В интересах государства. Величие

Глава 16

Я поставил локти на стол и зарылся руками в волосы.

— Думаю, это зацепка, Матильда. Но не представляю, как размотать этот клубок в нынешних обстоятельствах. Наверняка на разуме Цимлянского надежный блок — если это действительно больное место Великой княгини, то она наверняка надежно его защитила.

Матильда снова щелкнула кнопку чайника.

— У меня те же мысли. Однако можно попытаться выяснить подробности в обход Цимлянского.

— Выкрасть карту? — я приподнял брови. — Нет гарантий, что Ксения Константиновна лечится под своим именем. Да и в базе ее наверняка нет.

— Это уже детали, Миша. Главное — у меня есть соображения. Этот вопрос на мне.

Я кивнул. Ну еще бы. Мне там светиться точно нечего. Во-первых, быстро засекут. Во-вторых… Ну хреновый их меня пациент получится. Тут нужен кто-то более просвещенный. Вроде Матильды.

— Планами поделитесь? — Спросил я и стянул из портсигара баронессы сигариллу. Она удивленно на меня взглянула.

— Когда это ты пристрастился?

— Вы же сами сказали — давно вас не было в Петрополе. И я не пристрастился, просто балуюсь.

— Ну да, ну да.

— Полно вам. Так какой у вас план?

— Не стоит тебе забивать этим голову. У меня есть связи, есть люди — помогут. Ели вытащим из клиники что-нибудь по-настоящему ценное, ты узнаешь. Лучше сосредоточься на своих задачах.

Я затянулся крепким вишневым дымом.

— С этим как раз есть проблема. Боюсь, мои задачи резко изменились.

Сперва я не был уверен, рассказывать ли Матильде о сообщении Воронцова. Но пришел к выводу, что следовало с ней посоветоваться. Конечно, когда речь заходила о жизни и безопасности сестры, я был готов сорваться и бежать хоть на край света. Именно на это Воронцов и рассчитывал. Он, падла такая, прекрасно знал, как я дорожил сестрой. И решил воспользоваться этим.

— Что стряслось?

Я пересказал ей события последних дней. Про нападение на мою усадьбу, про разрушение Дуба, про проблему с использованием родовой силы. И про похищение Ольги и внезапное предложение Воронцова. Матильда слушала молча, лишь нервно курила.

— Что ж, — вздохнула она, когда я закончил, — ситуация явно не в твою пользу, Михаил.

— А то я не заметил.

— Что собираешься делать?

— Что бы я ни сделал, ничего хорошего из этого не выйдет, — мрачно отозвался я. — Не вижу ни одного удачного варианта.

— Верно. И ты не просто так решил мне это рассказать. Хочешь услышать мое мнение?

— Лишним не будет.

Матильда потушила сигариллу в пустой банке из-под растворимого кофе, которую использовала как пепельницу.

— То, что я сейчас скажу, прозвучит жестоко. Тебе не стоит принимать предложение и идти на встречу с Воронцовым. Сдается мне, Ольга все равно будет для тебя потеряна. Сам подумай, зачем ему ее отпускать? Она же свидетель, она может начать болтать.

— Если ей не сотрут память.

Матильда пожала плечами.

— Чтобы качественно стереть память, нужно постараться. Это тебе повезло водить дружбу с высококлассными менталистами, но на самом деле их не так много. Разумеется, Воронцов сможет добиться получения такой услуги, и все же…

— Почему вы думаете, что Ольгу устранят?

— Потому что так проще. Даже если она останется жива, ее ждет безрадостное будущее. В лучшем случае ей и правда сотрут память и выдадут замуж за какого-нибудь лояльного аристократишку. Правда, с приданым у нее проблемы, так что едва ли она будет кому-то интересна. А могут пойти по традиционному пути — подотрут воспоминания и отправят в монастырь в какую-нибудь глушь. Думаешь, она этого хочет? Думаешь, Ольга согласится на такую жизнь, особенно если она будет обменяна на твою?

— То есть вы советуете мне прямо сейчас попрощаться с сестрой и не соваться на встречу? — зло прошептал я. Эмоции скрыть не получилось, во многом еще и потому, что Матильда говорила правдивые вещи. Болезненные, но правдивые.

Баронесса провела ладонями по лицу и уставилась на меня в упор.

— Михаил, ты — последний мужчина в роду Соколовых. Последний носитель родовой силы и единственный человек, который вообще может продолжить род. Твоя сестра… Ты знаешь закон природы. Силу ей не передадут, ибо она по своей природе должна стать частью другого рода. За господина вышедшая станет госпожой, но за раба идущая рабой становится.

Как же я ненавидел эту фразу. На «Теории Благодати» нам ее постоянно талдычили преподы, объясняя основной фундаментальный принцип распределения силы в роду. Феминистки от такого бы просто обезумели, но силе не было никакого дела до этих криков.

Так уж вышло, что род продолжался исключительно по мужской линии. Дочери уходили из семьи, жены из других семей приходили в род и со временем могли стать Кивернитиями.

Кивернитии распределяли блага внутри рода и балансировали силу внутри семьи. Более способным доставалось больше могущество, менее надежным — остатки, а паршивых овец или нарушивших фундаментальные устои и вовсе могли отрезать. Патриархи действовали и всегда были на виду, но Кивернитии непременно стояли за их спинами, направляли эту энергию, и зачастую власти у них было ничуть не меньше.

У мужчин рода была одна задача, у женщин — другая, но все вместе работали на благополучие своих семей. Традиционные ценности во всей красе. Справедливо ли это? А хрен его знает. Так распорядилась природа или Бог — кому как удобнее думать.

Оле предстояло либо стать частью другого рода, либо стать последней в роду Соколовых. С точки зрения нашего рода она была… бесполезна. И это злило меня больше всего.

Я вышел из мира, где не было никакой силы. Где уже не имело никакого значения, кто в какой род уйдет и как будет распоряжаться своей жизнью. Но в том мире Ольги уже не было, зато были неизлечимые болезни. А здесь она хоть и была жива, но теперь все равно имела мало шансов на счастье.

— Я предупреждала, что это будет жестоко, — смягчившись, сказала Матильда. — Теперь ты глава своего рода, Михаил. Сам себе граф и сам себе наследник. У тебя и без того очень шаткое положение. Но если сейчас ты очертя голову бросишься спасать сестру, ваш род может пресечься. Навсегда. Уйти в историю, понимаешь?

— Да плевать мне на историю! — В сердцах рявкнул я. — Для меня Оля как для вас Ирина! Однажды я уже ее потерял и поклялся себе, что больше никогда ее не оставлю.

Лицо бывшей наставницы на секунду исказилось гримасой боли. Она понимала меня, понимала мои чувства. Но заставляла меня смотреть на ситуацию не как брата, а как нового Патриарха. В этом она была безжалостно права — просто я не успел до конца осознать, насколько теперь все изменилось.

— Миша, мне понятны твои чувства. Но, будем откровенны, сейчас они тебе лишь помешают. Да и как ты собрался спасать сестру? Растратишь остатки силы на человека, которого невозможно убить? И где гарантия, что он вообще приведет Ольгу? Это наверняка ловушка.

— Да понятно…

— Тогда, мой тебе совет, не иди туда. Воронцов хочет вывести тебя из равновесия, лишить способности мыслить хладнокровно. Покажи, что ты сильнее.

Сказать легко, а вот думать… Тут иной раз душа болит за чужих людей, а уж когда речь заходит о последнем живом члене моей семьи…

Впрочем, Матильда точно была права в одном — я не должен был позволять вывести себя из равновесия. На ум пришел разговор с Ирой про карты, которые ей раскладывала гадалка. Выбор разума вопреки чувствам. Уж не это ли тот самый выбор?

Я взглянул на часы. Достаточно насиделся, да и хотелось поскорее выйти на воздух. Пешие прогулки по холодному осеннему городу здорово ставили мозги на место.

— Мне пора, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Если что, мне искать вас здесь?

Матильда тепло улыбнулась.

— Приходи сюда в любое время. Здесь хотя бы можно нормально поспать и перевести дух. Только если снова нагрянешь, будь добр, принеси нормального кофе.

— Ну и местечко для встречи она выбрала, — проворчал я, озираясь по сторонам.

Знаменитая Апрашка только что открылась для меня с совершенно иного ракурса. Впрочем, фирменный стиль неряшливости, разухабистости и легкой недобросовестности здесь прослеживался точно так же, как и во всем квартале.

Сперва неоновая вывеска «Райские кущи», украшенная светящимися завитками, ни о чем мне не сказала. Но лишь спустившись в полуподвальное помещение и столкнувшись с гигантским вышибалой, я понял, что попал отнюдь не в простой кабак.

Мужик на входе усмехнулся, взглянув на мой комбинезон, и уже хотел было отправить меня на улицу, но протянутая ему купюра сделала его более сговорчивым.

Громкая, но тягучая музыка, полумрак, характерное расположение столов и непередаваемая смесь запахов — алкоголя, табака, духов и чего-то косметического… Полуголые девицы, танцевавшие вокруг шестов и официантки в коротких платьях.

— Стриптиз-бар, Ань? — я бухнулся на диванчик напротив потягивавшей какой-то коктейль Грасс. — Другого места найти не могла?

— Зато здесь безопасно, — отозвалась она и сделала еще глоток через трубочку. — Я знакома с владельцем этого заведения. Делала для него пару интересных вещиц в прошлом году.

К нам тут же подошла длинноногая девица в украшенном стразами лифчике и короткой юбке.

— Готов заказать, курьер?

Да, одежку пора сменить.

— Мне виски со льдом, — сказал я и откинулся на мягкую спинку диванчика. Все сидение было усыпано блестками — видимо, предыдущий гость заказывал приватный танец.

Аня жестом отказалась, и официантка исчезла.

— Ну что, встретился?

— Ага.

— Да ты прям само красноречие, — раздраженно проворчала Грасс. — Мне из тебя клещами вытягивать?

Вот умела она порой быть до зубного скрежета невыносимой. Просыпалась в ней мерзкая стервозинка, из-за которой хотелось стукнуть ее по голове, да покрепче.

— Дай дух перевести. Я сюда с Васьки перся пешком.

— Бедняга какой. Ну переводи. Только языком чесать тебе это не мешает. Так что выкладывай.

Зараза. Можно было повредничать и поставить ее на место, но мне было лень. Пусть наслаждается своим приступом стервозности.

— Бестужев поможет, — коротко ответил я. — Взял пару дней на подумать-порешать. И теперь у нас есть схрон на Васильевском, но проходной двор там устраивать не стоит.

Ан с любопытством пожалась вперед, позабыв о коктейле.

— Что за схрон?

— Надежный. Удобства минимальные, но перекантоваться можно. И, повторюсь, это на крайний случай.

О Матильде я пока что решил умолчать. Пусть спокойно занимается разматыванием истории с клиникой и анализом остальных бумаг.

Но Аню удовлетворило и это.

— Хорошо, — кивнула она. — Спасибо. У нас тоже есть парочка пустых подвалов и квартир. Надежных.

— А у тебя что?

— Меньше, чем хотелось бы, но больше, чем могло бы быть, — ответила Грасс и допила коктейль до дна. — Подняла кое-какие связи. Несколько человек согласились мне помочь. У нас будет полсотни неодаренных головорезов.

Я поперхнулся.

— Ты собираешься натравить на… нее полсотни уличных отморозков? Она же их на органы разберет за секунду!

— Погоди, Миш, — улыбнулась Аня. — Во-первых, сейчас любая помощь пригодится. Мы придумаем, какое применение им найти. Во-вторых, это еще не все. Я дернула за кое-какие ниточки и смогла выйти на две другие ячейки. Там все одаренные. Ранг не самый высокий, но потенциал можно будет увеличить за счет Осколков.

Ага. Которые еще нужно как-то найти и украсть… Но это уже кое-что. В случае удачи с кражей каждый одаренный нам пригодится, поскольку станет, по сути, вместилищем для силы. Замкнем каждый артефакт только на одного человека, а может и не один артефакт…

И все равно в лобовую на Зимний и Ксению идти было нельзя.

— А что с альма-матер?

Аня улыбнулась и взглянула в сторону зала поверх моей головы.

— Сейчас и выясним.

Я обернулся и увидел направлявшегося к нам Мустафина. Представляю, каково ему было здесь находиться — все же сотрудник вуза, должен быть образцом нравственности… Впрочем, Мустафин держался совершенно непринужденно и подсел к нам, держа в руке пузатый бокал коньяка.

И в этот же момент к нам подоспела официантка и поставила на стол мой бокал. Сверкнув натертыми маслом округлостями, она послала мне воздушный поцелуй и эффектно развернулась на высоченных каблуках, продемонстрировав всему столику упругую ягодицу в кружевном белье. Ну хоть в белье — и на том спасибо.

— Ирке я ничего не скажу. И, если что, встретиться здесь предложил Савва Ильич, — усмехнулась Грасс. — Я просто договорилась.

— Давно не виделись, Соколов, — Мустафин протянул мне руку, и я ее пожал. — Слышал о вашей трагедии. Соболезную.

Я кивнул.

— Спасибо. Но давайте думать о живых.

— Похвальный настрой, — бывший глава ячейки придвинулся ближе к столу. — Есть новости. Возможно, даже обнадеживающие. Далеко не весь преподавательский состав доволен сложившейся ситуацией. Разумеется, открыто никто не выступает — все помнят, что Великая княгиня уделяет особое внимание Аудиториуму. И все же изменения затронули и нас.

— Что изменилось?

— Много чего. Во-первых, нас коснулись ограничения на применения Благодати. Учебный процесс, считай, сорван. Начало учебного года сдвинули. Как проводить вступительные Испытания, и вовсе не очень понятно — ждем отдельного распоряжения. Так что гайки закрутили по полной программе. Люди в подвешенном состоянии, постоянно приходят новые распоряжения. Все раздражены и напуганы.

— А что Долгоруков? — спросил я.

— О, это отдельная история. Один секретарь из его свиты рассказал, что ректор встречался с Великой княгиней уже после того, как она взяла управление в свои руки. Содержание разговора, понятное дело, неизвестно — все происходило за закрытыми дверями и под куполом. И все же разговор явно проходил на повышенных тонах и не удовлетворил ни одну из сторон. Великая княгиня вылетела из его кабинета в ярости, а сам Долгоруков потом обращался к штатному лекарю за помощью. Сердце расшалилось.

Мы с Грасс переглянулись, и Анька нахально приподняла бровь.

— Значит, в раю штормит, — сказала она и потянулась за пепельницей. — Знать бы, о чем они говорили.

— Не уверен, что смогу это выяснить. Все же моя должность не предполагает возможности входить к нему в кабинет как к себе домой. Но попытаюсь разузнать по косвенным признакам.

Я отпил из своего бокала и поморщился. Моча пьяного ирландца, а не виски. Впрочем, чего еще ожидать от стрипбара на Апрашке?

А ведь переманить на нашу сторону Долгорукова было бы просто идеально. Честно говоря, о таком и мечтать страшно. Тайн у Аудиториума было полно — чего стоили только пробирки с кровью, позволявшие контролировать и студентов, и выпускников. Уверен, нашлись бы и такие тайны, которые могли сыграть нам на руку. Да только один разговор на повышенных тонах еще не значил, что Долгоруков будет готов пойти против благодетельницы.

Я поделился соображениями с остальными, и Мустафин кивнул.

— Нужно следить за ним и дальше. Есть основания полагать, что и ректор недоволен новыми распоряжениями. Но вот насколько велико его недовольство, еще предстоит выяснить.

— А ведь это было бы в высшей степени цинично, — мечтательно произнесла Аня и выдохнула дым в потолок. — Чтобы и ее предал тот, кому она доверяет.

— Не уверен, что она вообще кому-либо доверяет, — ответил я.

— Но Долгоруков давно с ней сотрудничает. Наверняка сможет рассказать много интересного.

— Я постараюсь что-нибудь выяснить, но, повторюсь, у меня не так много власти в заведении, — сказал Мустафин. — И на это потребуется время. Мы работаем, но вы знаете, насколько все подозрительны в Аудиториуме. Сейчас стало еще хуже.

Значит, будем планировать действия, не беря в расчет вуз. Получится договориться — хорошо. Не выйдет — у нас должны быть другие способы воздействия.

— К слову о доверии и сотрудничестве, — я дотронулся до руки Ани. — Мне нужна твоя помощь.

Грасс приподняла бровь и, словно стесняясь, отодвинула руку.

— Что нужно?

Я рассказал о сообщении Воронцова и своих опасениях.

— Да, это очень похоже на ловушку, — ответила Аня. — И тебе совершенно точно нельзя идти туда одному.

Я залпом допил свой хреновый виски.

— Именно поэтому мне нужна помощь, — хрипло сказал я. — У тебя же остались способы связаться с Радамантом? Я лишь хочу, чтобы ты передала ему о моей готовности помочь ему в обмен на помощь мне.