из-за этого пятака могли бы продраться — слишком тонкие. И вот иду я по улице, а встречные мальчишки смотрят на мои ноги и кричат: "Смотрите, смотрите, курица отмороженная идет!"

Александра невольно покосилась на отчаянно синие чулки, обтягивающие ножки Лизы, подчеркивая их худобу, и подумала, что в чем-то, вероятно, дерзкие мальчишки были правы.

— Нет, вы представляете? — не унималась Лиза. — Видите ли, курица, да еще отмороженная!

Поскольку за поддержкой она обращалась к Никите, тому вновь пришлось откликнуться:

— Да что Вы?

— Вот-вот. А ведь для юной девушки… — и она долго еще распространялась унылым голосом по поводу чулок, невымытой головы и женской красоты в целом.

— О, да, да, конечно… Естественно… — Никита выслушивал ее излияния, нервно ерзая на стуле, а когда ему это надоело окончательно, сказал елейным голосом: — Совершенно с Вами согласен! То есть абсолютно!

Видно было, что он еле сдерживается, и ехидство так и лезет наружу, как дошедшее до кондиции тесто из кринки.

— Ну, вот видите! — Лиза ничего не заметила. — Нас уже двое! А если двое думают одинаково — значит, они думают…

Никита поспешно перебил ее:

— Нас не двое, нас трое — Вы, я и Антон Павлович Чехов. Ибо разве не то же самое имел в виду великий писатель, говоря, что в человеке все должно быть красиво: и лицо, и одежда, — простите, я высморкаюсь… — и мысли… Между прочим, дамы и господа, как вы думаете, зачем такая нежная, красивая дама, — он театральным жестом третьесортного актера указал на собеседницу, — носит в своей сумочке нож?

Все посмотрели на Лизу.

— А как же еще бедной девушке ночью с учебы возвращаться? — быстро ответила та. — Улицы темные, народ шляется нехороший. Надо же как-то… ну, предохраняться, что ли, от риска.

— Опять же — с Вашей-то красотой, — подхватил Никита, — риск возрастает многократно. Предохраняться ой как надо!

Лиза бросила на него неприветливый взгляд и недовольно поджала губы.

— И все-таки, — не унимался Никита, — как вы считаете, дамы и господа…

— "Что нам с того? — пожал плечами Сергей. — Это — дело Мастера Бо".

"Так, Гребенщиков в ход пошел", — автоматически отметила про себя Александра.

— Мастер Бо — это сказочный герой? — поинтересовалась у Сергея Лиза, вновь распуская губы бантиком.

— Да, где-то… Наверное, именно сказочным образом и представляют себе буддизм обыватели, — ответил Сергей таким галантным тоном, что бедняжка Лиза так и не поняла — обижаться ей на слово «обыватели» или нет.

— О, буддизм! — элегично воскликнул Ли, сопровождая свои слова движением ресниц и рук в направлении к прокопченному потолку аудитории. — Панацея от суеты и скоротечности существования!

Сергей Тоцкий от его слов сморщился, как шофер за рулем, рядом с которым сидит не только жена, но и теща, и обе они дают бесценные советы по вождению автомобилей.

— Кстати, о панацеях, — заметил Никита. — Я знаю, что поможет нам скрасить нашу осаду, раз уж она затягивается, — наклонившись под парту, он вытащил из стоявшей там сумки две бутылки.

В аудитории зашевелились. Больше всего оживились Маркушка и Сергей. Остальные особого восторга не высказали, но и отказываться не стали.

За неимением подручных средств пить решили прямо из горла. Однако при этом правила приличия студенты, как находящиеся по одну сторону баррикады, соблюдали: дамам предлагали выпить первыми, нетерпеливо из рук бутылку не вырывали, говорили тосты.

Две бутылки на шесть человек по студенческим меркам — деньги на ветер. Вот если б это человек было двое, а бутылок — шесть… Однако по мере того, как водка уменьшалась в количестве, студенты становились все более нервными. Даже тосты стали говорить не позитивные (за нас — любимых, за сдачу зачета, за первый день второй недели девятого месяца, за юбилей граненого стакана и т. д.), а все больше за то, чтобы профессору подавиться, в яму свалиться, не упустить свой кирпич на голову… И все эти ужасные пожелания, да еще высказанные на расстоянии нескольких шагов от адресата, не казались выпивающим такими уж неадекватными. Анализируя сложившуюся ситуацию и личность Фрол Фролыча вдоль и поперек, они распалялись все больше. Назывались и оценивались неприятные черты его характера, неряшливое одеяние, мерзкий голос и неприязненные манеры, а также те преужаснейшие последствия, к которым может привести несдача зачета.

Никита все-таки рассказал несколько живописных своими подробностями историй из армейской жизни, Сергей дополнил его истории комментариями, полными наичернейшего юмора. Валерий от таких историй все больше бледнел и сужал глаза, а Владимир все больше барабанил пальцами по столу, мрачнел лицом и замыкался в себе. Лиза чаще хваталась за сердце (теперь уже безо всяких дамских штучек с распахиванием кофточки), а Маркушка вовсю изощрялась в описании профессора. Между прочим, в запале она показала неплохое знакомство с некоторыми пикантными сторонами личной жизни Фрол Фролыча. Хорошо, что сам преподаватель не слышал всего, что о нем говорят — балконная дверь была закрыта наглухо, а раздававшийся с улицы шум дождя и ветра дополнительно усиливал звуковую изоляцию.

Александра не принимала участия ни в распитии водки, ни в общей беседе. Она как мраморное изваяние сидела на стуле, не смея сдвинуться, и студенты не обращали на нее внимания. Сумку она продолжала прижимать к груди, словно в этом было ее спасение от безрассудной ситуации.

Когда через час с водкой было покончено, сидели с тупыми лицами и злобно сжимали кулаки. Время тянулось нескончаемым бессмысленным потоком. В глубине этого потока что-то тревожно булькало и угрожающе клокотало.

— Ну, и что делать теперь? — первой поинтересовалась Маркушка.

— Пойду, сигарету выкурю, заодно нашего профессора проверю, — отозвался Сергей. Он решительно выдохнул, сложил губы презрительной трубочкой и вышел на балкон.

— Боишься, что сбежит с балкона третьего этажа? — усмехнулась Маркушка.

Но он уже закрывал за собой балконную дверь и не слышал ее слов.

— А давайте в «Сочинялки» сыграем! — предложила Лиза.

— Как это? — удивилась Наталья. — Что за зверь такой?

— Ну, берем листочек и по очереди пишем на нем рассказ на определенную тему — каждый по одному предложению. Например, я пишу первая, — заметив, что все взгляды устремлены на нее, Лиза воодушевилась и продолжала говорить уже не таким унылым голосом, как прежде. — Потом я сворачиваю свою писанину таким образом, чтобы никто ее не видел, а на обратной стороне листочка фиксирую последнее слово из написанного мной. Следующий человек начинает свое предложение с моего слова, затем сворачивает листочек, чтобы и его запись не была видна, пишет последнее слово из своего предложения на обороте, передает лист другому человеку — и так далее по цепочке, пока не надоест. А потом читаем, что за высокохудожественный текст с гениальным смыслом у нас получился. Иногда очень смешно выходит!

— Значит, и у нас выйдет, — согласилась Маркушка.

— Что? Кто? — всполошился невнимательно слушавший Никита. — Никто отсюда не выйдет! — он многозначительно похлопал себя по нагрудному карману, в котором лежал ключ от аудитории.

Но его уже не слушали. С мясом вырывали листочек из тетради, потирали в предвкушении руки, искали карандаши и ручки.

— Начинаем! — гаркнула Маркушка и первая стала что-то карябать на листочке.

Вернувшемуся с балкона Сергею правил игры никто не объяснил, но тот и сам в них разобрался. Он расхлябанно, как будто в нем развинтились какие-то болтики, плюхнулся за парту и начал играть вместе с остальными.

При игре выражения лиц у всех были такими, словно они ни играют в смешную игру, а пишут угрожающее послание общему рабовладельцу-эксплуататору.

По мере того, как товарищи по несчастью пытались развлечь себя игрой, Александра все больше скатывалась в пучину меланхолии. Ей представлялось, что она теперь до скончания времен просидит в этой ужасной аудитории на этом жестком стуле с этой дурацкой сумкой. Анджей придет на условленное место, но Александру там не встретит. Он вообще теперь не встретит ее никогда, потому что Фрол Фролыч не станет поступаться своими принципами, а студенты уже сами оказались заложниками своей «акции»: без зачета никто не уйдет. А зачет им никто не поставит. В общем, просто порочный замкнутый круг какой-то. И пока студенты и профессор будут разыгрывать друг перед другом эту "комедию нравов", Александра будет потихоньку чахнуть тут на стуле в тоске и одиночестве… А студенты так и будут бесконечно играть в свою игру…

Кстати, из-за этой «акции» она не сможет встретиться не только с Анджеем, но еще и с преподавателем по средневековой философии и мистики. Она должна была подойти к нему со своей зачеткой после встречи с Фрол Фролычем, но сейчас уже, наверное, поздний вечер, и преподаватель давно сидит дома. Небось, пьет себе теплый чай с лимоном, читает какую-нибудь интересную книжку. А рядом жена приветливая ходит, кошка о ноги трется… Или, может быть, он увлекается каким-нибудь видом спорта, и как раз сейчас тренируется — например, играет в теннис, или скачет на лошади, или сплавляется по реке, или… Ой, да сколько всего, оказывается, можно делать на свободе! Снимать на видеокамеру собственные фильмы, учиться управлять вертолетом или яхтой, наблюдать движение планет, ходить в походы, изучать иностранные языки, писать книги, рисовать картины, общаться с друзьями, переписываться с Андреями Вознесенскими и Марками Захаровыми, слушать музыку, и, в конце концов, просто вышивать крестиком и готовить пироги и борщи! Почему это она всегда считала занятия хозяйством уделом скучных домохозяек? Ведь насколько лучше вязать какой-нибудь миленький свитерок, вместо того, чтобы торчать здесь в заключении, не имея возможности распоряжаться собой! "Обязательно научусь вышивать крестиком! — пообещала себе Александра. — Вот как только выйду отсюда — так прямо сразу и запишусь в какие-нибудь "Умелые руки". Если только выйду…"

Ей стало так жалко себя, что она чуть не расплакалась. Тело ее постепенно расслабилось, и сумка потихоньку выпала из рук. Но Александра даже не заметила этого. Ей странным образом стало наплевать на то, что вокруг происходит. Как вели себя студенты, что говорили, как там продвигалась их игра — все это проходило мимо нее. Кажется, они то обсуждали что-то, то молчали, выводя свои предложения на листочке, то нервно хихикали, зачитывая, что у них получалось в ходе игры (до уха Александры долетали только отдельные слова и обрывки фраз). Несколько раз кто-то выходил на балкон. Фрол Фролыч в аудиторию не возвращался.

Время тянулось. Часов у Александры с собой не было, и она потеряла счет минутам. Сколько они уже тут сидят? Полчаса? Или всю ночь? Может, уже скоро утро? Вспоминая свое состояние впоследствии, она признавалась, что постфактум не понимает, почему это ее так развезло. Ведь ничего особенно ужасного в то время еще не произошло…

Из состояния прострации ее мог вывести только один человек. И этот человек, как добрый волшебник, Бэтман и Робин Гуд, вместе взятые, появился в самый нужный момент, когда Александра дошла до того, что уже перестала отслеживать собственные мысли.

— Саша! Ты где? — раздался с улицы знакомый голос.

— Анджей! — Александра вскочила на ноги и вихрем вылетела на балкон. Уныние как рукой сняло.

У Никиты на лице вдруг промелькнул испуг. Он сделал движение, как будто хотел остановить ее, но передумал.

— Анджей, — крикнула Александра, перевешиваясь через балконные перила, — я здесь! Я тут взаперти.

— Сашка! — он стоял внизу, такой близкий и такой недоступный. Его волосы развевались на ветру, взгляд фантастически горел. — Я тебя везде ищу, ищу…

В этот момент Александра осознала, что не одна находится на балконе, и боязливо оглянулась на маячившего в углу преподавателя. Фрол Фролыч сидел к ней спиной, неудобно перевесившись через подлокотник кресла и навалившись на стоявшие рядом ящики. Рука его безвольно лежала на полу рядом с упавшими бумагами, а из спины сочилась красная ниточка, превращаясь в кровавую лужу. Профессор был мертв.