В классе А. Б. Гольденвейзера

Э. Эксанишвили. ВОСПИТАТЕЛЬ БЛЕСТЯЩЕЙ ПЛЕЯДЫ

С конца ноября 1941 по 31 августа 1942 года Александр Борисович Гольденвейзер был в Тбилиси вместе с группой эвакуированных из Москвы деятелей культуры — музыкантов, а также артистов Художественного театра. Это тяжелое время было периодом особенно интенсивной его деятельности. Он выступал с концертами, делился воспоминаниями о своем общении со Львом Николаевичем Толстым, сочинял одноактную оперу «Пир во время чумы» на текст Пушкина, работал над комментированной редакцией всех фортепианных сонат Бетховена и, конечно же, продолжал общаться с учащейся молодежью, давая консультации студентам и аспирантам консерватории и ученикам Тбилисской центральной музыкальной школы. В это время завязались обширные музыкально-профессиональные и дружеские связи, в том числе с семьями музыкантов — Багратиони, Вирсаладзе, Куфтиных и многими, многими другими. Мария Константиновна Камоева, учившаяся в свое время у Григория Романовича Гинзбурга в Московской консерватории (ныне она — профессор класса камерного пения в Тбилисской консерватории), предоставила Александру Борисовичу и его сестре Татьяне Борисовне на время эвакуации свою квартиру. Приезжая впоследствии в Тбилиси на госэкзамены или с концертами, Александр Борисович встречался с друзьями, интересовался событиями культурной жизни Грузии, посещал музеи, обязательно ездил на гору Давид на могилу Грибоедова. Он искренно полюбил Грузию. Может быть, некоторую роль в этом сыграло то, что он родился и первые восемь лет жизни провел на юге России, в Кишиневе, и любовь к южной природе, к яркому солнцу сохранилась в нем на всю жизнь. Когда он в течение многих часов сидел на государственных экзаменах в Тбилисской консерватории (начиная с 1944 года он почти ежегодно возглавлял Государственную экзаменационную комиссию — в последний раз это было весной 1958 года), коренные тбилисцы изнывали от жары и выражали беспокойство по поводу того, как ее переносит Александр Борисович; он же пожимал плечами и говорил, что прекрасно себя чувствует и что жара ему нисколько не мешает.

Александр Борисович был очень чуток к народной грузинской музыке; он глубоко чувствовал и восхищался фольклором, грузинскими танцами. Когда в Москве проходили концерты грузинской музыки, он непременно посещал их и неоднократно писал на них доброжелательные рецензии.

Занимаясь с нами, наш учитель не ограничивался чисто профессиональными указаниями. Он всегда внушал нам, что настоящим музыкантом, подлинным художником может быть лишь человек разносторонне образованный, стоящий на высокой ступени современной ему культуры; всей своей жизнью он давал пример именно такого музыканта — с живыми, многообразными интересами, жадно впитывающего все новое и значительное в окружающей действительности. Он часто говорил о том, что музыка — одно из могущественнейших средств воздействия, объединяющее людей; что музыкальное воспитание должно пронизывать обучение в школе и в семье. По мнению Александра Борисовича, детей, совсем лишенных каких-либо музыкальных задатков, не бывает. Исходя из этой предпосылки, в нашу Экспериментальную школу, организованную в 1973 году при Министерстве просвещения ГССР, дети принимаются без специального отбора. Большинству учащихся удается развить музыкальный слух, они научаются петь, импровизировать.

Ученики Александра Борисовича навсегда оставались близкими ему людьми. Мы, тбилисцы, это всегда чувствовали.

В каждый свой приезд в Тбилиси он интересовался моей работой, слушал моих студентов, давал ценные советы. Как-то я попыталась попросить извинения за причиняемое беспокойство, на что он просто ответил: «А как же иначе, ведь они мои „внуки“». Когда у меня возникали какие-либо проблемы или затруднения, я всегда советовалась с Александром Борисовичем, и даже теперь, после его смерти, продолжаю мысленно многим «делиться» с ним. У меня возникло желание ежегодно посещать со своими студентами Музей-квартиру А. Б. Гольденвейзера в Москве и знакомить слушателей «музыкальных четвергов», которые там регулярно проводятся, с новыми сочинениями грузинских композиторов, а также с результатами нашей работы над произведениями музыкальной классики. Во время этих концертов всегда кажется, что Александр Борисович незримо присутствует на концерте, что он вот-вот выйдет из соседней комнаты, послушает нас и с обычной своей доброжелательной требовательностью укажет на наши недостатки.

В процессе моей педагогической работы мне пришлось столкнуться с трудностями объективной оценки работы учащихся. В одном из писем я спросила об этом Александра Борисовича. Он ответил: «Дорогая Нора! Отвечаю на твои вопросы. Оценки учащимся должны ставиться в соответствии с делаемыми ими успехами, а не в прямой зависимости от их одаренности. Тем не менее ставить пятерки заведомо бездарным ученикам едва ли целесообразно, чтобы не вводить их в заблуждение относительно их возможностей. Что же касается оценок исполнения учеников даровитых, то здесь нужно быть особенно строгим и ни в коем случае не ставить высокой оценки даровитым ученикам, если они не сделали все, что могли и должны были сделать. Оценка работы педагога ни в коей мере не должна учитываться в отметках, которые мы ставим учащимся. Оценка работы педагога может происходить на обсуждениях, конференциях, советах и т. д., а оценка, которую мы ставим ученикам, должна относиться исключительно к их исполнению.

Любящий тебя

А. Гольденвейзер

24.IV —60 г.»

В этом письме отразилась высокая принципиальность Александра Борисовича — художника и человека. Он не уставал повторять, что человек имеет право посвятить «свою единственную жизнь» целиком музыкальному искусству только в том случае, если обладает ярко выраженной музыкальной одаренностью. Но что при этом чем выше одаренность, тем большая ответственность лежит и на самом учителе, тем требовательнее и строже должен последний относиться к талантливому ученику. В то же время Александр Борисович нередко говорил, что нет явления более жалкого и бесполезного, чем бездарный музыкант, и что ни в коем случае не следует «тянуть за уши» и стараться сделать профессионала из учащегося, у которого отсутствуют для этого соответствующие данные.

А. Б. Гольденвейзер очень много сделал для развития музыкальной культуры Грузии. Он воспитал не только блестящую плеяду пианистов, но и многих выдающихся, всесторонне образованных музыкантов, композиторов, деятелей культуры. В Тбилисской консерватории и поныне работает целый ряд его воспитанников. В 1984 году ее ректором стал Нодар Габуния, бывший аспирант Гольденвейзера; окончившие Московскую консерваторию по классу А. Б. Гольденвейзера Н. Чиковани, Р. Чхеидзе, Р. Ходжава, Л. Пиралишвили ведут классы специального фортепиано в качестве профессоров или доцентов Тбилисской консерватории. Рано скончавшаяся Э. Мухадзе преподавала в Тбилисской центральной музыкальной школе. Автор этих строк является профессором специального фортепиано в консерватории, а также — подобно многим ученикам Гольденвейзера — композитором. Живущие в Москве бывшие ученики Александра Борисовича — солистка Московской филармонии Маргарита Чхеидзе и профессор Московской консерватории Д. А. Башкиров, в детстве и юности учившийся у А. Д. Вирсаладзе, — как бы олицетворяют собою живую связь русской и грузинской музыкальных культур.

В последний раз грузинская общественность чествовала Александра Борисовича Гольденвейзера в 1960 году в связи с его 85-летием. На этом вечере, состоявшемся в зале Тбилисской консерватории, Александр Борисович, тепло поблагодарив устроителей и всех выступающих, сказал: «Может быть, мы в последний раз видимся с вами. Я хочу, чтобы вы запомнили самое важное: стоять на месте — значит отставать. Тот, кто посвятил себя искусству, должен неустанно стремиться вперед».