Уравнение со всеми известными

Глава V. КУ-КА-РЕ-КУ!

Потом мы поднялись на пол-этажа выше и, делая вид, будто что-то обсуждаем, стали следить за подоконником с горшком. Мы толкались там минут тридцать, пока звонок не возвестил о следующей перемене. В коридорах и на лестнице вновь возник народ. Правда, его в школе уже оставалось мало, и эти люди цветком как-то вообще не интересовались.

Мы все же честно дождались конца перемены. Кто-то ушел домой, другие вновь разошлись по классам. Коридор и лестница опустели.

— Наверное, Доброжелатель завтра утром горшок проверять будет, — очень тихо сказал Клим.

— А может, еще подождем? — Сидору явно хотелось скорее вычислить автора писем.

— Мне домой надо, — возразил Клим. — Звонить должны, и вообще...

Он умолк. Видимо, они с Агатой договорились созвониться. Я, в отличие от него, никакого звонка не ждал, но у меня тоже были дела. И я решительно произнес:

— Ребята, сегодня мы точно уже ничего не дождемся.

— Зато завтра дождемся, — многозначительно изрек Тимур. — Вот прямо чувствую: заложит он нас.

— Даже если и так, мы уже на него повлиять не сможем, — первым двинулся вниз по лестнице Клим.

Добравшись до дома, я первым делом глянул в почтовый ящик. К счастью, там было пусто. Хотя какое уж тут счастье! Просто короткая отсрочка. А что за ней последует? Как говорится, и так плохо, а по-другому еще хуже. Или выкуп потребуют, а где его брать? Или заложат. Тогда прощай школа. И летние каникулы все наперекосяк пойдут. Ох, лучше об этом не думать.

И, отогнав от себя грустные мысли, я поднялся в квартиру. Расслабляться сегодня мне было некогда. Ребятам-то я не сказал, но у меня с сегодняшнего дня начиналась работа. Дело в том, что мне позарез нужны деньги. На компьютер.

Какой же современный человек живет без компьютера? Но мать у меня решительно против. Говорит: «Вырастешь, успеешь еще наоблучаться!» От телевизора, видите ли, она облучаться не боится, всю дорогу свои сериалы смотрит, а мне компьютер нельзя. Предок меня сначала поддерживал. Наконец в этом году мы с ним совместными усилиями перебороли мать, и он мне купил компьютер. Однако потом я совершенно случайно влип в одну историю. И мама заставила предка компьютер продать, чтобы компенсировать убытки. А я подумал, подумал и принял решение самому теперь заработать на компьютер. Если я на собственные деньги его куплю, никто отобрать уже не сможет. Потому что это вроде будет только моя собственность.

Но каким способом заработаешь? Во-первых, времени мало, школа мешает. А во-вторых, кто же меня возьмет? Да и предки не каждым делом разрешат мне заниматься. У них по этому поводу множество предрассудков.

Все же на прошлой неделе мне повезло. Целых два раза, и всего за один день. Сначала явилась наша соседка слева.

— Нам, — говорит, — срочно надо достраивать дачу. Сейчас как раз отделка дома идет. Самый ответственный этап. С рабочих глаз нельзя спускать, а то такого напортачат. Пол к крыше прибьют или еще что-нибудь в этом роде. В общем, мы с мужем туда на целый месяц едем. Отпуск специально взяли. Так я вот чего, собственно, пришла. Вы, Поленька, не могли бы за нашим зверинцем приглядеть, ну, а заодно и цветочки поливайте. Может, Митенька возьмется? — И заглянув мне в глаза, она так ласково добавила: — Естественно, не задаром. Я заплачу.

— Согласен! — немедленно согласился я. — А сколько заплатите?

— Митька! — прикрикнула на меня мать. — Да как тебе не стыдно?

— Наоборот, вполне нормально, — возразила соседка. — Поленька, у их поколения, — она указала на меня, — здравый подход. Каждый труд должен быть оплачен.

В общем, мы с ней договорились, ударили по рукам, и она вручила мне подробную инструкцию, что и когда поливать, кого кормить, а заодно и пол раз в неделю пылесосить. На фига, спрашивается, пылесосить, если там целый месяц никто, кроме рыбок, птичек и хомячка, жить не будет? Но, как говорится, у каждого барона своя фантазия. Да мне и нетрудно. Расчет договорились произвести по их возвращении. А сегодня мне как раз, согласно договоренности, следовало приступить к своим обязанностям.

Но к соседке я собирался сходить ближе к вечеру. А сейчас у меня было другое дело. Это — второе везение. Потому что в то же воскресенье явилась к нам еще одна соседка. Она этажом выше нас живет.

— Ох, что делать? Ах, что делать? Мама моя свалилась, упала. Мы начали кухню ремонтировать, и маму зачем-то на стремянку понесло. И, конечно, она свалилась. Хорошо, в свои восемьдесят лет ничего не сломала. Просто настоящее чудо. Но все равно она в ближайший месяц выходить из дома не сможет. А у меня отпуск через неделю кончается. Специально ведь за свой счет взяла, чтобы кухню в порядок привести. Но вместо этого придется матерью заниматься. А главное, кто теперь днем с собакой будет гулять? И вечерами мы с мужем часто допоздна на работе задерживаемся. Я и заплатить готова. Только бы кто согласился. Но человек-то нужен не посторонний. А то по нынешним временам вернешься, а в квартире, кроме моей мамы и собаки, вообще ничего не осталось.

Тут моя родительница возьми да брякни:

— Мы тоже с мужем работаем.

— А я нет, — заявляю я. — После уроков могу и погулять. И вечером тоже, если надо, пожалуйста. И с квартирой, и с вашей мамой все будет в порядке. Могу для нее даже в магазин сходить.

— Разве ты, Митенька, как всегда, на летние каникулы к прабабушке не уезжаешь? — уставилась на меня соседка.

— Нет, нет, — спешно заверил я. — У нас еще целая неделя учебы, потом два экзамена, а после них еще и практика. Так что не сомневайтесь. До конца июня я уж точно торчу в Москве.

Соседка обрадовалась:

— Очень хорошо. Только ты забывать не будешь?

— Если договоримся, не забуду, — упирая на слово «договоримся», ответил я. — Мое слово — закон.

— Какой сознательный у вас сын растет, — засюсюкала соседка. — И вообще, нынешние дети пошли совершенно другие.

Нашла тоже ребенка. Ладно, пускай говорит что хочет. Мне главное, чтобы работа была и бабки за нее платили. И я еще раз повторил, что ее мама с собакой будут как за каменной стеной.

Вот так и вышло, что я осчастливил двух соседок, а они — меня. Мать моя, правда, целых два дня потом зудела. Мол, мне за тебя, Дмитрий, стыдно, ты растешь меркантильным человеком.

Но предок меня поддержал:

— Пусть поработает и поймет, как людям трудовая копейка достается.

Но потом мать смирилась. А куда денешься? Конечно, эти две работы мне компьютера не принесут. Если только на «мышку» с ковриком хватит. Но, как говорится, лиха беда — начало. Сегодня на «мышку» накопил, завтра — на клавиатуру, а там, глядишь, и на все остальное.

Словом, сегодня я первым делом пошел гулять с собакой. Верней, сперва я отправился за ней. Мне долго не открывали. Только громко лаяли. То есть лаяла та самая собака, а точнее, пес Рэй, с которым мне надо было гулять. Крупный пес. Порода — дворянин, от слова «двор». Правда, хозяйка почему-то уверяет, что он — помесь лайки с папуасом. Такой пушистый, черный, хвост крючком и к тому же быстро бегает. Лаял он очень громко. И прыгал на дверь. А вот бабушка, которая должна была открыть, очень долго не шла. Я даже забеспокоился: вдруг она опять откуда-нибудь рухнула? Теперь там лежит и к двери подойти не может. Но, к счастью, все обошлось, и дверь в результате открылась.

Бабуля вручила мне поводок. И еще велела мне купить молока. У нее, оказывается, кончилось. Она же без молока совсем не может, а дочка с зятем сегодня придут очень поздно.

— Значит, и вечером надо с ним погулять? — посмотрел я на Рэя, а про себя подумал: «Кажется, ставки мои растут».

— Да, — кивнула бабушка и добавила: — Знаешь, пожалуй, еще батончик свеженького хлебушка неплохо бы купить. А то наши все в тостере, в тостере. А у меня от их сухарей десны болят.

И она вручила мне деньги. Рэй уже рвался и скулил от нетерпения. Я едва его удерживал. Поэтому мы прямо без лифта спустились вниз.

Подъезд мы пролетели пулей. Ну и здоровый зверь! Как только с ним эта бабка Кочеткова справлялась? Тут у меня возникла одна идея. Ведь она теперь, наверное, даже когда поправится, уже не сможет с ним гулять. Тогда я и потом, осенью, Кочетковым понадоблюсь. Ну, если и не осенью, то зимой уж точно. Скользко ведь станет. Поди с таким, как Рэй, справься. Сейчас я, пожалуй, им ничего говорить не буду, а то они испугаются за здоровье бабуси и потом, когда я к прабабушке под Саратов уеду, еще кого-нибудь наймут. Нет уж, пускай в июле и августе бабушка как-нибудь погуляет. А вот осенью я намекну им, что надо бы поберечь ее, и за год у меня скопится хорошая сумма. Значит, к концу девятого класса я уж точно компьютером обзаведусь. Главное, за месяц как следует себя проявить. Кочеткова говорила, что для нее главное — надежность. Вот таким я и буду.

Не успел я об этом подумать, поводок как-то сам собой вырвался у меня из руки, а Рэй бросился на другую сторону переулка. Я от страха даже глаза зажмурил, потому что прямо на этого папуаса ехали «Жигули». Дядька пожилой за рулем как по тормозам даст — и в сторону. Чуть стену дома не протаранил. Выпрыгивает наружу, перед моей физией кулаками машет:

— Вы что тут, с ума все с собаками посходили?

— Нет, — отвечаю, — это только собака с ума сошла, а я нормально.

И смотрю, где же Рэй. А он на другой стороне к какому-то огромному псу направился типа волкодава. «Ну, — думаю, — амба. Пропал мой компьютер. Мне за этого папуаса теперь до смерти не расплатиться». Я дядьку из «Жигулей» отпихиваю и, словно камикадзе, вклиниваюсь между двумя собаками. А хозяйка волкодава как раз говорит:

— Рэечка? С кем ты сегодня гуляешь?

У меня прямо от души отлегло. Значит, они с этим монстром знакомы, и войны, наверное, не будет. В общем, я вновь какую-то радость жизни почувствовал и отвечаю:

— Со мной он гуляет. Хозяева поручили. У них там бабушка свалилась.

— Это я слышала, — кивает она.

Однако покой мне только снился. Пока мы с хозяйкой монстра то да се, двое наших четвероногих друзей разборку с кошкой затеяли. Хорошо еще, я поводок успел схватить. Хотя, хорошо — это как сказать. Потому что мне волей-неволей тоже пришлось в разборке участвовать. И, кстати, женщине с волкодавом тоже.

Счастье еще, что собаки по деревьям лазать не умеют. Правда, мне кажется, Рэй об этом еще не знал. Он изо всех сил пытался следом за кошкой на тополь забраться. Волкодав-то умнее. Он просто кошку облаивал. И хозяйке его было лучше. Ее только до дерева тащили, а когда ее подопечный лаять начал, она уже могла постоять и чуть-чуть отдохнуть. А вот Рэй пытался высоту взять с разбега. Отбежит от дерева, издали разгон возьмет и снова на ствол прыгает. Кошка наверное там, наверху, со смеха подохла. В общем, я еле-еле его оттуда утащил.

Потом мы еще немного погуляли. Я уже собирался его домой вести, когда вдруг вспомнил, что бабушка Кочетковых просила на обратном пути купить молоко и хлеб. Развернув Рэя на сто восемьдесят градусов, я потащил его на Сретенку. А он почему-то туда наотрез идти не хотел и упирался всеми четырьмя лапами. Пришлось его силой тащить. Оказывается, это очень тяжело. В общем, я едва доволок его до магазина. Хорошо еще, в нем продают и хлеб, и молоко.

Но возле входа у меня возникла другая проблема: чего с этим типом-то делать? В этот магазин с собаками не пускают, очень ругаются. Сам несколько раз наблюдал. А ведь Рэй — не какая-нибудь малюсенькая болонка, на него уж точно обратят внимание. Большой, черный. Привязать его возле входной двери? А если сопрут? Что я тогда хозяевам скажу? И решил я переться в киоски на Сухаревку. Если бы Рэй не упирался, дойти туда для меня без вопросов: пять минут туда, пять — обратно. Но папуасу на Сретенке не понравилось, по-моему, даже больше, чем на пути к ней. То ли движение слишком большое, то ли людей чересчур много, но он постоянно садился — и ни в какую.

Доперся я до киосков в состоянии бурлаков на Волге с одноименной картины Репина. Еще неизвестно, что легче: им было баржу тащить или мне Рэя.

Обратно дело пошло еще хуже. Чокнутый папуас продолжал упираться. Если он с Кочетковской бабушкой так же гулял, то она просто кремень, а не старушка. Это какое же богатырское здоровье нужно иметь. А дочка ее еще удивлялась, как это она после падения со стремянки совершенно ничего себе не сломала?

Да она с Рэем закалилась. Небось теперь вообще сто лет проживет.

Я еще понимаю, что Рэю не хотелось идти от дома на Сретенку, но по какой причине ему домой не хотелось, до сих пор остается для меня полной загадкой. А мне, естественно, пришлось еще тяжелей. Если не верите, попробуйте как-нибудь сами взять пакет с молоком и хлебом и при этом вести собаку, которая постоянно норовит то сесть, то лечь, причем и то, и другое проделывает на самом узком месте тротуара. А один раз, когда я чуть-чуть было расслабился, он захотел пересечь Сретенку в неположенном месте и чуть не угодил под троллейбус.

Наконец мы все-таки с большим трудом почти добрались до нашего переулка. Тут я и увидел, что прямо нам навстречу идут Адаскина и Дольникова. У меня сердце екнуло. Не хватает еще, чтобы Адаскина меня засекла во время прогулки с чужой собакой. У нее, как говорит Тимка, язык без костей. Она мигом по всей школе растреплет, и пойдут сплетни.

Я тяну Рэя назад. Думаю, сейчас смоемся в другой переулок, а из него проходными дворами — к нам. Но папуас как почувствовал и изо всех сил вперед рвется. Прямо навстречу Агате и Зойке. Однако и я не подкачал. Удалось все-таки затащить его в переулок. Да и Адаскина с Дольниковой что-то бурно обсуждали и меня не заметили.

Вернулся я к бабушке Кочетковой при последнем издыхании. А она была еще и недовольна:

— Что так долго гуляли? У меня за собаку сердце изболелось. Решила, ты с ней что-нибудь сотворил.

Я молчу, а про себя думаю: «Это твоя собачка чуть со мной не сотворила. И вообще, за такие прогулки надо, как на вредном производстве, платить повышенную зарплату и молоко давать».

А хитрая бабка будто мысли мои читает. Вытащила из пакета молоко и морщится:

— Что ты, милый, купил? Я такое не люблю. Пью только «Домик в деревне».

— Но вы же меня не предупредили, — сказал я. — Давайте сбегаю и другое куплю.

— Ладно. Выпью, — с таким страдальческим видом произнесла она, словно я принес ей стакан касторки. — Чего зря деньги переводить. Это вы теперь ими швыряетесь.

«Намекает, — отметил про себя я. — Ей, наверное, кажется, что дочь слишком много платить мне пообещала». А бабка уже на хлеб смотрит:

— Ну, парень, совсем ты меня не обрадовал. Я такие батоны не ем. У них корка жесткая.

Я прямо еле сдержался. Но все-таки мне удалось вполне спокойно пообещать:

— Завтра обязательно куплю с мягкой коркой. И молоко ваше любимое.

— Ты вечером-то во сколько сегодня придешь? — уставилась на меня бабка цепким взглядом.

А я и забыл, что мне еще вечером с этим Рэем мучиться. Мне-то казалось, подумаешь, собаку выгуливать. А я вот уже с первого раза весь вымотался. И то ли еще будет. К тому же домашку еще надо сделать, чтобы в последние дни двоек не нахватать. Одним словом, мрак.

— В девять часов вас устроит? — осведомился я у бабушки Кочетковых.

Лицо ее снова сделалось кислым.

— Рановато. Лучше бы часов в десять. Но тебя, наверное, родители не пустят.

— Ага! Не пустят, — с охотою согласился я.

— Ладно, приходи в девять, — и она заперла за мной дверь.

У меня было такое ощущение, будто я несколько часов подряд таскал мешки с камнями. И есть ужасно хотелось. Я ведь прямиком после школы к Кочетковым направился. Только сумку домой забросил. «Ну, ничего, — отпирая дверь собственной квартиры, подумал я. — Сейчас как следует наверну, отдохну... Фу, черт. Совсем забыл. Пора к другой соседке идти. А то ее флора и фауна там ненароком еще окочурятся».

Быстренько забежав к себе в квартиру, я перекусил холодным вторым. Во-первых, есть очень хотелось, во-вторых, времени не было на всякие кулинарные изыски. Кинув тарелку в раковину, я переместился в свою комнату, где лежала инструкция, которую мне оставила хозяйка соседней квартиры, и, прихватив ключи, отправился спасать ее флору и фауну.

С цветами я справился быстро. Раз плюнуть. Тем более что, согласно инструкции, не все растения нужно поливать каждый день. С фауной оказалось сложнее. То есть рыбки и хомячки особых хлопот мне не доставили, а вот волнистые попугайчики каким-то образом умудрились свернуть у себя в клетке поилку. Хорошо, я еще вовремя успел. Иначе бы они от жажды загнулись. Доказывай потом хозяевам, что я не виноват.

А чтобы поправить поилку, надо в клетку залезть. Я так и сделал. А эти два агрессора на меня напали. Видно решили, что я посягаю на их имущество. Так больно клюнули! Я взвыл, руку вытащил, гляжу: кровь. А агрессоры воспользовались ситуацией и на волю вылетели. У меня аж в глазах потемнело. «Как же теперь, — думаю, — мне их в клетку обратно загнать?» Сначала, правда, я понадеялся, что они сами обратно залетят. Все-таки клетка для них уже долгое время дом родной. Но они никакого желания возвращаться не проявляли. Сперва попугаи, как сумасшедшие, летали по комнатам, а потом уселись на хрустальную люстру и дружно с нее на меня наделали. Будто бы я виноват, что их предков когда-то в джунглях поймали и в клетку посадили.

Начал я за ними гоняться, какое там! Верещат, и все. Хорошо, я еще не успел окна открыть. Ведь в инструкции написано: «Первым делом открыть все окна и проветрить». Но мне сегодня проветривать было лень, и я решил с этим делом подождать до завтра. Оказывается, умным оказался. Иначе бы ту-ту, прощайте, попугайчики. На улице-то жара. Почти как в джунглях.

В квартире, правда, еще жарче. Верней, душнее. Потому что все закупорено. В общем, попугаи орут, летают, я за ними гоняюсь, аж весь взмок и на диван плюхнулся. Сижу и думаю: «Чем бы их обратно в клетку заманить?» Ясно, что голубые волнистые попугайчики — это не собаки и даже не кошки. Тех можно заинтересовать вкусным мясом, рыбкой, сметанкой. Но птицы? Чего они там едят, кроме своего корма? И от чего тащатся?

Тут я вспомнил, как моя прабабушка в деревне под Саратовом куру подманивает, когда суп из нее собирается сделать. Зерна насыплет и кричит: «Цып, цып, цып!» Вот я тоже их корм в ладонь насыпал и, как прабабушка, заорал:

— Цып, цып, цып!

Как же, прилетели они! Сидят себе на люстре, а один из них что-то чирикает мне в ответ вроде «цып-цып-цып»! Издевается, нахал.

Тогда я начал дальше думать, чем их теоретически можно поймать, и вспомнил про свой сачок, которым несколько лет назад у прабабушки под Саратовом целые каникулы ловил бабочек. Я тогда на этом прямо сдвинулся. А на следующее лето как отрезало. Но сачок у меня до сих пор где-то в квартире валяется. Я точно его от бабки привез. В Москве тоже пытался бабочек ловить, но в нашем районе их почему-то не оказалось. Одни голуби да воробьи. Теперь мне сачок, пожалуй, пригодится. Он большой, оба попугая влезут. А ловить я тогда на бабочках хорошо натренировался. И вообще, какая в данном случае разница, бабочки или попугаи. И то и другое летает.

Я посмотрел на агрессоров. Хрустальная люстра им, видно, понравилась. Знай себе сидят на ней и щебечут.

— Ну, ничего, — бормочу я, — недолго вам вольной жизни осталось.

Закрыл дверь в комнату, чтобы они ненароком за мной не полетели, и вернулся к себе в квартиру. Вообще-то я этого сачка давно уже не видел. Куда же мать его задевала?

Ну, вечная история: как вещь понадобится, никогда ее не найдешь. Я сунулся в стенной шкаф. Нету. Пришлось лезть на антресоли. А там чего только не лежит. На фига предкам надо весь этот хлам хранить? Давно бы все выкинули. Сколько места освободилось бы.

Однако долго размышлять у меня времени не было. Там все-таки попугайчики остались в свободном полете. Ну, я и начал скидывать с антресолей все подряд. На полу уже целая гора образовалась, а сачка по-прежнему не видно. Прямо как растворился. А я уже к этому времени окончательно понял: без сачка мне никак с задачей не справиться. Потому что каким-нибудь дуршлагом этих типов ловить трудно. Ручка короткая.

Короче, я в поисках почти до конца антресолей долез. Там мой сачок и нашелся. Решив, что назад все уберу позже, я поспешил обратно к соседке. Вхожу в комнату и глазам не верю. Откуда только в двух маленьких птичках столько всего взялось? Весь ковер соседке уделали. Может, это, правда, случилось у них от стресса? Понять-то, наверное, можно. Всю жизнь просидели в клетке, и нате вам: неожиданная свобода. Естественно, у них полны штаны радости. Но мне-то от этого не легче. Работа ведь как усложнилась: теперь убирать придется. А у меня, согласно хозяйкиной инструкции, уборка квартиры была намечена лишь на конец недели. Но теперь грязь так не оставишь.

Начал я их ловить сачком. Если вам кто-нибудь говорил, что это легко, не верьте. Совсем даже не легко. Я так умучился! Даже одну вазочку разбил. Правда, какую-то мелкую. Но у них вазочек было очень много. Поэтому я понадеялся, что они не заметят ее отсутствия.

Вдоволь напрыгавшись и наругавшись, я все же их в клетку засунул. И даже поилку им оборудовал. Правда, пока я обеспечивал им питье, они в благодарность меня еще несколько раз клюнули. После чего я занялся ковром. Отчищался он плохо. Я даже решил вечером с матерью посоветоваться. Она должна знать, чего с коврами в подобных случаях делают.

Убрал я пылесос, посмотрел на часы, а на них уже семь натикало. Предки с минуты на минуту вернутся. А может, уже вернулись. Я сломя голову побежал к себе. У меня же там антресоли остались наизнанку вывернуты. А матери, конечно, сразу на кухню понадобится. Как она туда пройдет?

Но когда я вошел в родную дверь, то сразу убедился: все уже пришли и прошли. Правда, остались мной очень недовольны.

— Дмитрий, что за дела? — строго уставился на меня предок.

А я стою с сачком в руках и глазами хлопаю.

— Что ты тут развел? — продолжал предок.

Я глянул, а кучи уже нету.

— Где же все? — спрашиваю.

— Убрали, естественно, — проворчал предок.

— Нам с отцом все-таки хочется знать, зачем ты к нашему приходу это сделал? — подхватила мама.

— Совсем не к вашему приходу, — объяснил я. — Просто мне надо было сачком попугаев поймать.

— Каких еще попугаев? — вытаращился на меня отец.

— Соседкиных, — ну ничего мои предки не запоминают.

— Ты их упустил? — всплеснула руками мать.

— Да говорю же, наоборот, поймал, — стал спешно им втолковывать я. А то еще решат, будто я не справляюсь. Поэтому я для усиления добавил: — Это как раз Софья Александровна случайно клетку забыла перед отъездом запереть, а я пришёл и тут же навел порядок.

Предкам на это возразить было нечего, но мать все равно распсиховалась. По ее мнению, мне не стоило за это браться, да еще за деньги. А отец свое гнет:

— Пусть Дмитрий привыкает к ответственности. Видишь, Поля, сегодня он самостоятельно справился с внештатной ситуацией.

Знал бы он, чего мне на самом деле стоила эта самая ситуация. Потом предки успокоились, а я поплелся из последних сил делать домашку.

Однако толком я ничего не успел. Потому что по телефону позвонила очень недовольная бабушка Кочетковых и стала моей матери выговаривать, почему она не воспитала во мне точности и обязательности. Мол, я обещал к ней прийти в девять вечера, но сейчас уже пять минут десятого, а меня все еще нет.

Пришлось гулять с Рэем. А у меня уже и так ноги отваливались. Счастье еще, что вторая прогулка была более спокойной. И бабка ничего больше покупать не просила. Но все равно на следующее утро матери пришлось стаскивать меня с постели за ноги. Я категорически не желал просыпаться и несколько врубился в действительность, только уже когда завтракал. Тяжелое это дело — зарабатывать деньги.

Только проходя мимо ящика, я вспомнил про вчерашнее. Со всеми этими животными я напрочь забыл про Доброжелателя и его угрозы. А ведь надо было хоть с ребятами созвониться. Может, у них появились какие-нибудь новости. Хотя, если бы появились, они наверняка бы дозвонились до меня. В общем-то, при подобном раскладе лучшая новость — это, как говорится, отсутствие новостей. Хотя в ящике что-то белело.

Я открыл его. Так и есть: конверт. Снова с адресом, напечатанным на машинке, и мне. А интересно, опустили сегодня или вчера? И почему я не заглянул в ящик, когда вечером с Рэем гулял? Видимо, мне вся эта флора с фауной на мозги надавила.

Я смотрел на конверт и боялся его открыть. То, что там нет для меня ничего приятного, было ясно, как дважды два. И даже ясней. Я где-то слышал, что в какой-то там особой математике дважды два может оказаться совсем не четыре. А в конверте, который я держу в руках, уж точно лежит подлянка.

Глубоко вздохнув, я вскрыл его и прочел:

Я полностью обалдел и ничего не понял. Во-первых, куда мог запропаститься этот чертов горшок? Мы его целых полдня вчера караулили. Он что, попугай? Улетел? Или мы не тот горшок пасли? Да нет. Точно. Самый крайний. Как было написано.

Это все Сидор виноват. Надо было сразу кресты поставить. Тогда сегодня бы кукарекать не пришлось. А теперь фигня-то какая. Главное, в столовой, у всех на виду. Как три полных идиота. Кстати, Климу-то с Тимкой то же самое Доброжелатель велел или что-нибудь другое?

Засунув проклятое письмо в карман, я дунул к школе. Обязательно надо с Круглым и Сидором перед уроками поговорить. Однако во дворе мне обнаружить их не удалось. В школе около класса тоже. Ну просто нигде их не было. Я уж даже подумал: «Может, это меня одного так осчастливили? Или Доброжелатель им запузырил такое задание, что они вообще решили в школе не показываться? Хотя это вряд ли. Так и эдак пропадать».

Наконец смотрю: бегут. Я им навстречу:

— Получили?

— Все в лучшем виде, — буркнул Тимур. — Просто я свое письмо сразу вытащил, а Круглый, лопух, в ящик утром заглянуть не догадался. Вот мы и понеслись, пока эта штука не оказалась в руках его отца или бабушки.

— Это совсем было бы никуда, — мрачно изрек Круглый.

До звонка еще оставалось минуты три, и мы побежали на желтую лестницу проверить, что стряслось с горшком. Чудеса в решете: горшка на подоконнике не было. Другие — пожалуйста, а этот исчез.

— Куда его унесло? — спросил Тимка.

— Наверное, тот парень из одиннадцатого упер, — откликнулся Клим. — Ну, который вегетарианец. Упер и полностью сожрал.

— Вместе с горшком? — на полном серьезе спросил Сидор.

— История умалчивает, — покачал головой Круглый.

— А интересно, когда же Доброжелатель наши кресты проверял? — задумчиво произнес Тимур.

— Видимо, поздно после уроков, — сообразил я.

— То есть после наших уроков, — уточнил Сидор. — Потому что у одиннадцатиклассников их вчера по расписанию было целых восемь.

— Откуда ты знаешь? — посмотрели на него мы с Климом.

— Знаю, — угрюмо произнес он. — Так что рука Филиппа Антипова четко прослеживается.

— Думаешь? — засомневался Клим.

— Практически уверен, — продолжал Тимка. — Только горшок до конца восьмого урока не достоял. И еще. — Сидор поднял вверх указательный палец. — Я вчера вечером обзвон всех наших мужиков устроил. И аккуратненько так попытался выяснить, не приходило ли им подобных сюрпризов? Так никто из них даже не врубился, на что я намекаю. Сечете? Шантаж идет грамотно. Остальным анонимки слать опасно. Они не организаторы. Впадут в панику и разболтают. А мы трое уж точно будем молчать.

Звонок вынудил нас отступить в класс, до самой перемены я мучился. Ведь мне так и не удалось спросить у ребят, что от них требует Доброжелатель? Я даже отправил им записку. А они ответили: «На перемене расскажем». Видно, боялись, как бы записка не попала в чужие руки.

На перемене наконец выяснилось, что они ровно так же, как я, должны кукарекать. И вообще, сравнив три письма, мы обнаружили, что это, собственно, одно письмо, напечатанное под копирку в трех экземплярах.

— Значит, нам троим вместе кукарекать? — просто кипел Тимур. — Ну, прямо издевается кто-то над нами.

— Интересно ты мыслишь, — невесело усмехнулся Клим. — По-твоему, если бы нам не вместе пришлось кукарекать — это не издевательство?

— Да я не о том, что всем троим, — отмахнулся Сидор. — Просто кукарекать по чьему-то приказу мне лично унизительно. Одно дело, если бы я сам захотел народ потешить. Но ведь меня заставляют, и вас тоже.

— Зато после этого Доброжелателю станет ясно, что мы согласились сотрудничать, — пытался найти хоть какую-то положительную сторону в сложившейся ситуации Клим. — Мы все-таки не горшки, нас не унесешь, — с вымученным смешком добавил он, однако нам сейчас было не до шуток.

— Как же, станет ему ясно, — сердито глядел на нас исподлобья Тимур. — Мы, как дураки, перед всей школой опозоримся, а он завтра новое письмо нам пришлет. Мол, кукарекали слишком тихо, поэтому завтра в знак согласия должны, например, на второй большой перемене компот на голову буфетчице вылить.

— У тебя есть другие варианты? — внимательно посмотрел на него Круглый. — Тогда предлагай. Если ты думаешь, мне больше твоего улыбается кукарекать, то совершенно не прав.

— Есть у меня один вариант, — с каким-то мечтательным видом изрек Тимур. — Подкараулить где-нибудь в укромном месте Филиппа и коллективно набить ему морду.

— Да ты что! — заорал я. — Это же вызов всему одиннадцатому классу. С одним Филиппом мы втроем уж как-нибудь справимся. Но после нам не жить. Мужики из одиннадцатого нас в порошок сотрут.

— И вообще, — подхватил Клим, — неизвестно, он ли это. Если не он, вообще выйдет полный бред. И от Доброжелателя не избавимся, и одиннадцатым классам войну объявим. А у меня вообще возникнет куча проблем. Забыли, что Филипп с моей Женькой учится в одном классе?

— Тогда придется кукарекать, — вздохнул Тимка.

— Может, на этом все кончится? — с надеждой спросил я.

— Дурак ты, Будка, — крутанул пальцем у виска Тимур. — Все как раз только начинается. Идя у него на поводу, ты соглашаешься на сотрудничество. А что он нас дальше заставит делать...

И, не договорив, Сидор умолк. Да я и сам не хуже его понимал, сколь плохи наши дела. Может, уже завтра нам это кукареканье покажется детским лепетом на лужайке. Но пока остается лишь подчиниться и ждать.

Хотя и ждать-то особенно было нечего. Жизнь у нас троих пошла бесперспективная, как сказал однажды мой предок, когда одной работы лишился, а другую еще не нашел. Он тогда все бродил по квартире и повторял: «Позади уже ничего, а впереди сплошной туман». Но мне кажется, туман — это все же лучше, чем когда тебя просто из школы выпрут.

Дождались мы первой большой перемены и сразу после звонка намылились в столовую. Во-первых, чтобы оглядеться, прежде чем кукарекать. А во-вторых, перед кукареканьем и поесть не мешало. Потому как я сильно сомневался, что нам это удастся после.

На лестнице ситуация осложнилась. Нас нагнали Агата и Зойка:

— Ребята, вы в столовую?

Круглый, вместо того чтобы ответить «нет», кивнул.

— Тогда мы с вами, — сказала Агата.

А Зойка на нас посмотрела и спрашивает:

— Мальчишки, чего это вы такие невеселые?

Сидора прямо всего перекосило, но что тут ответишь?

А Круглый кисло так улыбнулся.

— Нет, — говорит, — у нас все нормально.

— Тогда шевелитесь, — скомандовала Адаскина. — А то очередь слишком большая скопится, и все вкусное расхватают.

В общем, мы крупно попали. Это теперь что же, придется кукарекать при девчонках? А ведь без вариантов будем вынуждены. Главное, мы с Климом и Тимкой не успели договориться, вместе кукарекать или по очереди? Ладно, сориентируемся по ходу дела. Главное — не опоздать.

В столовой Агата, конечно, распорядилась:

— Мы место займем, а вы встаньте в очередь.

Но это было даже нам на руку. Мы хоть от них смогли на время отделаться и договориться. И, немного обсудив дело, пришли к такому решению: на стулья вспрыгиваем одновременно, а вот кукарекать будем один за другим. Иначе этот Доброжелатель потом заявит, что кого-нибудь из нас не расслышал и все надо повторить сначала.

Чтобы не выбиться из графика, мы пристроились к Винокуру, который стоял в очереди один из первых, и под негодующие вопли стоящих сзади — не понимаю, отчего люди всегда так нервничают, когда кто-нибудь впереди них затоваривается, минутное ведь дело, а нервные клетки, между прочим, не восстанавливаются! — взяли на всех еды.

Вернувшись к Адаскиной и Дольниковой, мы принялись в темпе рубать. Времени на заправку у нас оставалось совсем мало. А кукарекать, да еще громко, с набитым ртом — это, сами понимаете, очень много технических трудностей, и крошки из наших ртов во все стороны полетят.

Мы, главное, жуем, как автоматы, а девчонки, наоборот, не переставая тарахтят, и нас все время отвлекают. Мол, чего вы такие молчаливые, не отвечаете? Чего, чего! Мы на часы, не отрываясь, смотрим. У нас судьба, можно сказать, сейчас решается, а им все хаханьки да хаханьки. Я даже вообще не врубился, о чем они там трещат. Тимка тоже. И даже Клим, по-моему, Агату совсем не слушал.

И вот пошла самая последняя минута. Мы с Климом уставились на Тимку, а тот на часы. Затем он поднял голову и беззвучно, одними губами, скомандовал:

— Пора.

Мы взвились на стулья. Я случайно глянул на девчонок. Они варежки разинули и ничего не понимают.

— Ку-ка-ре-ку! — перекрыв гул столовой, грянул Тимка. — Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

А девчонки, как назло, столик выбрали в самом центре столовой. Поэтому мы оказались словно звери на манеже цирка. В столовой воцарилась гробовая тишина. И все, абсолютно все, смотрели на нас. Я вдруг почувствовал себя полным идиотом. После Сидора кукарекал Круглый. На втором «Ку-ка-ре» голос у него сорвался. Как говорят певцы, наш Клим «дал петуха». Все вокруг начали бурно хохотать. Со стороны, наверное, это выглядело и впрямь смешно. У тетки за стойкой даже колпак с головы упал, и не просто, а прямо в компот. Но мне лично было совсем не до веселья.

Вдруг смотрю на Агату, а у нее глаза в пол-лица сделались, и она в сторону двери смотрит. Я голову повернул — мать честная! В столовую входит наш Макарка В.В., а с ним вместе какой-то важный дяденька и не менее важная тетенька. И, главное, моя очередь кукарекать настала. Я даже рот уже открыл, однако при виде директора мой голос будто сел. Я рот разеваю, но ничего не получается. А Сидор стоял спиной к двери и ни фига не видел. Вытаращился на меня зверем и шепчет: «Ну ты, сволочь, давай скорей. Иначе мы из-за тебя попухнем».

Директор смотрит на нас, а я на него. Собрал я всю свою волю в кулак, зажмурился и как заору:

— Ку-ку! Ре-ре! В общем, это самое, ку-ка-ре-ку!

В столовой уже все просто валялись. А Макарка В.В. стал прямо весь багровый. Только не от смеха, а от злости. Тимка с Климом, так и не заметив его, спрыгнули со стульев. А на меня снова ступор напал. Башкой-то понимаю: давно пора тоже спрыгнуть, а лучше вообще куда-нибудь спрятаться, но ничего не могу с собой поделать. Ноги точно приросли к стулу, и на директора смотрю, как кролик на удава. Глаз отвести не могу.

А важная тетенька улыбается и громко так у Макарки В.В. спрашивает:

— Это что у вас тут за представление?

— Р-репетиция театральной студии, — заикаясь, выдавил из себя он.

А тетенька:

— Ха-ха-ха! У вас, значит, даже за едой репетируют?

Макарка В.В. еще больше покраснел:

— Ребята, знаете ли, очень увлечены подготовкой к новому спектаклю.

А я продолжаю на стуле стоять и думаю: «Во врет! Правда, при этом краснеет». Тут меня Тимка с Климом насильно на землю стащили и шепчут в оба уха:

— Ты совсем дурак? Макарка В.В. пришел.

Открыли Америку! А то я сам не вижу.

— Скажите, пожалуйста, Виктор Владимирович, какой положительный опыт! — похвалил его важный дяденька.

— Стараемся, — вытер платком пот со лба наш директор.

— Говорю же вам, Николай Платонович, — обратилась важная тетенька к важному дяденьке, — у Виктора Владимировича лучшая школа в Центральном округе.

Дядька проворковал:

— Похвально, похвально.

И Макарка В.В. повел их к прилавку. Рисковый он у нас мужик. Учитывая недавнее тараканье нашествие, я бы, наверное, не отважился. Посетители-то, видно, какие-то важные.

Мы с Тимкой и Климом поторопились улизнуть. Впрочем, девчонки тоже.

— Вы чего, мальчишки, совсем? — уже на лестнице пристала к нам Адаскина.

Правда, любой бы, наверное, на ее месте удивился.

— Какая муха вас укусила? — осведомилась Дольникова.

— Просто поспорили, — ответил за всех Тимур.