В боях за Украину

1

15 сентября, после длительных и бесплодных поисков выхода из надвигающейся катастрофы, Манштейн отдал приказ об отводе основных сил группы армий «Юг» за Днепр, а на южном участке — за реку Молочную.

Днепр избирался и заранее подготовлялся как непреодолимый водный рубеж для длительной обороны, как рубеж для создания длительной оперативной паузы, во время которой гитлеровское командование рассчитывало перемолоть наступающие советские войска в обороне, а затем, при благоприятной для них обстановке на западе, вновь захватить стратегическую инициативу.

Линию по Днепру противник называл «Восточным валом».

Итак, ведя арьергардные бои, гитлеровские войска отходили за Днепр и Молочную.

Войска Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов выходили к среднему течению Днепра от Лоева и до Запорожья. С ходу, без оперативной паузы, началось форсирование «Восточного вала» для создания плацдармов на правом берегу Днепра. Войска Юго-Западного фронта подошли к Днепропетровску и Запорожью, к Мелитополю подходили войска Южного фронта.

25 сентября перед командующими Центральным, Воронежским, Степным и Юго-Западным фронтами была поставлена задача: с выходом армий к реке Днепр немедленно форсировать его на широком фронте с целью рассредоточить внимание и силы противника.

Действуя почти на всем протяжении среднего течения Днепра, четыре фронта могли, безусловно, так нацелить удары, чтобы противник не смог определить направление главного удара, не смог создать, пользуясь маневренностью своих войск, оборонительный кулак для отражения удара.

Противник отступал на широком фронте, его оборона уже была прорвана, и он еще не успел перегруппироваться и занять новый рубеж обороны. Автором серийности ударов при прорыве укрепленной полосы на широкой протяженности фронта в свое время, как известно, был русский генерал А. А. Брусилов. Будучи командующим Юго-Западным фронтом в годы I мировой войны на русско-австро-германском фронте, он атаковал противника одновременно во многих местах вместо предусматриваемого тогдашней тактикой удара всеми силами на одном участке. Правда, этот прием в 1943 году мог быть действенным только на больших пространствах при взаимодействии сил нескольких фронтов.

Форсирование Днепра началось с ходу.

Перед Юго-Западным фронтом стояла несколько усложненная задача.

Отступая на правый берег Днепра, отводя свои войска за «Восточный вал», противник оставил на некоторых участках сильно укрепленные плацдармы как опорные пункты для возможного контрнаступления, а также как оборонительные рубежи: укрепрайоны, в которых, по их планам, могли быть перемолоты силы наших армий. Плацдарм, оставленный на левом берегу, прижатый к берегу реки, был для гитлеровского командования и некоторой гарантией стойкости войск.

Одним из таких плацдармов, причем наиболее мощным, был город Запорожье.

Поэтому наша Ставка, определяя задачу войскам Центрального, Воронежского, Степного фронтов, перед Юго-Западным фронтом ставила особую задачу: не позднее 3 октября полностью очистить от противника занимаемый им Запорожский плацдарм и выйти на этом участке к реке Днепр.

В развитие этого последовало тут же и указание командующим Центральным, Воронежским, Степным и Юго-Западным фронтами, а также представителям Ставки Г. К. Жукову и А. М. Василевскому, предписывающее в ближайшее же время ликвидировать все плацдармы, находящиеся в руках противника на левом берегу реки Днепр.

Войска Юго-Западного и Южного фронтов вошли в соприкосновение с противником, занявшим оборону по «Восточному валу», и остановились по рубежу Днепропетровск — Запорожье — Мелитополь и далее на юг по реке Молочной, упираясь своим левым флангом в Азовское море. Треугольник Запорожье — Херсон — устье реки Молочной, заранее укрепленный противником, обеспечивал гитлеровскому командованию единый фронт и связь с Крымским полуостровом, прикрывал железорудный и марганцевый бассейны, которые были очень важны для промышленности Германии. Лишившись донецкого угля, Гитлер всеми силами пытался удержать в своих руках металлургическую базу на юге Украины. Крымский полуостров также считался надежным и широким плацдармом и для действий флота, и для размещения на его плато военных аэродромов.

Потеря Крыма имела, кроме того, и политическое значение: это в сильнейшей степени ослабляло гитлеровскую коалицию на юге.

Итак, отведя свои войска на Днепр и реку Молочную, гитлеровское командование сильно сократило фронт, получив возможность на меньшем участке фронта гуще сосредоточить силы для обороны. Перед советскими войсками стояла очень важная задача — не дать возможности противнику спокойно отойти за Днепр, помешать ему закрепиться на новой линии фронта.

8-я гвардейская армия была оставлена в составе Юго-Западного фронта. 23 сентября штаб армии получил директиву командующего фронтом Р. Я. Малиновского сосредоточить армию в 20–40 километрах от Запорожья, в стыке 12-й и 3-й гвардейской армий, подготовленных к наступлению на Запорожский плацдарм.

Отдав соответствующее распоряжение войскам на марш, Военный совет армии с ответственными генералами и офицерами управления армии, с командирами корпусов и дивизий выехали вперед, на рекогносцировку участка наступления.

28 сентября мы весь день провели на передовой, пытаясь с высоток разглядеть прямым наблюдением позиции противника, изучить подходы к ним, районы развертывания артиллерии и других боевых средств, выбирали места для наблюдательных пунктов, намечали систему связи и управления войсками. Рекогносцировка, опрос командиров и штабов передовых частей 3-й гвардейской и 12-й армий, и особенно артиллеристов, дали возможность более или менее полно выяснить силы и средства противника, обороняющего Запорожье. В штабе 17-й воздушной армии мы получили данные о резервах противника и фотосхемы укреплений на плацдарме.

Перед нами располагалась серьезная оборонительная линия. Создавалась она заранее и тщательно.

Здесь мне впервые как военному человеку пришлось в огромном масштабе столкнуться с тем, что Манштейн в «Утерянных победах» называет тактикой «выжженной земли». Вот что он сам пишет об этом:

Сказать точнее — население было просто выброшено из этих мест, а тех, кто не хотел расстаться с родными местами, расстреляли во рвах… Как видим, Манштейн даже не оправдывается. Еще бы, ведь им, гитлеровским генералам, принадлежит приоритет использования бесчеловечной тактики, которую применяет американская военщина во Вьетнаме.

Стоял конец сентября. Шли дожди. Перед нами, когда мы с высоток рассматривали позиции противника, лежала черная, обуглившаяся равнина.

Перед началом наступления мы имели довольно точную картину укреплений на плацдарме. Штаб фронта и штаб армии получили в свое распоряжение довольно обширные разведданные, которые собирались при активнейшем участии украинских подпольщиков и партизан.

Нам противостояла сложнейшая система инженерных сооружений. Почти за год гитлеровское командование создало внешний и внутренний обводы, состоящие из ряда опорных пунктов, прикрытых непрерывной линией противотанковых и противопехотных препятствий, а между обводами — промежуточные опорные пункты.

На всем протяжении передний край внешнего обвода был прикрыт противотанковым рвом трапецоидального сечения, от трех с половиной до пяти-шести метров глубины и ширины, причем некоторые участки рва были примерно на метр заполнены водой. Эти глубокие рвы являлись не только противотанковыми, но и серьезными противопехотными препятствиями.

На большом протяжении противотанковые рвы располагались в складках местности. На открытых участках брустверы рва в целях маскировки засевались просом, ячменем.

На танкоопасных направлениях противотанковые рвы были усилены минными полями. Мины располагались в шахматном порядке в четыре ряда.

Система фортификационного оборудования внешнего обвода строилась с расчетом на длительное сопротивление. Укрытия для личного состава были возведены из прочных материалов, прикрыты настилами, защищающими от огня орудий средних калибров и от прямого попадания мелких авиабомб. Огневые средства размещались таким образом, чтобы можно было вести косоприцельный огонь вдоль рва, почти вплотную к его крутости. Усиленные огневые точки, дзоты, бронеколпаки — для их разрушения требовались сильнейшие артиллерийские и авиационные средства.

На Запорожский плацдарм противник срочно стягивал соединения с различных участков фронта. Так, наша разведка установила, что 27 сентября лишь в первую линию обороны Круглик — колхоз Дмитриевка гитлеровское командование перебросило на усиление обороны три пехотные дивизии: 123-ю, 125-ю, и 304-ю.

Сопротивление в глубине обороны противника поддерживали крупные подвижные резервы, а именно: 40-й танковый корпус в составе двух танковых, одной моторизованной и одной кавалерийской дивизий СС.

Наше наступление планировалось на 30 сентября. Штаб армии разработал план операции, который обсуждался на Военном совете армии, 29 сентября этот план утвердил Военный совет фронта.

2

1 октября на рассвете ударила наша артиллерия.

Участок прорыва был определен в 25 километров. Первый артиллерийский налет был спланирован мощно и концентрированно.

Подключились реактивные минометы. Затем прокатилась по всей линии прорыва, как эхо, канонада всех видов орудий.

Сначала огонь был обрушен на первую линию траншей и на зафиксированные огневые точки (подавлялась артиллерия, установленная врагом для стрельбы прямой наводкой по нашим танкам). Затем огонь был сразу перенесен на вторую линию траншей.

И тут наша пехота произвела обманный маневр: после короткого броска вперед от исходных позиций до противотанкового рва, залегла и окопалась. Противник, полагая, что пехота поднялась под защитой огневого вала в атаку, вышел из глубоких блиндажей в траншеи и открыл огонь. Артиллерийский шквал — немедленно опять на первые линии траншей.

С нашего наблюдательного пункта было видно, как вздымаются вместе с землей брустверы и перекрытия укреплений, как при удачном попадании гаубичных снарядов взрывы выбрасывают вместе с землей бронированные колпаки.

Огонь опять по позициям в глубине обороны. Наша пехота совершает еще короткий бросок через противотанковый ров. Противник снова переходит в траншеи, открывает огонь. Наша артиллерия тут же возвращается к обработке первого ряда траншей. И так несколько раз на протяжении почти часовой артподготовки.

Наш удар не был неожиданным для противника: он готовился его принять. И все же в первую половину дня наши части имели некоторый успех.

Прежде всего, удалось переправиться через противотанковый ров. Этот ров можно было приравнять к переправе через водный рубеж, настолько он был глубоким и широким. Я уже говорил выше, что в нем на метр стояла вода. Перебравшись через ров, пехота успешно штурмовала первые траншеи. Минутами дело доходило до рукопашного боя. Под прикрытием танков пехотные части ворвались в населенные пункты Васильевский, Ново-Украинка, с ходу овладели станцией Янцево, Дружелюбовкой, Новостепнянским, Новомокрянским.

К полудню стал сказываться недостаток в боеприпасах. Противник из глубины плацдарма ввел в действие резервы: к двум часам дня он начал переходить в контратаки при поддержке «тигров», 88-миллиметровые пушки которых превосходили вооружение наших средних танков. Мы несли потери. Несколько раз пришлось отходить чуть ли не до исходных позиций, цепляясь за противотанковый ров, дальше которого врагу проникнуть ни разу не удалось. К концу дня мы опять отбили Васильевский и Дружелюбовку и там закрепились.

Бой затих к вечеру. Итоги дня были малоутешительны. Оборона прорвана не была, задача сбросить вражеские войска с плацдарма оставалась столь же далекой, как и перед началом наступления.

Воины нашей армии показали и мастерство, и мужество в бою, но недостаток боеприпасов не позволял артиллерии поддержать в нужной степени наступающих. С наблюдательного пункта были хорошо видны дуэли артиллеристов с тяжелыми танками контратакующего врага.

После того, как пехота преодолела противотанковый ров, в нем были установлены и отлично замаскированы орудия для стрельбы прямой наводкой. Как только танки противника продвигались ко рву, их встречал уничтожающий артиллерийский огонь и они откатывались назад, неся большие потери. Но и наш 212-й танковый полк лишился в этом бою нескольких средних танков.

Р. Я. Малиновский нацеливал войска фронта на наступление и 2 октября.

Наступление началось в 8 часов утра после короткого огневого налета на вражеские позиции. Противник опять встретил нас огнем с места. Удалось потеснить его, отбить некоторые его опорные пункты, но к 12 часам дня наше наступление захлебнулось.

Около двух часов дня с наблюдательного пункта заметили на горизонте, в глубине обороны гитлеровцев, движущиеся точки, они надвигались на наши боевые порядки: был брошен против нас 40-й танковый корпус, чтобы отбить наступление на плацдарм. Танки, прикрывая пехоту, двигались полосой в шесть километров по фронту, в две линии. Командующий артиллерией Николай Митрофанович Пожарский успел вовремя принять меры. Я слышал по рации его переговоры и его команды артиллерийским частям. Он сосредоточивал против контратаки противника артиллерийские средства всей 8-й гвардейской армии. Этот удар оказался чувствительным для танков, они отошли. Но вот одно за другим стали поступать тревожные донесения: боеприпасы на исходе. Замолкли одна за другой батареи.

Дальнейшее наступление для нас стало бессмыслицей. На фронте соседних армий успеха также не было. В 19 часов 20 минут командующий фронтом отдал приказ о прекращении наступления.

…При всем том, что наступление на нашем участке фронта не получило развития, оно косвенно помогло нашим войскам на других фронтах.

Вспомним танковую атаку, которую нам пришлось наблюдать 2 октября, когда наши артиллеристы расстреливали последними боеприпасами танки 40-го танкового корпуса.

Другими словами, 40-й танковый корпус (3–4 танковые и моторизованные дивизии) использовался германским командованием в качестве подвижного резерва для активной обороны Днепра. По замыслу Манштейна, этот корпус должен был выступать главной контратакующей силой, с которой должны были взаимодействовать остальные силы армий при контрударе по плацдармам, занятым советскими войсками. В первую очередь предполагалось направить его против плацдарма между Кременчугом и Днепропетровском, который был захвачен войсками Степного фронта под командованием И. С. Конева. Наше наступление 1 октября не позволило Манштейну высвободить 40-й танковый корпус с плацдарма, наоборот, мы заставили ввести этот корпус в бой, нести потери и, главное, потерять время, которое было выгодно использовано войсками Воронежского и Степного фронтов.

Итак, 3 октября наступательные операции 8-й гвардейской армии на Запорожском плацдарме были приостановлены. Войска всего Юго-Западного фронта перешли к подготовке нового наступления.

3

Запорожская операция в ходе ее развития приобретала свои сложности.

Новый штурм плацдарма должен был начаться в 7 часов 50 минут 10 октября, но с исходных позиций уже за противотанковым рвом, что значительно облегчало действия наших войск, в особенности при недостаточном обеспечении артиллерии боеприпасами. Противотанковый ров противника, как я уже рассказывал, был преодолен 1 октября. С 3 по 10 октября эти позиции удерживались частями 8-й гвардейской, 3-й гвардейской и 12-й армий.

Штурм города Запорожья планировался в ночь с 13 на 14 октября.

С 4 октября и вплоть до наступления велась усиленная разведка огневых позиций противника, отрабатывались приемы штурмового боя. Задачи на наступление доводились не только до командиров корпусов и дивизий, но до полка, батальона, до роты и отделения. Формировались по примеру сталинградских штурмовые группы для боя на улицах города.

Исходя из новой обстановки, штаб армии уточнял ход всей операции на глубину.

В результате подготовительной работы всех звеньев армии я получил возможность принять развернутое решение на проведение операции, исходя из задач, поставленных командованием фронта перед 8-й гвардейской армией, — нанести главный удар в стыке 3-й гвардейской и 12-й армий.

Перед утверждением плана наступательной операции на Запорожье командующий фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский провел совещание в штабе 8-й гвардейской армии, на которое были приглашены командующий 12-й армией генерал А. И. Данилов, командующий 3-й гвардейской армией генерал Д. Д. Лелюшенко, командующий 17-й воздушной армией генерал В. А. Судец.

На этом совещании было отработано взаимодействие между армиями, между родами войск, участвующими в наступлении.

При этом было подчеркнуто еще раз, что главный удар наносит 8-я гвардейская армия, которой придавались средства усиления. За правым флангом армии был поставлен 1-й гвардейский механизированный корпус И. Н. Руссиянова, а за левым флангом — 23-й танковый корпус Е. Г. Пушкина, оба в готовности развить наступление 8-й гвардейской армии.

В ночь с 5 на 6 октября была произведена перегруппировка артиллерии и танков на направлении главного удара. В частях армии были проведены ночные учения. Штабы корпусов отрабатывали оперативную, разведывательную и тыловую документацию. Отрабатывались вопросы взаимодействия в звене: дивизия — полк — батальон. Артиллерия производила пристрелку и разрушение обнаруженных целей. Продолжался подвоз и пополнение боеприпасов.

К наступлению, к утренней атаке на рассвете все было готово. Все было уточнено по всем звеньям армии. И солдаты, и офицеры, и генералы — все имели возможность перед боем отдохнуть, привести себя в порядок. Пищевое довольствие на вечерний ужин было выделено по усиленной норме. Оставалось время и поспать, набраться сил для завтрашнего боя, для боя, который, может быть, продлится несколько суток.

Наступила ночь с 9 на 10 октября.

Перед атакой, в предчувствии ожесточенного боя, не спится ни солдату, ни генералу. Это как перед прыжком в неизвестность. Хотя, казалось бы, все уже привычно: не один бой за плечами солдата и генерала.

Спрашивают: а до того ли солдату, чтобы думать и вспоминать, когда он не знает, останется ли жив.

Отвечаю: есть о чем подумать, есть о чем и вспомнить…

Ночь. Ни одного костра, ни одного огонька, даже вспышки спички и огнива не заметишь. Тишина передовой! Это особенная тишина. То там, то здесь ударит орудие: свое или противника. Взлетают над его позициями осветительные ракеты. На этот раз о подготовке нашего наступления там знают, готовятся к нему. Единственно, что им неизвестно, это — когда? Сегодня, завтра, на рассвете, или под вечер, или среди дня? Знают и нервничают. Самолеты сбрасывают на парашютах осветительные бомбы. Ждут…

И все же это тишина. Приостановилось всякое движение. Войска уже на исходных, прекратились разговоры, а если где и собрались солдаты пошутить или поговорить по душам перед боем, то разговор идет вполголоса, шепотом.

Иду по траншеям, где солдаты изготовились к утреннему броску в атаку.

Вот, прикрывшись плащ-палаткой, низко надвинув каску, полулежит автоматчик. Рядовой стрелок. Немолодой человек, видимо, из последних внеочередных призывов. Сразу и не угадаешь, сон ли смежил ему веки, или застыл он в раздумье. Я остановился, солдат встал. В темноте он не видит моих знаков различия, но угадывает, что перед ним генерал.

Мы поздоровались, я представился. Солдат вытянулся, я взял его за руку, присели рядом. Прикрывая ладонями огонек спички, закурили.

— Завтра, товарищ командующий? — спрашивает солдат.

Я и без пояснений догадываюсь, о чем он спрашивает: завтра ли наступление, не отложено ли оно по каким-либо соображениям?

— Завтра, солдат! А может, отложить? Все ли готово, на твой солдатский взгляд?

Солдат минуту думает. Не из торопливых. Отвечает так же не торопясь, раздумчиво роняя слова:

— По-солдатски, по-нашему, товарищ командующий, мы давно готовы! Как там фронты да армии — это нам не видно… Наша готовность, товарищ, командующий, — это бить, и как можно скорее. Самое страшное не бой, страшно ожидание, и нет ничего хуже для солдата, когда откладывают назначенное наступление…

— Как же так? — спрашиваю. — День прошел, атаки нет — вот тебе еще один день жизни…

— Но она будет! Обязательно будет, зачем же ждать! Тут собрался с силами, тут весь как струна натянут, а глянь — и отложено… Опять собирайся сначала. А убить? Убить и в атаке и в обороне могут… В обороне еще даже способнее и глупее… Летит снаряд — он не выбирает. А в атаке? — В атаке, товарищ командующий, можно и самому кое о чем подумать. Вовремя подняться, вовремя лечь, чувствовать бой надо!

— Стало быть, завтра — это не первая твоя атака, солдат?

Солдат тяжело вздохнул.

— Не первая, товарищ командующий, но всегда идешь, как в первый раз! Началось-то у меня все с Купоросной балки. Отдельная бригада морских пехотинцев… Может быть, припомните, товарищ командующий?

Купоросную балку в Сталинграде нельзя было забыть. И морские пехотинцы там себя показали! Знал я, что немногие из них уцелели.

— Так с той поры и в строю? — спросил я осторожно.

— В Сталинграде после Купоросной в госпитале отлеживался…

— На том берегу?

— На тот берег переправить не успели. В подвале наш госпиталь размещался… В Голой Долине царапнуло. Но я и из строя не выходил. Ни к чему было.

— Ну, а завтра? Что думаешь о завтрашнем дне?

— Будет бой, товарищ командующий, расторопны будем — останемся живы, кто напугается — тому из боя не выйти. Пугаться нам — долгая ночь впереди, а как пойдешь — там уже пугаться некогда…

В траншеях мало кто спал…

Осенние ночи на Украине темны и глухи, звезды блестят, как омытые дождем.

Иду по траншеям. То там, то здесь слышится слабое позвякивание оружием.

Невольно приходят на память стихи Лермонтова, точно отражающие настроение солдат перед боем:

4

Командно-наблюдательный пункт 8-й гвардейской армии фактически был превращен в командный пункт фронта. С ночи ко мне приехали Р. Я. Малиновский и А. С. Желтов.

Командующий нервничал, прекрасно понимая, какие трудности ожидают нас в боях за плацдарм. Хотел сам, своими глазами видеть, как пойдет атака.

К нашему КП протянулись провода не только армейской, но и фронтовой связи. У нас работал и командующий 17-й воздушной армией В. А. Судец. Прямая связь поддерживалась и с командиром 23-го танкового корпуса генералом Е. Г. Пушкиным, и командиром 1-го гвардейского механизированного корпуса генералом И. Н. Руссияновым.

С трудом занимался поздний осенний рассвет. В лощинах плавал редкий туман. Заалело на востоке небо. В 7 часов 10 минут ударили гвардейские минометы.

Цели были отлично разведаны.

Мы могли видеть с наблюдательного пункта, как заполыхало поле, накрытое этими залпами. Огонь, дым, клубы пыли, далекий раскат разрывов. Тут же открыла огонь и тяжелая артиллерия. Голосов не слышно, в наушниках рации сплошной треск.

Генерал В. А. Судец знаками показывает нам: посмотрите на небо. На обработку обороны противника вышли наши штурмовики и бомбардировщики.

Вдохновенно дирижировал своим артиллерийским «оркестром» генерал Н. М. Пожарский. Вот он перекинул огонь в глубину вражеских позиций. Огонь рассредоточился по заранее спланированным целям. Тяжелая артиллерия подавляла огневые позиции противника. Вновь зарокотали гвардейские минометы. Этот удар — после короткой паузы — опять же по первой линии траншей гитлеровцев, по огневым точкам, по позициям, где укрывалась сейчас их пехота. Вслед за залпом «катюш» переносится на первые траншеи и огонь всей армейской артиллерии. Короткий налет — и снова удар по вражеским огневым точкам. А в этом перерыве — налет штурмовой авиации на линии окопов и артиллерийские позиции.

Сорок минут огня! Тонны стали на врага. Все глохнут. Снова и снова гремят залпы, еще не опал черный дым, а наша пехота поднимается в атаку.

Не везде одинаково удобны исходные позиции. Кое-где нам пришлось разместить солдат сзади противотанкового рва. Во рву хранились фашины, мешки с балластом. В иных местах пехота сразу вырвалась на нейтральную полосу. За ней в боевых порядках шла артиллерия.

Последний залп гвардейских минометов.

Первый рывок пехоты артиллеристы сумели надежно прикрыть.

Медленными, очень медленными на таком дальнем расстоянии кажутся перебежки пехоты, хотя люди бегут, как только им позволяют силы. Бегут, уменьшаются на глазах фигурки. Вот они исчезают.

— Залегли? — встревоженно спрашивает Родион Яковлевич.

Начальник оперативного отдела штаба армии полковник Камынин неотрывно смотрит в бинокль. Докладывает:

— Нет! Не залегли! Они в первых траншеях…

Что там в первых траншеях? Рукопашная схватка? Если уж наши дошли до первых траншей, то зацепятся. Иного быть не может.

Видно, как разворачиваются для прямой наводки орудия. Прямой наводкой артиллеристы разрушают ожившие огневые точки противника. Из первых отбитых траншей гвардейцы делают рывок в глубину обороны.

Главное сейчас — опорные пункты и высотки. Местность трудная для атаки и штурма. Равнину испятнали старинные могильные курганы. Каждый такой курган — позиция для обороны, каждый курган оборудован для обороны как НП или как дзот. Косоприцельный огонь заставляет залечь нашу пехоту. В дело вступают наши танки. Они почти в упор расстреливают зарывшегося в землю врага. Бьют из пушек, из пулеметов. Еще перебежка, еще…

Поступают первые донесения с поля боя. Везде, по всей линии наступления, гвардейцы потеснили противника, захватили первые траншеи, завязали бои за опорные пункты в глубине обороны.

Время летит неощутимо — уже час идет непрерывная ожесточенная схватка с противником.

Прикрывшись опорными пунктами, он переходит в контратаки. Тактика эта нам известна. Кое-что и мы подготовили со своей стороны. Командиры соединений и частей были строго проинструктированы: не залегать, а принимать контратаку атакой. В создавшейся обстановке это в общем-то единственный выход. Противник выходит на встречный бой, а инициатива и превосходство в силах у нас. Да, эта тактика нам на руку! Было бы хуже, если бы враг залег и огрызался. У нас недостало бы боеприпасов выковыривать каждого пулеметчика и автоматчика из укрытий, подавить закопанные в землю танки. Гитлеровцы сами себя раскрывают и сами идут под огонь. Наша тактика эффективна: в открытом поле перемалывается их живая сила и техника.

Их командование бросает в бой крупные танковые группы в сопровождении самоходных орудий. Наши танки огнем с места, из-за укрытий, почти в упор их расстреливают. Большие неприятности доставляют «тигры» и «Фердинанды» с их 88-миллиметровыми орудиями. Только сейчас мы вполне можем оценить, как трудно приходилось танкистам в единоборстве с этой техникой на Курской дуге. Лобовая броня «тигра» и «фердинанда» недоступна для нашего 76-миллиметрового орудия. В то же время его 88-миллиметровая пушка имеет большую начальную скорость полета снаряда, это создает высокую его пробойность. «Тигра» надо бить в борт. Это артиллеристы хорошо усвоили, но немецкий танкист не подставляет борт своей машины.

Гвардейцы привыкли к танкам. Что это значит — «привыкнуть к танкам»? Это значит, что они их не боятся, зная, что вблизи танки теряют огневую мощь. Они пропускают их сквозь свои боевые порядки. Обрушивают огонь на пехоту, следующую под прикрытием танков, и бьют по танкам огнеметами, из противотанковых ружей, забрасывают их гранатами и бутылками с горючей смесью.

К середине дня начала проясняться картина сражения.

Общее продвижение составляло по всей линии до трех километров. Немного. Но важно отметить, что гитлеровцы все же были сбиты со своих позиций, образовалась тактическая вмятина.

К концу дня начали стекаться сведения о потерях. Поступили подсчеты, что за день боев было убито до двух с половиной тысяч вражеских солдат и офицеров, взято в плен 69 солдат, уничтожено 19 орудий, 12 минометов, 47 пулеметов, 7 автомашин и бронемашин, взорвано 3 склада с боеприпасами.

Как видим, трофеи совершенно незначительны, а они как раз отражают эффективность наступательных действий. Не характерно для наступления и то, что убитыми враг потерял около двух с половиной тысяч человек, в основном во время контратак.

Из этих данных слагалась для нас тактика на следующий день наступления. Кое-что подсказали нам и действия немецких танковых группировок.

Каждое наше вклинение во вражеские боевые порядки, захват населенного пункта или высотки немедленно вызывали контратаки танков, которые нам с Р. Я. Малиновским отлично были видны, особенно удары «тигров», прошивающих наши боевые порядки и прорывающихся вплоть до противотанкового рва внешнего обвода.

Во второй половине дня во время их контратак наша пехота несколько раз применила дымовые завесы. Это ослепляло экипажи, они останавливались и многие становились жертвами истребителей танков, которые подползали на бросок гранаты, и — «тигры», получив тяжелые повреждения, отбуксировывались с поля боя или даже сгорали на месте.

Так родилась идея обескровить 40-й танковый корпус противника, пользуясь дымовыми завесами и наступающей темнотой; вырисовывалась необходимость ночного боя.

Ночной бой мог принести свои результаты еще и потому, что ночью могли успешнее действовать штурмовые группы истребителей танков. Противник не отводил от передовых позиций танки, держал в боевых порядках своей пехоты, пряча их в заранее вырытых укрытиях. К тому же ночью на танкоопасных направлениях имели возможность выставить минные заграждения и наши саперы.

Бой 10 октября закончился поздно вечером. Я поставил задачи командирам корпусов на утро — эти задачи во многом повторяли задачи на первый день наступления. А ночью приказал действовать штурмовым группам…

Уже за полночь. Штурмовые группы уходят в расположение противника. В каждой по три-пять человек во главе с офицером или сержантом. Задача — незаметно подползти вплотную к танковым укрытиям, взять на прицел люки и забросать танки гранатами и бутылками с горючей смесью. За день вражеская пехота подтянулась к своим опорным пунктам, укрылась в глубоких блиндажах и дзотах. Это облегчает задачу.

Позиции противника тонут в ночной тьме. По полю стелется дым. Этот мрак не пробивают даже осветительные ракеты, которыми немцы успокаивали себя. И вдруг где-то там, в глубине вражеской обороны, яркая вспышка. Как взорвавшаяся звездочка. Одна, другая, третья… И опять все тонет во мраке. Иной раз вслед за этими звездными вспышками — это рвутся противотанковые гранаты — раздается взрыв, и к небу взмывают огненные языки. Это загорелся танк, взорвались его баки с горючим. Сразу же оживает десяток огневых точек противника. Тьму прорезают трассирующие струи. Наши артиллеристы, конечно, засекают огневую точку. Если она пристреляна, раздается два или три орудийных залпа. Точка гаснет… Опять тьма. Условная фронтовая тишина, тишина передовой.

Вот вдруг в расположении противника открывается ураганный ружейно-пулеметный огонь. Что это? Может, враг засек продвижение нашей штурмовой группы? Или у него не выдержали нервы? А там ведь наши люди. Там гвардейцы, бесстрашные сталинградцы.

А вот полыхнуло в отдалении, почти у горизонта. Пламя. Это еще один танк загорелся. Теперь вражеские пулеметы бьют по всей линии фронта, расчерчивают небо осветительные ракеты…

И так до утра!

Скажу прямо, это ночное зрелище выглядело страшновато и вместе с тем волнующе.

Утром 11 октября в 8.00 открыла огонь артиллерия всего фронта. Дивизии изготовились к атаке.

20 минут артподготовки, и в 8.20 атака.

Из штаба 82-й дивизии сообщают, что вышли на рубеж Васильевка. Дальше продвинуться не могут из-за сильного огня противника. Приказываю закрепиться на достигнутом рубеже, больше людей в атаку не поднимать.

27-я гвардейская стрелковая дивизия с первых же минут атаки натолкнулась на контратакующие танки. Солдаты залегли, пропуская их сквозь свои боевые порядки. Танки встречены 152-миллиметровыми орудиями, выдвинутыми на позиции для стрельбы прямой наводкой. Их контратака отбита, в контратаку пошла пехота противника. Продвигаться вперед дивизия не может.

Части 28-го гвардейского стрелкового корпуса встретили с первой же минуты сильнейшее огневое сопротивление. Залегли.

Более радостные сведения из 33-го стрелкового корпуса. Его 78-я дивизия потеснила противника, подошла к восточной окраине колхоза Дмитровка.

Даю приказ: истреблять танки любыми доступными средствами! Сейчас это главное. Враг беспрерывно бросает их в контратаки. Весь день войска в активной обороне. И вот поднимаются над полем боя факелы горящих танков. Только по приблизительным подсчетам около двадцати, а сколько их отбуксировано с повреждениями, мы учесть не можем. Потери противника значительны… К концу дня видны результаты: прежде всего поведение танкистов ощутимо изменилось. Они уже не отрываются от своей пехоты, не прорываются сквозь наши боевые порядки.

В районе поселка Ивановки захвачен подбитый «тигр». Вместе с командующим бронетанковыми и механизированными войсками армии полковником М. Г. Вайнрубом и командующим артиллерией генералом Н. М. Пожарским едем на место происшествия. Интересно, что это за зверь такой, этот «тигр»?

Башня пробита прямым попаданием 122-миллиметрового снаряда. Около танка с десяток трупов вражеских солдат, в танке четыре убитых танкиста.

Мощное сооружение! Отличная конструкция оптического прицела, сильная 88-миллиметровая пушка, лобовая броня устойчива к прямому попаданию 76-миллиметрового снаряда. В танковых боях сорок третьего года они, несомненно, могли иметь успех, но к тому времени мы тоже (спасибо тылу), имели мощные самоходные 122-миллиметровые орудия, которые пробивали броню «тигров».

По сталинградским традициям генерал Н. М. Пожарский и полковник М. Г. Вайнруб тут же на поле боя, у разбитого «тигра», открыли что-то похожее на летучие курсы для истребителей танков. Шел разбор, на какую дистанцию его подпускать, где наиболее уязвимые места, как бить его, как свести на нет его боевые преимущества.

Закончился второй день наступления.

В течение этих двух суток командующий фронтом Р. Я. Малиновский и член Военного совета А. С. Желтов безотлучно находились на наблюдательных пунктах 8-й гвардейской армии, на направлении главного удара. Через них мне было известно, как обстоят дела и у соседей — в 3-й гвардейской и 12-й армиях. Картина та же, что и у меня. Лишь 12-й армии удалось несколько продвинуться. Но и там контратаки следуют одна за другой, в основном силами 40-го танкового корпуса.

Третий день наступления. Задачи прежние: попытаться развить успех на ранее определившихся направлениях, вести истребительную борьбу с танками.

В ночь на 12 октября опять в расположение противника начали проникать истребительные штурмовые группы. Опять вспыхивали в ночи яркими факелами его танки. Саперы устанавливали мины на танкоопасных направлениях, артиллеристы подтягивали орудия для стрельбы прямой наводкой.

12 октября в 8.00 началась артподготовка по зафиксированным за ночь целям. После получасовой артподготовки в 8.30 пехота с поредевшими танками поддержки опять пошла в атаку, прогрызая вражескую оборону. Танковый корпус генерала Е. Г. Пушкина и механизированный корпус генерала И. Н. Руссиянова в бой не вводились.

С утра противник отбивался мощным артиллерийским огнем, потом начал контратаки. Наши войска уничтожали контратакующих.

В полдень определилось, что контратаки выдыхаются. Установился некий незримый, но все же ощутимый для тех, кто следил за боем, перелом. Надо сделать еще одно усилие — и противник будет сломлен.

Р. Я. Малиновский и член Военного совета А. С. Желтов находились у меня на командном пункте в полутора километрах западнее поселка Червоноармейского. Мы видели эту перемену в состоянии противника. Впереди нас метрах в двухстах, тоже на кургане, располагался наблюдательный пункт командира 27-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора В. С. Глебова.

Наши войска третий день вели напряженные бои, солдаты и офицеры устали. Они могли проглядеть, что противник колеблется, что его положение сделалось неустойчивым, и упустить момент для решающего рывка. Чтобы подтолкнуть части 27-й дивизии на этот рывок, я со своим адъютантом пошел на наблюдательный пункт В. С. Глебова. Поговорив с ним лично, а по телефону и с командирами полков, поставив перед ними конкретную задачу, исходя из сложившейся обстановки, я той же дорогой пошел обратно. Вероятно, с вражеской стороны обнаружили какое-то движение на наших курганах, может быть, решили, что мы меняем командный пункт. Словом, открыли ураганный артиллерийский огонь по высоткам и по дороге между курганами. Мы с адъютантом оказались как раз на полпути между курганами и попали как бы в огненное кольцо. Снаряды рвались со всех сторон. И никакого укрытия. Лишь одинокий, чудом уцелевший телеграфный столб. Мы и упали возле этого столба, я с одной стороны, адъютант — с другой. Огонь велся беспорядочно, и нельзя было угадать, куда упадет следующий снаряд, на то место, где мы залегли, или на то место, куда мы попытались бы отползти. Мы лежали, прижавшись головами к столбу. Я видел открытый рот адъютанта, он что-то мне говорил, но расслышать было невозможно из-за грохота рвущихся снарядов. Вдруг лицо адъютанта исказилось, в глазах отразился ужас. Секундой позже я понял, что его задело осколком и он теряет сознание от боли.

Тогда я вскочил, вскинул на руки адъютанта и бросился бегом к кургану. Будто и тяжести ноши не почувствовал. Ждать в голову снаряда, никак не сопротивляясь судьбе, оказалось не в моем характере.

Родион Яковлевич, наблюдавший за этой сценой из укрытия, встретил меня шуткой:

— Говорил я тебе, таскай всегда с собой канавку, не попал бы в такую переделку…

И он, и генерал А. С. Желтов вечером уехали с нашего наблюдательного пункта, крайне расстроенные тем, что не удалось выполнить директиву Ставки и сбросить гитлеровцев с плацдарма. Срок взятия Запорожья, установленный на 15 октября, приближался, а мы, по существу, все еще топтались на месте.

Вот уже и третья ночь нашего наступления. Что же делать? Продолжать действия штурмовых групп? Но противник уже разгадал нашу тактику. Несомненно, он ждет штурмовые группы и может предпринять какие-то свои меры. Может, например, отвести с ближних позиций свои танки, а штурмовые группы взять под прицел пулеметов. С другой стороны, именно ночью мы имели наибольший успех!

Ночное наступление силами всей армии? Люди измотаны, а такое наступление нужно готовить заблаговременно. Наш транспорт с трудом справляется с подвозом боеприпасов.

Однако ночью не нужно и, пожалуй, даже бессмысленно вести полную артподготовку. Достаточно нанести удар по заранее пристрелянным целям. Враг будет ожидать появления штурмовых групп, а мы на него навалимся всеми огневыми средствами.

После недолгих размышлений мы на Военном совете армии приняли решение вести ночной бой.

Разведка дала нам сведения, что гитлеровское командование под покровом темноты начало отвод своих танков на вторые позиции и развертывает их в глубине обороны по линии: Богатыревка — Скворцово — станция Мокрое — Степное. Удары штурмовых групп по танкам оказались действенными и впечатляющими для противника.

На первых позициях оставались лишь потрепанные пехотные части и артиллерия.

Стало быть, ночной ближний бой мог нам как-то компенсировать недостаток в снарядах. Ночью танки противника не могли вести прицельного огня.

В 23.00 вся артиллерия армии произвела массированный, мощный артиллерийский налет по точно разведанным целям, который длился всего десять минут. В 23.10 пошли в атаку танки, прикрывая следовавшую за ними пехоту.

За ходом боя, естественно, наблюдать было невозможно. Управлять боем можно было только с помощью телефонов и радиосвязи.

Через какой-то незначительный срок стали поступать донесения. По рации я прослушивал все переговоры между командирами корпусов, дивизий и полков. Становилось очевидным, что удар нанесен вовремя. Силы вражеского сопротивления, как и предполагалось еще днем, оказались на исходе.

С правого фланга поступали сообщения о продвижении сразу на значительную глубину, что для этих боев было совершенно необычно.

Развивал наступление на главном направлении и 28-й гвардейский стрелковый корпус. Его части продвинулись на 5–6 километров и остановились, встретив сильное огневое сопротивление. Левому флангу, где действовал 33-й корпус, не ставилось задач на большое продвижение. Он должен был вести разведку боем. Но, ведя разведку боем, левый фланг тоже продвинулся вперед до полутора километров.

К утру определились новые рубежи, на которых закрепились наши части: Люцерна, Матвеевка (крупная железнодорожная станция в прямом направлении на Запорожье), Чумацкий, Крюков. Криничное и целая система опорных пунктов на высотках остались позади. Исходные позиции для дневного наступления были на этот раз более благоприятны. Наступил перелом, которого мы добивались в упорных боях, начиная с 1 октября.

Рано утром 13 октября мне позвонил по телефону Р. Я. Малиновский. Я обстоятельно доложил о ночных действиях армии. Родион Яковлевич попросил меня никуда не отлучаться, предупредил, что немедленно выезжает ко мне на командный пункт. Не бросая трубки, он тут же соединился с командующим 17-й воздушной армией генералом В. А. Судецом и поставил перед ним задачи, вытекающие из нашего ночного продвижения.

Я, в свою очередь, сообщил командующему фронтом, что после короткого отдыха войска армии часов в 8–9 утра вновь возобновят наступление ограниченными силами, чтобы не дать противнику произвести какие-либо маневры. Мое предложение тут же было утверждено.

Р. Я. Малиновский приехал в 10 часов. Мы встретились на высотке 137,6, южнее поселка Никифоровского. В это время уже по всему фронту шел бой. Я не ставил задач на сильное продвижение частям, ожидая контратак, в ходе отражения которых представлялось возможным опять перемалывать живую силу и технику врага. И он контратаковал, но уже без прежней силы. И ни в одном пункте не смог потеснить наши войска, хотя солдаты и были утомлены ночным боем.

Сидеть на наблюдательном пункте и ждать донесений из штабов соединений и частей было нестерпимо. Мы все разъехались на машинах в разных направлениях по штабам и войскам, уточнять боевую обстановку, добиваться активных действий. Часов около пяти вечера я вернулся на свой наблюдательный пункт. Доложили, что командующий фронтом приказал найти меня и пригласить к нему в землянку, только что оборудованную саперами.

Стоял яркий солнечный день. Я опустился на несколько ступенек вниз, вошел в землянку и от яркого света сразу ослеп. Наступаю кому-то на ноги. Слышу протестующий голос Р. Я. Малиновского. Я начал извиняться, но он перебил меня вопросом.

— Василий Иванович! А если наступать ночью? С темнотой! Ослепить как следует гитлеровцев и ударить? Что думаешь?

— Как наступать? — попытался я уточнить.

— Наступать всеми силами фронта! — ответил Малиновский.

Вижу, что успех ночного боя кто-то подсказал командующему фронтом. Я поторопился поддержать эту идею:

— Лучшего ничего нельзя придумать!

Тут же, в землянке командующего фронтом, начали составлять план ночного штурма Запорожья.

Документально оформлять что-либо некогда, в войска немедленно давались соответствующие распоряжения.

Первое, что было сделано, — это прекращено наступление. Солдатам надо было дать хотя бы короткий отдых (три или четыре часа) перед ночным боем. Срочно был передан приказ артиллерии армии подтягивать боеприпасы, готовиться к ночному артналету. Штабы всех соединений были полностью переключены на разработку ночного штурма. Общие задачи давно уже были всем известны. Но они были отработаны для дневного боя. Ночной бой нес с собой свою специфику. Каждой наступающей части надо было придавать проводника из штабов, который хорошо знал местность и должен был уметь ориентироваться на ней в ночное время. Не везде и не сразу нашлись такие офицеры. Нужно было выкроить время и на их подготовку. Какой-либо перегруппировки войск не предусматривалось.

Утвердили, что артиллерийский налет будет коротким, не более десяти минут. Огонь артиллерии ночью не мог быть прицельным. Удар по определившимся целям — и достаточно. Снаряды надо беречь для огня прямой наводкой по укреплениям противника и для боя утром.

Особые задачи были возложены на 1-й гвардейский механизированный и 23-й танковый корпуса. Не обошлось без серьезных споров, когда их вводить. Несомненно, о вводе этих корпусов до того, как был бы полностью завершен стрелковыми частями полный прорыв оборонительных рубежей, мы не могли и думать.

Перед нами лежал город, а за ним Днепр — задач для действий на оперативном просторе для танковых соединений мы поставить не могли. В то же время танковый прорыв в город мог значительно ускорить события, облегчить стрелковым частям разгром частей противника перед городом и уличные бои. Учитывая, что в предшествующих боях противник был сильно потрепан, что он начал отводить свои танковые части в глубину обороны, а возможно, готовил их эвакуацию с плацдарма, удар танковым и механизированным корпусами получал в общем-то законное право на жизнь. Оба корпуса намечалось ввести в бой одновременно с продвижением стрелковых частей 8-й гвардейской армии на правом и левом флангах прорыва. Координировать действия танковых соединений и стрелковых частей армии должен был я как командующий армией, в полосе которой вводились в прорыв эти соединения.

Командующий фронтом поставил также задачи на ночной штурм 3-й гвардейской и 12-й армиям.

Что нас привлекало в плане ночного наступления, кроме обычных преимуществ, которые давал ночной бой? — Это прежде всего внезапность. Ночное наступление силами целого фронта — явление в военном искусстве необычное. В ходе Великой Отечественной войны ночные сражения велись довольно часто, но таких — силами трех армий и двух танковых корпусов — не было. Стало быть, гитлеровское командование не сразу, не в первый же момент удара догадается, что весь фронт перешел в наступление, поэтому не сможет должным образом сориентироваться, пропустит нужный момент для маневрирования резервами, и мы сможем осуществить решительный прорыв к городу. Мы поступили вполне резонно, что около 5 часов вечера приостановили наступление: противник мог подумать, что наши силы иссякли.

План ночного наступления требовал быстрых и энергичных действий от командиров всех степеней и их штабов. На разработку плана для армии у нас ушло с генералом В. Я. Владимировым не более 40 минут. Члены Военного совета армии с офицерами штаба армии сейчас же отправились по корпусам и дивизиям, чтобы довести план ночного наступления до каждого командира.

К 20 часам в основных чертах все было подготовлено. Я вернулся на свой командный пункт в поселок Червоноармейское. Подписал самые необходимые распоряжения и сейчас же со своими непосредственными помощниками выехал в дивизии, чтобы оттуда руководить боем. На командном пункте остался начальник штаба армии генерал В. Я. Владимиров.

Близился установленный час для короткого ночного артналета на позиции противника. Мы разъезжали по позициям с командующим 17-й воздушной армией. В. А. Судец приехал к нам, «наземникам», в гости и выразил желание наступать вместе с нами, поскольку ночью он мог вести лишь ограниченные действия.

Стояла лунная ночь. С минуты на минуту должен начаться артиллерийский налет. Мы уже побывали с Владимиром Александровичем в нескольких дивизиях. Заехали к командиру 27-й гвардейской стрелковой дивизии В. С. Глебову. Он спал. Молодой, энергичный генерал. Через несколько минут его части перейдут в наступление, а он спит! Нам с Владимиром Александровичем стоило немалых усилий разбудить генерала. Он отдал в полусне все необходимые распоряжения и стоя заснул. Четверо суток не спал человек. Как мне потом доложили, лишь только мы уехали, он тут же лег и проспал до окончания ночного штурма. Случается и такое: и человеческие силы имеют свой предел.

В 21 час 50 минут небо спереди и сзади нас вспыхнуло багровыми и оранжевыми отсветами. Вся артиллерия фронта открыла огонь. Все слилось в один сплошной гул и грохот. Огненными струями понеслись снаряды реактивных минометов. Артналет длился всего десять минут… В глухой тишине после артналета было слышно, как урчат танковые моторы, скрежещут гусеницы. Танки на полной скорости, некоторые с зажженными фарами, неся на себе десантников, устремились на ослепленного врага. И вот уже гремит русское «ура!» в глубине позиций противника.

На этот раз получилось. Несколько минут — и танки исчезли из пределов видимости.

Коротким ударом наши войска везде выбили противника с позиций второго оборонительного обвода. Потянулись первые вереницы военнопленных. Тут же на месте наши разведчики допросили некоторых солдат. Широкое ночное наступление оказалось для них полностью внезапным. Их командование считало, что для наступления у нас уже нет сил. Накануне многие офицеры на ночь уехали в город, солдаты легли спать, не ожидая ничего, кроме действия штурмовых групп.

К середине ночи определилась обстановка. Повсеместно второй оборонительный обвод был прорван. В прорыв были введены танковый корпус Е. Г. Пушкина, а вслед за ним и мехкорпус И. Н. Руссиянова.

Рассвет застал советские войска у черты города. Местами наши танки и пехота ворвались на городские улицы и вели там бой.

Подтянув артиллерию и боеприпасы, сменив наблюдательные пункты, войска фронта после короткой передышки в 8.00 одновременным ударом со всех сторон начали завершать штурм города.

Противник из последних сил пытался оказывать сопротивление. Заговорила его тяжелая артиллерия с правого берега, в небе появилась авиация противника. Они прикрывали переправы для отхода своих войск.

Темп, приобретенный в ночном наступлении, не снижался.

Местами завязались ожесточенные рукопашные схватки. Гвардейцы повсюду теснили врага, деморализованного ночным разгромом. Бросая артиллерию и тяжелую технику, противник отходил к переправам. Но там, на переправах, господствовала в воздухе наша авиация. Немногим довелось уйти с Запорожского плацдарма. Тяжелые кровопролитные бои за город Запорожье подходили к концу. 14 октября к 13.00 советские войска полностью овладели городом. За сутки до срока, установленного Ставкой Верховного Главнокомандования для ликвидации Запорожского плацдарма.

В ходе ночных боев 13 и 14 октября только силами 8-й гвардейской армии было убито более 3 тысяч солдат и офицеров противника, уничтожено 26 тяжелых орудий, 59 пулеметов, 22 миномета, 32 танка, 120 автомашин и транспортеров…

А вечером 14 октября мы по радио слушали Москву. За столом сидели члены Военного совета фронта и Военного совета 8-й гвардейской армии. Передавался приказ Верховного Главнокомандующего. Раздавались телефонные звонки, звонили из Москвы, поздравляли нас с победой…

Разгромив крупную группировку войск противника на Запорожском плацдарме, освободив город Запорожье, войска Юго-Западного фронта очистили от оккупантов в своей полосе Левобережную Украину, возвратили нашей промышленности «донецкую кочегарку», металлургическую базу Левобережной Украины, освободили население многих сел и городов.

Гитлеровское командование еще хозяйничало в Крыму, оно еще держалось за Мелитополь, но над его войсками неотвратимо нависла угроза новых сокрушительных ударов.

Перед войсками Юго-Западного фронта встала задача форсировать Днепр и начать изгнание врага с Правобережной Украины.

Однако, прежде чем приступить к рассказу о дальнейших сражениях, в которых пришлось участвовать 8-й гвардейской армии, я хотел бы остановиться на некоторых вопросах тактического и оперативного характера, которые возникли в ходе борьбы за Запорожский плацдарм.

5

Великая Отечественная война развертывалась на огромных оперативных просторах. Никогда ранее армии не имели такой мобильности. При армии моторов, при войне моторов со всей важностью встал вопрос о преодолении водных рубежей.

Давайте на одну минуту взглянем на карту. Сколько больших и малых рек, именуемых в военной практике водными рубежами, пришлось преодолеть гитлеровским войскам, когда они владели стратегической инициативой и рвались в глубь нашей страны. Я назову лишь главные из них: Прут, Южный Буг, Березина, Десна, Днепр, Западная Двина, Днестр, Дон…

Переправа через такие водные преграды требует особых технических средств, особых армейских служб, особых и немалочисленных воинских частей.

Ряд обстоятельств, благоприятно сложившихся для немецко-фашистских войск в начале войны, позволил организовать форсирование крупных рек с ходу. В 1941 году в большинстве случаев это форсирование происходило на наиболее ослабленных участках нашей обороны при подавляющем превосходстве противника в танках и авиации. Используя превосходящую маневренность своих войск, противник находил слабо обороняемые участки на водных рубежах и именно на этих участках осуществлял переправы. При этом его войскам не часто приходилось создавать и долго удерживать плацдармы для переправы войск и техники, ибо, переправившись, ударные танковые и моторизованные части переходили в наступление, глубоко вклинивались в боевые порядки наших немногочисленных войск и вынуждали их к отступлению.

Когда ход военных действий изменился, когда после Сталинградской и Курской битв свершился перелом в ходе войны и в наступление перешли советские войска, перед нами встала проблема преодоления, форсирования крупнейших водных рубежей.

Во многом пришлось перестраивать и всю армейскую структуру, насыщать армии инженерными средствами, создавать крупные саперные и понтонные части. Встали перед нами и вопросы чисто оперативного и тактического характера.

Отступая, немецко-фашистские войска цеплялись за каждый клочок нашей земли, их командование прекрасно понимало, что не может совершить планомерного отхода, сохранив при этом армию. Нынешние западногерманские военные историки и бывшие гитлеровские генералы проигрыш войны всячески стараются переложить на Гитлера, выискивая его стратегические ошибки, не желая признать, что корень ошибки заключался вообще в нападении на Советский Союз, а не в тех или иных удачных или неудачных военных операциях или приказах.

Но поскольку, фашистские орды вторглись на советскую землю, с огнем и мечом прошли по этой земле до Сталинграда, то уйти с нее было не так-то просто. Перед Гитлером маячил пример Наполеона, который, по существу, без единого серьезного сражения при отступлении, лишь параллельно преследуемый русской армией, растерял всю свою армию. Все это побуждало Гитлера сопротивляться желанию некоторых генералов «выпрямить фронт». «Выпрямляя фронт» отступлением, он, естественно, терял и технику, и живую силу. Поставив на карту все, Гитлер и его генералы пытались по водным рубежам создать такого рода укрепленные линии, на которых наши войска можно было бы остановить надолго. Фактор времени приобретал для Гитлера фатальное значение. Выиграть время! Во что бы то ни стало оттянуть поражение!

Форсирование крупных рек превратилось для нас в решение сложнейших тактических и оперативных проблем. Для того чтобы форсировать реку, противоположный берег которой заранее укреплен, для того чтобы перекинуть через реку крупные армейские соединения, технику, артиллерию, танки, вооружение, боеприпасы, продовольствие — словом, сотни тысяч тонн грузов, необходимо было создавать на берегу, занятом противником, плацдармы для устройства переправ.

Такие плацдармы, в свою очередь, требовали особой обороны от контрударов и контратак противника. Они требовали крайне плотного насыщения огневыми средствами, размещения на них многих соединений и частей для последующего развития наступательных операций.

Для примера возьмем два плацдарма на реке Висле, захваченные нами в августе 1944 года, — Магнушевский и Пулавский. Каждый из этих плацдармов занимал площадь около 150–200 квадратных километров. В январе 1945 года на Магнушевском плацдарме развернулось пять армий со многими частями усиления. На Пулавском плацдарме развернулись в то же время две армии, также со средствами усиления для наступления. То же самое было и на Сандомирском плацдарме, захваченном войсками 1-го Украинского фронта. В результате ударов с этих плацдармов войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов за 20 суток разгромили крупные соединения гитлеровских войск, освободили Варшаву, Лодзь, Познань, Силезию, сотни других городов и вышли на реку Одер; форсировали ее и захватили на левом ее берегу плацдармы для наступления на Берлин. Плацдармы на реке Висле удерживались нами с августа до января, а на реке Одер — с первых чисел февраля до середины апреля.

Значение плацдармов для наступающей стороны бесспорно. Нам пришлось при освобождении советской земли преодолеть многие водные рубежи, форсировать европейские реки с берегами, превращенными в сплошные линии укреплений. Без создания таких плацдармов вести наступление в тот период Великой Отечественной войны при том уровне техники было невозможно.

Но при этом встает вопрос: а имело ли смысл армии вторжения, каковой была гитлеровская армия, при отступлении с чужой земли удерживать плацдармы на оставленном в процессе отступления берегу? Конкретнее, нужен ли был гитлеровскому командованию осенью 1943 года Запорожский плацдарм? Нужен ли был ему плацдарм после убедительного поражения в Курской битве, после того как его войска под ударами Красной Армии откатились за Днепр и почти целиком очистили Левобережную Украину?

Не было ли попытки со стороны гитлеровского командования рассматривать такого рода плацдармы как миниатюрное повторение сталинградской ситуации? Возможно.

Но одно дело — удерживать плацдарм на своей земле. В своем доме и стены помогают. Мы держали Сталинград до последнего, но он был наш и на нашей земле. На чужой земле удержание плацдарма в момент утраты стратегической инициативы изменить ничего не могло.

Частный вопрос: мог ли Запорожский плацдарм помочь гитлеровцам предотвратить форсирование Днепра советскими войсками? Конечно, нет.

Ни само по себе наличие Запорожского плацдарма, ни сражение на нем не могли повлиять на форсирование Днепра советскими войсками. Сражение за плацдарм велось вплоть до середины октября, а Днепр, как известно, был форсирован войсками Центрального и Воронежского фронтов еще 22–30 сентября, 25–30 сентября форсировали Днепр и войска Степного фронта. 29 сентября войсками Степного фронта был освобожден Кременчуг, а вместе с этим был ликвидирован и Кременчугский плацдарм немцев.

Стало быть, и с чисто оперативно-тактической точки зрения оборона Запорожского плацдарма не оправдала себя. Его оборона стоила германской армии 25 тысяч убитых и раненых солдат и офицеров. На плацдарме было сковано более шести дивизий, половина из них — дивизии 40-го танкового корпуса, который был так нужен Манштейну для контратак по войскам Степного фронта, форсировавшим Днепр!

Так в чем же дело? Почему Манштейн не настоял на том, чтобы оставить Запорожский плацдарм без боя? Нежелание спорить с Гитлером? Нет. Как ни стараются сегодня битые гитлеровские вояки отмежеваться от бесноватого фюрера — своего идейного вождя и вдохновителя, они не смогут скрыть той истины, что их стратегия была стратегией авантюристов, имеющей мало общего с настоящей военной наукой, что тактика их была также авантюристичной, что победы, ими одержанные, были временным явлением, а поражение — закономерностью политического характера, стратегического, а, если хотите, то и тактического.

Каково же возможное будущее плацдармов? Имеются различные мнения по этому вопросу. Полагаю, что плацдармы отжили свой век. Плацдарм — это прежде всего сосредоточение войск, искусственно лишенных подвижности. Для обороняющейся стороны в условиях возможного применения атомного оружия, хотя бы и тактического назначения, они просто противопоказаны.

Для наступающей стороны они также утратили свой смысл. Современные средства переправы через водные рубежи сняли проблему плацдармов. Плавающие танки и бронетранспортеры, танки со средствами подводного продвижения облегчили и упростили форсирование крупных водных рубежей. Главным препятствием для наступающих войск остается лишь система огня противника перед зеркалом воды. При всех условиях перед форсированием водного рубежа система огня противника должна быть подавлена. Подвижные войска, подавив систему огня, сохраняя внезапность, теперь способны форсировать водные рубежи с ходу.

В прошлую войну захват плацдарма совмещался с паузой для накопления сил для наступления. В ракетно-ядерной войне пауза может быть только перед подавлением огневых средств противника на противоположном берегу, захват плацдарма — это уже, по существу, стремительное развитие наступления, первый его этап.