Людмила СЕРГЕЕВА
Рисунок С. Сухова
Инспектор отдела кадров треста «Уралстроймеханизация» Георгий Федорович Глушаков награжден знаком
«Строитель дороги Тайшет – Абакану, Его скромный, незаметный труд отмечен наравне с трудом тех, кто непосредственно прокладывал стальную магистраль, На груди у него особенно много наград, полученных в годы Великой Отечественной войны. Глушаков – прекрасный рассказчик. В этом мне пришлось убедиться не раз. Хочется, чтобы и другие узнали о тех событиях военных лет,
Тайна замка Морицбург
Советские войска перешли границу фашистской Германии. Испуганный богатый владелец замка-дворца Морицбург на окраине Дрездена бросил родовое жилище и исчез вместе с домочадцами.
Сотрудники немецкой полиции и советской администрации решили осмотреть замок.
Стоит он посреди большого пруда в старом Дрезден-парке. Четыре башни на крыше, у входа – белые колонны. Красиво. Подойти бы поближе, да узорчатый мостик разрушен. Раздобыли лодки, подплыли к замку, а внутри, кроме мебели, ничего. В шкафах нет старинной фарфоровой посуды, на подставках статуэтки золотом не поблескивают, в столовой ножи-вилки серебряные не звенят. На стенах, где картины дорогие висели, лишь светлые квадратики остались. Только над столом, где хозяин обедал, голова кабанья висит со стеклянными глазами.
– У, чучело! – рассердился один солдат. – Проглядел, куда добро спрятали.
– Это ты прав, – сказал другой солдат, – спрятали сокровища. Не могли же гору вещей с собой увезти. Поди-ко, надеялись вернуться.
Так где же они, сокровища? Долго с людьми говорили, искали свидетелей. Вызывали их в штаб Советской военной администрации. Первым пришел лесничий. Слышал он, что ценности спрятаны. Но куда? Рад бы помочь господам офицерам, да не может.
Кто же был связан с хозяевами? Оказалось, в Дрездене проживают две сестры фрау Магды, которая убежала вместе с владельцами замка.
Вызвали лейтенанта Глушакова. назначенного председателем комиссии по розыску сокровищ.
– Ты, Жора, мужик сибирский, хитрый. Найди сестер фрау Магды, а дальше действуй, как знаешь. Но только эта фрау через два дня должна быть здесь.
Жора человек исполнительный. Пришел к сестрам. Справился, как жизнь идет, как здоровье и… как фрау Магда. Плачут старушки: полгода уже не видели младшую сестру и писем от нее не получали, видно, не придется больше встретиться.
– Как это не придется? Пишите письма, в гости зовите, а я помогу ей через границу проехать.
Написали старушки письмо, просят любимую сестрицу в гости приехать, повидаться. Выписал Глушаков пропуск через границу для фрау Магды. На вокзале встретил, цветы преподнес. А та, как увидела встречающего ее молодого красивого лейтенанта с кудрявым чубом, прослезилась от умиления.
Посадил ее в машину лейтенант, к полковнику доставил. Оказывается, фрау действительно знает больше других. По пути к Берлину в двух километрах от замка есть проселочная дорога, у этой дороги недалеко от поворота остановились во время бегства. Это уже кое-что проясняет. Проводили фрау Магду к сестрам кофе пить, а сами поехали на таинственную проселочную дорогу.
По-военному четко разделили участок от поворота на квадраты и стали щупом землю исследовать. Если прошел он на глубину больше метра, значит, нет ничего под слоем дерна. Так работали солдаты не день, не два – пятнадцать. Даже самые задорные приутихли и скисли. Шутить перестали. Обидно, что русских перехитрили. Вот уже и уезжать собрались. Напоследок перекурить сели. Й вдруг капитан Яценко сказал:,
– Обидно, ребята, уезжать, а мне вдвойне. Рука, говорят, у меня легкая, но – не помогла. И все же я так думаю. Мы искали сокровища далеко от дороги, а там ведь копать между корней трудно. Здесь, у самой дороги, легко. – Он взял в руки щуп. – Если нет здесь сокровища, то его здесь вообще нет!
С этими словами он ударил щупом рядом с ящиком, на котором сидел. Раздался глухой треск. И все с широко открытыми глазами, словно онемев, стали наблюдать, как он принялся саперной лопатой аккуратно снимать дерновый слой. Через десять минут на дороге стоял ящик размером с обеденный стол.
Дальше дело пошло быстрей. Ящик за ящиком доставали и ставили на дорогу – десятки ящиков!
Каждый предмет из клада позднее сфотографировали, было составлено краткое описание их и проставлена цена в немецких марках.
Ради чего же работали без отдыха наши солдаты две недели, а после – еще комиссия вместе с опытным архивариусом Владимиром Полищуком из Москвы?
Ох, и красота же была в тех ящиках! Пел тонкий саксонский фарфор. Таращил глаза шестирукий индийский Будда. Бежали по комнате солнечные зайчики от большого золотого блюда.
Когда члены комиссии извлекли на свет еще и маленькие часики, на них поначалу никто внимания не обратил.
– Зачем было прятать? – ворчал полковник Про-копюк. – Положи на дороге – никто не заметит.
Протерли часики мягкой бархатной тряпочкой, и в списке появилась новая строка: «Часы платиновые с отделкой по циферблату и по корпусу из бриллиантов. Цена один миллион марок…»
Если придется побывать в Дрездене, погуляйте по парку. В воскресные дни там отдыхают рабочие, играют дети. Около старого замка Морицбург всегда много туристов. Там сейчас национальный музей, а в залах – лучшая в мире коллекция оленьих рогов. Другие сокровища тоже народными стали. Приходи, смотри, любуйся.
Мать и мачеха
Правду старики говорят: «Родимая сторона – мать, чужая – мачеха». Да только хорошего человека и на чужой земле прутик укроет, а плохой в своем стогу сена не спрячется. Так и было. Солдаты русские на немецкой земле сражались за волю вольную, небо чистое. Фашист-ирод, хоть и на своей земле, а из-под ног «либе фатерлянд» уходила.
Случилось это 2 мая 1945 года. Минометный батальон капитана Филина вел бой на улицах Берлина. К полудню из командного пункта 217-го отдельного армейского стрелкового полка доставили приказ. Командир полка приказывал уничтожить прорвавшийся из Берлина на север 625-й немецкий полк СС.
Батальон капитана Филина быстро перешел на десять километров к северу в район города Бернау и остановился на его окраине. Начальник штаба капитан Заварский собрал командиров подразделений.
– Что мы имеем? Тридцать шесть орудий, роту автоматчиков, второй стрелковый батальон, поредевший в боях за Берлин. Невелики силы, если учесть, что воевать придется на голом месте. Самым выгодным укрытием для орудий можно считать опушку леса, куда дорога сворачивает.
– Будут другие предложения? – спросил капитан Филин. Молчат лейтенанты Панфилов и Дмитриев. Согласны, значит.
– Глушаков, а что вы головой качаете?
– Думаю, товарищ капитан. Гиблое это место – опушка леса. Встретимся в лоб с эсэсовцами. Хитрее надо бы укрыться.
Глушаков предложил: в четырехстах метрах от дороги проходит старая дамба, там и укрыться.
Как не согласиться командирам с его доводами?! Во-первых, насыпь полностью скроет от недобрых глаз все орудия и солдат. Во-вторых, всей мощью огня можно будет ударить по колонне противника. В-третьих, если немцы развернут орудия, насыпь защитит от снарядов и осколков. В-четвертых, пропустить немцев никак нельзя. Там, за лесом, слышится несмолкающий гул, ахнули минометы: у-у-у-вах, у-у-у-вах. Другая советская часть сдерживает натиск рвущейся из берлинского кольца фашистской группировки.
Что моргаю возразить лейтенанту Глушакову? Какие привести новые варианты? Все командиры согласны. Начальник штаба вопросов не задал. Комбат коротко приказал занять боевые позиции.
– Батарея лейтенанта Глушакова – с правого фланга, Панфилов – в центре, Дмитриев – слева к лесу.
Едва успели установить орудия, послышался рокот бронетранспортеров. На дороге показалась фашистская колонна. Лейтенант шепотом дал команду к бою. Медленно приближались машины, пушки, крупнокалиберные пулеметы. Эсэсовцы казались, неживыми. Сидят, не шевелясь, глядя прямо перед собой. В бинокль хорошо видно не только фигуры, но и лица – грязные, обросшие, настороженные.
Глушаков неожиданно поймал себя на том, что пытается считать проплывающие мимо лица. Но вот головная машина колонны остановилась у опушки леса, за ней замерли все другие. Что там немцам не понравилось? Может, дорогу решили разведать или что другое насторожило? Глушаков взглянул на часы, на какое-то мгновение мелькнула мысль: если враг развернет в их сторону пушки, эта минута станет последней в его жизни. Лейтенант выпрямился во весь рост и крикнул: «Батарея! По противнику – беглым! Огонь!»
Когда бой закончился и все стихло, лейтенант взглянул на часы. Прошло пятнадцать минут после первого залпа, а полка СС уже не существовало. За этот короткий бой получил 217-й стрелковый полк орден Александра Невского. К медалям лейтенанта Глушакова «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы» прибавился орден Отечественной войны I степени.
Картины из подвала
Над Дрезденом сияло послевоенное мартовское солнце. Молодежь гуляла вечерами по улицам. Работали заводы, фабрики. А война нет-нет да и напомнит о себе. Так было и в этот раз. Кто знает, может, вездесущие мальчишки обживали подвал дома или аккуратные немецкие хозяйки порядок наводили? Только обнаружили в подвале плоские небольшие ящики. В тех ящиках, может, оружие или боеприпасы. Боязно трогать. Вызвали сотрудников немецкой военной полиции. Осмотрели ящики, осторожно вынесли из подвала в безопасное место. Вскрыли. Картины! Семнадцать штук и два старинных гобелена. Гобелен – тоже картина, только выполненная из цветных шерстяных нитей с добавлением шелка.
Картины и гобелены были упакованы в бумагу и холсты. Видать, далеко собрались фашисты перевозить сокровища Дрезденской галереи, да не успели.
Доставили картины в штаб Советской военной администрации федеральной земли Саксония. Начальником отделения по розыску ценностей, принадлежащих государству и народу, был в том году майор Николай Хвостенко, а комендантом – лейтенант Георгий Глушаков. Назначили Глушакова ответственным за прием, хранение и доставку картин в Берлин.
Одному, конечно, не справиться с таким заданием. Не то, чтобы слабый был лейтенант. Всю войну прошел – от Сталинграда до Берлина. Не сробеет сибиряк перед трудностями. Только специалисты тут нужны. Может, ненастоящие картины вовсе. Собрали комиссию. Написали акт. Один сдает, другой принимает. Чего проще? Название картины, художник, стоимость в иностранной валюте, размер картины по вертикали, по горизонтали. Понятно все.
А это что такое? Неизвестный художник изобразил сына фанатика Геббельса. Члены комиссии единодушны: исторической, а тем более духовной ценности она не имеет. Все остальные картины – кисти фламандского живописца Рубенса – должны стать народным достоянием. Среди тех картин, что поедут в Берлин и дальше – на реставрацию в Москву, некоторые размером в газетный лист, другие побольше. Ночью в штабе они будут в безопасности. Дверь закрыта на ключ.
На следующий день генерал-майор Дуров выделил машину для перевозки картин в Берлин. Из комендантской роты капитана Николая Бобылева прибыли в распоряжение Глушакова два солдата. Не охрана, а так – маленький почетный эскорт.
В Берлин доехали без приключений. Доложили дежурному но управлению. Разгрузили картины, передали начальнику секретариата, полковнику по званию. Можно возвращаться в Дрезден. Задание выполнено.
Неожиданно открылась дверь и в кабинет вошел генерал-майор Мальков. Он долго стоял перед каждой картиной. Молчал. Думал.
– А знаете, лейтенант, какое богатство вы привезли?! Я не цену имею в виду. Вот, например, какие живые глаза!…
Может, лейтенант Глушаков не вспомнил бы никогда о тех картинах, да только открыл как-то журнал «Огонек» и увидел на цветной вкладке портреты людей в старинных одеждах – пожилых и молодых, богатых и бедных. Странно, какие знакомые лица!…
Несколько строчек под портретами все объяснили. После реставрации картины фламандского живописца Рубенса переданы Дрезденской галерее.
Заколдованный карандаш
Разные подарки мы получаем в день рождения. Мне недавно подарили шариковую ручку. Черная, блестящая, словно стеклянная, с цветными кнопками на макушке, шестицветная. Постоянно вынимаю ее из нагрудного кармана сарафана, чтобы полюбоваться и лишний раз щелкнуть кнопками.
Увидел Георгий Федорович обновку, взял аккуратно за металлический колпачок, повертел задумчиво и вернул мне.
– На день рождения, говоришь, подарили? Нужная вещь. А мне, помню, в сорок втором году сестричка в полевом госпитале карандаш подарила.
– Простой карандаш?
– Не простой – заколдованный. Послушай, как было дело…
Наводчик орудия красноармеец Георгий Глушаков воевал в Сталинграде. Батарея занимала позицию в северной части города среди разрушенных домов. Пушка Глушакова стояла на нравом фланге. Слева в небольшом окопчике находилось другое орудие, которым командовал Коля Коноваленко, земляк Глушакова. К орудию Георгия прорвался фашистский танк. Близко подошел: уже снаряды ему не опасны, а зажигательная смесь лишь гусеницу лизнула, большого вреда тайку не сделала. Все. Конец. Упал Глушаков на дно окопа, сверху земля посыпалась – это танк орудие смял, исковеркал, окоп принялся утюжить. В одну сторону развернется. потом в другую. Торопится. Взревел – на другое орудие двинулся. В этот момент Коля Коноваленко его поджег.
Атака была отбита, и красноармейцы откопали Глушакова. Контузило его сильно. Кровь идет из ушей, слышать перестал и заикается. Усадили у стены разрушенной, просят: посиди немного, оклемайся. Опять враг атакует, отбиваться надо. Бой продолжался, но красноармейцы не забывали товарища: то один подползет, то другой. Как дела? Сидит Глушаков, головой кивает: жив, мол.
К вечеру, как бой утих, проводили его в медсанбат, что в четырехстах метрах был, в балке. Таблетки там дали какие-то, и уснул Георгий до утра.
Утром просится в свой батальон. Разрешили. Сестричка ему документы выдает и говорит:
– Вы, оказывается, именинник сегодня?
– И то правда. Двадцать лет сегодня.
– Вот беда, подарить вам нечего, – забеспокоилась девушка. Достала из кармана гимнастерки небольшой карандаш в металлической оправе. Пошептала над ним что-то. – Возьмите, он теперь заколдованный. От нули вас спасет и от осколка убережет. Храните до конца войны.
Взял Георгий карандаш, поблагодарил сестричку и ушел па батарею.
Что правда, то правда. Всю войну прошел – от Сталинграда до Берлина. Цел и невредим. Один только раз колено осколком царапнуло, другой раз – руку. Перевязал сам раны и остался в строю.
– Заживет, – говорил он товарищам. – Карандаш меня охраняет.
Год прошел, другой, третий. Сколько солдатских писем-треугольничков написано матери домой тем карандашом! Так и дошагал Глушаков, теперь уже лейтенант, командир батареи, до Берлина. Встал у поверженного рейхстага. Гарь вокруг, дым. Вынул карандаш из кармана, а грифелек совсем маленький. Привстал на носках и написал на крайней колонне:
Г. Глушаков
Сталинград – Берлин 1942-1945
Кончился карандаш. А собственно что еще писать? Истории и так все ясно.