В воскресенье утром мать обнаружила, что у нас дома кончился весь хлеб, и перед завтраком отправила меня в булочную. Предок мой завтракать без хлеба не может. Ну, я и пошел. На первом этаже я автоматом заглянул в почтовый ящик. Там лежало письмо. Достав его, я очень удивился. Адресовано мне. Причем адрес и мое имя с фамилией напечатаны на машинке. А обратного адреса нету.
Я обалдело уставился на конверт. Лично мне писем еще никто не писал. Конечно, всякие там родственники, вроде прабабушки, регулярно нам пишут. Но посылают письма родителям, а мне только приветы передают, типа «Митеньку поцелуйте».
Я в темпе разорвал конверт и извлек оттуда всего одну бумажку. Тоже, между прочим, напечатанную на машинке.
«Я все знаю. Мне известно, кто запустил тараканов. Полагаю, мое молчание дорого стоит. Даже очень дорого. Если ты готов платить за него, то должен завтра начертить мелом крест на крайнем слева цветочном горшке на желтой лестнице между вторым и третьим этажом. Если ты этого не сделаешь, то пеняй на себя. Ставка больше, чем жизнь.
У меня внутри прямо все похолодело. Во влипли! Хотя почему же влипли? Это я влип. В единственном, так сказать, числе. Тут меня тюкнуло: а почему, собственно, я? Идея-то не моя. Тараканы не мои. И осуществление — тоже. Может, у этого Доброжелателя неверная информация? Или он чего-то недопонял? И вообще, интересно получается. Делали другие, а я теперь расплачивайся. Нет, чтобы Сидору написать. И какая все-таки дурацкая манера — эти анонимки! Ведь даже не свяжешься и ничего не объяснишь. Вот в данном случае ведь не по адресу же выступает. Я бы по собственной воле никогда с тараканами не связался.
Я еще несколько раз подряд перечитал текст письма. Все точно. Плату за молчание требуют с меня. И я стал соображать, кто это может быть. Ясно, что этот человек достаточно хорошо меня знает. Адрес мой у него тоже есть. А раз пронюхал про тараканов, выходит, этот тип — из нашей школы. Только вот кто? Народу-то у нас там... И меня многие знают не только в нашем классе. Адрес тоже выяснить достаточно просто.
«Та-ак, — продолжал мыслить я. — Начнем методом исключения. Кто не мог отправить это письмо? Тимка. Клим. Винокур. Если, конечно, они не решили приколоться. Но тогда это быстро выяснится. А вот если угроза в письме серьезная, то теоретически любой, кроме них, мог его послать. Все наши мужики про тараканов знали. Вдруг кто-нибудь решил на этом руки погреть? Кстати, и братья Антиповы запросто. Или кто-нибудь из наших мужиков все-таки кому-нибудь проболтался. Например, из другого класса. А тот уже решил извлечь выгоду. Но почему из меня?»
Хотя ведь, когда тараканов запускали, в кабинете географии нас было трое: я, Тимур и Клим. Доброжелатель-то мог не знать, что я всего-навсего на атасе стоял. Тогда он не из нашего класса. И информация до него дошла не из первых рук. Но мне теперь от этого не легче. Надо срочно звонить Сидору и Круглому.
Засунув в карман письмо, я возвратился домой.
— За смертью тебя посылать! — вылетел мне навстречу из кухни предок. — Принес?
Только тут я и вспомнил, зачем вообще выходил.
— Ой! Сейчас, па, сбегаю.
— Как это — сбегаю? — взревел предок. — А до этого тебя, идиота, где черти носили?
— Меня не носили, — вполне честно ответил я. — Просто стоял и думал.
— Поля! — призвал предок в свидетели мать. — Дмитрий у нас совсем рехнулся! Видите ли, стоял и думал! Думать он начал! Ну почему ты всегда думаешь, когда надо делать, и делаешь, когда надо сперва подумать? А ну, марш за хлебом! Я завтракать хочу. Хотя нет. Лучше сам схожу. Быстрее будет. И надежнее. Иначе еще где-нибудь задумаешься.
И отец пошел одеваться. Но мне было все равно. Подумаешь, хлеб, когда происходит такое. Посмотрел бы я на предков, если бы им анонимку прислали с угрозами. Небось вообще бы о завтраке позабыли. А заодно об обеде и ужине.
Предок попилил в булочную, а я сел звонить. У Круглого было занято. Тогда я набрал Тимку. Он отреагировал на меня как-то мрачно. Ну, я и выдал ему информацию. У него мигом повеселел голос.
— Чему ты радуешься? — изумился я.
— Да я не радуюсь, — объяснил Сидор. — Просто мне то же самое сегодня в ящик опустили. А теперь, оказывается, я не один.
— А чего у тебя потребовали? — поинтересовался я.
— Да ровно то же самое, что и у тебя, — откликнулся Тимка.
— И как дальше будем? — задал новый вопрос я.
— Обмозговать надо, — очень серьезно произнес Сидор. — Сейчас дозавтракаю, звякну Круглому, и оба приваливайте ко мне.
— А Круглый тоже получил? — осведомился я.
— Не знаю, — ответил Тимур. — Сейчас позвоню и выясню.
— У них занято, — сообщил я.
— Ничего, дозвонюсь, — пообещал Тимка. — Если, конечно, Олька или Женька телефон навечно не оккупировали. Тогда я тебе снова звякну. Забежишь за ним по дороге. Все, пошел завтракать.
— Я тоже.
К завершению нашего с Тимкой разговора предок как раз вернулся. И уже кричал с порога матери:
— Поля, мы сегодня когда-нибудь сядем за стол или нет?
Все время, пока мы завтракали, я продолжал думать о письме. А лопал при этом совершенно автоматически. Мать даже испугалась. Положила мне руку на лоб и спрашивает:
— Митя, ты случайно не заболел?
— Нет, — возразил я. — Наоборот, совершенно здоров!
— А ешь, как будто болен, — продолжала мать.
— Я просто думаю, — поспешил ее успокоить.
— Не к добру это, — вмешался отец, — когда наш Дмитрий слишком много думает. Ох, не к добру.
— Митенька, — посмотрела мне в глаза мать. — Скажи честно, у тебя ничего не случилось? Мы с папой не будем тебя ругать.
Как же, «не будем ругать». С детства плавали и знаем. Всегда, между прочим, ругают.
— Ничего у меня не случилось! — громко и четко проговорил я. — Наоборот, все просто отлично. И солнце, смотрите, какое светит.
Мне даже удалось выдавить из себя улыбку. Чего не сделаешь ради спокойствия предков.
— Дмитрий, — нахмурился отец. — У тебя зубы болят?
Это я, видно, так красиво улыбнулся.
— Да они у меня уже давно не болят! — скороговоркой выпалил я. — С тех самых пор, как поменялись.
— Ой, давно я тебя, между прочим, к зубному врачу не водила, — охнула мама. — На следующей неделе обязательно сходим.
Час от часу не легче! Вот уж не везет так не везет. Эти зубные врачи, стоит к ним появиться даже с совершенно здоровыми зубами, обязательно что-нибудь найдут и запустят в тебя свою бормашину. Удовольствие, сами понимаете, маленькое. И я постарался как можно жалобнее проныть:
— Ма, погоди еще немного. Вот учебный год кончится, тогда уж...
— Верно, — неожиданно выступил в мою поддержку отец. — Пусть спокойно доучится.
— Ладно уж, — махнула рукой мать.
Это было обнадеживающее решение. До конца года оставалась еще целая неделя. А там, глядишь, мать замотается и забудет. Сама ведь постоянно нам с отцом твердит, что у нее от проблем в последнее время просто голова пухнет.
А пока суть да дело, я принялся быстренько собираться к Тимке. Во-первых, чтобы предки, посмотрев на меня, еще какую-нибудь каверзу не придумали, а во-вторых, мне хотелось срочно разобраться в этой истории с анонимками.
Перед выходом я на всякий пожарный звякнул Сидоровым.
— Не дозвонился я Круглому, — едва услыхав мой голос, сообщил Тимур. — Придется тебе, Будка, к нему по дороге забежать.
Вообще, это не совсем по дороге. Потому что мы с Тимуром живем в разных переулках Сретенки. А Клим — на Рождественском бульваре. Так что мне придется сперва к нему бежать, а потом нам вместе — обратно. Зато я даже раньше Сидора смогу у Круглого выяснить, получил ли он тоже анонимное письмо.
— Предки, я гулять!
Крикнув это, я спешно вылетел из квартиры. Иначе они начали бы спрашивать, куда конкретно гулять, с кем и когда вернусь. Я лишних вопросов не люблю. Тем более не на все из них можно ответить. Например, кто его знает, на сколько я сегодня ухожу?
Возле подъезда Кругловых мое внимание привлекла интересная «Скорая помощь». Обычно ведь как: белый микроавтобус с красными надписями. А у этой вся крыша и бока в ярких разноцветных пятнах. «Ну, — думаю, — «Скорая помощь» тоже стала на рекламе подрабатывать, как троллейбусы и автобусы. Интересно, что в данном случае рекламируется?» Я обошел вокруг машины. Никаких надписей, кроме тех, которые обычно бывают на этих машинах. Наверное, это такой специальный рекламный ход. Чтобы люди смотрели и строили догадки. А какое-то время спустя делают надпись. И она привлекает гораздо больше внимания, чем если бы была сразу. Каждому ведь хочется поскорей узнать, правильно он догадался или нет. В общем, реклама — двигатель торговли.
Я набрал на домофоне номер Кругловской квартиры и, услыхав в ответ голос Клима, крикнул:
— Это Будка! Открывай! Дело есть.
Замок щелкнул. Я вошел и поднялся в лифте на этаж Круглого. А там дверь распахнута настежь, и ор стоит на всю лестничную площадку. «Случилось у них что? — думаю. — Но с кем?»
Ну и влетаю на всех парах в квартиру. Там близнецы Мишка и Гришка хором ревут. А толпа взрослых хором друг на друга кричат. Среди взрослых двое в белых халатах и один в милицейской форме. Не успел я в этом дурдоме сориентироваться, как Клим утащил меня к себе в комнату.
— Что это у вас тут случилось? — спрашиваю. — С бабушкой плохо? Но тогда почему милиция? Неужели кто помер?
— Близнецы, — устало выдохнул Клим.
— Что близнецы? — не дошло до меня. В одном я был точно уверен: Мишка с Гришкой не померли. Вон как воют!
— И не спрашивай, — махнул рукой Клим. — Эти два бандита бомбардировку «Скорой помощи» устроили. Гуашью. Представляешь, из окна баночками пуляли.
«Вот вам и рекламная кампания», — отметил я про себя, а вслух поинтересовался:
— Какой дурак им краски-то дал?
— Предок, — объяснил Клим. — Чтобы они в воскресное утро дали всем хоть немножко пожить. И, главное, сначала так хорошо пошло. Сидели себе Мишка с Гришкой тихонечко, рисовали. Я сам пару раз к ним заглядывал. А потом еще отец говорит бабушке:
— Вот, Елизавета Павловна, вы просто с ними обращаться не умеете. Поэтому у вас на них столько сил и уходит.
И отец построил целую теорию. Мол, бабушка подавляет Мишку и Гришку своей инициативой, вот они и стоят целыми днями на ушах. А надо, наоборот, им самим предоставить инициативу. Например, сейчас они заняты, рисуют, то есть развлекаются собственными силами, а мы все живем спокойно и...
По словам Круглого, никто так и не узнал, какие еще у Станислава Климентьевича имелись ценные мысли по поводу воспитания Мишки с Гришкой. Потому что именно в этот момент несколько раз настойчиво позвонили в дверь, и к Кругловым влетела вся эта компания.
Оказалось, «Скорая» приехала к кому-то в их доме. Пока врачи ходили лечить пациента, шофер сидел в машине. Близнецам рисовать уже надоело, а красок еще оставалось много. Кроме того, балконная дверь по случаю теплой погоды была открыта настежь. Вот близнецы, посмотрев на машину «Скорой помощи», и сочли, что она какая-то слишком белая и скучная, и начали ее прямо сверху раскрашивать. Для этого все раскрытые баночки с гуашью полетели вниз. А результат я сам видел, когда шел к Круглому.
— Вы мне, господин хороший, теперь штраф заплатите! — донесся из передней до нас с Климом хриплый голос. — Может, вообще перекраска машины требуется.
— Не требуется, — твердо возразил Климов предок. — Гуашь можно прекрасно смыть водой. Что мы сейчас и сделаем. Клим! Где ты? Сейчас мне поможешь.
— Па, ко мне пришли! — хотел отбояриться Круглый.
— Кто пришел? — просунулось в комнату бородатое лицо Станислава Климентьевича. — A-а, Дмитрий! — радостно улыбнулся он. — Ты тоже поможешь.
Вообще-то, по моему глубокому убеждению, помогать должны были Мишка и Гришка. Клим тоже было попробовал вякнуть, что не он оживлял «Скорую помощь» гуашью, а близнецы. Но Елизавета Павловна мигом возразила:
— Мишенька с Гришенькой все равно до крыши машины не дотянутся.
В общем, у Кругловых вышло как всегда. То есть вытворять безобразия Мишка с Гришкой не маленькие, а как наступает момент расплаты, они вроде ни при чем. Ох, испортит Елизавета Павловна этих детей!
Короче, Станислав Климентьевич приволок из своей мастерской, где он пишет картины (мастерская у него этажом выше, на территории бывшего чердака), шланг с электрическим насосом. Подключив эту штуку к крану у себя в квартире, он спустил ее через балкон. В общем, всю гуашь с машины мы начисто смыли. И шофер больше штрафа не требовал. Наоборот, всю дорогу шлангом восхищался. И попутно рассуждал: «Может такая струя сбить с ног человека или не может?» Правда, ему ни к какому определенному выводу прийти так и не удалось. Потому что бригаду вызвали в другое место, и они уехали.
Потом Мишку с Гришкой все-таки решили каким-то образом наказать. Правда, не знаю, чем там закончилось, ибо мы с Круглым смылись. Только уже по пути к Тимуру я вспомнил о самом главном.
— Слушай, Климентий, ты сегодня случайно ничего такого из почтового ящика не вынимал?
— Не-а, — покачал головой он. — У нас еще к ящику никто не успел спуститься. Сам ведь видел, какое дело вышло.
— Да ты что? — впал я в панику. — Срочно назад! У тебя хоть ключ с собой от ящика есть?
— Если надо, я и без ключа открою, — ответил Клим. — А в чем дело? И вообще, на фиг нам сейчас нужно к Тимке идти?
— Потому что мы с ним получили по анонимному письму в связи с тараканами. Кто-то просек и теперь угрожает. Вот и надо решить, как себя вести.
Все это я произнес на одном дыхании. Клим спешно понесся вперед. Открыв дверь ключом, он взлетел по лестнице к почтовым ящикам.
— Есть, — почти тут же вернулся он ко мне.
Конверт оказался точно такой же, как у меня. Только адрес, естественно, и фамилия Климов тоже его. Мы, прямо не отходя от кассы, прочитали. Содержание — один в один. Та же проблема, те же угрозы, то же требование.
Мы развернулись и снова пошли к Тимке.
— Интересно, зачем этому Доброжелателю понадобилось столько желтых крестов на одном горшке? — озадаченно посмотрел на меня Круглый.
— Кто его знает, — я до сих пор не задумывался об этом. — А ведь и впрямь странное требование. Мог бы что-нибудь поинтереснее попросить.
— Наверное, времени не было подумать, — предположил Круглый. — Слишком с письмом торопился.
Тут меня осенило:
— Круглый, а ведь письма нам не по почте послали.
— Ежу понятно, — он на всякий случай вытащил из кармана конверт и убедился, что на нем нету ни марки, ни почтового штемпеля. — Когда же нам это опустили? Сегодня или вчера?
— Трудно сказать, — пожал плечами я. — Мы давно уже газет не выписываем. Предок мой все, что нужно из прессы, покупает по пути на работу.
— То есть вчера вечером он мог в ящик не заглядывать? — спросил Круглый.
— Мог, — кивнул я. — Вернусь домой, попробую выяснить.
— Я тоже у предка спрошу, — сказал Клим. — Он иногда почту по два раза в день проверяет. Особенно когда ему должно прийти какое-нибудь важное письмо или приглашение. Хотя последнее время все важное посылают с курьерами или по факсу. Но спросить нетрудно.
Тимка, когда мы наконец до него добрались, уже с ума сходил:
— Вы куда пропали? Будка, быстро свяжись со своими. А то я звонил тебе, а они почему-то перепугались.
— Не надо было звонить, — потянулся я к телефонной трубке.
— А вы шли бы помедленней, — проворчал Тимка. — Сколько мне еще вас ждать?
Я быстренько успокоил по телефону отца и положил трубку.
— Порядок.
— Тогда пошли во двор пошляемся, — скомандовал Сидор.
— А с какой радости мы тогда к тебе перлись? — удивился я. — Если все равно идем на улицу, могли бы и к Круглому вместе сбегать.
Но Сидор разве когда-нибудь признается, что не прав. И он твердо мне возразил:
— Не могли бы. Потому что, когда я тебе, Будка, звонил, мои предки гулять собирались идти, а значит, мы вполне могли бы расположиться у меня. Но пока вас где-то там носило, они гулять раздумали. Мать плохо себя почувствовала.
И Сидор смерил нас таким взглядом, будто бы тетя Лена плохо себя почувствовала и не пошла гулять именно из-за того, что мы где-то там шлялись.
— Ладно, пошли, пошли, — вытолкал нас за дверь Тимка.
Обычно мы, когда не сидим у кого-нибудь дома, гуляем. По Сретенке, по Сухаревке, по проспекту Мира. В общем, по нашим местам. Но такую серьезную проблему, как сегодня, обсуждать на ходу было совершенно невозможно. Поэтому мы устроились у Тимки во дворе на лавочке. Внимательно изучив мое и Климово письма, Сидор сказал:
— А я вообще чуть не попух. В ящик-то предок мой утром слазил. И вручает мне конверт. Хорошо еще, ему не пришло в голову вскрыть.
— И что, он вообще не заинтересовался? — не верилось мне.
— Очень даже заинтересовался, — проворчал Сидор. — От кого? Да почему? Да что там?
— А ты?
— Да сначала как пальма в тундре, — сообщил Тимка. — Я же не знал, от кого. А у себя в комнате раскрыл и прочитал...
— Представляю, — посочувствовал я, — и что же ты предкам сказал?
— Лапшу на уши повесил, вот чего, — откликнулся он. — Мол, это мое личное дело. Короче, отговорился. Давайте лучше решать, что делать будем, — он явно торопился уйти от темы своего объяснения с предками.
— Не знаю, — пожал плечами Клим. — Как-то паршиво для нас все складывается.
— По-моему, главное — выяснить, кто автор этих посланий, — вмешался я.
— Знал бы кто... — И, не договорив, Тимка потряс в воздухе кулаком.
— Наверное, если постараться, то можно и вычислить, — задумчиво произнес Клим. — Во-первых, это наверняка кто-то из нашей школы.
— И точно не учитель, — подхватил я. Круглый явно мыслил по моей схеме.
— То есть теоретически это может быть любой ученик нашей школы, — продолжал он.
— Теоретически это может быть и ученик другой школы, — придерживался иного мнения Тимка. — Например, кто-то из наших своему знакомому сболтнул, а тот теперь на нас катит с подлянкой.
— Вряд ли, — заспорил Клим. — Человек из другой школы не сможет завтра проверить цветочный горшок.
— Вот и дурак ты, Круглый, раз так думаешь, — сплюнул в сторону Тимка. — Турникет-то из-за тараканов сломан. Теперь проходи кто хочешь. И из нашей школы и не из нашей.
— Турникет к понедельнику наверняка починят, — стоял на своем Круглый.
— А я говорю, не успеют, — уперся Сидор. — Откуда ты знаешь, какие повреждения этот таракан нанес компьютеру? Может, его вообще теперь целый месяц ремонтировать придется.
— Нет, — поддержал я Клима. — Ника никогда не допустит, чтобы у нас в школе столько времени свободным вход оставался.
Тимка досадливо крякнул и вновь сплюнул в сторону.
— Молодые люди! — тут же раздался суровый окрик. — Не плюйтесь, пожалуйста, тут дети гуляют!
Мы обернулись. За нашими спинами остановилась запыхавшаяся тетенька в синем спортивном костюме. Она только что кругами бегала по двору.
— Ну, и пусть себе гуляют, — окрысился Тимка. — Я вам что, заразный?
— Тогда предъяви справку, — неожиданно нашлась тетенька.
Тимка аж варежку разинул. Обычно все происходит ровно наоборот. То есть взрослые полностью обалдевают от его наглости. Тетенька, видно, почувствовав радость победы, спросила:
— Ну, где же твоя справка?
Но Тимка уже пришел в себя и, в третий раз сплюнув, спросил:
— А у собак, которые здесь гуляют, вы тоже справки требуете?
— Вот сейчас я позову своего мужа, тогда он все тебе как следует объяснит.
Это прозвучало столь многообещающе, что нам пришлось в темпе линять оттуда.
— Обязательно тебе нужно, Сидор, ко всем цепляться, — на ходу выговаривал ему Клим. — Теперь придется другое место для разговора выискивать.
—Я к ней цеплялся? — Тимку охватило негодование. — Это она ко мне лезла. Подумаешь, не плюйся. Я что, в ее квартире на стол плевал? С таким же успехом я мог к ней пристать: «Не бегай, пыль поднимаешь!» А другое место мы запросто найдем. Может, даже еще лучше. Во всяком случае, там больше этой тетки не будет. Она, если честно, мне очень на нервы действовала.
Клим выразительно посмотрел на меня. Я понял его. Потому что тоже считаю: спорить в подобных случаях с Сидором — полная безнадега.
В результате мы перебрались на соседний двор.
— Сидор, я тебя умоляю, — простонал Клим. — Хоть здесь обойдись без конфликтов с местным населением.
— Зависит от населения, — буркнул Тимка. — Как оно вести себя будет.
Но населения, к счастью, в наличии не оказалось. Может, дома сидели, а может, по дачам разъехались. Поэтому Клим спокойно продолжил:
— Даже если ты, Тимка, и прав, то человек из другой школы действует в связке с кем-то из наших.
— Вот это другое дело, — милостиво согласился Сидор.
— Значит, — снова заговорил Клим, — вычислять все равно надо у нас.
— Простенькая задачка, — невесело усмехнулся Тимур. — Сколько у нас народа-то учится?
— Наверное, всяких там пяти-шестиклашек можно отсечь, — посоветовал я. — Не дотумкаются до шантажа старших.
— Это смотря какие, — покачал головой Тимур. — Если вроде его Мишки с Гришкой, — покосился он на Клима, — то и раньше могут дотумкаться.
— Эти еще и не то могут, — я полностью был с ним согласен.
Клим поежился. Видать, про сегодняшнюю «Скорую помощь» вспомнил.
— Но все-таки, думаю, Будка прав, — продолжал Тимур. — Ребят до шестого класса включительно можно отсечь. А вот насчет семиклассников я уже не уверен. Там вполне могут найтись вундеркинды. Хотя я думаю, что это дело рук Антипа со старшим братцем. Еще раз нажиться хотят. Деваться-то нам теперь некуда, и завтра мы на цветочном горшке подтвердим согласие. А в следующем письме они с нас потребуют за молчание деньги. Для таких, которые не брезгуют тараканов на корм разводить, нет ничего невозможного.
— Тимка, по-моему, ты хватил, — засомневался я. — С какой радости им закладывать нас? Они сами ведь могут на этом попухнуть. И потом, Влад вообще другой.
— Он-то, может, другой, — откликнулся Сидор, — а старший брательник у него именно такой.
— Но если мы, например, откажемся и они нас заложат, то сами же и пострадают, — мне по-прежнему не верилось, что виноват Антип. — Тараканы-то их.
— Тараканы, между прочим, законом не запрещаются, — привел новый довод Тимка. — Они нас заложат, а про себя скажут, что не знали, зачем нам понадобились тараканы. Вот и выйдет, что они чистенькие, а мы кругом виноваты. В общем, у нас с вами только два выхода: либо готовить денежки, либо в темпе устанавливать автора и устраивать разборку.
— Ты так говоришь, — хмыкнул Круглый, — как будто с нас уже деньги потребовали.
— Не беспокойся, потребуют, — глянул на него исподлобья Тимур. — Филипп Антипов своего не упустит. Если он согласился за деньги провонять собственную комнату тухлым мясом, то что ему стоит шантажировать каких-то троих ребят.
— Даже если и так, у них на весь шантаж неделя осталась, — напомнил я. — К следующему учебному году страсти улягутся.
— Верно, — согласился Тимур. — Но за эту неделю нас с вами могут из школы запросто вытурить. Поэтому будьте спокойны: Антиповы заломят нам сумму за свое гадское молчание.
— Тимка, нам никто еще ничего не заломил, — сказал Круглый.
— Не волнуйся, заломят, — стоял на своем Сидор. — Антипы, они такие.
— Во-первых, не совсем такие, — не согласился Клим. — А во-вторых, еще никем не доказано, что письма нам опустили Антипы. И вообще, установить автора можно только опытным путем.
Глаза у Тимки хищно блеснули.
— Насчет опытного пути это ты, Круглый, правильно. Вот поймаем Антипа, набьем ему морду, он сразу и разговорится. И вообще, это вы, мужики, во всем виноваты. Помешали мне вчера с Владом разобраться. Да если бы не ваша миротворческая деятельность, Антип бы у меня уже ходил ручной. И такие вещи, как анонимка с угрозами, ему даже в голову бы не пришли. Он бы исключительно думал о своей жизни.
— А может, идея писем в голову Филиппу пришла? — предположил Круглый.
— В таком случае Влад бы уговорил его не связываться, — ответил Тимка. — Филипп же не враг собственному младшему брату. В общем, придется мне срочно ваши ошибки исправлять.
Мы с Круглым украдкой переглянулись. Похоже, мы приехали к тому, с чего начался вчерашний день. А Тимка уже кипел, как проснувшийся вулкан Этна, который в Италии всю дорогу извергается.
— Вот если бы вчера, а теперь такой момент упущен.
— Раз упущен, выбрось из головы, — быстро проговорил Клим. — Гораздо важнее, как завтра все сложится. Вот об этом и надо думать. Принимаем мы его требование? Я лично предлагаю принять. Нарисуем кресты на цветочном горшке...
— А их надо три или один? — озадачился я.
Тимка только плечами пожал:
— Кто его знает.
— Ну, если послано три письма, значит, по идее, каждый из нас должен по отдельному кресту оставить, — медленно произнес Клим.
— А откуда мы с вами знаем, что послано только три письма? — спросил Тимка. — Может, еще кому-нибудь из нашего класса отправили.
— Но тараканами-то только мы трое занимались, — уточнил Круглый.
— Винокуров частично тоже участвовал, — напомнил я.
— А давайте ему позвоним и осторожненько спросим, — продолжал Круглый.
Телефонной карточки ни у кого из нас не оказалось, поэтому к Сереге мы просто зашли. Тем более что сидели прямо в его дворе. По-моему, он так и не врубился, зачем нам понадобилось его навещать. Однако письма он точно не получал. Иначе бы не был таким веселым. Мы с ним для отвода глаз потрепались и ушли.
— Вообще-то остальных наших мужиков тоже обязательно следует проверить, — уже на улице сказал Клим. — Но это мы сделаем завтра.
А Тимур сказал:
— Интересно у этого Доброжелателя выходит. Значит, если мы все согласны, то должны оставить по меловому кресту на цветочном горшке. А если, например, ты, Круглый, согласен и ты, Будка, а я нет? Откуда он будет знать, что именно я крест не нарисовал?
Мы задумались. И впрямь проблема. Каким образом Доброжелатель выяснит, чьи кресты есть, а чьего нету? Я в это совершенно не врубился.
— А ему и не надо брать в голову, — первым нарушил уже затянувшееся молчание Круглый. — Если хоть один из нас не согласится, он всех сразу и заложит. Потому что по отдельности при всем желании он нас заложить не может.
— Ясное дело, не может, — подтвердил я. — Потому что, если про одного в школе выяснят, все остальное автоматически перестанет быть секретом.
— Неправильный какой-то шантаж, — проворчал Тимка. — По-моему, выгодней нас всех по отдельности запугивать. Чтобы другие даже не догадывались. Я бы на его месте именно так поступил.
— И каким же, интересно, образом? — поинтересовался Круглый. — Ведь мы наверняка не стали бы это скрывать друг от друга.
— А если бы в письме предупредили, что надо молчать? — спросил Тимур.
— И ты бы от меня скрыл? — возмутился я.
— Нет, — немного подумав, ответил Тимка.
— Вот именно, — продолжал я. — Мы бы все равно мигом поставили друг друга в известность.
И тут Клим сказал:
— Кажется, мне ясно. Доброжелатель именно к этому и стремился. Если Тимка прав и он намеревается потребовать у нас за молчание деньги, то ему нужны именно все трое. Потому что с троих получишь гораздо больше, чем с одного. Простая арифметика.
— Во, гад! — заскрежетал зубами Тимка. — Значит, он наверняка уверен, что никто из нас ни под каким видом друг друга не подставит.
— Именно, — подтвердил Круглый.
— Да за такое, — снова заклокотал и забурлил Сидор, — надо руки повыдергать, чтобы анонимки нечем было печатать.
— Ты ему руки выдернешь, — мрачно хохотнул Клим, — а он по телефону примется угрожать. Носом наши номера наберет, и порядок.
— И вообще, — начал я, — прежде чем руки вырывать, надо его еще найти.
— Кстати, если он так в нас уверен, — перебил меня Клим, — значит, хорошо нас знает. Достаточно хорошо, чтобы вычислить, как мы поступим.
— Говорю же, это Антип, скунс вонючий. — Лицо у Сидора снова стало свирепым.
Я невольно подумал, как часто наша жизнь зависит от случайностей. Вот, например, пройди сейчас Влад мимо, и превратился бы в отбивную. Мы с Круглым не удержали бы Сидора. Злобы в нем сейчас как в каком-нибудь Змее-Горыныче скопилось. А, между прочим, Антип, может, еще ни в чем и не виноват.
— Будка, чего уставился? — вернул меня к действительности Тимур.
— Да так... об одном тут подумал... неважно, — отмахнулся я.
— В общем, завтра мы попытаемся выяснить, Антип это или кто-нибудь другой, — сказал Клим.
— И как ты собираешься выяснять? — повернулся к нему Сидор.
— Ну, нарисуем мы крестики на цветочном горшке, после встанем неподалеку и посмотрим, кто этим горшком интересуется, — объяснил Круглый.
— А чего, нормальный план, — оживился Тимка. — Только тогда мы сперва за горшком последим, а кресты свои нарисуем в самом конце учебного дня. В письме ведь точного времени не обозначено, когда мы должны это сделать. Просто сказано: завтра.
— Логично, — одобрил Клим. — Тогда этому Доброжелателю придется все время шастать к горшку.
— Вот именно, — подхватил Тимур. — Приходит, а там ничего. Он снова припрется. Ему ведь интересно не заложить нас, а деньги. Но для получения денег сперва наше согласие нужно. Вот и пускай помучается.
— Пустячок, а приятно, — понравилось мне.
— А уж когда мы его вычислим, — с хищным видом изрек Тимка, — тут для него начнутся настоящие мучения.
— Погоди радоваться, — поспешил остудить, его Клим. — Сперва все-таки надо вычислить.
— Попадется как миленький, — не сомневался Сидор.
Мы еще немного побродили, пообсуждали и разошлись по домам, а в понедельник, первым делом отправились на желтую лестницу. Посмотрели на горшок. Там чего-то такое росло. С большими зелеными листьями. Словом, горшок как горшок. И цветок как цветок. Чем он так понравился Доброжелателю, не пойму. Клим с Тимкой тоже не понимали. В результате мы пришли к выводу, что он просто обозначил первое попавшееся место, которое ему пришло в голову.
Отойдя немного в сторону, мы до самого начала уроков понаблюдали. Сперва вообще никто не возник. А как народ потек в школу, выяснилось, что это странное растение по какой-то совершенно таинственной для меня причине пользуется большой популярностью. Мы всего-то и простояли минут десять, а возле горшка притормозило человек двадцать пять. Кое-кто из малышни. Потом у Винокура почему-то именно здесь развязался ботинок, и он, согнувшись пополам, начал его завязывать. Правда, Серегу мы сразу вычеркнули из подозреваемых. Во-первых, он мужик нормальный, а во-вторых, никогда бы до такого не дотумкался.
После Винокура один парень из одиннадцатого причалил.
Оторвал от цветка листок и начал его с таким видом жевать, точно два дня до этого ничего не ел. Тимка тут же его заподозрил и говорит:
— Он с Филиппом в одном классе учится. Вот небось вместе нас и решили раскрутить. А цветок он для отвода глаз жрет.
Клим, однако, засомневался:
— Какой дурак будет такую гадость жрать, даже для отвода глаз?
А у меня возникло другое возражение.
— Если они поставили его в известность, значит, делиться деньгами должны. А зачем им это надо?
Парень из одиннадцатого тем временем оторвал еще один листок и, тоже запихнув его в рот, с довольным видом отчалил. Не похоже, чтобы ему это жрать было противно. Круглый тоже заметил, что он ест цветок с удовольствием, и сказал:
— Ребята, наверное, он просто вегетарианец. И горшком с цветком заинтересовался только с этой точки зрения.
Не успел он это произнести, возле цветка устроились Танька Мити́чкина и Галька Попова. Галька достала тетрадь, а Танька принялась у нее что-то сдувать. Я на время даже о слежке забыл. Потому что Танька, по-моему, самая симпатичная наша девчонка. Только вот отношения у нас не очень. Сперва-то мы в младших классах даже за одной партой сидели. Но Адаскина мне все нарушила. Она начала Мити́чкину дразнить «Ми́тичкиной личной Танькой». Из-за того, что мы вместе сидели. Ну, и Таньку это достало. А главное, наша учительница, как нарочно, все время оговаривалась и вместо Мити́чкиной называла ее Ми́тичкина. Танька прямо до слез обижалась. И почему-то больше всего — на меня. В конце концов добилась, чтобы ее от меня отсадили. С тех пор уже столько лет прошло, а она до сих пор меня в упор не видит. И все из-за Зойки. Во вредина Адаскина. Просто вирус какой-то!
Я настолько на Таньку засмотрелся, что звонка на урок не услышал. Вернули меня к действительности Тимкин тычок и его же слова:
— Ты, конечно, если так хочется, оставайся, а мы пошли.
Танька с Галькой тоже тетради убрали, и мы все двинулись на русский язык.
На всех уроках я разглядывал наших и думал: «Неужели это кто-то из них?» Вот, значит, как в жизни бывает. Учишься вместе с людьми, общаешься. Одни, конечно, тебе нравятся меньше, другие больше. Но ведь все ребята нормальные. Часть из них я вообще с первого класса знаю. А кто-то взял и задумал такую подлянку. Это что же должно внутри человека делаться? А главное, на лице ни у кого это не написано. Вот и пойди разберись. Или все-таки Доброжелатель не из нашего класса? Мне очень хотелось, чтобы именно так и вышло.
На переменах мы как проклятые продолжали дежурить возле цветка на желтой лестнице. Он по-прежнему пользовался большим успехом. Однажды возле него остановился даже Ника. Он с задумчивым видом потыкал пальцем в землю, что-то пробормотал, вытащил из кармана платок, громко высморкался и пошел вверх по лестнице.
Но анонимка тут ни при чем. Если бы он узнал про тараканов, мы бы уже сегодня явились сюда в почетном сопровождении родителей.
На первой и второй больших переменах перед нами встал вопрос: идти в столовую или не идти? С одной стороны, есть, конечно, хотелось. Но ведь Доброжелатель, возможно, так и рассчитал и, пока мы в столовой, дунет к горшку. И Тимка уговорил нас в столовую ходить по очереди. Один на посту, а два едят. Потом, наоборот, двое на посту, один ест. Такая вот схема.
Однако все жертвы были напрасны. Потому что никого более подозрительного, чем все остальные, мы так и не обнаружили. К концу уроков Тимка забил тревогу:
— Ребята, а если это все-таки кто-то не из нашего класса и у него сегодня учебный день короче, чем у нас?
Я было решил, что у Сидора крыша съехала, и спрашиваю:
— Какое нам дело, сколько у Доброжелателя сегодня уроков?
А Тимур мне в ответ:
— Так он ведь уйдет раньше нас и подумает, что мы отказались с ним сотрудничать. А завтра с утра нас заложит.
У меня прямо волосы на башке зашевелились.
— Надо, — говорю, — скорее крестики рисовать.
Клим возражает:
— Что же мы зря столько времени промучились? Нет уж, надо рискнуть и довести эксперимент до конца.
Сидор согласился. Хотя было видно: чем ближе к концу дня, тем он сильней волновался. В общем-то, понятно: как ни крути, основной удар обрушится на него.
Поэтому, когда последний урок у нас наконец кончился, Сидор прямо понесся на желтую лестницу. Мел-то он спер заранее. Но, думаете, нам сразу удалось крестики нарисовать? Как бы не так! Мимо постоянно кто-нибудь шастал. Целых двадцать минут мы пережидали. Наконец народ схлынул. Одни по домам, другие — на уроки. В некоторых классах учебный день еще продолжался.
Мы с Климом загородили Сидора. Он быстро нарисовал три креста.