В боях за Украину

1

Стояла поздняя, но мягкая осенняя пора. Нес свои воды еще не скованный льдом Днепр. Враг оттеснен, но не разгромлен, впереди битва за Правобережную Украину.

Сегодня Запорожье — завтра Никополь и Кривой Рог. Так вырисовывается задача перед Юго-Западным фронтом, а стало быть, в своей полосе — и для 8-и гвардейской армии. Гитлер цепляется за последнюю возможность оставить в своем распоряжении украинскую руду и украинский марганец. И то и другое ему крайне необходимо для бесперебойной работы военной промышленности.

Битва за руду и марганец — одна из труднейших операций, проходившая в неимоверно тяжелых условиях. Операция крайне сложная по погодным и дорожным условиям, по перегруппировкам войск и множеству мелких, частного характера операций, входящих в общую операцию Никопольско-Криворожскую. Вместе с тем в военной истории эта операция наименее изучена.

В истории 8-й гвардейской армии бои на правом берегу Днепра в районе Днепропетровска, Кривого Рога, Апостолова, Никополя занимают немалое место. Это были тяжелые наступательные бои.

Нужно прежде всего отметить тот факт, что с самого начала борьбы за освобождение Правобережной Украины советские войска в целом лишь незначительно превосходили противника в живой силе, в артиллерии и авиации, в то же время по танкам и самоходно-артиллерийским установкам преимущество в полосе действий Юго-Западного фронта было на стороне вражеских войск.

Сражение на Правобережье приходилось на зиму сорок третьего — сорок четвертого года, на период крайне неблагоприятный в климатическом отношении.

Все это предисловие мне понадобилось для того, чтоб объяснить, почему с огромным трудом давался нам успех в наступлении в излучине Днепра. Мы здесь одержали победу, совершив трудный переход на пути к окончательному разгрому врага.

2

После освобождения Запорожья в составе Юго-Западного фронта произошли некоторые организационные изменения. Из состава нашего фронта по указанию Ставки Верховного Главнокомандования были переданы Южному фронту 3-я гвардейская армия генерала Д. Д. Лелюшенко и 12-я армия генерала А. И. Данилова. Вместо этих армий в состав Юго-Западного фронта вливалась 46-я армия генерала В. В. Глаголева, которая к тому времени в рядах Степного фронта уже форсировала Днепр северо-западнее Днепропетровска.

По настоянию командующего фронтом Р. Я. Малиновского и представителя Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевского 15 октября я выехал в Москву на лечение в госпиталь. Во временное командование 8-й гвардейской армией вступил генерал-полковник И. И. Масленников. Я вернулся из госпиталя сразу же после ноябрьских праздников, и 12 ноября вновь вступил в командование армией.

Соединения 8-й гвардейской армии к этому времени занимали фронт по линии: Боголюбовка — Котляровка — Машиновый — Александровка 1-я — Могила Дедова — Широкое — Многотрудный — Ивангород — пункт Привольное — Аполлоновка — Новоалександровка.

Можно было сразу же убедиться, что 8-я гвардейская прочно обосновалась на правом берегу Днепра, больше того, она нависает угрожающей силой над войсками противника в днепровской излучине.

Это расположение армии было приобретено в упорных боях в конце октября, которые шли почти непрерывно до 5 ноября.

29 октября, как я узнал по прибытии в штаб армии, определилось направление главного удара на Апостолово. Легко догадаться, чем грозило противнику это вновь открывшееся направление наступательных действий. 8-я гвардейская и 46-я армии в случае успеха заходили во фланг и тыл всей никопольской группировке немцев, резали ее тылы, открывали путь на Николаев и Одессу. Замысел правильный, но, как уже говорилось выше, он должен был осуществляться более крупными силами. Если бы это направление было избрано для удара несколько ранее, операция имела бы, несомненно, лучший результат, но этому не суждено было сбыться.

Начиналась распутица. Армии не хватало танков. Артиллерия хронически испытывала нужду в боеприпасах, которые было очень трудно подвезти из-за Днепра. После довольно успешных боев за расширение плацдармов наступательные действия армии почти сошли на нет. Противник применил здесь, пользуясь множеством опорных пунктов, тактику подвижной обороны. Эти опорные пункты были одновременно и складами боеприпасов. Так что гитлеровские войска неудобств от распутицы в той же степени, что и мы, не несли.

Мелкими контратакующими частями противник как бы обволакивал наши прорывы. Наша артиллерия из-за недостатка снарядов не могла подавить огневые точки противника даже в первых позициях его обороны.

12 ноября я встретился с Р. Я. Малиновским и А. М. Василевским, чтобы узнать, какие задачи они ставят перед армией.

Александр Михайлович Василевский, конечно, прежде всего заговорил об общей задаче для всего фронта, даже для нескольких фронтов — как можно скорее овладеть Никополем, лишить немецкую промышленность дарового марганца, без которого будет значительно затруднено производство самолетов в Германии. Слова «Никополь» и «марганец» зазвучали в те дни, как перед этим звучало слово «Донбасс». Василевский в своих установках ссылался на И. В. Сталина. Сталин, дескать, сейчас все свое внимание сосредоточил на Никопольском плацдарме.

Какие же задачи поставил перед нашей армией представитель Ставки?

— На Апостолово! — говорил он мне. — Сейчас о действиях 8-й будут судить по движению на Апостолово… 5—10 километров в день, но все же вперед, все же продвижение!

Всякое движение во время войны имеет свои законы. Кто знал до войны, что есть такой городок на Украине — Апостолово? Ничем-то он особо не примечателен — узел железных дорог в центре рудного бассейна. Апостолово по законам войны, которые диктуют интерес к городам не только по их значительности, но и по географическому расположению, приобрело первостепенное значение. Вгрызаться с фронта в оборону Никопольского плацдарма было невозможно. Там были воздвигнуты оборонительные укрепления высшей категории. Лобовым наступлением мы не достигли бы успеха. Выходом на Апостолово мы ставили противника в катастрофическое положение. Никопольский гарнизон, войска на плацдарме лишались коммуникаций, попадали в окружение.

Итак, на Апостолово.

Опять, как на Северном Донце, выбивать противника из каждого опорного пункта, перемалывать его живую силу и наступать. По закону взаимодействия армий и фронтов наша активность должна была внести свой вклад в общую победу.

У каждого в этих наступательных операциях были свои трудности. Для 8-й гвардейской армии главные трудности состояли в том, что на первых порах наступление должно было вестись без каких-либо средств усиления, 23-й танковый корпус ожидал пополнения танков и другой техники. Стрелковые части не имели в своем составе танков и не могли быть усилены за счет танковых частей. Продвигаться нужно было по местности, укрепленной противником, по раскисшей и размокшей почве. Дорога на Апостолово была для него глубоким тылом, когда наши войска стояли на левом берегу Днепра; с того же момента, как мы переправились на правый берег, враг развернул свой фронт на север и северо-восток, построил и продолжал укреплять и без того сильные оборонительные рубежи на речушках, которые превращались в труднопроходимые водные преграды. 14 ноября я как командующий армией утвердил план операции, предусматривающий движение войск вдоль железной дороги Днепропетровск — Николаевка — Апостолово, с обходными маневрами вокруг сильных опорных пунктов противника на железнодорожных станциях. На первом этапе операции планировался прорыв фронта по линии, которая проходила через Екатериновку, Владимировку, Томаковку, поселок и станцию Незабудино, Натальевку, Павловку, Пропашное. Овладев этими населенными пунктами, и контролируя железную дорогу, армия могла взять направление на Николаевку. Овладев Николаевкой и станцией Лошкаревка, мы открывали ворота на Апостолово.

Стало быть, ближайшей задачей был удар на Николаевку. Здесь — обеспечить стык и взаимодействие с 46-й армией, которая наступала правее 8-й гвардейской. Задача не из легких. При планировании всей операции, конечно, учитывалось, что противник может оказать упорное сопротивление и со сроками получится не все гладко. В приказе указывались крайне сжатые сроки. Страна нуждалась в криворожской руде и никопольском марганце.

Задача эта была, конечно, очень трудной, однако ее выполнение было вполне реальным. Со дня на день можно было ожидать, что германское верховное командование примет решение об отводе 6-й и 1-й танковой армий с Никопольского плацдарма, избегая риска получить второй Сталинград.

Наступление советских войск могло попасть в ритм этого отхода, дезорганизовать спланированный отвод войск, внести сумятицу в стан противника. Это и побуждало нас выдвигать задачи перед армиями с некоторым завышением. Службы тыла тоже должны были иметь соответствующую ориентировку.

Первые дни наступления дались очень трудно. Гитлеровцы бросали в контратаку танки, а наша пехота имела для борьбы с ними лишь противотанковые ружья и полевую артиллерию на конной тяге.

Вспоминается мне бой за поселок Незабудино. Я наблюдал за нашей атакой с наблюдательного пункта, оборудованного на высоте с отметкой 192,7 в километре от станции. В атаку шли части 47-й гвардейской дивизии. После короткой, но эффективной артподготовки, скорее даже артналета, стрелковые части поднялись в атаку и выбили противника из поселка. А должен заметить, что наступление велось по пашне. Тот, кто знает, во что превращается чернозем после обильных осенних дождей, тот поймет, что такое пашня для перебежек в атаке. На сапоги налипали пудовые комья земли.

Овладев северной окраиной поселка, гвардейцы начали продвигаться к южной окраине. В это время с южной окраины вышли четыре самоходки противника. Что можно было с ними сделать, чем остановить их? Они не подходили на близкую дистанцию. А противотанковое ружье с большой дистанции брони не пробьет. Самоходки спокойно вели прицельный огонь. Наступление захлебнулось, пехота вынуждена была остановиться. Будь в наших боевых порядках три-четыре танка или самоходные пушки, атака получила бы иное завершение.

Некоторый перелом наметился к 20 ноября.

К этому времени войска 8-й гвардейской армии овладели Владимировкой, Томаковкой, Черниговкой, Авдотьевкой, Натальевкой, Незабудиным, Екатериновкой. Это за шесть дней наступления составило лишь 10 километров продвижения в глубину разветвленной обороны противника. Но эти населенные пункты были удобны как исходные рубежи для дальнейшего наступления.

К нам подходили танки. Подошел 23-й танковый корпус, хотя и слабого состава. Прибыла и отдельная танковая бригада, и несколько пополнились танковые полки. Это уже было кое-что! Но именно «кое-что»!

23-й танковый корпус. Командир корпуса Герой Советского Союза генерал-лейтенант Е. Г. Пушкин. Заслуженный боевой генерал, отважный человек. С корпусом мы прошли бок о бок с Северного Донца к Запорожью. Он активно участвовал в боях за Запорожье в ножном наступлении. Из него выковывалась грозная сила. Но сюда, к нам, для наступления на Апостолово, он пришел с сильно поредевшими рядами. В корпусе имелось всего лишь 17 танков и 8 самоходных орудий.

11-я танковая бригада имела в то время 14 средних и 3 легких танка, 141-й танковый полк имел 8 средних и 4 легких, 10-й танковый полк — один танк и 6 самоходных орудий, 991-й самоходно-артиллерийский полк имел 12 самоходных 76-миллиметровых орудий.

Всего на восьмидесятикилометровом фронте мы имели 40 средних танков и 33 самоходных орудия. Менее чем по одной бронеединице на километр фронта.

В 8-й гвардейской армии поредели роты, требовалась передышка, но логика военных действий требовала свое, вернее, брала это «свое». Надо было наступать. Чувствовалось, что и та малая поддержка в танках и самоходных орудиях, которую мы получили, окажется тем последним толчком, который заставит противника отступить или хотя бы попятиться.

На подготовку нового наступления ушло несколько дней. Пока танкисты, преодолевая грязь, сосредоточились на исходных рубежах, пока они завезли боеприпасы по полному бездорожью, доставили горючее, прошло время. Сначала наступление намечалось на 22 ноября. Пришлось его отсрочить еще на три дня — не управился транспорт.

Наступающим войскам наша авиация помочь не могла. Из-за дождей полевые аэродромы выходили из строя. Взлетные дорожки требовали особого ухода. Их не всегда можно было подготовить для взлета бомбардировщиков. По утрам стелились густые туманы. Дождь и туман закрывали для авиации цели. И все-таки летчики находили возможность помочь нам.

Дожди, туманы… Редко выглянет солнце. Но лишь только открылось небо — вот они летят, наши соколы!

26 ноября мы возобновили наступление. После 20-минутной артиллерийской подготовки наши части овладели Екатериновкой, Кошкаровкой и к исходу дня завязали бои в Петриковке, Пропашном.

23-й танковый корпус в бой введен не был. Решено было не торопить Е. Г. Пушкина. Дали ему еще один день на подготовку. Кроме того, обозначившийся успех надо было расширить ночными действиями.

27 ноября наступление началось в 8.00 при поддержке танкового корпуса. Сразу же сказалось участие в бою танков. Наши войска продвинулись на 10–12 километров и овладели Первомаевкой, Растаньем, Петриковкой, Александрополем, Пропашным, Гегеловкой, Котляровским.

Казалось бы, не такое уж эффективное продвижение. Однако вспомним, с чего мы начинали, как ставились задачи наступления на 14 ноября. Линия, намеченная для первого этапа наступления, проходившая через Екатериновку, Владимировку, Томаковку, Незабудино, Натальевку, Пропашное, Павловку, осталась далеко позади. Общее продвижение местами составило уже до 30 километров. Однако только километрами итоги наступательных операций в грязь и распутицу измерять и оценивать было бы неправильным. Создавалась ситуаций неблагоприятная для частей противника, оседлавших шоссейные дороги Днепропетровск — Запорожье, Днепропетровск — Никополь. Мы выходили в тыл этим частям. Перед фронтом левофлангового 29-го гвардейского корпуса противник начал отходить, уплотняя свою оборону вокруг Никополя.

Таким образом, одним флангом армия вплотную придвинулась к Николаевке и стучалась в ворота, ведущие в Апостолово, другим флангом зависла над марганцевыми рудниками, ради которых Гитлер и держал здесь 6-ю полевую и 1-ю танковую армии. До марганцевых рудников оставалось около 30 километров.

Попытки развить наступление 29 и 30 ноября ни к чему не привели. Нужно было вновь собираться с силами. Противник уплотнил оборону, мы стояли на рубеже, с которого начиналось сопротивление всех основных сил, собранных Гитлером для защиты Никополя и Марганца.

Все говорило о том, что еще не свершился тот цикл событий, который вынудил бы врага оставить Никополь. Командование фронтом потребовало незамедлительного наступления. Еще один рывок. В армию был возвращен из резерва 33-й стрелковый корпус. Мы его ввели между 28-м и 4-м гвардейскими корпусами. Но и в 33-м корпусе не было танков. А штыком глубокоэшелонированную оборону не пробьешь!

5 декабря началась артиллерийская подготовка. Мы могли израсходовать лишь треть боевого комплекта. В снарядах нам никто не отказывал. Но как их было доставить к артиллерийским позициям, когда машины вязли в земле по ступицы? Не могли стронуться с места и машины, снабженные тремя ведущими мостами.

Артподготовка длилась целый час, но прошла вяло. Это же количество снарядов можно было бы выпустить и за 20 минут. Пехота двинулась в атаку и, конечно, тут же была вынуждена залечь.

Командующий фронтом дал указание закрепиться на достигнутых рубежах, провести боевую подготовку, влить в части полученное пополнение и возобновить атаки 10 декабря.

Новые попытки тоже мало что дали. Правда, мы овладели крупными населенными пунктами, расположенными на направлении к марганцевым рудникам: Токмаковом, Чумаками и Лебединским. Дальше никак.

В эти дни произошла большая беда с начальником разведки армии полковником М. З. Германом.

Всем нам вдруг пришлось задуматься о доверии к человеку, о его мужестве и стойкости в условиях, несколько отличных от открытого боя.

Михаил Захарович Герман прошел боевой путь в армии, по существу, со дня ее создания. Это был способный разведчик, умевший не только анализировать собранную информацию, но и организовать ее, выбрать направление для работы разведчиков. И мужественный человек…

Полковник Герман и его порученец капитан Червоиваненко возвращались после поездки по войскам. Возвращались в свой штаб, который тогда размещался в поселке Незабудино. Кто лучше Германа знал расстановку сил на фронте, расположение частей, линию обороны противника? Но одно дело карта и линии, нанесенные на карте, совсем другое дело — ориентировка на местности. Украинская степь. На дорогах почти никаких ориентиров. Только прирожденный степняк способен разобраться в хитросплетениях полевых дорог.

Погода в тот день выдалась морозной, что совершенно изменило начертания дорог. Все смерзлось. Колеи стояли высокими мерзлыми отвалами. Приходилось объезжать дороги полем. Не мудрено заблудиться, допустить просчет во времени. И заблудились. Полагая, что едут к выброшенному к передовой позиции наблюдательному пункту, Герман и Червоиваненко проехали через позиции наших войск. До окопов противника оставалось не более 25 метров, когда навстречу выскочили вражеские автоматчики. Они, вероятно, удивились не меньше, чем наши разведчики.

— Назад! Противник! — крикнули почти одновременно полковник и капитан.

Водитель Николай Кучин, не останавливаясь, круто развернул машину, дал полный газ и повел машину зигзагами в сторону наших позиций. Тут же гитлеровцы открыли ураганный огонь. Пули прошивали кузов машины насквозь. Метров на 200–300 машина все же отъехала от вражеских траншей. Но вот ход ее замедлился, и она остановилась. Кучин начал сползать с сиденья, успел сказать:

— Товарищ полковник, сообщите жене…

И затих.

Полковник и капитан выскочили из машины. Легли рядом, чтобы как-то укрыться от прицельного огня.

Степь ровная, как полированный стол. Сначала был ранен полковник. Он сразу получил пять ранений. Три пули вошли в ногу выше колена, одна пуля — в грудь, в область сердца, одна пуля по касательной задела голову. С помощью капитана он попытался подняться, но правая нога не держала.

— Ползем! — приказал полковник.

Но в это время в него попала еще одна пуля и перебила правую руку. Полковник терял сознание. Он успел приказать капитану взять документы и ползти к нашим. Капитан обязан был выполнить этот приказ: документы начальника разведки армии были огромной ценностью. Надо было сделать все, чтобы они не попали в руки врага. Полковник приказал уходить, а потом прислать за ним людей. Вынести его из-под обстрела не было ни сил, ни возможности. Надо спасать документы. Там, у наших, можно было еще что-то придумать. Открыть прикрывающий огонь, подавить артиллерией огневые точки врага…

Так полковник Герман попал в плен.

Это происшествие вызвало большую тревогу даже в Ставке Верховного Главнокомандования.

На другой же день мне позвонил генерал Р. Я. Малиновский. Он сообщил, что товарищ Сталин лично объявил ему и мне за этот случай по выговору…

— Давай скорее своими действиями снимать выговора! — добавил Малиновский. И тут же посоветовал мне переменить расположение штаба армии, сменить расположение штабов корпусов, дивизий и подумать о смене позиций для артиллерийских батарей.

Командующий фронтом прямо дал мне понять, что «наверху» опасаются, как бы полковник Герман не разговорился на допросах.

Я знал человека и верил ему. Но в таком деле, как война, когда лежит на тебе ответственность за многие жизни и судьбы, на свое доверие я полагаться не мог, не имел права. Безусловно, если бы гитлеровцам удалось заставить говорить полковника, это могло привести ко многим бедам.

Штаб мы перевели в другое место. Передислоцировались и штабы корпусов. Хорошо, что еще не тронули артиллерию.

Минула ночь, наступил рассвет. Авиация противника действовала обычным порядком, ничто не показывало, что разведка снабдила летчиков какими-то особыми сведениями, какими мог располагать полковник Герман. Так же, как и прежде, вела себя вражеская артиллерия.

Наша воздушная разведка не обнаружила никаких признаков передислокации войск противника. Стало быть, полковник Герман или молчал, или был убит.

Мы вернули штаб армии обратно в Незабудино…

Полковника Германа я встретил в 1945 году в Берлине. Он был освобожден из плена бойцами своей родной 62-й — 8-й гвардейской армии. Он многое пережил. Мне с большим трудом удалось заставить его разговориться по душам о немецком плене, о том, что ему пришлось перенести.

…Первый допрос ему учинили тут же, в первой линии траншей, в блиндаже. Он был в полубессознательном состоянии, но все же, взяв себя в руки, и оценив обстановку, выбрал для себя единственно правильный вариант поведения. Он помнил, что документов при нем нет, что Червоиваненко спасся, поэтому он назвался вымышленным именем, указав, что выполнял должность финансового инспектора армии.

Ему грозили пытки, может быть, смерть. Надо было что-то немедленно придумывать. Герман дал понять тем, кто его допрашивал, что знает только общие данные, касающиеся армии. Он показал, что левый фланг нашей армии самый сильный. На самом же деле в те дни у нас самое беспокойство вызывал именно левый фланг, как самый слабый.

И здесь, в эту страшную для него минуту, разведчик оставался разведчиком.

Затем полковника доставили на допрос к следователю. Допрос велся профессионально, со знанием дела.

Опасаясь запутаться в противоречиях, М. З. Герман вообще не отвечал ни на один вопрос. Ему было нетрудно притвориться человеком, полностью потерявшим сознание. Потом его отправили в эвакопункт в Каменку.

Я рассказал Михаилу Захаровичу о судьбе его порученца. Капитан Червоиваненко спас документы. Он их доставил на наши позиции, хотя и был смертельно ранен. Через несколько дней он скончался. Посмертно был награжден орденом Ленина.

Наступил Новый год. Год 1944-й…

Минул еще один год войны. Трудный, тяжелый, но не безликий. Наступление по всему фронту.

Прошло лишь полгода с того рассвета, когда последовал приказ нашим артиллеристам: «Огонь!» И изготовившийся для прыжка гитлеровский зверь был встречен огнем и сталью. То было начало Курской битвы.

Бокалы, стаканы, солдатские алюминиевые кружки в честь старого и в ознаменование Нового, 1944-го года, мы подняли на правом берегу Днепра. Мы знали, что перелом свершился. Враг еще был силен, но стратегическая инициатива прочно перешла в руки советского командования, Красной Армии.

Противник еще раз отодвинулся на новые рубежи, еще раз уплотнив свою оборону. Линия фронта еще больше нависла над Марганцем. Она теперь проходила по Хортица — Новое Запорожье и далее по прежней линии. К нам на правый берег переправилась наша 6-я армия, которая с 14 октября, со дня взятия Запорожья, стояла на левом берегу. Это дало возможность 8-й гвардейской армии несколько сократить фронт наступления и вступить в более тесное взаимодействие с частями 46-й армии.

Появилась возможность маневрировать частями 8-й гвардейской армии. С разрешения фронта мы вывели из боя 4-й гвардейский корпус и передислоцировали его на правый фланг армии для совместного с 46-й армией удара западней реки Базавлук в общем направлении на Апостолово. Корпус развертывался на рубеже Назаровка — северная окраина Петровки, фронтом на юг.

Это решение было утверждено командующим фронтом после того, как он сам убедился, что прорыв обороны и отход противника вдоль шоссе Днепропетровск — Никополь приостановились, что лобовыми атаками на этом направлении мы ничего не сделаем. Перевод 4-го корпуса на правый фланг я мотивировал тем, что надо усилить удары через Николаевку на Апостолово. Это позволило бы нам поставить под угрозу полного окружения всю никопольскую группировку противника, и не только тем, что мы выходили ему во фланг и в глубокий тыл, но и тем, что, овладев Апостоловом, мы перерезали бы железную дорогу, проходившую вдоль берега Днепра и связывающую рудники с Кривым Рогом и с Николаевом. После этого смысл удержания рудников для гитлеровского командования пропадал.

Разговор с командующим фронтом происходил на развилке дорог в двух километрах юго-восточнее поселка Чумаки. Р. Я. Малиновский был скор на решения, когда они предлагались с достаточным обоснованием. Тут же он дал указания генералу В. В. Глаголеву, командующему 46-й армией, и генералу И. Т. Шлемину, командующему 6-й армией. В. В. Глаголеву было указано, чтобы он готовился к удару смежными флангами с 8-й гвардейской армией на Апостолово, И. Т. Шлемину — подготовить удар через Сергеевку на Никополь.

Спрашивается, почему же 8-я гвардейская армия, тесня в жестоких боях противника, выбивая его огнем и железом из каждого населенного пункта, за сутки иной раз продвигаясь не более двух-трех километров, не воспользовалась его отходом для того, чтобы развернуть наступление и на его плечах ворваться на новые позиции, а может быть, даже овладеть Никополем. Я уже выше говорил, что нам в пору было поспевать со своей артиллерией за отходящим по непролазной грязи противником. Но суть даже не в этом. События могли развиваться в другое время года, при более благоприятных климатических условиях. Отход это одна из сложнейших тактических операций, а преследование отходящего противника должно сообразовываться со многими обстоятельствами. Когда отход в динамике боя вынужденный и его моменты регламентирует наступающий, то преследование может осуществляться широким фронтом без потери в темпе, без остановок. Эти же законы непрекращающегося, безостановочного преследования действуют и в случае глубокого прорыва обороны при выходе подвижных войск в глубокие тылы противника. Еще более благоприятные условия для преследования отступающего создаются, если удается выйти ему во фланг, как это сделал Кутузов, изгоняя наполеоновские войска из России.

Словом, если войска отступают под ударами наступающего, то здесь преследование должно вестись с напряжением всех сил.

Но когда войска противника отходят организованно, в порядке, то требуется крайняя осторожность, иначе можно натолкнуться на заранее подготовленную оборону, на заранее спланированную контратаку, которые могут поставить наступающие войска в тяжелое положение.

В ноябре — декабре 1943 года 3-й Украинский фронт достигал своими ударами по противнику чаще всего, так сказать, тактических вмятин, прорвать в глубину его оборону не удалось. Иногда эти тактические вмятины доходили до 5—10 километров, но германское командование всегда успевало подтягивать на угрожаемые участки свои резервы, и наше наступление, не поддержанное подвижными войсками, захлебывалось. Пехота, двигаясь по полному бездорожью, волоча на сапогах комья грязи, выдыхалась, атака гасла, вся динамика боя замирала.

Как правило, до тех пор, пока наша пехота при поддержке артиллерии или танков имела силы двигаться вперед, враг отступал или отводил войска. Иногда он останавливался и на заранее подготовленных позициях, которые мы с ходу преодолеть не могли.

Январь не принес нам облегчения. Короткие заморозки сменялись длительными оттепелями, снег переходил в дождь, дождь — в мокрый снег, с холмов побежали ручьи, в балках бушевала вода, по-весеннему разлились бесчисленные степные речки, на оперативно-тактической карте иные даже и не отмечались, но они все вдруг ожили и превратились в водные рубежи. Разбушевавшаяся стихия давала нам бой, а впереди нас ждал хитрый и сильный противник.

6 января мы закончили рекогносцировку переднего края вражеской обороны в районе действий 4-го гвардейского стрелкового корпуса. Наметили исходные рубежи для атаки, установили наблюдательные пункты, выявили исходные рубежи для танков. Корпус должен был во взаимодействии с частями 28-го гвардейского стрелкового корпуса и частями 46-й армии отрезать противнику пути отхода из района Никополя.

Мокрый снег, грязь на дорогах, черноземные топи на пашнях очень затрудняли передвижение войск. Однако, несмотря на эти трудности, войска вышли на исходные рубежи к 9 января.

И вот наступило утро 10 января. Командование армии собралось на наблюдательном пункте, откуда можно было видеть атаку наших частей.

Наступление началось тридцатиминутной артиллерийской подготовкой. Николай Митрофанович Пожарский в артподготовке на этот раз ставил ограниченные цели: огонь велся прицельно по мощным укрытиям противника, по артиллерийским позициям, по огневым точкам.

В 9 часов 35 минут поднялась пехота, на траншеи противника обрушился огневой вал, положив первый рубеж огня. Пехота стремительным броском достигла первых траншей. Огневой вал был перенесен на второй рубеж. Пехота ворвалась в первые траншеи противника. Короткая огневая и рукопашная схватка, и наша пехота, прикрытая вторым рубежом огневого вала, устремилась ко второй линии траншей. В том же стремительном темпе были захвачены и вторые траншеи.

На одном из рубежей была захвачена в плен целиком рота противника. Ни один ее солдат практически не смог оказать сопротивления. Плотно накрытая огневым валом, рота укрылась в блиндажах, откуда так и не вышла, пока наша пехота не захватила траншеи.

В результате короткого удара почти без потерь мы вышли на дорогу Софиевка — Николаевка.

Противник предпринял ряд ожесточенных контратак, чтобы отбросить наши части. За день было отбито пять контратак. Гитлеровцы несли потери, но нигде отбить утерянных позиций не смогли.

В 11 часов 30 минут была перехвачена и расшифрована радиограмма противника: «16-й моторизованной дивизии Клаузенау немедленно сосредоточить танки кладбище Николаевка».

У кургана Могила Орлова свои танки мы и сосредоточили в засаде, чтобы встретить танковую атаку врага с места.

Расчет противника и в контратаках, и в обороне строился на его превосходстве в танках. И мы постарались воспользоваться благоприятной обстановкой для того, чтобы нанести по ним сильный удар.

Наши танки стояли за курганом в кустарнике, а вражеские с кладбища под Николаевкой ударили во фланг нашей наступающей пехоте.

Колонна танков противника, не менее тридцати машин, устремилась к кургану Могила Орлова, пытаясь разрезать наши стрелковые части. Они шли на полном ходу и волей-неволей подставили свои борта под огонь советских танков, которые тут же открыли огонь с места. Запылал один танк, другой. Четыре «тигра» взорвались на наших глазах. За несколько минут противник потерял десять танков. Остальные, круто развернувшись, откатились назад.

Используя замешательство в рядах противника, пехота бросилась в атаку и прорвала оборону. Наши части трудным броском по грязи продвинулись от пяти до восьми километров вперед. Развить этот успех было нечем. Мы натолкнулись на оборону, которую на этот раз держали танковые части.

До вечера изменений на участке прорыва не произошло. Было принято решение закрепиться ночью на захваченном рубеже: пользуясь тем, что в темноте авиация противника бездействует, подтянуть к передовым линиям артиллерию, подвезти боеприпасы и с утра 11 января начать новые атаки.

11 января бои начались в 9 часов утра, с поздним зимним рассветом. Бездорожье не дало нам возможности полностью обеспечить новую атаку артиллерийской поддержкой. Многие орудия никак не удавалось протащить через грязь и переправить через балки и овраги, до краев наполненные талой водой. Наступление 11 и 12 января не дало значительного успеха, но кое-где нам удалось продвинуться вперед.

Нужно было сделать передышку для того, чтобы переместить прежде всего артиллерию. Именно «переместить». Слово «перевезти» здесь никак не подходит. Все вязло в совершенно разбухшей от избытка влаги земле. Приходилось наталкиваться на вражеские танки, увязнувшие по башню. Выручала нас конная тяга, но и для лошади путь был тяжел. Боеприпасы доставлялись вручную, в заплечных ящиках, на повозках. А это все требовало времени.

Бои 10–12 января показали, что противник надломлен. Нужен был еще нажим, еще удар, нужно приложить еще какое-то усилие — и его оборона развалится.

3

15 января представитель Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевский и командующий фронтом Р. Я. Малиновский вызвали меня на совещание в штаб 46-й армии в Софиевку. На совещании присутствовали и командующие 46-й и 37-й армий генералы В. В. Глаголев и М. Н. Шарохин.

На совещании рассматривались перспективы дальнейших действий 3-го Украинского фронта. Как активизировать действия армий, какие для этого необходимо принять меры? Александр Михайлович Василевский сообщил, что Ставка Верховного Главнокомандования требует быстрейшего освобождения Никополя и никопольских рудников. Василевский прямо говорил, что дальнейшее промедление с решением этих задач нетерпимо.

Мы, командующие армиями, со своей стороны, выступили с просьбами пополнить войска людьми, танками, техникой, которую можно было бы использовать для подвоза боеприпасов.

Василевский записывал в блокноте наши требования, затем поставил вопрос: какой оперативный план наступательных действий предложили бы мы, командующие армиями, чтобы наступление наконец получило широкое развитие, и задача, поставленная Ставкой, была выполнена? Мы были не подготовлены к такому вопросу, а говорить экспромтом о большой операции нельзя было. Василевский предложил нам вернуться к армейским штабам, подготовить свои предложения и доложить их ему или Р. Я. Малиновскому. Срок — одни сутки.

В свой штаб я ехал по раскисшей дороге. Вездеход еле-еле пробивался сквозь месиво грязи. В дороге у меня и созрел план перегруппировки войск для эффективного удара.

В штабе мы все рассчитали на карте, сделали на ней необходимые отметки и я позвонил по телефону Р. Я. Малиновскому. Обиняками, не прямо, конечно, изложил командующему фронтом основы своего предложения.

В чем состояла суть этих предложений?

Я предлагал как можно быстрее перевести 6-ю армию генерала И. Т. Шлемина с левого берега Днепра на правый, ее части должны были бы в кратчайший срок сменить части 8-й гвардейской на участке от Днепра до поселка Дружба. За счет сокращения фронта появлялась возможность высвободить войска 29-го гвардейского корпуса для концентрированного удара на правом фланге армии. Ту же операцию по усилению своего левого фланга должен был проделать и мой сосед В. В. Глаголев (за счет растяжки фронта 37-й армии генерала М. Н. Шарохина). Таким образом, для удара на Апостолово освобождались и два корпуса 46-й армии.

Концентрированный, усиленный удар предлагалось нанести смежными флангами 8-й гвардейской и 46-й армий на фронте: Михайловка, Новые Ковны, Терноватка, Лошкаревка в общем направлении на Апостолово.

По достижении стрелковыми частями рубежа Сталинское — Павлополье я предлагал ввести в прорыв вновь прибывший в состав фронта 4-й гвардейский механизированный корпус генерала Т. И. Танасчишина.

Тут же мной была отправлена телеграмма с этим планом наступательных операций в штаб фронта. Ответа долго ожидать не пришлось. Спустя сутки Р. Я. Малиновский сообщил по телефону, что план принимается, что штабом фронта готовится соответствующая директива и что командующий 6-й армией генерал И. Т. Шлемин получил указание ускорить перевод всей армии на правый берег Днепра, чтобы сменить войска 8-й гвардейской армии на участке Днепр — поселок Дружба. Таким образом, полоса фронта перед 8-й гвардейской армией сокращалась на шестьдесят километров.

Устанавливались новые разграничительные линии действий 8-й гвардейской армии.

В соответствии с вышеизложенным планом 29-й гвардейский стрелковый корпус скрытно переводился на правый фланг. Эта передислокация проводилась со всеми мерами предосторожности, чтобы противник не разгадал нашего маневра. Офицерам и солдатам объяснили, что они выходят в резерв фронта… Вся перегруппировка войск была произведена за три ночи — 16, 17 и 18 января.

Удар наносился силами двух корпусов 46-й и двух корпусов 8-й гвардейской армии при поддержке третьего корпуса. Все это было сконцентрировано на узком участке фронта. Силы достаточные для прорыва и развития его в глубину, если учитывать еще, что в резерве у нас был 4-й гвардейский механизированный корпус.

Учитывая трудности движения войск по бездорожью, мы основную задачу по рассечению вражеской группировки и по ее окружению расчленяли на два этапа.

Особенно тщательно разрабатывался план действий артиллерии, ибо нам предстояло на этот раз вести бои на суженном плацдарме противника, уплотненном предыдущим отводом его войск. Ясно, что уплотнены были и его огневые средства.

Задумались мы и над чисто тактическими задачами предстоящих боев. Полностью обеспечить внезапность наступления было невозможно прежде всего потому, что гитлеровское командование ждало нашего наступления, и, конечно же, в самом уязвимом для себя направлении — на Апостолово. Потому мы должны были найти в тактике боя нечто такое, что явилось бы для противника неожиданностью. Так родится прием с разведкой боем, перерастающей в наступление. Позже, во время Ковельского прорыва и Висло-Одерской операции, этот прием в нашей армии получил наименование «особого эшелона». В чем состояло отличие этого приема от обычного шаблона в организации наступления?

Силовая разведка боем проводилась и ранее. Строилась она таким образом: перед наступлением дивизии первого эшелона выделяли для силовой разведки боем по одному, иногда по два батальона. Этой атакой выявлялись слабые и сильные места вражеской обороны, во время боя противник раскрывал расположение своих огневых средств. В результате мы могли уточнить систему обороны, те точки, по которым надо было сосредоточить огонь артиллерии.

Противник изучил этот порядок и знал, что после такой разведки боем именно на этом участке через день-два, непременно утром, начнется наше наступление. Естественно, что он принимал свои меры. Он заранее подтягивал к этому участку фронта свои резервы, а в иных случаях шел и на более сложный маневр: перед нашим наступлением он отводил войска из первых траншей, и артиллерийская подготовка проводилась по пустому месту, а во вторых траншеях, в глубине обороны, он встречал атакующие части плотным огнем из огневых точек, не разрушенных артиллерией.

Именно на этом «отработанном» приеме с отводом войск — тоже шаблон! — мы и решили поймать противника.

На этот раз силовая разведка должна была проводиться как первая фаза всего наступления, наступления ограниченными силами с последующим, без какой бы то ни было паузы, вводом главных сил.

Что это нам давало?

Если противник узнает о готовящемся наступлении и отведет свои главные силы с первой позиции, оставив на них лишь боевое охранение, то силовая разведка при поддержке артиллерии уничтожит его боевое охранение и овладеет первыми позициями без введения в бой главных сил. Если же противник решит оборонять первые позиции и наша силовая разведка будет остановлена его огнем, то для отражения этой атаки ему придется пустить в ход всю систему своего огня, полностью раскрыть ее перед нашим наступлением. Пока ведется силовая разведка, артиллеристы и все наблюдательные пункты получают возможность засечь огневую систему противника. На обработку этих данных потребуется не более одного-двух часов. Через час или два после силовой разведки мы могли начать полную артподготовку перед атакой всеми силами. Огонь артиллерии при таких условиях приобретал наибольшую результативность. За час — за два противник не мог произвести серьезной перегруппировки, даже если бы и попытался это сделать.

Вместе с тем здесь действовал и психологический фактор. Противник, отразив силовую разведку, мог полагать, что наступление, как было заведено раньше, начнется лишь на следующий день — не ранее. Этим он как бы расслаблял свое внимание, ожидая почти суточной передышки. Вместо передышки, вместо паузы — уничтожающей силы артиллерийский удар, а вслед за ним — атака всеми силами.

Прием этот как будто бы прост. Но читатель должен уяснить себе, что простых приемов в бою не бывает, когда войска должны действовать в сложном взаимодействии. Любой тактический прием только тогда имеет ценность, когда доступен, понятен каждому бойцу, когда он может быть исполнен всеми, начиная от офицеров и кончая рядовыми бойцами. Суворов когда-то говорил, что «каждый солдат должен понимать свой маневр». Эти слова сказаны им не случайно. Над картой, в тиши блиндажа или в кабинете, командующий армией, фронтом, штабной офицер может изобрести немало тактических приемов со сложнейшими перестроениями, которые в умозрительном плане могут показаться и весьма эффективными. Но они должны быть обязательно просты, легки в исполнении, их должны освоить, а не только понять непосредственные исполнители, то есть солдаты. Когда имеешь дело с большими людскими массами, с массами, в которых тысячи различных характеров, быстрых или медлительных, с великолепной реакцией или с реакцией замедленной, достигнуть этого не просто; выучка войск именно и измеряется по тому, как ими освоены приемы боя. Надо помнить, что в бою легких маневров не бывает, ибо противник тоже не дремлет, он следит за тобой, он может разгадать твой прием, а если ты помедлил с его исполнением, он может применить контрприем, в результате которого ты понесешь тяжкие потери.

Поэтому я стою за простоту маневра, за простоту и доступность тактического приема. Простота поражает значительно сильнее, чем оставшаяся на бумаге «сложность».

Дня за три до наступления командующий фронтом приехал на курган Могила Орлова и пригласил к себе меня, командующего 46-й армией генерала В. В. Глаголева и командира 4-го гвардейского механизированного корпуса генерала Т. И. Танасчишина. Здесь Р. Я. Малиновский дал последние указания о взаимодействии флангов 8-й гвардейской и 46-й армий. На этом совещании присутствовал и представитель Ставки А. М. Василевский.

Я поинтересовался у Р. Я. Малиновского, каким образом будет введен в бой корпус Т. И. Танасчишина.

Малиновский переглянулся с Василевским.

— Ну что же, — сказал он, — Сейчас трудно, это предугадать. Все зависит от того, как пойдет наступление, где образуется прорыв. Все зависит от того, какая из армий выйдет первой на рубеж Златоустовка, Ново-Украинка, Павлополье… Где будет прорвана оборона противника, там и введем танки в бой…

Одним словом, меня с Глаголевым призывали к некоторому соревнованию. Мы оба это поняли и тоже обменялись понимающими взглядами…

Войска вышли на исходные рубежи. В соединениях и частях прошла отработка планов боя, на ящиках с песком проведены военные игры, разработана тактика силовой разведки с перерастанием ее в наступление всеми силами. Артиллеристы заняли свои позиции.

8-й гвардейской армии противостояли 46-я, 306-я, 123-я, 387-я пехотные и 16-я моторизованная дивизии противника.

Передовой командный пункт армии в эти дни был размещен на кургане Могила Орлова, в шести километрах западнее Николаевки. Командные пункты корпусов и дивизий по сталинградским традициям были выдвинуты вперед, поближе к передовым частям, а наблюдательные пункты — к переднему краю. Генералы и офицеры, командный состав 8-й гвардейской — Пожарский, Вайнруб, Ткаченко, Семенов, Велькин, Мережко, Петров, Павлов, Капоненко, Касюк, Хижняков и другие — были на наблюдательных пунктах оперативного руководства. Все поле боя должно было находиться у них перед глазами.

Рано утром 31 января войска 29-го, 4-го и 28-го гвардейских стрелковых корпусов начали разведку боем на фронте протяженностью около десяти километров, от каждой дивизии действовал один батальон.

В это же время 37-я и 6-я армии 3-го Украинского фронта перешли в наступление с целью отвлечения внимания противника от направления главного удара, который наносился силами 8-й гвардейской и 46-й армий.

Были захвачены в плен солдаты и младшие офицеры 123-й и 306-й пехотных дивизий противника. Они показали, что гитлеровское командование не собирается отводить войска с передовых рубежей, рассматривая их как крайнюю линию обороны Никопольского плацдарма.

Вскоре были обработаны и обобщены все данные разведки боем. Атакующие батальоны залегли, ведя огонь в ритме общей подготовки наступления, чтобы противник ни на секунду не ощутил паузы в бою.

В 8 часов 25 минут началась артиллерийская подготовка.

Артиллеристы были спокойны. Они знали с полной достоверностью, что их снаряды попадут не в пустоту, а обрушатся на траншеи, заполненные живой силой и техникой врага. Фонтаны жидкой грязи и земли вздымались к небу. Взлетали на воздух перекрытия блиндажей, брустверы окопов, бетонированные колпаки.

Через пятьдесят минут такого прицельного, но не густого артиллерийского огня на позиции противника лег огневой вал. Наша пехота и танки непосредственной поддержки двинулись в наступление.

Перебежки по топкой грязи было делать невозможно. Пехота двигалась медленно, но верно. Прикрытая огневым валом, она неуклонно продвигалась вперед, подавляя огонь сопротивления. К концу дня была решена ближайшая задача всего наступления. Наши войска вели бой за поселки Красное, Приют, Звезда, Лошкаревка.

Противник переходил в контратаки, но мы видели, что эти контратаки становятся все слабее и слабее. Сопротивление врага было на исходе. К концу дня все контратаки были отбиты с большими для противника потерями.

Мы опасались, что противник под покровом темноты начнет отвод своих войск, поэтому и ночью продолжали разведывательные бои. Но опасения были напрасны. Противнику отходить уже было некуда, у него в тылу была река Днепр.

Утром 1 февраля дивизии 8-й гвардейской армии после короткой артподготовки ввели в бой вторые эшелоны.

Было около 12 часов, когда я доложил командующему фронтом, что вражеская оборона в зоне действия 8-й гвардейской армии прорвана.

Р. Я. Малиновский и А. М. Василевский находились в это время на наблюдательном пункте командующего 46-й армией генерала В. В. Глаголева. Там же был и командир 4-го механизированного корпуса генерал Т. И. Танасчишин. Видимо, командование фронта ожидало прорыва обороны противника на участке 46-й армии.

Родион Яковлевич Малиновский выслушал мой доклад и приказал ждать его прибытия на командный пункт. Примерно через час Р. Я. Малиновский и А. М. Василевский прибыли на курган Могила Орлова. С кургана они могли видеть, как наши части втягивались на северную окраину Павлополья. Р. Я. Малиновский дал приказ о вводе мехкорпуса в бой. Генерал Т. И. Танасчишин действовал оперативно. Вслед за частями 29-го и 4-го гвардейских стрелковых корпусов танки механизированного корпуса устремились в прорыв.

К вечеру 1 февраля погода начала портиться, авиация лишилась возможности активно действовать. На землю опустился густой, почти непроницаемый туман. Хлынул дождь. Поплыл грунт под ногами. На полях разлились глубокие лужи, они превращались в настоящие озера.

Стремительно темнело. Танки Танасчишина и наша пехота двигались почти нога в ногу, пробиваясь с трудом по грязи и в тумане. Связь между наступающими частями едва-едва поддерживалась. Но, несмотря на сплошной туман, наши войска продвигались вперед, противник уже не имел сил сдержать наш удар.

2 февраля. Погода нисколько не улучшилась. Видимость не более десяти-пятнадцати метров. И это днем. Даже выстрелы в тумане глохли, как в вате. Туман обволакивал все предметы, набухали от влаги солдатские шинели, на сапоги липли пуды грязи. Идти было неимоверно трудно. Но солдаты шли. И только части двинулись вперед, как с ними тут же прекратилась всякая связь, они как бы утонули, как бы растворились в тумане.

Что же было делать командованию армии, командирам корпусов и дивизий? Оставалось одно — двигаться за войсками для того, чтобы не потерять с ними связь, чтобы не потерять управление. Рассчитывать лишь на радиосвязь и связь нарочными не приходилось. Но, оставляя командные пункты, мы теряли связь со штабом фронта. Однако задачи нам были ясны и в этой обстановке важнее было иметь связь с войсками. Я отдал приказ: «Командирам корпусов и дивизий с передовых пунктов управления взять радиостанции и следовать за наступающими войсками. Передовой пункт управления армии будет следовать вдоль железной дороги на Апостолово».

Со мной выехали член Военного совета генерал Доронин, генерал Пожарский, полковники Вайнруб, Хижняков и другие. Для связи со штабом фронта на командном пункте армии был оставлен со своим аппаратом начальник штаба генерал Владимиров.

Мы разместились в вездеходах, в сопровождение взяли один танк КВ. Подъехали к железнодорожной насыпи, но ехать по полотну было невозможно: гитлеровцы перед отходом вывели его из строя — шпалы торчали дыбом, рельсы лежали вдоль и поперек. С большим трудом продвигались вдоль железнодорожной насыпи: каждая лощинка, каждая низинка оказывались труднопреодолимым препятствием.

Мы медленно продвигались за войсками, пытаясь несколько раз установить связь с передовыми частями. Ни одна наша попытка не увенчалась успехом. Радиостанции командиров корпусов и дивизий работали с перебоями.

К 12 часам дня мы добрались до поселка Петропавловка. В Петропавловке со мной на связь вышел начальник штаба армии. Генерал В. Я. Владимиров передал мне кодограмму, в которой говорилось в несколько завуалированной форме, что «главный московский хозяин (по шифру имелся в виду И. В. Сталин) требует после овладения Апостоловом главные силы армии повернуть на Никополь и овладеть городом».

Приказ этот показался мне странным. Зачем же надо поворачивать армию и нацеливать на город, который фактически уже был у нас в тылу? Тем более, что на Никополь оказывали давление и наша 6-я армия и 4-й Украинский фронт. Спорить, однако, не приходилось.

Наши войску продолжали продвигаться вперед. На участке Апостолово — Перевизские хутора образовался крайне опасный для противника прорыв в линии фронта. Здесь были наголову разбиты две дивизии противника. Успешно развивали наступление и войска 46-й армии генерала Глаголева.

Весь фронт пришел в движение, все заколебалось.

Становилось очевидным, что в районе Марганец, Никополь, Чумаки, Чкалово попали в полуокружение пять-шесть вражеских дивизий. Перед нами вырисовывались две задачи. Первая — захватить Апостолово, Марьянское, Чертомлык, Шолохово и тем самым перерезать пути отхода гитлеровцам из района Никополя на запад. Эту задачу диктовала нам сложившаяся обстановка. Вторая задача была поставлена Верховным Главнокомандующим — овладеть городом Никополь.

В Петропавловке я наметил дальнейший план наступления и, пользуясь установившейся оттуда связью с войсками, передал им соответствующие указания.

Чем дальше мы продвигались на юг, тем хуже и хуже становилась дорога. Шел дождь со снегом. Чернозем размяк на большую глубину. Колесным машинам по дорогам двигаться не было никакой возможности. Вездеходы в несколько рядов двигались по полю, каждая машина оставляла за собой такую глубокую колею, что вслед за ней другая машина идти уже не могла, она сейчас же садилась на картер. На дорогах, в полях стояли сотни брошенных немцами автомашин, сотни и даже тысячи. Попадались увязшие в грязи танки и бронемашины. Масса орудий была оставлена среди поля.

Наша колонна из двадцати «виллисов» и одного танка КВ на переходе от Ново-Ивановки к Шолохово подошла к речке Базавлук. Летом эта речка пересыхает, превращается в едва заметный ручеек, ее можно перепрыгнуть или перейти, не замочив коленей. В эти дни она разлилась на сто — двести метров, превратилась в водный рубеж глубиной около метра. Выручало нас то, что под водой не растаял лед и не раскис мерзлый грунт. Колесный обоз, повозки с лошадьми проходили через речку вброд. На машинах переехать через нее было невозможно. Пришлось сначала переправить танк КВ. Затем стальным тросом цепляли по две-три автомашины, и танк буксировал нас на другой берег. Переправились. Но дальше не стало легче. «Виллисы» не могли двинуться с места. Тогда все двадцать машин были одна с другой сцеплены тросами, и танк поволок их за собой.

В Шолохово мы добрались только к вечеру. Нас встретил командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса генерал В. А. Глазунов, который добрался туда вместе со своими офицерами пешком, доставив на себе радиостанцию, питание к ней и штабные документы.

Передовое армейское управление разместилось в больнице поселка. Мы разбирались по карте в сложившейся обстановке. Внезапно к нам явился за помощью генерал Т. И. Танасчишин. Командир корпуса, имевший в своем распоряжении более тысячи автомашин, попросил у меня хотя бы полсотни конных подвод, чтобы подвезти своим частям горючее и боеприпасы — машины буксовали в грязи.

Вдобавок ко всему ночью повалил мокрый снег и опять опустился густой туман. Рация наша не работала: мы промочили на переправе питание. Все попытки связаться со штабом армии, который в это время находился в Николаевке, окончились неудачей. С войсками связь была тоже утеряна. Хорошо, что мы успели поставить задачи командирам корпусов еще из Петропавловки.

С помощью раций В. А. Глазунова и Т. И. Танасчишина я связался с командиром 29-го гвардейского корпуса генералом Я. С. Фокановым. С командиром 28-го гвардейского стрелкового корпуса связь установить не удалось. Ничего другого не оставалось, как расположиться на ночлег. Танасчишин принес из своего танка консервы, мы вскипятили чай и устроили походный импровизированный ужин. Надо было ждать рассвета. Недаром говорится: «утро вечера мудренее…»

Рано утром мы услышали гул канонады. Приказ о наступлении выполнялся…

Первым делом я попытался связаться по радио со штабом армии. Питание для рации подсохло. Связисты наладили связь. У меня не оказалось с собой кодовой таблицы, и пришлось вести разговор с начальником штаба генералом Владимировым, пользуясь лишь условным языком. Мы узнали друг друга по голосу, я сообщил, что имею связь с Фокановым, Глазуновым и с Танасчишиным, что нахожусь в больнице. Других заметных ориентиров на карте в округе на двадцать пять километров не было. Назвать населенный пункт в открытой радиосвязи было нельзя. Владимиров понял, где я нахожусь, но это же поняли и те, кому это понимать не нужно было. Но об этом позже.

Владимиров очень обрадовался, услышав мой голос. Меня, оказывается, уже разыскивали из штаба фронта, обеспокоенные потерей со мной связи. Я просил всех успокоить, приказал выслать ко мне в больницу верховых лошадей и поторопить командира 28-го гвардейского стрелкового корпуса с наступлением на юг.

Наши войска успешно теснили противника, отрезая последние оставшиеся у него пути отхода на запад.

5 февраля сомкнулись в ночном бою фланги двух армий — 46-й и 8-й гвардейской. Фланги сомкнулись в Апостолово. Город был освобожден совместными усилиями 4-й гвардейской стрелковой дивизии 31-го гвардейского стрелкового корпуса 46-й армии и 74-й гвардейской стрелковой дивизии 29-го гвардейского стрелкового корпуса 8-й гвардейской армии. Количество трофеев увеличивалось с каждым часом. Противник бросал все, что могло как-то задержать его бегство. По дороге из Каменки в Апостолово наши войска, например, обнаружили десять совершенно исправных танков «тигр». Они завязли в грязи по самые башни. У противника оставался единственный путь для отхода — это днепровские плавни, где можно было продвигаться только пешком.

Освобождение Апостолово частями 8-й гвардейской и 46-й армий было специально отмечено в приказе Верховного Главнокомандующего. В столице нашей Родины прозвучал салют в честь освобождения небольшого городка на юге Украины, который имел большое стратегическое значение.

Теперь уж мы не опасались за свой левый берег. Противник не мог организовать контратаки из Никополя.

Но мы могли еще ожидать контрудара на Апостолово с целью отбросить нас с железной дороги Никополь — Апостолово, чтобы облегчить выход немецких войск днепровскими плавнями. Поэтому мы решили усилить наступление на участке Апостолово — Чертомлык и ввести в бой 27-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Утром 6 февраля я решил проследить, как будет вводиться в бой 27-я гвардейская стрелковая дивизия, которая выдвигалась к станции Ток. На автомашине, ехать было невозможно. Мы с адъютантом сели на верховых лошадей. К станции Ток дорога лежала через Базавлук, Токовское. У Токовского мы могли переправиться по мосту через речку Каменку.

Выехав из Базавлука, мы увидели дорогу с глубоко прорезанными колеями. Она показалась нам хорошим ориентиром, мы решили, что здесь прошли наши части и спокойно поехали по ней. Солнце било в лицо, стало быть, мы продвигались на юг. Направление взято как будто бы правильно. Мы ехали полем вдоль пробитой колеи. Однако долгое время нам никто почему-то не попадался навстречу. У меня закралось сомнение: правильно ли мы едем? Поднялись на пригорок, я решил свериться по карте. Остановил лошадей. Позади меня остановились адъютант и коновод. Я развернул карту… И вдруг откуда-то со стороны раздались автоматные очереди и ружейные выстрелы. Засвистели пули. Моя лошадь поднялась на дыбы и рухнула на землю. Выручила меня старая кавалерийская привычка — я успел высвободить ноги из стремян и, спрыгнув с седла, тут же упал в глубокую дорожную колею.

Адъютант и коновод оказались около меня. Они почти одновременно крикнули мне, чтобы я садился на какую-нибудь из их лошадей. В ответ я приказал:

— Слезай! Ложись!

Они оба упали в колеи. Секундой спустя и их лошади были срезаны ружейным и автоматным огнем.

Автомобильные колеи были спасательно глубоки. Мы несколько минут лежали не шевелясь. Пули впивались в землю совсем рядом. Но долго в бездействии лежать было нельзя. Противник мог поинтересоваться, кого он снял с лошадей. На мне была генеральская папаха с красным верхом и брюки с лампасами, словом, приметы, хорошо известные врагу.

Да и лежать без движения было невмоготу. Ледяная вода просочилась сквозь одежду и сковала холодными обручами тело. Мы поползли вдоль колеи. Противник заметил движение. Усилил автоматный огонь.

Адъютант крикнул сзади:

— Командующий! Бросай шапку! Они по красному верху целятся!

Обращение было, конечно, не по форме, но до соблюдения ли формы в таком положении?

Папаху я снял, но огонь не прекратился. Мы ползли по-пластунски. Очень скоро в отвороты моих охотничьих яловых сапог набилась жидкая грязь. Не сдвинешь ноги в узкой колее. Адъютант посоветовал мне скинуть и сапоги. Пришлось его послушаться. Разулся. Ползти стало легче. Что значит ползти по жидкой грязи? Право, не преувеличивая, двигались мы по метру вперед, разгребая впереди себя грязь.

Вскоре мы по слуху определили, что пули около нас уже не ложатся, а пролетают над нами значительно выше. Стало быть, мы спустились с пригорка в мертвое пространство.

Мы из предосторожности ползли еще некоторое время. Наконец обстрел прекратился. Мы встали и пошли к поселку.

Неподалеку от поселка Базавлук встретили члена Военного совета армии генерала Я. А. Доронина, который ехал в Каменку и так же, как мы, сбился с дороги на той же автомобильной колее. Мы его, конечно, завернули обратно, а я, воспользовавшись лошадью его коновода, поскакал к командному пункту в Шолохово, располагавшемуся по-прежнему в больнице. Пришлось переодеться в валяные сапоги и в запасное обмундирование. Но приключения этого дня еще не кончились. Не успел я переодеться — раздался сигнал воздушной тревоги. Послышался нарастающий гул самолетов, затем раздались разрывы авиационных бомб. Разрывы бомб сотрясали здание, вылетели стекла. Я вышел на улицу и прислонился к стене здания. Прятаться, собственно говоря, было некуда. Кругом все открыто — ни кустика, ни канавки.

Самолеты один за другим заходили на бомбовые удары. Целили в больницу. Я вспомнил о своем выходе в эфир, о том, как на условном языке сообщил Владимирову, что нахожусь в больнице. Как видно, наш «условный» язык оказался не таким уж недоступным для противника, который по-видимому догадался, что больница превращена нами в какой-то важный командный узел. Зенитных орудий, чтобы отразить налет, у нас не было. Пришлось терпеливо ждать, когда самолеты освободятся от своего смертоносного груза. Без потерь не обошлось. Война есть война…

Наконец самолеты улетели. Мы немедленно перевели командный пункт в близлежащий поселок.

С нового командного пункта, на этот, раз тщательно замаскированного, мне удалось связаться с войсками. В донесениях сообщалось об успешном наступлении и взятии Большой Костромки и других опорных пунктов противника. Горловина для выхода немецких войск сужалась.

В больших сражениях где-то бывает кульминационная точка. Такой кульминационной точкой в сражении против никопольской группировки противника оказалась Большая Костромка. Падение опорного узла обороны в Апостолово, конечно, не оставляло уже никаких надежд у гитлеровского командования остановить наше наступление. Чтобы как-то сдержать войска 8-й гвардейской армии, опускавшиеся дугой через Большую Костромку на берег Днепра, немецкое командование бросило против нас все свои резервные части, в том числе войска, переправленные с восточного берега Днепра, до этого сдерживавшие там 3-ю гвардейскую армию. Эти части были брошены в контратаку против наших двух корпусов.

Наше продвижение приостановилось. Опять же бездорожье. Нам недоставало боеприпасов, чтобы, отбив контратаки, тут же развернуть и наступление. Контратаки были отбиты. Противник нес в этих контратаках неисчислимые потери. Но и у нас недоставало силы еще одним ударом достичь берега Днепра и замкнуть дугу окружения. Наша авиаразведка докладывала, что солдаты противника потоком уходят из окружения, бросая технику и тяжелое оружие на дорогах и в плавнях, что это уже не отход, а беспорядочное бегство.

8 февраля нам стало известно, что войска 66-го стрелкового корпуса 6-й армии генерала И. Т. Шлемина и 32-го стрелкового корпуса 3-й гвардейской армии генерала Д. Д. Лелюшенко вошли в Никополь.

Я полагаю, что освобождение этого города было великолепной демонстрацией взаимодействия всех родов войск, в составе нескольких армий и даже фронтов. Никополь был освобожден войсками 6-й и 3-й гвардейских армий. Но освобождение Никополя было предрешено не в меньшей степени действиями 8-й гвардейской и 46-й армий. После падения Апостолово и Большой Костромки противник начал стремительный отход из Никополя, покидая марганцевые рудники, за которые держался с фанатическим упорством.

Казалось, с освобождением Никополя операция могла бы и закончиться. Но это далеко не так. Переправив несколько дивизий с левого, восточного берега Днепра, противник сосредоточил части для контрудара на Апостолово. Для этой цели он южнее Большой Костромки собрал в кулак 10–12 дивизий. Гитлеровское командование намеревалось повторить контрудар, который был нанесен им по войскам 2-го Украинского фронта в октябре 1943 года к северу от Кривого Рога. Этим своим контрударом он намеревался сорвать наступление наших войск на Криворожский район.

Все решалось на дорогах. Через разлившуюся Каменку почти невозможно было переправлять транспорты с боеприпасами и продовольствием. Военный совет армии специальным решением организовал переброску боеприпасов и продовольствия на самолетах По-2. На северной окраине Каменки был сооружен специальный аэродром и создана погрузочная база, а в поселке Запорожское выставлена разгрузочная команда возле посадочной площадки. Эти пятнадцать километров между Каменкой и Запорожским были превращены в воздушный мост. Летчики совершали по шесть-десять рейсов в сутки с грузом в сто — сто двадцать килограммов. За сутки переправлялось до шести тонн грузов. Хотя это было очень мало, но в той обстановке и это было подспорьем. Однако воздушный мост работал только два или три дня. Опять полил дождь, пошел мокрый снег, повисли туманы, погрузочные и посадочные площадки вышли из строя. Боеприпасов не хватало.

Тяжелая артиллерия под командованием генерала А. И. Ратова отставала от войск и вязла в грязи. Полковая и дивизионная артиллерия простаивала из-за отсутствия боеприпасов.

Пользуясь этим, противник 8 и 9 февраля усилил свои контратаки. Он ввел танки и подошедшие с левого берега Днепра пехотные части. Ему удалось подойти к окраине Большой Костромки.

А тут еще нарушилось взаимодействие 46-й армии с 8-й гвардейской.

Полное бездорожье, туманы, непрестанные из-за этого нарушения связи, расползающаяся линия фронта, конфигурация которой диктовалась необходимостью преследовать отступающего противника, — все это, возможно, и привело к тому, что В. В. Глаголев растянул свой левый фланг и сильно выдвинулся в направлении на Широкую, подставив свой фланг под удар. Противник группой танков незамедлительно нанес удар по флангу 46-й армии, занял поселок Червоный и усилил нажим с юга на Апостолово.

Пришлось провести перегруппировку войск в районе Апостолово, создать ударный кулак в составе трех-четырех стрелковых дивизий и механизированного корпуса.

10 февраля можно считать днем окончательного разгрома никопольской группировки противника, против которой 8-я гвардейская армия вела бои, начиная с ноября 1943 года.

Перегруппировкой войск в районе Апостолово, с выдвижением их западнее этого железнодорожного узла начиналась новая полоса сражений.

Попытка гитлеровского командования вывести свои войска к Кривому Рогу была сорвана. Около десяти дивизий противника были скованы нашей армией южнее Апостолово. В это время на правом крыле фронта шли бои за Кривой Рог, который был освобожден войсками 37-й, 46-й и 17-й воздушной армий к славной годовщине создания Красной Армии — к 23 февраля.

С осени 1941 по февраль 1944 года фашистская Германия владела рудными богатствами Никополя и Криворожья. Другое дело, насколько германская промышленность могла воспользоваться ими из-за действий украинских партизан и подпольщиков.

В результате Никопольско-Криворожской операции советские войска нанесли огромный урон гитлеровским войскам в живой силе и технике. Были захвачены десятки тысяч автомашин, сотни танков, тысячи орудий и минометов. Трупы гитлеровских вояк устилали поля Днепропетровской области.

Никопольско-Криворожская операция завершилась.

Перед фронтом и 8-й гвардейской армией вставали новые задачи.