Утро под Катовице. Книга 1

Глава 5

В полдень третьего сентября одна тысяча девятьсот тридцать девятого года, хорошо отдохнув, я покинул стоянку и двинулся в сторону Львова. Три часа я пробирался по лесу, периодически останавливаясь, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающей дикой природе. Затем я вышел на опушку, за которой простиралось широкое поле. Чтобы получше осмотреться, я залез на дерево и принялся осматривать округу в оптический прицел. За полем было довольно крупное село сотни на две дворов с древним костелом посередине. За селом над просёлком плотной пеленой стояла дорожная пыль из-за которой ничего не было видно. Я решил, что это уходят поляки, ведь немцев здесь пока ещё не должно быть. Так что придется ещё задержаться. На дереве мне удалось довольно удобно устроиться и я просидел там до вечера, поглядывая по сторонам. Когда стемнело, я направился к селу, намереваясь разжиться картошкой по уже опробованному ранее сценарию. Но здесь собаки были начеку и подняли лай издалека, поэтому, обломавшись с харчами, я сперва двинулся в обход села, ну а дальше направился на юго-восток.

Карты у меня, разумеется, не было, но географию Польши я знал неплохо. По моим прикидкам, я находился примерно в сорока-пятидесяти километрах северо-западнее Кракова. Если раньше я старался идти строго на восток, ориентируясь по Солнцу и звёздам, опасаясь наткнуться на наступающих немцев, то сейчас несколько сменил направление, чтобы переправиться через Вислу западнее Кракова и обойти его с юга. Это было необходимо, так как севернее местность густонаселенная, а лесов практически нет. Над головой раскинулось звёздное небо, в котором над ковшом Малой Медведицы сияла путеводная Полярная звезда, под ногами шелестела спелая пшеница… Кстати! Пограбить огороды не получилось, а у меня есть уже почти нечего — осталось лишь четыре печёных картофелины, да три луковицы, поэтому я замедлил движение и стал срывать колосья, запихивая их в карманы — хоть какие-то калории. В моей ситуации и это — ценность. Сколько я прошел за эту ночь? Трудно сказать. Всего я шел восемь часов с небольшим без привала, утоляя голод пережевыванием зёрен пшеницы. Двигаясь пешком по прямой ровной дороге за это время у меня бы получилось пройти километров сорок, но приходилось идти по пересечённой местности, переходить вброд ручьи, перебираться через овраги, обходить рощи и деревни. Поэтому, в четыре часа утра, поразмыслив, я записал на свой счёт пятнадцать километров и задумался о расположении на дневку. В пределах обзора не наблюдалось лесных массивов, которые я считал оптимальным укрытием от посторонних глаз. Недавно я обогнул берёзовую рощу, но она не могла служить надёжным укрытием для спящего беззащитного человека. Пройдя ещё полчаса, я вышел к заросшей кустарником балке, по дну которой струился небольшой ручеёк. За неимением лучшего, я решил остаться здесь. Забравшись в заросли ивняка, я доел печеную картошку с луком и уснул.

Разбудил меня звук приближающихся моторов. Подхватив винтовку я поднялся по склону и осторожно выглянул из укрытия, пряча голову за кустами. Оказывается, с другой стороны балки к ней подходила грунтовая дорога, по которой сейчас приближались гитлеровцы на мотоциклах. Четыре немца на двух «Цундапах». Больше фрицев поблизости видно не было, но километрах в пяти к северо-западу поднималась стена дорожной пыли четко показывающая место движения воинской колонны, скорее всего, немецкой. После короткого раздумья, чтобы в случае возможного боя иметь тактически более выгодное положение, я с точки наблюдения перебрался на другую сторону балки, ближнюю к приближающимся фрицам. Мотоциклисты остановились в сотне метров от моего укрытия, потом один мотоцикл остался на месте, при этом пулеметчик в коляске привел в готовность пулемет, направленный в сторону балки. Второй мотоцикл подъехал ближе. Здесь пулемета в коляске не было, однако оба немца были вооружены автоматами (разумеется, если говорить правильно, то пистолет-пулеметами МП-38, но «автомат» звучит как-то привычнее). Они слезли с мотоцикла и короткими очередями причесали кусты, растущие у края балки, и я едва успел спрятаться за склоном.

Какого хрена? Откуда они знают, что я здесь? Только эти вопросы успели пронестись в моем сознании, как я сразу получил исчерпывающий ответ: из балки раздались винтовочные выстрелы. Стрелявшие находились правее меня в сотне метров. Пулеметчик отреагировал молниеносно — длинная очередь косой прошлась по кустам, откуда раздавалась стрельба. Автоматчики тоже не медлили — упав на землю, они бросили гранаты. Прятаться больше смысла не было, и я проделал трюк, который мне приходилось частенько выполнять на тренажёрах: бросив в сторону автоматчиков лимонку, успел выстрелить в пулемётчика, спрятался от осколков своей же гранаты, потом сменил позицию, подстрелил автоматчиков, которые хоть и не пострадали от взрыва лимонки, но были дезориентированы, поэтому палили наугад. Теперь из врагов невредимым оставался только мотоциклист, занимавший позицию лёжа за мотоциклом, у него на вооружении также был автомат, из которого тот посылал короткие очереди в моем направлении. Со стороны соседей выстрелов больше не было, зато раздавались стоны и рыдания. Сменив в очередной раз позицию, я, наконец, достал и последнего мотоциклиста. Потом, пополнив магазин, для надёжности добавил каждому из немцев по одной пуле и крикнул в сторону предполагаемых союзников:

— Эй, панове, есть там кто живой?

Мне из оврага ответили с отчётливым украинским акцентом:

— Да, дякуем, пан!

В прошлой, уже такой далекой жизни, моя разведдеятельность в Варшаве в значительной мере была направлена на сбор информации об украинских националистах, и я начал учить украинский язык ещё в разведшколе, продолжил в Польше, постоянно повышая свой уровень. Поэтому сейчас я без проблем перешёл на мову:

— Сейчас один из наших выйдет, не стреляйте, — пока нечего им знать, что кроме меня тут никого нет, так будет безопаснее.

— Ни, не будем!

После этих заверений я выбрался из балки и, стараясь держать в поле зрения всех поверженных противников, двинулся к мотоциклам. Подойдя, я осмотрел трупы, и убедился в точности своих попаданий, затем, закинув винтовку за спину, направился в сторону предполагаемых временных союзников. Мне навстречу поднялся рядовой польской армии, который протянул мне руку и одновременно с крепким рукопожатием представился:

— Михаил.

Вместо того, чтобы назвать свое имя, я удивлённо переспросил:

— Ты что, русский?

Наполовину, но в семье у нас говорят по-русски, я из Ровно.

— Ну, тогда я Андрей, русский из Варшавы… кто там плачет?

— Это Иванко, у нас Миколу убило, а они друзья были, — понуро ответил мой собеседник.

— Сколько вас?

— Шестеро… — быстро ответил он, но сразу же поправился, — Уже пять.

Я махнул рукой в сторону поднимавшейся над дорогой пыли:

— Это немецкая колонна, надо уходить, у вас кто-то умеет на мотоцикле?

Михаил растерянно посмотрел туда, где по моему утверждению были немцы и недоверчиво переспросил:

— Немцы? Как? Они же с юга были?

— Прорвались под Катовице и обошли, с их мощью и техникой это не сложно… ну, так что с мотоциклистом?

Мой собеседник заковыристо выругался и махнул в сторону балки:

— Айда спросим!

Подойдя за ним к краю, я увидел на пологом склоне довольно печальную картину: один боец, сидя обнимал труп солдата, и что-то причитал, раскачиваясь взад-вперед. Другой стонал, зажав рукой окровавленное правое плечо, третий, имевший характерную еврейскую внешность, перевязывал ногу четвертому. Тем временем Михаил спросил по-русски:

— Боря, ты умеешь ездить на мотоцикле?

Еврей кивнул, не переставая перевязывать ногу, и ответил (по-русски, с еврейским акцентом):

— Да, у дяди Якуба есть мотоцикл, он мне давал покататься!

— Отлично! — я решил незамедлительно взять командование на себя, — давай Боря, быстрей заканчивай с перевязками, а мы с Мишей пока осмотрим мотоциклы и соберём трофеи!

Так как возражений не поступило, мы приступили к делу: я коротко объяснил коллеге-мародеру, что нужно делать, и отправил его к ближнему мотоциклу, а сам прошел к дальнему, где быстро опустошил карманы и снял ремни с подсумками с обоих трупов, закинул трофеи в коляску, завел мотоцикл и подогнал его поближе, проверил уровень топлива, оттащил мертвяков к балке и сбросил их со склона, Миша тоже быстро разобрался со своими трупами, а я завел второй мотоцикл и громко скомандовал:

— Панове, время не ждёт, уходим!

В ответ из балки раздался истерический крик:

— Миколу надо похоронить!

— Быстрей по местам! Если задержимся, здесь всех нас похоронят, немцы цацкаться не будут!

Из балки раздались звуки пощёчин и реплика Михаила:

— Пошли, Иванко, надо спасаться!

Вскоре все поднялись из балки: Миша тащил за шкирку Иванко, Боря помогал идти раненому в ногу, второй раненый со свежей повязкой на плече шел сам. Быстро разместившись, мы поехали по дороге прочь от приближающихся немцев. Через двадцать минут грунтовка вывела нас к небольшой речушке, через которую был перекинут деревянный мост. Здесь я остановился, достал из коляски канистру и вылил на сухие доски литров пять бензина, после чего отойдя, бросил спичку и мы продолжили движение. Ещё через полчаса мы подъехали к лесу, дорога теперь шла под кронами вековых дубов, а с обеих сторон дороги стеной стоял густой подлесок. Однако вскоре я нашел подходящую тропу, по которой мы съехали с дороги, после чего, остановившись, я наломал веток и, вернувшись к дороге, замел следы. По выбранной тропе получилось углубиться в лес километра на два, а затем мы упёрлись в заросли, непреодолимые для мотоциклов. Я заглушил двигатель и сделал знак Боре, чтобы он тоже остановился.

— Все! Здесь и расположимся! Боря, ты разбираешься в медицине?

Так, немного… Я год при полковом госпитале санитаром служил, кое чему научился.

— Вот и хорошо, насколько я понимаю, ты их просто перевязал, теперь надо обработать раны более качественно. В немецких ранцах есть индивидуальные перевязочные пакеты, а это, — я вытащил из коляски бутылку, — Шнапс — анестезия и антисептик в одном флаконе!

Отдав бутылку Борису, я приступил к ревизии трофеев. Первым делом прицепил на пояс кобуру с «люгером», ранее принадлежавшим убитому мной унтеру (он управлял «дальним» мотоциклом), потом взялся за карту, принадлежавшую ему же.

Наконец-то я смог точно определить наше местоположение. До Кракова по прямой было двадцать километров, до Вислы — три, причем, что немаловажно, лес, в котором мы сейчас находились, выходил прямо к берегу реки. Ладно, подробнее карты будем изучать позже, что тут у нас ещё есть? Ого, кроме обязательного НЗ в ранцах, в коляске нашелся мешок, в котором лежали четыре увесистые палки копчёной колбасы, литровая бутыль с молоком и два каравая свежего хлеба. Вот ведь немчура проклятая — успевают и наступать с высокой скоростью, и дополнительным рационом разжиться у поляков! В коляске второго мотоцикла так же обнаружились продукты — десять банок свиной тушёнки, пара килограммов перловой крупы и самое главное — молотый кофе и кусковой сахар. Хорошо запаслись ребята, молодцы! Так, со жратвой всё, теперь что с оружием? Подумав, я сунул себе в ранец и второй «люгер», тот который был у пулемётчика, а автоматы решил все раздать своим новым спутникам. Кстати, что там с парнями? Ага, Борис уже зашивает тихо скулящему товарищу рану на ноге, раненый в плечо привалился спиной к дереву и теперь бездумно смотрит в даль. Михаил вскрыл НЗ и уплетает холодную тушёнку вместе с Иванко, который судя по всему, хорошо хлебнул шнапса с горя.

Глядя на них, я тоже ощутил голод, но всё-таки холодное есть не хотелось, поэтому быстро собрал сухой хворост и разжёг бездымный костерок. Сыпанул в немецкий котелок кофе, бросил сахар, налил туда литр воды из фляжки и пристроил посудину над огнем с помощью двух рогаток и шомпола в качестве перекладины. Потом отрезал от палки колбасы четыре куска, нанизал их на ветку и стал греть над огнем. Когда с колбасы начал капать жир, я позвал Борю, как раз закончившего заниматься ногой своего товарища. Тот расположился рядом, за ним подтянулись и оба раненых, а я отломил ветку с одним куском, оставив его себе, а три протянул спутникам, затем отрезал и раздал по куску хлеба. Мы молча за пять минут умяли по одной порции, потом повторили, а тут и кофе подоспел — его пили уже все, включая Иванко.

На сытый желудок за кружечкой кофе меня потянуло за разговоры:

— Борь, а ты откуда?

— Из Ровно, мы все оттуда, с Мишей я ещё там был знаком, мы ведь из самого города, а с остальными я уже в армии познакомился, они из близлежащих сел, мы все в одном полку служим… м-мм, служили… Там и подружились, поляки ведь, что украинцев, что русских, что евреев одинаково презирают… А ты русский?

— Ага, русский из Варшавы, но когда меня забирали в армию, в документах имя и фамилию по польским правилам записали, был Андрей, стал Анджей, а польский я не хуже русского знаю, так что у меня никаких проблем не было.

— А нас постоянно в самые тяжёлые наряды ставили, солдаты оскорбляли по-всякому, бывало, что еду отбирали, драться часто приходилось, потом мы всегда виноватыми оставались, — он нахмурился от неприятных воспоминаний, немного помолчал, и спросил с надеждой в голосе:

— А что дальше?

— Ты мне сначала скажи, как Вы в той балке оказались?

— Первого числа немцы с утра сунулись к нашим позициям, но их отогнали артиллерией, мы даже ни разу не выстрелили, потом два дня они нас только обстреливали из минометов, да один раз бомбили, больше наступать не пытались. Офицеры нам говорили, что скоро мы сами будем наступать и всех немцев перебьем, но вчера вечером дали команду сниматься с позиций и отступать, мы поговорили друг с другом, нам было страшно после постоянных обстрелов, за Польшу умирать и воевать не хотелось, и мы решили сбежать. Марш проходил ночью, уже ближе к утру у нас получилось отстать от колонны.

— А где вы шли?

— Наш полк двигался южнее Вислы по дороге вдоль реки на восток к Кракову, а мы от дороги пошли к реке, там у деревеньки отвязали лодку и переправились, дальше пошли по той же дороге, по которой потом обратно ехали с тобой, потом, когда уже стало светать, набрели на ту балку, и легли там спать, днём проснулись и пошли дальше по просёлку, но, увидев вдалеке мотоциклистов, вернулись назад и спрятались в балке, но они нас тоже, отказывается, заметили… Мы думали это поляки, не ожидали, что здесь будут немцы.

Слушая этот незатейливый рассказ, мне так и хотелось воскликнуть: «Идиоты! Вам крупно повезло, что Вы ещё живы!» Но я сдержал этот идущий из глубины души крик, и помолчав, произнес:

— Вот ты спрашивал, что дальше? Так вот, слушай, сейчас ты обработаешь рану у…

— Василя, — ответил на немой вопрос Боря.

— Обработаешь рану у Василя, потом я до темноты буду вас инструктировать, что нужно и что нельзя делать, чтобы выжить в этой кутерьме, а когда стемнеет, я уйду.

Посмотрев на вытянувшиеся от изумления лица своих спутников, я продолжил:

— Что думали, я с Вами нянчиться должен? Это с какой стати? И так вашими стараниями едва в дерьмо не влип! Тем более, что у вас товарищ с раной ноги должен отлежаться не меньше недели. Так что хватит болтовни, Боря, ты давай занимайся раной, а вы слушайте…

Следующие четыре часа я сортировал трофеи, раздумывая, что беру, а что — оставляю парням, и одновременно с этим делом, подробно инструктировал парней:

— Зарубите себе на носу — днём сидите в укромном месте и не отсвечивайте, в смысле, максимально незаметно!.. Продукты покупаете в домах со средним достатком, как стемнеет, после длительного наблюдения… — далее шла подробное описание тактики, как подготовиться ко входу в деревню, как правильно подойти к дому, как уходить…

— Не вздумайте угрожать оружием и грабить, денег с немцев должно хватить на дорогу, вон и марки есть и злотых они успели немало за пару дней награбить. Сначала предлагайте золотые, если не возьмут, тогда марки…

— А почему сначала злотые? — Влез Иванко с тупым вопросом.

— Да потому, что злотый уже фактически макулатура, но кто-то ещё может их взять, не жалейте их, в смысле, золотые не жалейте, и вообще, не задавайте глупых вопросов, а мотайте на ус, что я говорю!..

— А если Польша победит?

— Без шансов! Если бы вы видели какая у немцев собрана силища под Катовице, вы бы таких вопросов не задавали…

— Я так думаю, что СССР не будет спокойно смотреть, как немцы Польшу занимают и какой-никакой кусок попробует себе прибрать, а Ровно ведь рядом с советской границей, но для вас это и к лучшему, вы ведь все рабоче-крестьянского происхождения, — посмотрев на Борю, я поправился, — Ну, почти все! Немцы, если вас поймают, то либо расстреляют, либо в лагерь отправят, а русские, скорее всего по домам отпустят…

Когда начали сгущаться сумерки, я закинул на спину плотно набитый ранец, поправил немецкий ремень с портупеей, плотно обвешанной полными подсумками, перекинул через одно плечо скатку, сделанную из немецкой шинели, на другом плече повисла снайперская винтовка, затем быстро попрощался с парнями и скрылся в лесных зарослях. Отойдя шагов двести, прислушался к себе — нет, совесть не мучает! Они взрослые люди, солдаты, а я им не мама Чоли. И так, со спокойной совестью, продолжил свой путь.