В интересах следствия

ЛЮСЕНДА

Фризе проснулся, почувствовал, что кто-то пытается снять с него пиджак. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел перед собой миловидное полудетское лицо.

— Проснулся? — шепнула Люся. — Подымись чуток. Без одежды лучше выспишься.

Владимир послушно выполнил все ее требования и почувствовал небывалое облегчение, оказавшись раздетым до пояса. Но Люся не собиралась на этом останавливаться. Начала расстегивать ремень на брюках.

— Стоп. — Он осторожно отстранил ее маленькую руку и покосился на кровать.

Генерал сладко сопел на ней в полной парадной форме. Даже исчезнувшая на время красная каскетка «Труссарди» венчала опять плешивую голову.

— В отключке, — заметив взгляд Владимира, сообщила Люся. — Я Васеньке в вино снотворного натолкала.

В густой предрассветной мгле девушка напомнила Фризе привидение. А может быть, добрую фею?

— Откуда у тебя снотворное?

— А… — беспечно отозвалась Люся. — Я на городской свалке подрабатываю. Там всего навалом. Таблеток старых! Ух!

— Твой Васенька может от старых таблеток и сандалии откинуть.

— Когда-нибудь все равно умрет. Он больной. Старенький.

— Не такой уж и старенький.

— Что ты! Сорок лет!

Она попыталась вырвать руку, но Фризе держал ее крепко.

— Зачем связалась со стариком? Нашла бы помоложе. — Он был до крайности удивлен, что Василию всего сорок. А выглядел действительно стариком.

— Он меня не бьет, — доложила Люся с гордостью. — А потом вот это. — Девушка все-таки вырвала руку из его ладони и, расстегнув французскую булавку на кармашке халата, достала какую-то бумажку. Бережно развернула и помахала перед лицом Владимира. Он узнал стодолларовую купюру. Люся вернула деньги в кармашек и тщательно зашпилила его.

— Богатый у тебя друг! — сказал Фризе с восхищением. — Это что ж? Лужков бомжам такие бабки выдает?

— Скажешь! Такая халява подвернулась.

— Ну и держись за него, красавица.

— Да ты не думай — я сейчас с ним не живу. Всякий раз таблеток в «красноту» толку. А потом рассказываю, как мы здорово с ним трахались. Как он…

Фризе не дал ей продолжить. Осторожно прикрыл рот ладонью. Остановив поток откровений, не удержался, спросил:

— Верит?

— Не знаю. Может, верит, может, нет. Но ему нравится, как я рассказываю. Бывает, что повторить просит. — Теперь она сама взяла ладонь Владимира и, приложив к губам, поцеловала. — Ты знаешь, зачем они тебя в компанию взяли?

— Решили питерца пригреть?

— Держи карман шире! Хотят вместе с тобой в Питер смыться. У них там дело намечается. Этих, — Люся похлопала себя по зашпиленному карману, — у них навалом. А в Москве и бакса не разменяешь. Все у ментов под колпаком. И крутые лютуют.

— А в Питере их с оркестром встретят?

— Ну… В Питере ты поможешь. У них план — приоденут тебя и пустят по обменным пунктам.

— Чудаки.

— Только, знаешь, мил друг, поберегись. Потом они тебя замочат. — Девушка сообщила ему эту новость таким спокойным, обыденным голосом, что у Владимира мурашки по спине пробежали. — Свидетель-то им зачем?

— А тебя не замочат?

— Да в любую минуту могут. Жизнь такая. Но я мало знаю. Считают, что ничего. — Она попыталась изобразить загадочную улыбку, а получилось совсем по-детски: «А я знаю, где мама прячет от меня конфеты». — В Питере и ты услышишь кое-что.

— Что я в Питере забыл? Только что слинял оттуда.

— Уговорят. — Она вдруг задумалась. — Только одному Боженьке известно, как теперь дела пойдут. Если Колю Колизея замочили… Или менты его с бабками загребли…

— С баксами? — уточнил Фризе.

Но Люся не ответила. Распахнула халатик и крепко прижалась грудью к его груди.

— Ты и на бомжа-то не похож, Володенька.

Она стала гладить его щеку. Потом рука проворно скользнула вниз под одеяло.

— Люсенда! — Фризе опять перехватил ее руку и прижал к дивану. — Мы так не договаривались.

Его раздирали противоречия. Не хватало еще связаться с такой сыроежкой! Владимир предполагал, что девушке не больше пятнадцати. Вот только развитая грудь… Впрочем, все они, акселератки, такие. А эта к тому же подруга бомжа. Шугануть ее немедленно! Правда, сыроежка в призрачных отсветах мигающей рекламы, в распахнутом халатике, теплая, податливая, с мягкими пухлыми губами, казалась такой привлекательной… И похоже, могла о многом рассказать. Что ж, кинуться в омут?

Он отверг и то и другое. Победила холодная расчетливость.

— Люсенда, у нас все впереди, — шепнул он и не удержался, нежно поцеловал девчонку в губы. Потом застегнул ее халатик. Кивнул на спящего. — Пока он здесь — ни-ни!

— Да ты что-о? Он же…

— Сейчас не могу. Давай встретимся завтра.

— Завтра уже наступило. — Люся дернула полы халата так, что отлетели пуговицы. Взяла груди в ладони. — Целуй!

Фризе осторожно прикоснулся губами к длинным твердым соскам. Решительно, но не грубо запахнул халат. Положил между собой и Люсей жесткий диванный валик.

— Не будем ссориться, малышка. При нем — любовь не состоится.

— Я не малышка. Мне девятнадцать.

— Ври больше. От силы — пятнадцать.

Люся усмехнулась. На этот раз совсем не по-детски. Улыбкой многоопытной женщины, знающей цену словам. Особенно мужским.

— Ну-ну! А про любовь ты зачем сказал?

— С языка сорвалось.

Она долго молчала. Внимательно разглядывала Владимира большими глазами, в которых то вспыхивали, то гасли отсветы рекламы американских сигарет.

— Ладно, — наконец произнесла девушка хрипловатым голосом. — Не обманешь? Придешь?

— Приду.

— Да ты же не знаешь, в какой квартире я живу! — Люся засмеялась. — Или опять по пожарной лестнице полезешь?

— Не полезу. Когда уходил бы — взглянул на номер.

— И правда! А я, дура, не сообразила. Запомни: пятый этаж. Квартира 100. Если Лейла откроет — скажешь, к Людмиле Прокофьевой. Лады? — Она круто изменила тему разговора. — А у тебя была семья?

Борясь со сном, сыщик поведал ей душераздирающую историю своей семейной жизни. Рассказывал, а сам не переставал думать о том, как Люся задавала свой вопрос: «А у тебя была семья?» Не спросила: «Где твоя семья?» Не спросила: «Есть ли у тебя семья?» «Сколько же бомжовых историй пришлось ей выслушать, — подумал Фризе, — чтобы твердо усвоить — бомж никогда не говорит о семье в настоящем времени».

Заметив, что у Владимира слипаются глаза, Люся сказала:

— Поспи. И я чуточку вздремну.