Университетский детектив

6 глава

— Понимаешь, Тома, это не он! — голос в телефонной трубке захлебывался. — Ну, ни капельки не похож на него! Ни капельки!

— Да кто — не он-то? На кого не похож? — спрашивал сонный голос.

— Не Тоцкий! Понимаешь?!

— Нет…

Связь прервалась, в трубке послышались короткие гудки.

Горгулья летела высоко над лесом, исправно молотя крыльями. Перья ее щетинились под напором встречного ветра, глаза горели суровым огнем. Пролетев несметное количество верст, она приземлилась на поляне, большой залысиной блестевшей посреди леса. Из-за дерев тут же выбежал, отдуваясь, добрый молодец с доброй ухмылкой, добрым центнером живого весу и с добрым же кистенем за пазухой.

— С приездом! Тьфу ты, с прилетом! — поприветствовал молодец. — Как добрались? Не укачало Вас в воздушных-то стихиях?

— Дело говори, — сердито перебила горгулья, деловито оправив крылья.

— Дык дело-то… А как звать-величать Вас будем, матушка? — последнее слово было произнесено неуверенным тоном, как будто молодец сомневался в половой принадлежности горгульи.

— Гангреной кличут.

— Ну, Гангреной, так Гангреной, — с видимым облегчением согласился молодец (оно и понятно: с бабой добру молодцу завсегда дело легче иметь, хотя бы у этой бабы и шерсть с крыльями).

Тут горгулья повела плечами и из-под тесной железной кольчуги вдруг вырвались на белый свет две плотненькие молочно-белые грудки. Молодец сглотнул: он и сам, пожалуй, не отказался бы с такой красой на сеновале поразвлечься… Впрочем, подняв глаза и сопоставив красу со звериным оскалом, слюну пускать перестал и заговорил уже совсем по-деловому.

Валерий отложил ручку и перечитал написанное. Кажется, получилось довольно неплохо.

В руках чувствовалось благородная писательская усталость, шея занемела. Ли хрустнул костяшками пальцев, протер очки и аккуратно свернул исписанные листочки. Затем достал из ящика стола чистый конверт и начал его подписывать: "Редакции журнала «Юнность». Потом задумался, перечеркнул написанное крест-накрест и достал еще один конверт. Начал выводить: "Редакции журнала юность". Задумался, опять протер очки и достал третий конверт.

Подписав адрес на третьем конверте, Валерий скинул первые два в ящик стола (туда, где лежали конверты с надписями "Редакции лит-газеты", "Редакции «Спидинфа», "Редакции "Юной гвардии" и другие). После этого тщательно причесался, надел красивый пиджак орехового оттенка и "стильный оранжевый галстук" и вышел на улицу.

Почтовый ящик находится через два квартала от его дома. Почту из него вынимают один раз в день, с пол-первого до двух часов дня, и если письмо отправить сейчас, у него будут все шансы дойти до редакции в течение недели. Может быть, работники этой редакции окажутся сговорчивее всех предыдущих?

Пока Валерий изощрялся в литературном творчестве, Тома бегала по общажным коридорам и лестницам, встречалась со всеми знакомыми и полузнакомыми жителями общаги, хватала их за руки, кричала и вообще производила слишком много шума. Понять из ее слов, что ей нужно, было совершенно невозможно.

Между тем, повод для беспокойства у Томы был, и повод довольно серьезный: Александры не оказалось ни в своей, ни в какой-либо другой комнате общежития, ни в библиотеке, ни в корпусе философского факультета. Анджей находился в отъезде, поэтому искать ее у него дома было бы бессмысленно. Заседать в кафе она не имела обыкновения, на улице для долгих прогулок было слишком холодно. Так куда же могла деться подруга после того, как сообщила такую сенсационную новость? Почему связь прервалась? Почему она не позвонила Тамаре второй раз? И, наконец, связано ли ее внезапное исчезновение с тем, о чем она говорила по телефону? О, как все это ужасно!

"Стоп, — сказала она себе на одном из лестничных пролетов, — надо остановиться и сосредоточиться. Оханьями и причитаньями делу не поможешь". Она затормозила прямо у бака мусоропровода, закрыла глаза и принялась успокаивать себя так, как это делали ее знакомые философы — медитацией: на счет до шести — вдох, задержка дыхания на две секунды; потом на счет до шести — выдох, и опять задержка на две секунды…

Проходивший мимо студент с интересом оглядел стройную симпатичную девицу, сосредоточенно вдыхающую ароматы мусоропровода.

Итак, Александра откуда-то узнала, что Сергея Тоцкого на месте убийства не было. Значит, вместо него был кто-то другой? Отсюда возникает несколько вопросов: Кто был на зачете на самом деле? Почему не пошел сам Тоцкий? По какой причине произошла замена? Или путаница? И как Александра узнала об этом?

Стоп. Итак, она узнала, позвонила, чтобы рассказать, Томе, неожиданно на середине разговора связь прервалась, и — все… Александры нигде нет. Что делать?

Мимо Томы по лестнице прошли две девицы. Одна жаловалась другой:

— Ох, укатали Сивку крутые горки! Мне теперь на него даже смотреть не хочется! А я-то думала, что я — монстр!

— Ничего, — подбадривала ее подруга. — От секса еще никто не умирал.

Постепенно дыхательная медитация и приведение в порядок мыслей сделали свое дело. Тамара успокоилась и сосредоточилась. План такой: во-первых, надо выяснить, откуда Александра узнала о подмене, во-вторых, откуда она звонила и куда, стало быть, потом оттуда пропала. Это уже — план, хоть и немножко сумбурный.

Почувствовав, как энергия растерянности превращается в боевой азарт, Тома открыла глаза, решительно стукнула кулачком по коленке и многозначительно сообщила пробегавшей мимо общажной кошке:

— Ну, держитесь! Выхожу на тропу войны!

Наталья Маркушкина стояла на остановке автобуса, размышляя, чем бы ей заняться.

С одной стороны, завтра предстоит контрольная работа по экологии, надо бы к ней подготовиться. Не зря же она столько книг в библиотеке набрала!

С другой стороны, на сегодня намечено собрание жильцов ее дома, стоило обязательно сходить туда и задать при стечении народных масс взбучку мерзкой старушенции, которая систематически сбрасывает мусор с балкона. Наталья вместе с мамой и бабушкой живет на втором этаже, а старушенция — на третьем. И Маркушке по нескольку раз в неделю приходится мыть окна на балконе, так как в припадке маразма старушенция вываливает на улицу мусор самой неприятной консистенции, неизменно попадая на окна балкона снизу — то есть к Маркушке. Уж сколько раз она устраивала скандал, сколько раз поджигала кнопку звонка и почтовый ящик мерзкой бабки, сколько раз писала жалобы в домком и натравливала на нее профсоюз, санэпидемстанцию и журналистов Городской газеты! Ну, ничего, на собрание жильцов дома старуха наверняка заявится, и уж там-то…

С третьей стороны, на днях у ее двоюродного брата — день рождения, и надо срочно, пока она не истратила стипендию, покупать подарок.

С четвертой стороны…

Когда Маркушка дошла до одиннадцатой стороны, ее окликнули. По улице шла веселая кампания студентов юридического факультета, празднующих успешное окончание юридической практики. Студенты были Наталье знакомы. Вернее, раньше ей была знакома лишь одна девушка по имени Лида, но это ведь только раньше, а сейчас, вот прямо на этой остановке автобуса, она перезнакомилась с ними со всеми. Маркушка всегда была очень общительной, поэтому перезнакомиться за пару минут с большой толпой народа для нее проблемы не составляло.

Кстати, внешне эта Лида была очень похожа на Александру — робкую философиню, которая присутствовала в тот раз на зачете у противного Фрол Фролыча. И которая сегодня встретилась ей на пути в университетскую библиотеку и спрашивала у нее, Маркушки, что-то об одном преподавателе с Маркушкиного факультета — что-то там у этой Александры с зачеткой. О преподавателе Маркушка прекрасно знала, и даже рассказала Александре парочку пикантных сплетен о нем. А та почему-то обрадовалась ее, Маркушкиному, знанию всех и вся, и спросила еще и о Сергее Тоцком — студенте-философе, связанном с этим дурацким зачетом по теории вероятности. И о его друге — Алексисе, которого Маркушка теперь знала — ну, после всех этих событий. Интересно все-таки у них это все получилось…

Да, а подруга у этой Александры — милая и весьма симпатичная. Даже, наверное, красивая. Только немного смешная. Когда она, Маркушка, разговаривала с Александрой, эта самая подруга вдруг откуда-то налетела на них, подхватила Александру под руку и без лишних слов унеслась вместе с ней в неизвестном направлении. Такая стремительность импонировала Маркушке.

Студенты пригласили ее с собой в кафе. Поклявшись в душе, что все намеченные дела она обязательно сделает, но только попозже, Наталья направилась вместе с юристами, по пути активно доказывая, что кафе, которое они выбрали — дорогое и неинтересное, вот она знает одно приличное заведение…

— Понимаешь, Том, прихожу я на факультет и требую: дескать, подать мне Тяпкина-Ляпкина! А Тяпкина-Ляпкина нет. Вернее, есть, но только это какой-то Ляпкин-Тяпкин.

— Как это?

Девушки сидели за столом в общажной комнате. Между ними стоял остывающий кофе, рядом лежали Томино зеркальце и Александрина многострадальная зачетка. Во время разговора Тома периодически то рассматривала себя в зеркальце, то дотрагивалась до Александры (поправляла прическу, снимала с плеча невидимую ниточку), как бы опасаясь, что подруга опять исчезнет.

— Да вот так это… В общем, был у нас с этим Тоцким разговор. Сло-ожны-ый — жуть! Пока поняла, в чем суть да дело — семь потов с меня сошло!

— И в чем суть?

А суть оказалась в том, что на зачет к Фрол Фролычу пришел вовсе не Сергей Тоцкий, а его приятель и одногруппник Алексей Карбачев, точнее, Алексис — именно так звали его друзья.

Дело было так. Сергей ходил сдавать зачет по теории вероятности четыре раза. И каждый раз Фрол Фролыч, немилосердно осмеяв страдальца, выгонял его ни с чем. Учебный год закончился, наступил июль. В деканате Сергею устроили разгром, но в академический отпуск все-таки не отправили, памятуя о том, что до сих пор учился он довольно сносно, и, кроме того, играл в факультетской сборной по волейболу. Поэтому зачет ему просто перенесли на осень, взяв обещание, что в новом учебном году таких промашек у него больше не будет.

Все лето было омрачено переживаниями по поводу предстоящего зачета. Сергей был уверен в своих силах только тогда, когда дело касалось волейбола, в отношениях же с суровыми преподавателями он был человеком робким. Когда он пожаловался на «монстра-профессора» своему другу детства некоему Алексису, тот — человек не только умный, но и самоуверенный — предложил ему своеобразный натурообмен: в течение следующих двух месяцев Сергей периодически наводит генеральную приборку в захламленной квартире Алексиса, а сам он идет сдавать зачет вместо Сергея. Несмотря на ум и самоуверенность, на почве домашнего хозяйства друг детства, очевидно, был отъявленным лентяем…

— Да что ты! — ужасался Сергей. — Запалят нас, как пить дать, запалят!

— Не фрустрируй, — отвечал ему Алексис.

— Чего?

— Ну, не парься. Все утрясется. Уж я сумею вытрясти из этого монстра зачет.

— Ведь выгонят же меня из университета за такую подставу!

— Не выгонят!

Алексису не хотелось жить в хламе и пыли, но еще больше не хотелось опускаться до столь низменных вещей, как пылесосы и швабры. Поэтому он выдвигал свои аргументы. Теорию вероятности он в свое время сдал успешно, а память у него довольно хорошая. Проведя пару часов за учебником, он сможет восстановить знания по дисциплине полностью — по крайней мере, настолько, насколько это нужно для сдачи зачета. Сам он сдавал тервер пару лет назад, а личность же Сергея — довольно неприметная и незапоминающаяся, поэтому сейчас преподаватель не сможет догадаться о подмене. Не идентифицирует его и никто другой, поскольку студенты их группы уже сдали этот зачет, и пересдавать ему наверняка придется либо тет-а-тет с преподавателем, либо с бедолагами-должниками с других факультетов — ну, а там-то тем более никто не догадается.

— Но ведь в зачетке есть моя фотография! — уже с меньшим страхом говорил Сергей.

— Да не смотрит никто на эти фотографии! Вот если бы ты вступительные экзамены сдавал… Или если бы ты был длинноногой феминой со сногсшибательным бюстом и соблазнительной мордашкой — тогда преподаватель, может, и заинтересовался бы твоей фоткой. А так… Да и какой-то размытый фейс у тебя в зачетке.

— Вообще, да… — Сергей постепенно начал уступать позиции. — И ведь, в крайнем случае, ты сможешь сказать, что фотографировался еще на абитуре, и с тех пор очень изменился… А допуск к зачету как же?

— Допуск в деканате сам возьмешь — там нас с тобой все знают. А к профессору пойду я — не поведут же тебя к нему из деканата за ручку…

В общем, дело закончилось тем, что в назначенный день Алексис, одевшись в серый неприметный костюм ("надо, чтобы одежда не бросалась в глаза, — напутствовал его Сергей, — тогда он на тебя внимания не обратит и не запомнит"), направился штурмовать Фрол Фролыча, а Сергей отправился в квартиру Алексиса проводить первую генеральную уборку.

Неизвестно, что там было с уборкой, а вот о том, к чему привела процедура сдачи зачета, подруги знали…

— Итак, — резюмировала Александра, — следствие было сбито с толку, но сейчас мы выяснили, что к чему. Так что надо разрабатывать "линию Алексиса"? — нерешительно спросила она.

— Да, вернее всего, что Алексиса, — подтвердила Тома. — Ведь это он присутствовал на том зачете, а не Сергей.

— М-да… А, может, для подстраховки ст?ит и этого Тоцкого прощупать?

— Может, и ст?ит: кто этих приятелей знает, где они правду говорят, а где — полуправду…

— Ага, а где — неправду… Пожалуй, этот Тоцкий с подозрения не снимается. Да еще увеличивает подозрительность Алексиса в два раза… Итак, «щупаем» Алексиса с помощью все того же способа: опрашиваем студентов на предмет его личностных качеств и эпизодов жизненной биографии!

Приняв решение о том, как действовать дальше, подруги немного успокоились. Они выпили еще по кружечке кофе и раскупорили пакет с печеньем. И даже смогли поговорить о других делах.

— Как там ваша террористка? — спросила Александра.

— В своем стиле, — Тома даже не спросила, кто имелся в виду, благо и так было понятно, что речь идет о квартирной хозяйке. — На этот раз она сходит с ума по мебели.

— Это что за новый вид спорта?

— Да уж, чем дальше, тем больше мне кажется, что для нее досадить нам — это просто спорт какой-то… Короче, сейчас она каждую неделю сплавляет нам в комнату какую-нибудь мебель. Первым к нам переселился обветшалый комод. Такой, знаешь, весь изгрызенный братьями меньшими, а потому абсолютно негодный для использования. Затем к нам перекочевала пара шатающихся стульев (мешали на кухне). На прошлой неделе к нам кое-как втиснули драное кресло. А вот сегодня — новый свежачок: ящик с грязной рухлядью.

— А почему она просто не может все это выбросить?

— Так ведь жалко. Понимаешь, в каждом человеке живет свой маленький Плюшкин, а в старых одиноких девах он разрастается просто до невообразимых размеров! Например, есть в этом ящике зонт — такой, понимаешь ли, ветхий, что, когда я его вижу, каждый раз плачу… Я ее спрашиваю: "А не выбросить ли нам этот старинный предмет? Боюсь, в антикварном магазине Вам за него не дадут ни копейки!" А она — мне: "Да что ты, Томочка, старые вещи — гораздо крепче, чем нынешние! Этот зонтик мне сорок лет верой-правдой прослужил, и еще столько же прослужит!"

— Слушай, это уже какой-то клиникой пахнет, — пробормотала Александра, давясь печеньем. — Хотя, конечно, в оптимизме вашей бабке не откажешь…

— Не какой-то клиникой, а самой что ни на есть психиатрической! — Тома от возбуждения пролила кофе и опрокинула остатки печенья на пол. — Но ведь это — еще не конец зонтичной истории. Спела она эту оду старым вещам и начала собираться в магазин за продуктами. А я ей и говорю: "Ой, Ираида Тимофеевна, такой дождь на улице! Возьмите с собой зонтик!" — и эту рухлядь ей подаю.

— И?.. — Александра заранее начала подхихикивать.

— И вот тут-то я окончательно поняла, какого рода клиника по ней плачет.

— Почему?

— Потому, что туда берут тех, например, у кого с логикой не все в порядке, как у нашей бабки. Я к ней — с самой искренней заботой, а она — мне: "Если вас с Вадиком не устраивают условия жизни в моей квартире, можете искать себе другое жилье". Ну, где здесь логика, скажи?

Тома требовательно уставилась на подругу, словно от ее ответа зависели медицинский диагноз и, как следствие, дальнейшая жизненная участь квартирной хозяйки.

— Послушай, Том, но ведь с этим надо что-то делать! — резонно заметила философиня. — Нельзя же так жить! Вы все-таки у нее не из милости, а за деньги комнату снимаете!

— Понимаешь, Саш, наша старушка, хоть у нее с психикой не все в порядке, волю к выживанию имеет отменную. И хитрость — тоже. Например, когда она спихивает к нам очередную рухлядь, которая мешается у нее в комнате, но выкинуть ее плюшкинизм не позволяет, она каждый раз разумный довод себе в оправдание приводит. Скажем, без кресла нам с Вадиком не на чем сидеть (а то, что оно проход загромождает — это, вроде, нормально). Без стульев нам и вообще жизнь не мила (а что мы вынуждены их либо на кровать, либо на подоконник ставить, поскольку больше места нет, так это — пустяки). Ну, а запах пыли из ящика, который уже ничем и никогда не перебьешь, потому, что это Запах Старости — так это все мои фантазии, которые я назло ей придумываю.

— Том, ну почему она — такая? — Александра, опечалившись, склонила голову, подперев ее рукой.

— Да если честно — не такая уж она и "такая", — призналась Тома. — Просто самая обычная пожилая домохозяйка, которая с мужем развелась давно, работать не работает, а сил до сих пор — хоть отбавляй. Что ей еще делать? Не только ведь сериалы смотреть. Вот она и направляет свою энергию на препирательства и конфликты. О-о, тут она мастер! В плетении сетей интриг ей позавидует любой паук! Если за день она хотя бы раз не досадит мне — считай, день прошел зря.

— Хорошо, — Александра стряхнула печаль и даже голову обратно вверх подняла, — раз ты — такая умная и все это понимаешь, тогда почему ничего не предпринимаешь?

— Знаешь, она — отличный манипулятор. Перед тем, как навязать очередное нововведение, она сначала долго жалуется мне на жизнь, — Тома вздохнула.

Но по мере того, как она все больше высвобождалась от наболевшего, ей становилось легче. Теперь Тома уже восстановилась до такой степени, что была способна заняться своей внешностью. Распахнув шкаф с вещами, которые так и не удосужилась при переезде из общаги перевезти на свою квартиру, она принялась подыскивать себе наряд.

— То она — бедная разведенная женщина, — продолжала Тома, — то у нее одна болезнь за другой, то сын ее забыл, то невестка — не невестка, а граф Дракула какой-то. То подруги обижают, то государство… Как ты думаешь, что мне одеть к этой кофточке?

— "Если хочешь — ты можешь взять жилет у меня", — не без двусмысленного намека вспомнив Майка Науменко, предложила Александра.