Утро под Катовице. Книга 1

Глава 6

Выйдя в темноте к Висле, по карте нашел небольшую прибрежную деревеньку, в которой, судя по раскатистому перелаю, ещё не было немцев, перерезал веревку-швартов небольшой лодки, и переправился через реку, используя в качестве шеста заранее приготовленный трёхметровый ствол рябины. На середине реки я выбросил свои электронно-кварцевые часы — последнее вещественное напоминание о моей прошлой жизни, и надел часы, снятые с немецкого унтера. Потом был марш до утра и днёвка в заросшей кустарником ложбине. Здесь, в отличии от левого берега Вислы, была холмистая местность предгорий Татр, из-за чего скорость движения снизилась, но было больше возможностей спрятаться. Остановился я вблизи от небольшой деревеньки, поэтому, выспавшись, поднялся на холм, замаскировался в кустах и стал наблюдать за неспешной деревенской жизнью в монокуляр, который сделал из трофейного бинокля (одну половинку бинокля оставил парням, другую взял себе). Мне необходимо было пополнить продовольственный запас, так как почти все продукты я оставил парням. Наблюдение показало, что немцы сюда пока не добрались. Присмотрев на окраине дом среднего уровня достатка, я дождался начала сумерек и направился к нему со стороны огорода. Стоило только мне перемахнуть через забор, как дворовый пёс поднял своим лаем полдеревни, скрытности не получилось. Хозяин, выйдя во двор, грозно крикнул:

— Кто здесь!? А ну, выходи!

— Не бойтесь, я солдат польской армии! — я постарался изобразить голосом максимум дружелюбия.

— Ну иди сюда, солдат, посмотрю на тебя! Цыц, Коста! — после окрика пёс умолк и я через калитку вышел во двор. Там стоял крепкий мужик лет сорока с топором в руке.

— Хм, и правду солдат! Что же ты как вор крадешься ночью через огород?

— Немцев опасаюсь, у вас в деревне их нет?

— Э-эх, что же ты за солдат, что от врага на нашу землю напавшего, во тьме прячешься?

— Слушай, мужик, не надо тут меня стыдить, я воевал как мог, наш взвод прикрывал отход полка и выполнил приказ ценой многих жизней, вот смотри, пистолет с убитого мной немецкого офицера снят, — я похлопал по кобуре «люгера» — А сейчас мы, согласно приказу, идём в пункт сбора, и не спрашивай меня, почему отступаем, сам ничего не понимаю, нам перед войной все по другому говорили, но я простой солдат…

Выслушав мою тираду, поляк грустно покачал головой:

— Ну, а от меня-то, что тебе надо?

— Еда у нас кончилась, я заплачу!

— Ну, раз заплатишь…

Через полчаса, отдав, не торгуясь, сорок пять злотых, я также задами ушел из деревни с увесистым мешком за спиной и, отойдя за холм, с удовольствием подкрепился домашней снедью, а затем продолжил в ночи свой нелегкий путь дезертира.

— Н-да, шансов мало… — полушепотом сообщил я сам себе очевидный факт. Я сидел на ветках растущего на опушке леса дерева и разглядывал в монокуляр крупное польское село. Сегодня было седьмое сентября, я находился ориентировочно в пяти-шести километрах юго-восточнее Бохни (точнее я не мог определиться, так как военная километровая карта, которую я затрофеил у застреленного мной немецкого унтера, была на востоке ограничена Краковом). У меня осталось припасов примерно на один день и здесь я надеялся пополнить свой продовольственный резерв, чтобы потом, в случае чего, не бродить по местным холмам на пустой желудок. Но, буквально полчаса назад, прямо на моих глазах в село вошёл крупный отряд немцев, имевший в своем составе пять танков (четыре двойки плюс одна четверка) и около сотни штыков мотопехоты на пяти грузовиках.

Идти дальше не было возможности, спать больше не хотелось, поэтому я и сидел на дереве, лузгал сырые семечки, которые выковыривал из корзинки подсолнуха, сорванной прошедшей ночью и поглядывал за захватом села.

Танки и машины оккупантов остановились на главной улице, совпадающей с транзитной гравийной дорогой, после чего мотопехота организованными группами рассыпалась по селу. Было видно, что они далеко не первый раз занимаются захватом населенного пункта. Зачистку начали с северо-запада. В каждой группе, возглавляемой унтером или ефрейтором было по шесть-семь солдат. Приблизившись к дому двое солдат входили во двор, остальные оставались снаружи. Если на вошедших гавкала собака, её убивали, затем эти двое осматривали дом и хозпостройки, после чего группа шла дальше. На одно домохозяйство тратилось две-три минуты, а на все село ушел почти час. За это время к временному командному пункту, каковым, очевидно, был танк Pz.Kpfw-4, фрицы доставили одиннадцать поляков в военной форме, никто из них не оказывал сопротивления, хотя, многие были вооружены, во всяком случае, доставившие поляков немцы бросали трофейные винтовки на землю возле танка. Затем пленных заперли в сарае, у которого был выставлен караульный. Закончив зачистку, немцы выставили посты на транзитной дороге с обеих сторон села, распределились по домам, а их командир выбрал для постоя самый представительный двухэтажный кирпичный особняк в центре села.

Мне с наблюдательного пункта было хорошо видно окно в комнату главнемца, которое по его требованию хозяйка распахнула настежь. Офицер постоял у открытого окна, видимо, любуясь живописными сельскими видами, а потом, не снимая сапоги завалился на кровать, устал наверное, бедненький. Оценив расстояние от моего наблюдательного пункта до дома в пятьсот метров, я пришел к заключению, что мог бы его подстрелить, но зачем мне это надо? Потом очень долго придется бегать по незнакомой местности. Тем временем хозяева всех занятых фрицами домов были поглощены хозяйственными хлопотами, очевидно, их обязали накормить доблестных солдат рейха, не сухпайками же тем питаться, а полевой кухни в их колонне видно не было. От долгого сидения на дереве тело стало затекать, и я спустился вниз, решив, что мне тоже не помешает подкрепиться. На обед у меня были остатки хлеба с салом. Хватит чтобы плотно поесть, ну а дальше… Собаки в селе постреляны, так что ночью пойду картошку по огородам тырить. Поляки уже начали её копать, но я приметил парочку доступных огородов, где ещё было чем поживиться. Наполнив желудок, я снова залез на дерево и осмотрелся — все спокойно! Главное, немцы не собираются прочесывать близлежащие окрестности, а раз так, то и мне можно вздремнуть, заслужил. Я отошёл глубже в лес, нашел укромное местечко и погрузился в дрёму.

Проснулся я от звука выстрела. Моментально выхватив из кобуры «парабеллум» я замер и напряжённо прислушался, гадая, что же происходит? Через минуту донеслись ещё два выстрела со стороны села. Я подождал в своем укрытии минут десять, однако больше никаких громких звуков из населенного пункта слышно не было, поэтому, движимый любопытством, я осторожно вернулся к своему наблюдательному пункту, забрался на дерево и осмотрелся. Оказывается, пока я спал, ситуация в селе несколько изменилась. На главной улице прибавилось два автобуса, а на просторном дворе резиденции главфрица стояли человек двадцать гражданских. Перед ними лежали три неподвижных тела в цивильной одежде — двое мужчин и женщина. Через минуту разглядывания стоявших людей, мне стало понятно, что это евреи, там даже был один хрестоматийный иудей-ортодокс — в черной шляпе с бородой и пейсами. Немецкий офицер расположился на скамье за столом метрах в десяти от группы евреев. Рядом с ним сидела девушка. Я навел на нее монокуляр и чуть не выронил его из рук! Да что там монокуляр, я и сам едва не рухнул с дерева от потрясения — там была Катаржина! Моя несчастная любовь из прошлой жизни, погибшая в Донбассе, поехав воевать на стороне бандеро-фашистов.

Постаравшись хоть немного успокоиться, я вновь прильнул к монокуляру, вглядываясь в такие знакомые, невероятно красивые черты. На меня нахлынули воспоминания о том прекрасном времени, когда мы были вместе, вспомнилось, как я мог подолгу рассматривать её лицо, поражаясь совершенной гармонией линий. Из памяти всплыли наши прогулки по Варшаве, её смех, объятья, поцелуи… Вслед за этим из глубин души поднялась испепеляющая боль утраты, от которой я застонал, скрежеща зубами. Придавив усилием воли вспыхнувшие эмоции и сделав пару глубоких вдохов, я вернулся к наблюдению. Девушка сидела неподвижно, опустив взгляд и практически никак не реагировала на происходящее вокруг, а там было на что посмотреть. Солдаты принесли из автобусов чемоданы и стали их потрошить, выбрасывая одежду на землю и вспарывая обшивку. Офицер что-то спросил у девушки, она ответила, после чего тот поднялся из-за стола, взял из общей кучи два чемодана, которые поставил перед ней на стол, скрыв тем самым её от моего взгляда, и вернулся на свое прежнее место. Постепенно перед ним росла кучка найденных ценностей. Насколько я мог судить с этого расстояния, там были золотые изделия и монеты, а также пачки денежных купюр.

Закончив с чемоданами, фрицы занялись людьми. Двое солдат вывели из группы евреев к забору пожилого мужчину и приказали раздеваться. Тот, опираясь на забор, послушно стал снимать с себя одежду и передавать солдатам, которые тщательно прощупывали все вещи, после чего бросали их под ноги еврею. Затем, разрешив ему одеваться, один из солдат отнес найденные ценности офицеру на стол и отвел к забору молодую еврейку после чего процесс реквизиции возобновился. Так, по одному, немцы обыскали евреев и почти у всех нашлись спрятанные в одежде ценности. Однако меня все эти перемещения людей и ценностей интересовали мало, я надеялся внимательнее рассмотреть девушку, чьё лицо было скрыто за чемоданами и томился от нетерпеливого ожидания. Но вот процесс экспроприации закончился, солдат принес на стол один из выпотрошенных саквояжей, офицер сложил туда конфискованные ценности, затем, судя по жестикуляции, приказал солдатам взять саквояж и чемоданы со стола, что те и выполнили, позволив мне вновь увидеть лицо девушки и я впился в нее взглядом. Далее главнемец поднялся со скамьи и галантно протянул ей руку. Красавица вздрогнула, опустила голову ниже и отодвинулась. На этом вся учтивость немецкого офицера закончилась. Он резким движением схватил девушку за локоть, выдернул из-за стола и потащил к дому. Солдаты с чемоданами пошли вслед за ним.

После того, как они скрылись в доме, унтер дал команду оставшимся во дворе солдатам, те построили евреев и отвели их на соседнее подворье, где заперли в сарае, выставив у двери постового. Далее, главнемец появился с пленницей в своей комнате, которую я мог хорошо просматривать через открытое окно. К этому моменту я уже убедился, что всё-таки это не Катаржина, а очень похожая на неё девушка, но всё-равно происходящее вызывало у меня нестерпимую боль и ярость. Сердце мое требовало решительных действий, но разум останавливал от безрассудных поступков. Конечно, я мог застрелить главфрица ещё во дворе, когда понял его намерения, и даже, скорее всего, основательно побегав, смог бы уйти от преследования, но чем бы это кончилось для девушки? Вряд-ли бы немцы оставили бы её живой. С горечью убедившись, что я был прав насчёт аморальных намерений офицера, я отвел монокуляр в сторону от окна и стал изучать расположение немецкого подразделения: где расселены, где посты и патрули. Тем временем день неуклонно двигался к своему завершению. Тени удлинились, пастухи гнали с пастбищ в село стада коров и коз. А у немцев настало время вечернего приема пищи. Во дворах и летних кухнях суетились перепуганные поляки, стараясь угодить захватчикам вкусной едой. Большинство фрицев располагались за столами во дворах, весело разговаривали между собой и с поляками. Если бы не военная форма и находящееся под руками оружие, то, наблюдая издалека, можно было бы подумать, что это приехали родственники и радушные хозяева изо всех сил стараются не ударить перед ними в грязь лицом.

Главнегодяю принесли ужин прямо в комнату, хозяйка, полная сорокалетняя женщина, накрыла стол, избегая смотреть на кровать, на которой ублюдок курил, удобно устроившись в полусидячем положении, а девушка, накрывшись простыней с головой, лежала отвернувшись к стене. Когда хозяйка вышла из комнаты, фашист уселся за стол и позвал к ужину свою жертву, но та не пошевелилась. Тогда он не поленился вернуться к кровати и, схватив её за волосы, усадил за стол. Далее у меня не было никаких сил на всё это смотреть и я спустился с дерева. Эмоции так и бушевали в моем сердце, но я, используя медитативные техники, постарался привести мысли в порядок. Если бы девушка так не была похожа на Катаржину, то я, наверное, был бы намного спокойнее: ну изнасиловал фашист польку (или еврейку), так ведь на то он и фашист! Да, девушку жалко, но сколько их, поруганных молодых и красивых девушек сейчас в Польше? А сколько их ещё будет? Однако, у меня всколыхнулся застарелый комплекс вины. Тогда, три года назад, после её гибели, я многократно изо дня в день, спрашивал себя, мог ли я что-то сделать, чтобы предотвратить эту её трагическую поездку? И раз за разом, моделируя различные варианты своих действий, убеждался, что повел себя эгоистично, спровоцировав ссору и сняв с себя ответственность за её упертое безрассудство.

В те тяжёлые для меня дни, я стоял на пороге безумия и самоубийства, но инстинкт самосохранения и молодой организм постепенно победили разрушительную меланхолию и, убив виновника её гибели, я вернулся к прежней жизни. И вот сейчас мне было понятно, что нельзя развернуться и уйти на восток, как будто ничего не видел, я попросту потом не смогу жить… Так что ночью я пойду в село, не могу не пойти, а там посмотрим кто кого! Приняв решение, я принялся за проверку снаряжения: во время ночной операции при себе у меня не должно быть ничего лишнего, поэтому я вдумчиво перебрал содержимое подсумков, потом почистил пистолет и винтовку. Закончив, посмотрел на часы и обругал последними словами медленно тянущееся время. Как вообще тут живут люди? Чем они занимают свободное время, если нет соцсетей и интернета? Только и остаётся, что просматривать воспоминания, а это скажу я вам, занятие не из приятных… Впрочем, были в моей жизни и хорошие моменты.

Я мысленно вернулся в пятнадцатое октября 2011 года. В этот памятный для меня день около четырех часов пополудни я вышел из спорткомплекса, где только что закончились областные соревнования по рукопашному бою, на которых я занял третье место в полутяжелом весе. Вдохнув полной грудью морозный тюменский воздух, я направился пешком в сторону улицы Республики, но далеко уйти мне не дали, буквально через минуту меня окликнули со стороны проезжей части:

— Андрей! Климов!

Я обернулся и увидел красивую девушку в серой норковой шубке, стоящую около внедорожника «Мазда», она мне приветливо улыбалась и махала рукой, приглашая подойти поближе. Я оглянулся по сторонам: может, она зовёт кого-то другого? Или это розыгрыш? Не найдя подтверждения этим гипотезам, я нерешительно подошёл к ней. Девушка, увидев мое замешательство, произнесла:

— Да ты не бойся, я тебя не съем! Садись в машину, подвезу тебя домой!

Пытаясь вспомнить, где мы могли пересекаться, сел машину, после чего незнакомка опустилась на водительское кресло и автомобиль плавно тронулся с места.

— Меня Оля зовут и мы не знакомы, — ответила девушка на невысказанные, но витающие в воздухе вопросы и продолжила, — просто я часто видела тебя проходящим мимо моего дома, Котовского 17, ты наверное, где-то рядом живёшь? — и не дожидаясь моего ответа продолжила, — А сегодня увидела тебя на соревнованиях и решила подвезти…

В это время зазвонил мой сотовый и я, извинившись перед спутницей, ответил:

— Да, мам… третье место… по баллам проиграл… без нокдаунов… синяков нет… не брошу… понял, ну в холодильник-то я заглянуть догадаюсь!.. — пока я таким образом вел сложный диалог со своей матерью, машина остановилась, Оля, обойдя машину, открыла пассажирскую дверцу, помогла мне выбраться…

Когда, наконец непростой разговор с излишне заботливой родительницей закончился, я, облегченно вздохнув, убрал трубку в карман и тут же обнаружил, что рано радовался — вокруг происходит что-то непонятное — я стою в прихожей незнакомой квартиры, Оля уже сняла шубу и как-то загадочно смотрит на меня.

— Э-э, где это мы?

— У меня дома, ты был так занят разговором, что я подумала, что ты не откажешься выпить со мной чашку чая? — Девушка подошла вплотную и мне показалось, что её глаза затопили синим светом все пространство вокруг, а вскоре встретились и наши губы…

После второго захода Оля положила голову мне на грудь и как будто оправдываясь сказала:

— Ты не подумай, я не такая!

— Это какая не такая, и если не такая, то какая? — От неведомого раньше наслаждения у меня, что называется, пела душа и хотелось веселиться, поэтому я и скаламбурил. Девушка оттолкнулась от меня, перевернулась на спину и заразительно рассмеялась. Этот смех подействовал на меня возбуждающе и я закрыл ей рот поцелуем. После третьего раза она пересела с кровати в кресло.

— Я всё-таки тебе скажу! Так вот, я совсем не такая! До тебя у меня секса целый год не было, вообще с мужиками не ладилось, а месяц назад мне подруга психолога посоветовала, и вот…

— Значит, психолог сказал, что надо пойти на соревнования по боксу, посадить призера в машину, отвезти его к себе домой и пока он не очухался, уложить в постель? — Крепко, однако, меня на хи-хи пробило!

— Какой же ты грубиян! Нет, она мне объяснила, что во-первых, нужно точно решить, что я хочу, так как денежный мешок, хороший семьянин и постельный тигр в одном лице сочетаться не могут, а во-вторых, нужно не ждать, пока меня выберут, а делать все самой! Как видишь, получилось. Ты, конечно, пока на тигра не тянешь, но когда наберёшься немного опыта под моим руководством… будешь ого-го! Ты ведь не откажешься изредка посещать одинокую девушку?..