В интересах следствия

СЛЕД В СЛЕД

Владимир понял, что пора ему проявить интерес. Отношение к ментам, как он успел заметить, было у бомжей лакмусовой бумажкой. Бомж просто не имел права на снисходительность к стражам порядка. А Колизей ненавидел их лютой ненавистью. Генерал рассказал Фризе под бутылку портвейна, что дед недавно попал в облаву. Милиционеры увидели у него на одежде вшей и отправили пьяного деда в санпропускник. Пока санитары поливали его горячей водой из шланга, заношенную одежду сожгли. Вместе с насекомыми и деньгами. Колизей не проговорился, сколько у него было зашито в полу рваного пиджака, но, если судить по лютой ненависти, которая вспыхивала в его глазах каждый раз, когда он видел милиционеров, сумма была немалая.

— Кого же постреляли?

— Ха! Кого постреля… — Колизей замолк на полуслове и прислушался.

С Ростовской набережной доносился ровный, не умолкающий даже ночью шум машин. Где-то поблизости, наверное во дворе дома, сработала автомобильная сигнализация и тут же смолкла. Ничего необычного Фризе не услышал.

А старый бомж вдруг легко спрыгнул со ступеньки и крадучись двинулся к железной двери в средний чердачный отсек. Большие пестрые страницы брошенного таблоида подхватил сквознячок и медленно понес по чердаку.

— Чего там? — тихо спросил Генерал. Он вскочил с матраса и с тревогой наблюдал, как Николай Тарасович, приложив ухо к двери, настороженно вслушивался. Неожиданная прыть старика удивила и его.

Колизей предупреждающе поднял руку. Так продолжалось несколько минут, и Фризе разобрало любопытство. «Чего там примерещилось старому козлу?» — подумал он и тоже осторожно поднялся со своего мерзкого матраса. Пробормотал:

— Пойду-ка я проверю.

Но первые шаги выдали его — шлак, утеплявший перекрытие, отчаянно захрустел под стоптанными кедами, и Колизей, обернувшись на шум, с такой злобой посмотрел на Владимира, что он смирился и сел на стропильную балку.

Генерал по-прежнему не двигался с места. Застыл как сеттер перед дичью. И не сводил глаз с Николая Тарасовича.

А старик между тем осторожно подергал ржавую задвижку на двери. Крепко ли держит? Потом, бесшумно метнувшись в сторону, как фокусник, вынул откуда-то из темноты здоровенный лом и подпер им дверь. И все это проделал, не издав ни звука.

Ссутулившийся, бесшумно двигающийся по темному чердаку Колизей чем-то напоминал Волка из знаменитого сериала «Ну, погоди!».

Склонившись к Фризе, старик шепнул:

— Сваливаем, Володька.

— Менты?

— В гробу я их видал, твоих ментов! Это похуже. Не шмонают, а шмаляют.

— Кто?

— Не знаю. Сваливаем с ветерком. Не то получим по маслине в затылок…

Старик подал знак Генералу, потом подскочил к своему лежбищу и, повернувшись к Владимиру спиной, стал что-то быстро доставать из матраса и рассовывать по карманам.

Генерал еще несколько секунд постоял в нерешительности возле своего матраса. Но Фризе заметил: смотрел он не на тряпье, а на кирпичную печную трубу, оставшуюся от былых времен. А может быть, это была вентиляционная, а не печная труба? Но чем-то она очень привлекала бомжа. Он не мог оторвать от нее глаз.

И в это время Фризе услышал, как осторожно дергают железную дверь. Услышал звуки и Генерал. Он наконец обрел подвижность и бросился к слуховому окну. Тревога бомжа передалась Владимиру: «Кто там за дверью? С какой целью пожаловали и почему встреча с гостями должна закончиться пулей в затылок?»

Фризе невольно поискал глазами место, где под шлаком прятал «беретту». Но вытащить ее при бомжах он не мог — пойдут насмарку все его ухищрения и попытки сблизиться. Но и подвергать себя риску быть застреленным не следовало. Владимир решил дождаться, когда бомжи выберутся на крышу через слуховое окно — другого пути сейчас не было, — и тогда достать оружие.

Колизей закончил манипуляции с матрасом. Обернулся к Фризе. Выразительно кивнул на оконце, в котором уж скрылся Генерал.

— А потом? — прошептал Владимир.

Бомж сделал несколько быстрых движений руками, словно перебирал перекладины лестницы. Фризе вспомнил, что и сам видел пожарную лестницу на стороне дома, выходящей в переулок. Но лестница заканчивалась на уровне второго этажа. Да и «гости» — если только у них имелись серьезные намерения — наверняка устроили там засаду.

А железную дверь уже дергали изо всей силы, и лом, засунутый за ручку, медленно сползал вниз.

А в крепость ветхого засова Фризе не верил. Дверь могла с минуты на минуту распахнуться.

Колизей поднялся на лесенку и перед тем, как выбраться на крышу, снова обернулся. Хотел убедиться, последует ли за ним Владимир. Спиной он заслонил оконце, из которого пробивался желтый свет рекламы, и его лица было не разглядеть. А может быть, бомж посмотрел не на него, а на дверь. Держится ли еще?

Фризе пронзила неожиданная мысль о том, что он видит старика в последний раз. И никогда не узнает значение странных слов про «облажавшихся» ментов.

Послышался сильный грохот. Наверное, кто-то из осаждавших попробовал выбить дверь с наскока. Дверь устояла. Только сейчас неизвестные поняли, что она открывается наружу, а не вовнутрь, и стали дергать ее на себя.

«Похоже, что за дверью целое войско, — подумал Владимир. Он оставил мысль об оружии и медленно двигался к слуховому окну, через которое скрылись бомжи. — Неизвестно, под чьим командованием нападающие. А если это милиция?» Воевать с милицией не входило в его планы. Выход был только один — попытаться улизнуть.

Он отчетливо представил себе все, что произойдет через несколько секунд. Дверь рухнет. Неизвестные ворвутся на чердак. Перевернут матрасы. Обшарят темные углы. Обнаружат открытое слуховое окно и выберутся на крышу. Даже если это бандиты, у них есть радиосвязь. Получше, чем у милиции. Те сообщники, что остались внизу, получат предупреждение и блокируют пожарную лестницу. Если уже не блокировали.

Очень спокойно — и очень быстро — Фризе закрыл окно, в которое вылезли Колизей и Генерал. Сорвал деревянную лесенку и забросил ее в угол. Потом бегом устремился к слуховым окнам на противоположном скате крыши. Их было три. Одно оказалось забитым, и Владимиру не удалось его открыть. Зато другое распахнулось сразу. Он с трудом подтянулся, уцепившись за какую-то доску, почувствовал, что занозил ладонь. Протиснулся сквозь узкое отверстие на крышу и прикрыл за собой полукруг рамы.

Москва сверкала вокруг холодной россыпью огней. Со всех сторон равнодушно подмигивала реклама. А внизу — казалось, сумей посильнее разбежаться, и допрыгнешь — маслянисто поблескивала река. У края крыши Фризе увидел темный силуэт человека. Миг, другой… Засветилась буква «К», потом «А»… Желтым призрачным светом осветило стоящего у пожарной лестницы Генерала. Бомж узнал Владимира, взмахнул рукой и исчез в темной пропасти.

Фризе всегда боялся высоты. Поэтому старался не летать на самолетах. И уж никогда не разгуливал по крышам многоэтажных домов без особой необходимости. Но, спускаясь сейчас по ветхой, проржавевшей лесенке, он неожиданно для себя почувствовал полное равнодушие к пропасти, которая разверзлась у него под ногами. И только напряженно вглядывался в темноту, гадая, встречают внизу или нет?

Генерал осторожно перебирал ступени в двух-трех метрах под ним. Свою любимую красную каскетку он то ли забыл на чердаке, то ли спрятал в карман, и Владимир обнаружил, что у Василия солидная плешка.

Они едва спустились на два этажа, как Генерал вдруг исчез. Фризе инстинктивно съежился, ожидая, как ударится об асфальт тело, но внизу стояла тишина. А спустившись еще на несколько ступенек, он услышал тихий свист. Бомж выглядывал из расположенного рядом окна и призывно махал рукой.

От лестницы до подоконника было не больше метра. Один шаг вправо над бездной. Фризе сдвинулся на самый край ступеньки, снял с нее правую ногу и подвинул левую. До упора. Правая рука с трудом дотянулась до оконной рамы. «А как же хромой Генерал проделал этот кульбит?» — подумал сыщик и соскочил на подоконник. Бомж втащил его в комнату, осторожно затворил окно. И задвинул шпингалеты.

— Люськина комната, — шепнул он на ухо Владимиру. — А вот и сама красавица.

В комнате было темно. Владимир разглядел только блеснувшие в отсветах рекламы большие глаза на детском личике. «Еще не хватало нам школьницы», — подумал он и тут же, забыв о Люське, прильнул к окну. Хотел посмотреть, что происходит внизу. Но Генерал с неожиданной силой дернул его за рукав:

— Отзынь! Не маячь!

Фризе отступил от окна, наткнулся на диван и сел. Почувствовал, как у него дрожат мышцы ног. Дрожат мелкой, противной дрожью. Он принялся растирать их, но дрожь не унималась. От мысли, что трясучка не кончится никогда, его охватила паника. «Да что же это такое! — со злостью подумал сыщик. — С испуга? Неужели струсил? Запоздалая реакция на высоту?»

— Васенька, это тот мужичок? Питерский? — спросила Люська. — Про которого ты рассказывал?

— Ври больше, — проворчал бомж. — Чего я тебе рассказывал?

«Тоже мне Васенька», — подумал Фризе. Ласковое обращение никак не соответствовало облику бомжа, опустившегося и грубого.

— Ноженьки свело? — Девушка села рядом с Владимиром, наблюдая, как он растирает мышцы. — Лесенка наша — будь-будь! Я первый раз на нее выбралась и застряла. Ни вверх, ни вниз. Стою и реву.

Она отодвинула руки Владимира и принялась легко и ласково гладить ему ноги маленькими ладошками. Не массировать, а гладить. Фризе почувствовал, как тепло постепенно распространяется по его телу.

— Люська, — предупредил Генерал. — Не залезь куда не надо!

— На чердаке шмон? — спросила Люся, и, словно назло Генералу, ее ладошка скользнула с бедра в сторону. — Ой! Какие мы чувствительные! — шепнула она.

Фризе осторожно отодвинул маленькие ладони. Вскочил с дивана. И с удовольствием ощутил, что ни один мускул у него уже не дрожит.

— Как рукой сняло, — сказал он ласково, проникаясь теплым чувством к девушке. — Спасибо, Люсенда.

— Она у нас экстрасекс, — похвалил Генерал и добавил озабоченно: — Как бы Колизея не замочили.

— Что там у вас случилось, окаянные? — Люся тоже поднялась с дивана и сделала несколько шагов в сторону окна. Стоя за портьерой, заглянула вниз. — Скажешь ты, наконец, бомж проклятый? Кто на вас насыпался? Менты или Карабас Барабас с бойцами?

— Кабы знать!

— Дедушку на чердаке одного оставили?

— Да он быстрее нас слинял!

— По лесенке?

— По лесенке.

Люся все еще пряталась за портьерой, и Владимир наконец разглядел ее получше. Стройная — женщины постарше называют таких уничижительно «кожа да кости», — невысокая, не больше метра шестидесяти, большеглазая блондинка с коротко стриженными волосами. Девочка-подросток из седьмого или восьмого класса. Вот только ее грудь показалась Фризе на фоне рассеянного желтого света, проникающего в окно с улицы, вполне развитой. Какие уж тут «прыщики»…

— Жаль, не знал дедушка про мое окошко, — огорченно сказала Люся. — Да, может, пронесло? Успел смыться.

— Если на ментов напоролся — тоже мало хорошего. Он сегодня не пустой.

— Ох ты! Вот так фиговина! — Люся отошла от окна и встала возле Генерала, развалившегося на незастеленной кровати. — Вот так фиговина!

— Ладно. Чем болтать, прошвырнулась бы вниз. Понюхала, что и как.

— Еще! Менты меня знают. Прихватят. А если бандюги?

— Испугалась! Ну поставят градусник. Ты это любишь.

— Дурак, двинутый! — Люся вспыхнула. — Сволочь!

— Ладно, ладно, генеральских шуток не понимаешь.

— Да-а! Хороши шутки. А сам… — Она не договорила.

Бомж привстал с постели и притянул девушку к себе:

— Чего болтать?! Чайку бы сварганила.

Наверное, Генерал сделал Люсе больно, потому что она вскрикнула и отскочила от кровати.

— Ладно. Сейчас сварю. Лейла опять развоняется, что по ночам на кухне гремлю.

— А ты не греми. Ходи на цирлах! На цирлах!

Люся ушла.

— Азеры полквартиры снимают, — сказал Генерал. — С Черемушкинского рынка. А Лейла ихняя — натуральная ведьма. Люське шагу ступить не дает.

— Если Николай опять в ментовку попал, хорошего мало, — пустил пробный шар Фризе. Он надеялся, что бомж разоткровенничается и объяснит, что означает фраза: «Он сегодня не пустой». Но Генерал лишь вздохнул.

Хозяйка принесла небольшой эмалированный чайник. Всыпала прямо в него большую горсть заварки. Потом долго возилась у буфета, перебирая стаканы и чашки. «Что она там видит в темноте? — подумал Фризе. — Проверяет на ощупь, мытая ли посуда? Нет бы свет зажечь!»

— Люська, «красноты» не приберегла на трудный день? — поинтересовался Генерал.

— Ты ж чаю просил!

— Как-то оно так…

— Уже достала, — смилостивилась девушка. — Знаю тебя как облупленного. Ты, Володечка, красное не пьешь? — обратилась она к Фризе.

В ее тоне, в том, как был задан вопрос, заключался намек, какое-то скрытое предупреждение.

— Сегодня не могу. Печень разболелась.

— Вот насмешил! — вмешался Генерал. — Печень разболелась. Да у меня все болит. Даже дыхалка. А выпью — полегчает. Ну-ну, не хочешь — не пей. Мне больше достанется. А ты чего ждешь? — обратился он к Люсе. — Налей ему чаю — и в постель. Счас я тебя разогрею.