В горах

VII

В зеленом домике Бусю ожидал Володя. Он тихо сидел в гостиной, и, когда девушки вошли, смущенно и растерянно встал, не зная, как встретит его Буся.

Буся узнала его с первого взгляда, хотя Володя был мало похож на того стройного с полуоткрытым, улыбающимся ртом студента, о котором так часто рассказывала подругам молодая еврейка. Она быстро-быстро подбежала к нему, заглянула ему прямо и глубоко в глаза и тихо спросила:

-- Ты?.. Откуда?.. Зачем?..

Но сейчас же сама прервала себя:

-- Не надо!.. Не говори!.. Все равно... Я понимаю... Я рада...

Девушки удивленно смотрели на Бусю и того, кому была отдана ее первая любовь.

Никто из них не знал, как и почему разошлись Буся и Володя, как не знали они и причин ухода Буси из "движения". В их встрече чувствовалась тайна, старая, больная тайна.

Маша шепнула подругам:

-- Идемте... Оставим их одних...

Но Буся поняла намерение подруг.

-- Не уходите! -- сказала она решительно. -- У нас нет тайн.

Потом взяла Володю за руку.

-- Познакомьтесь. Это -- мой жених. Я знала, что он придет.

И так повела Буся разговор, словно не было в прошлом тайны. Володя взглянул на нее полными умиления и благодарности глазами. В начале беседы он больше молчал, робкий и смущенный, но потом освоился, оживился, заговорил мягко, душевно.

-- За эти годы, -- рассказывал он, -- я много пережил и передумал. Это так важно, так нужно -- страдание... Я научился прощать... И я часто думал, научилась ли этому ты... И так радостно мне было убедиться, что научилась.

-- Расскажи, как ты жил?.. Нет, не надо, не рассказывай!.. Прошлое умерло... Не будем знать его!.. Не было его!..

Девушки слушали разговор Буси и Володи, и хотя многого не понимали в их намеках на прошлое, но чувствовали, что для Буси началась новая жизнь, что свершилось чудо, которого она ждала, что тяжелый камень с сердца свалился... Новая, словно возрожденная, стояла перед ними Буся. В глазах появился новый блеск.

-- Ты счастлива, Буся? -- спросила Маша.

Буся взглянула на нее странным, словно смотрящим куда-то вдаль, взглядом.

-- Счастлива... Нет, это не то счастье, которое я знала и представляла себе до сих пор... Это больше счастья, это -- чудо!..

И поздно вечером, после ухода Володи, она рассказала подругам тайну своей жизни.

В тюрьме ей было хорошо. Ее занесла туда великая буря, которой она, доверчивый мотылек, отдалась беззаветно, бездумно... За стеной бились родные сердца. Володя писал: "люблю". Мучительно было только сознание, что ее старики-родители, как громом пораженные случившимся, несчастны ее счастьем, мечутся в отчаянии, обивают порога начальства и тщетно взывают к своему старому Богу... Но она забывала об этом. Она смеялась в своей камере, смеялась и пела. А на допросах усатого жандармского офицера со шрамом на лбу она тоже смеялась, смеялась и молчала...

И внезапно случилось страшное. Если бы стены ее камеры раздвинулись и каменный свод всей тяжестью придавил ее, это было бы счастьем по сравнению с той глыбой ужаса, которая так внезапно обрушилась на нее... Когда об этом сообщил ей усатый офицер, она презрительно улыбнулась, а потом, представив себе "признание" ее следователя во всей его вздорности, громко расхохоталась. Но когда о том же написали ей товарищи и привели доказательства, до ужаса неопровержимые, она как-то сразу осела, притихла, словно придавленная. И больше не слышно было смеха в ее камере. И песен больше не было слышно. Так молчала она дни, недели, месяцы... И когда вышла из тюрьмы, продолжала молчать. И когда за границу уехала, продолжала молчать...

-- Ну, а Володя? -- спросила Надя.

-- Когда я вышла из тюрьмы, я послала ему пузырек с ядом... И до сих пор я не знала, что с ним, жив ли он... И только сегодня, там, в горах, почувствовала я, что он жив, что он вернется... И поняла я, что сегодня свершится чудо.... И это чудо во мне свершится, мною... Чудо прощения... Чудо забвения... Чудо исцеления...

-- Как же будете жить?

-- Не будем знать!