В море, на суше и выше...

Завражный Юрий Юрьевич, род. 1960, закончил в 1982-м ЧВВМУ им. П. С. Нахимова, Севастополь. Служил всю дорогу на Камчатке (Бечевинка и Вилючинск). Сейчас в запасе (с 1995), кап. 3 ранга. Работает вебмастером. Хобби: гитара, горные лыжи, парус, графомания. Собирается уйти 7-9 июля на яхте «Апостол Андрей» (ищи на Яндексе) из Петропавловска в СПб через север Канады и Гренландию.

Боинг-шпиен

...Я уже целый год таскал лейтенантские погоны — они помялись и потерлись, и уже не считался абсолютным салагой. Тогда еще в лейтенантах ходили по два года, кроме подводников. Меня даже офицером стали иногда называть. И даже доверяли ходить в караул начальником. Охраняли мы тогда не что-нибудь, а Важный Государственный Объект Краснознаменного Тихоокеанского Флота. Если честно, объект в самом деле был важным, потому что лежали в полуподземных бетонных сооружениях не коробки с уставными носками, а такие разные штуки, которые (не дай Бог!) взрываются очень громко. Хотя, в то время все, что охранялось караулами, кроме гауптвахты, почетно именовалось особо важными государственными объектами, дабы повысить ответственность часовых, которые всегда на постах спали, спят и спать будут, пока существуют объекты и караулы. По наш объект и в самом деле был важным.

Над важным объектом всяким там самолетам и вертолетам летать не положено — мало ли что с них упасть может, в конце концов, они и сами могут свалиться сверху на этот объект. Если над объектом все-таки что-то летит, часовой с вышки докладывает мне, я — дежурному по части, он — начальнику штаба, а тот сразу же напрямую — в штаб флотилии, и теоретически — летчики потом получают по башке. Практически — не знаю. Вообще-то над нами мало кто летал — заброшенный гарнизон на восточном побережье Камчатки, вдали от цивилизации. Максимум — вертолет рыбнадзора или военно-транспортный Ми-8, который летит к нам же и что-нибудь нам такое интересное везет. Например, очередную комиссию по воинской дисциплине.

Короче, где-то в час ночи щелкает матюгальник и хрипит:

— Часовой второго поста старший матрос Кирпиков, на посту без замечаний. — Потом помолчал... и, задумчиво: — Над зоной летит самолет.

— Какой самолет?

— А... мне не видно. Темно. Высоко летит.

— Козюля! По звуку — реактивный или какой?

— А фиг знает, тащ лейтенант, я в них что — разбираюсь? Говорю ж, высоко летит.

— Огоньки видать?

— Не видать. Вообще, улетел уже... Куда-то туда... — видимо, показывает пальцем, хотя мне до него двести метров непролазной ночной тьмы, и вообще я в помещении, а они с самолетом на улице, на природе.

— Ну, добро... — отпускаю кнопку.

А что? Летит, и нехай летит. Тем более, что уже улетел. Летел высоко, сбить мне его все равно нечем. Пролетел — и ничего не случилось. Я позвонил дежурному по части, сказал ему про самолет («Да и хрен с ним!»), а потом прилег на полумягкий (для нормальных людей — жесткий и обшарпанный) топчан, сладко сомкнул глаза и продолжил несение службы. На следующий день благополучно сменился...

А еще через день весь мир узнал, что корейский «Боинг» сбился с маршрута, пролетел над Камчаткой, как раз над нами, и наши ПВОшники его где-то у Сахалина лихо завалили, приняв за самолет-шпион RC-135. Кто помнит — так целая история была.

Вот тут-то и наступил звездный час замполита. Наше чудо эволюции затеяло обширную лекцию о злобных выпадах преступного американского «империализьма», сказав, в частности, что «у них руки по колено в крови» и что «все наши мирные происки для них как лбом об гороховую стену». Наш зам был мастер подобной казуистики, потому что был потомственным колхозным секретарем парткома и вообще достоин отдельного рассказа. Он согнал офицеров и мичманов в тесную, пестро обклеенную ленкомнату, повесил на стенку карту советского Дальнего Востока, полувысохшим фломастером коряво нарисовал на ней свой вариант маршрута полета «Боинга» и вдруг неожиданно для себя обнаружил, что несчастный аэробус-шпион пролетел прямо над Шипунским полуостровом, то есть, непосредственно над нами. То, что это был не разведчик, а пассажирский лайнер, до него так и не дошло. Он тыкнул в карту указкой, чуть не пробив ее, и повернулся к аудитории с выпученными глазенками.

— ...Прямо над нами! Нет, вы поняли? — зам поднял к потолку мясистый палец и пригнулся, словно «Боинг» летит снова, но уже с атомной бомбой. Собравшиеся с интересом следили за вольным полетом замполитовой мысли. Зам перешел на свистяще-зловещий шепот. — А мы с вами — что?

Все замерли — а действительно, что?

— А мы его прощелкали!

Прощелкали! Ух ты. Такого логического вывода не ожидал никто. Распознавать и сбивать самолеты — вообще-то, как-то не наша функция... Опять же — чем? Во дает!

— Кто стоял в карауле первого сентября?

Пришлось встать и назваться.

— Стыдно должно быть, товарищ лейтенант! Не так вы службу начинаете! О-ох, не так! Я поражен вашим благодушием! Вы что, бляха-муха, забыли, что мы тут все — на

дальневосточных рубежах?

— ???

— Какие меры вы приняли к тому, чтобы не пропустить самолет-шпион?

Не пропустить — это в смысле «задержать»?

— Я? — я обалдело пожал плечами. — Меры? Доложил дежурному...

— И все?!

— И все...

Теперь зам имел полное право торжественно подытожить.

— И это — все, на что способен начинающий офицер! Слышали? Нет, я говорю — вы слышали? А я в ваши годы служил иначе! Я...

Все прекрасно знали, что в мои годы он не столько служил, сколько грузил лопатой навоз и доил козу, мечтая о высшей партийной школе.

— ...а кто был дежурным?

— Я! Капитан-лейтенант Бочкарев.

— Ну-у... Вы, Виктор Степанович, вы меня просто... поражаете. Ладно там — лейтенант (зам брезгливо ткнул морковкой пальца в мою сторону), он молод и глуп (так точно-с!), он может и не знать... Но вы-то, вы-то! Вы же без пяти старший офицер! Где же ваша политическая бдительность и сознательность? Вы же опытный кадр, у вас ведь хорошие конспекты и у вас достаточно власти, у вас в сейфе лежат специальные пакеты, у вас пистолет, в конце концов, вы не где-нибудь там-сям, а целый дежурный офицер... А если вы не знаете, как действовать, то могли позвонить мне. Или хотя бы командиру с начальником штаба... Я прям не знаю, что сказать...

И в таком духе — полчаса. Жаль, я не помню дословно весь этот бессмертный монолог. Никто так и не понял, что должен был делать я, а что дежурный, чтобы вовремя опознать «самолет-шпиен» и предотвратить его наглое проникновение в священные воздушные просторы нашей Родины, но по строгачу мы с Бочкаревым на всякий случай от зама получили. Так что настоящую службу офицерскую я начал с блестящего показательного пистона.

Уже потом, через пару лет, командир на своей отходной сказал мне, что они с начальником штаба специально не перебивали зама, потому что все нормальные люди любят цирк. А выговор — он не триппер, с ним жить можно...