В муках рождения

Глава двенадцатая Ашот Арцруни и изменники

Утром отряды расстались и дороги их разошлись. Великолепный конный отряд спарапета отправлялся в Хлат на поклон к Буше, а пеший отряд горцев во главе с Овнаном шел в столицу области Рштуник, преследуя и истребляя врага.

Это не представляло собой большой трудности, достаточно было только идти по следам развалин и по местам кровопролитных боев.

Так отряд Овнана дошел до рынка Востана, переполненного пленными и трупами, ибо безжалостные арабы брали в плен только красивых и здоровых, некрасивых же и слабых убивали на месте.

Жалкие, замученные толпы армян, преданные в руки палачей, отчаявшись, поминутно ждали смерти, когда, словно отряд ангелов-спасителей, неожиданно появился Овнан со своими сасунцами. Арабы искали логова, куда бы им скрыться, пленные были освобождены, а Овнан, отобрав у павшего врага оружие, вооружил мужчин и, таким образом пополнив свой отряд, не решаясь напасть на Жирака в Ване, ушел в Ацанское ущелье, где, по поступившим к нему сведениям, большой вражеский отряд преследовал армян-беженцев.

Там Овнан, к великой своей радости, впервые увидел, как арабский отряд на краю ущелья бился с армянами. Вооруженные копьями, серпами, пращами и луками, крестьяне храбро отражали удары неприятеля, когда сасунцы с воинственными криками бросились им на помощь и закрыли дорогу к бегству. Арабы были перебиты, и только несколько человек сумело добраться до Арташата[51], чтобы рассказать своим полководцам о случившемся.

Полководец Жирак, услыхав об этой битве, поспешно бросился со своим войском на поиски Овнана.

Не успел Овнан вступить в Востан, как ему донесли, что идут арабы. Времени для отступления не оставалось, поэтому Овнан занял одну из окрестных крепостей и укрепился в ней, приведя в порядок полуразрушенные стены и заперев крепостные ворота. Он приказал найти человека, хорошо знающего крепость и ее подземный ход.

К нему привели хранителя крепости, оказавшегося нашим старым знакомцем Хуреном, который, услыхав о боях, только что спустился по кручам горы Артос, чтобы посмотреть, целы ли скрытые в крепости ценности, и с ужасом узнал, что крепость кем-то занята.

Овнан стал расспрашивать его о плохо защищенных местах, которые надо укрепить, и о том, можно ли в случае опасности найти плоты и лодки, чтобы спастись по озеру. Хурен, заметив, с каким уважением относятся к этому простому человеку все воины, начал по своему обыкновению:

— Князь…

— Молчи, негодный льстец! Я такой же простой человек, как ты. Не можешь называть меня братом? Скажи лучше, нет ли в крепости подземного хода?

— Как не быть, братец. Есть подземный ход, который выведет нас вниз, в старую церковь Святого Стефаноса, прямо в ризницу.

— Последнее время кто-нибудь им пользовался?

— Как же, я сам сегодня утром пришел оттуда.

— Очень хорошо, братец, да поможет тебе бог, — сказал Овнан и велел двум своим парням пройти по подземному ходу до самого конца, а если будет возможно, осторожно выйти из церкви и посмотреть расположение противника.

Сам он стал следить с башни за арабами. Он видел, как войска противника растекались по равнине, чтобы осадить крепость со всех сторон. Его зоркие глаза не отрывались от церкви Святого Стефаноса, перед дверью которой виднелось только несколько арабских воинов, вскоре отошедших оттуда. Наконец, к великой радости, Овнан увидел своих сасунцев, которые время от времени осторожно выглядывали из церковных дверей. Немного погодя он заметил, как один из них пополз по церковной крыше, разглядывая окрестность. «Молодцы ребята, вот такими надо быть» — говорил себе Овнан, ожидая их возвращения.

Как он жалел, что выступил с таким маленьким отрядом!.. «Если бы мне тысячу человек, вместо моей сотни!.. Я бы сейчас рассеял эту тридцатитысячную разбойничью орду!.. Может быть, Ашоту Арцруни улыбнется счастье. Мне достаточно одной его небольшой удачи, и я через неделю приду на помощь с двумя тысячами».

Так он раздумывал, когда вернулись воины и рассказали о своем подземном походе. «Прекрасно, дети мои, молодцы!» Услыхав эти слова из уст Овнана, очень скупого на похвалу, молодые горцы обрадовались так, как радовались бы придворные византийского императора, если бы самодержец наградил их высокими титулами.

Уже темнело, когда Овнан во главе своего отряда через подземный ход дошел до церкви. Сасунцы осторожно вышли из дверей и тут же стали продвигаться к Мохраберду. Шли они всю ночь и к утру дошли до места. Полуразрушенная крепость Мохраберд была хорошим пристанищем для Овнана. Воины легли отдыхать, а сам Овнан, как всегда неутомимый и озабоченный, осмотрев внимательно окрестности, спустился к берегу, уселся там и стал наблюдать за озером, которое, волнуясь, то заливало пустынные берега, то, расширяя свои границы, прикрывало прибрежные села. Это была картина его родной Армении, захваченной сейчас врагом: и это озеро с прибрежными селами, и крепость Мохраберд, омываемая вздымающимися волнами.

Думы его прервало появление двух больших парусных лодок, которые, подгоняемые легким ветром, плыли мимо острова Ахтамар, на запад. Овнан радостно охватил сасунское знамя, представляющее собой красный крест на белой ткани, и стал махать им в воздухе. Скоро лодки поплыли к берегу, и хотя были еще далеко, острый взор Овнана заметил на них несколько княжеских семейств, которые, очевидно, спасались бегством. Когда лодки подошли ближе, Овнан разглядел мужчину среднего роста, стоящего у кормы с веслом в руке, и несколько женщин с детьми, которые, сидя на дне лодки, тихо плакали. Восемь человек юных азатов с поломанными щитами, опираясь на мечи, смотрели на Овнана. По их окровавленной одежде было видно, что они только что с поля боя. Вторая лодка имела такой же вид.

— Слава избавителю, князь Хосров! — воскликнул Овнан, узнав акейского князя, стоявшего у кормы.

— Слава тебе, господи! Слава тебе за всех, господи, слава тебе! — грустно ответил тот, поднимая глаза к небу и тяжело вздыхая.

На лодке спустили парус. Несколько человек выпрыгнуло на берег, лодка причалила, за ней вторая, и все вышли на сушу.

— Брат, — сказал Хосров, — надеюсь, под знаменем этого креста мы в безопасности?

— На день смогу обеспечить вам безопасность, — ответил Овнан. — Но теперь, в эту минуту, я не знаю, может ли владетель арцрунцев обещать хотя бы столько же?

— Как можно обещать, находясь в цепях?

— Как? Уже в цепях?

— Да, и сам он, и его сын Григор, Ваган Арцруни с сыном Гагиком, княгиня Рануш и князь Мушег, великая княгиня Рипсимэ и еще много знатных людей связаны, погружены на верблюдов и отправлены из Атрпатакана[52] в Багдад.

— Но и вы, очевидно, спаслись от резни, об этом говорит ваш вид.

— Мы получили свободу с божьей помощью и благодаря нашим мечам, а они — свои цепи, благодаря низким поступкам предателей.

— Кто же эти предатели?

— Зачем помнить имена этих нечестивцев?

— Не только надо помнить, их надо выжечь огнем, высечь на скалах, рассказывать о них детям, чтобы их проклинали и на их примере учились ненавидеть, а взрослые при первой же возможности уничтожали бы их. Кто же такие эти нечестивцы?

— Мушег Вагевуни, Ваграм Труни и Ваграм Гнуни привлекли на свою сторону полк азатов и послали тайного гонца к Буге, обещав предать в его руки князя Ашота с приближенными, которые вместе с ними ютились в крепости Нкан. Узнав об этом, князь сам пошел и предался врагу. Мы вынуждены были последовать его примеру, но когда увидели караван с нашими женами и детьми, которых отправляли в Багдад, мы — благо по своему неразумию враги не обезоружили нас — напали на арабский отряд, рассеяли его и освободили караван.

Куда нам было деться? Враг гнал нас в сторону крепости Амик, а мы предпочитали утонуть, чем попасть в плен вместе с женами и детьми. За нами было глубокое озеро, а перед нами — полчища врагов. «Держитесь! Найдены лодки!» — раздались вдруг голоса, умножившие наши силы. Мы отчаянными усилиями отбросили врага, женщины и дети сели в лодки, эти восемь юношей прыгнули за ними и подняли паруса. Но какое это ужасное спасение!.. Вот они плачут о потере моей маленькой девочки; остальные, кто потерял отца, кто брата, кто сестру, которых будут оплакивать всю жизнь, ибо неизвестно, что горше — потеря тела или души.

— Бог милостив и справедлив. Меружаны и Васаки не уйдут от его гнева. Посмотрим сейчас, в чем нуждаются ваши женщины и чем мы можем вам помочь.

— Я, правда, сам не знаю, кто в чем нуждается, Одно мне известно, что уже три дня мы ничего не ели.

Овнан обернулся и, заметив, что несколько хутинских парней вышли за ним на берег, велел им в одной из лучших комнат замка разостлать сухого сена, принести сыра и ячменного хлеба, кувшины с водой, чтобы беженцы могли немного подкрепиться и отдохнуть.

Пока они вкушали сасунское гостеприимство, Хосров уединился с Овнаном и стал расспрашивать о его намерениях: долго ли он собирается остаться в этой разрушенной крепости. Овнан заявил, что оставаться долго в этом краю он не может, тем более, что местные жители не имеют возможности сопротивляться врагу.

Жирак со своими войсками не останется долго у крепости Востана и, конечно, двинется на поиски сасунского отряда, чтобы отомстить за потери, нанесенные его войскам храбрыми горцами. Овнану необходимо вернуться в Сасун и подумать о дальнейших действиях.

— Сколько у тебя воинов? — опросил Хосров.

— Почти сто человек.

— Значит, наши лодки могут всех вас вместить и повезти, куда желаете.

— Хорошо, тогда этой же ночью пустимся в путь, и если ветер будет попутный, доберемся до Датвана, Если вы согласны погостить у нас в Сасуне, пока не окончатся наши бедствия, мы будем очень рады.

— Мы жалкие скитальцы, где нам дадут пристанище, там и будем жить.

Позвали лодочников и спросили их мнение. Они подтвердили, что, если к ночи поднимется хотя бы слабый ветер, лодки рано утром доберутся до Датвана, Так и поступили.

К утру Овнан, Хосров и все их спутники благополучно причалили к Датвану. Сасунцы усадили жен и детей на мулов и коней и поднялись в горы, кишевши уже беженцами, так как во всей окрестности это было единственным надежным местом.

Но на душе у Овнана было неспокойно. Сидя в ущельях с кучкой горцев, передвигаясь и нанося удары врагу, он не переставал жадно интересоваться, что делает вражеский военачальник, кто его окружает, что делают спарапет Смбат и его сын Ашот, что делают и где нахарары и азаты, предавшие владетеля арцрунцев. Обо всем этом он получал самые достоверные сведения. От очевидцев он узнавал о том, что Смбат очень огорчен тем, что Ашота Арцруни предали, и что ему удалось лестью добиться у Буги освобождения всех васпураканских пленных. Кроме великих князей, всех их удалось вернуть на родину. Спарапет следил за точным выполнением своей смелой и опасной просьбы. Сын его Ашот старался быть подальше от врага. С другой стороны, Овнану стало известно, что предатели — Мушег Вагевуни и два Ваграма, как близкие и верные люди Буги, с независимым видом разъезжали во вражеском стане.

Налеты сасунцев на арабские войска, наконец, серьезно забеспокоили арабского военачальника, и он велел поставить дозор в горах Хута. Но Овнан прибегал к хитростям, и нередко его видели в арабской одежде, с арабским знаменем в руках нападающим на арабов же.

Но чем были героические усилия Овнана по сравнению с великими бедствиями? До него дошла новая весть о том, что Гурген Арцруни, брат великого князя Ашота, несмотря на большую победу, одержанную над войсками Буги в области Ворсиранк, где он разбил наголову тысячу восемьсот человек, по своей глупости, предался врагу, поверив его обещанию, что будет назначен великим князем Васпуракана вместо брата.

Храбрость, зло, предательство и глупая доверчивость создали такую сумятицу в голове бедного Овнана, что он, привыкший презирать армянских нахараров, предпочитал молчать и не говорить об этом при народе.

Когда же он узнал, что Буга со своими войсками выступил из Хлата, чтобы перезимовать в Двине, Овнан решил и сам поехать в Хлат для исполнения своего замысла.

Хлат был тогда одним из красивейших городов Васпуракана. Дома его утопали в садах, а фрукты славились на всю Армению. Расположенный на косогоре, спускающемся к Ванскому озеру, Хлат славился своими церквами, сильной крепостью, увенчанной башнями, и великолепными дворцами.

В то время, когда вся Армения попиралась вражеской пятой, Хлат не видел никаких разрушений и, кроме кафедрального собора, превращенного в мечеть, в городе все было цело. Арабы наводнили Хлат добычей из Тарона и Васпуракана, и в городе шла оживленная торговля. Поэтому, когда Буга собрался выступить с войсками, жители не очень-то были этим довольны не только потому, что с уходом войска и полководцев торговля пришла бы в упадок, но еще и потому, что с отъездом из города самого Буги появлялось множество мелких начальников. Хлатцы боялись этого и, пораньше закрывая лавки, старались засветло укрыться в своих домах.

Как всегда на востоке, когда царь или полководец оставлял город, вслед за ним и начальник его дивана[53], убрав бумаги в кожаные мешки, выезжал на второй день вслед за ним. Начальник дивана жил за городом в доме, принадлежавшем одному из знатных армян и доставшемся ему во время войны.

Мирза Хасан, так звали начальника дивана, закончив все свои дела, только что заснул, когда почувствовал, что кто-то легонько расталкивает его. Решив, что это его слуга, он велел ему уйти и оставить его в покое.

Почувствовав, что его продолжают будить, Мирза Хасан открыл глаза и с удивлением увидел вместо слуги коренастого, невысокого роста мужчину, стоящего у изголовья. Темные, блестящие волосы его ниспадали до плеч, а зоркие глаза насмешливо улыбались.

Мирза Хасан, увидев незнакомого человека, со страхом протянул руку к кинжалу, лежащему рядом с подушкой. Но человек молча положил свою руку на его кисть и так ее сжал, что Хасан завизжал от боли. Другой рукой незнакомец вынужден был закрыть ему рот.

— Стыдно, Мирза Хасан, кричать, как ребенок, — сказал он. — Ты человек ученый, грамотный. Что скажут твои слуги, если узнают, что ты заорал на весь дом, когда тебе слегка пожали руку?

Мирза Хасан, увидев, что незнакомец говорит с ним спокойно и упоминает о слугах, повысил голос:

— Неверная собака! Ты смахиваешь на разбойника. Не боишься за себя? Да знаешь ли ты, кто я и кто мой господин?

— Прежде всего знай, что ругаться тебе не стоит и что твои слуги живы только потому, что поступили благоразумно и сдались. Советую и тебе быть благоразумнее. Второе, — а это тебе тоже надо знать, — армян-разбойников гораздо меньше, чем среди других наций; третье: я в жизни не знал страха и твоего Буги не боюсь.

— Чего же ты хочешь от меня? И меня хочешь убить, как моих слуг?

— Никогда! Я безоружных людей не убиваю.

— Золота хочешь? Вот тебе! И Мирза Хасан, достав из-под подушки мешочек с золотом, протянул незнакомцу.

— Ни золота, ни серебра. Мне нужно другое.

— Говори же, чего тебе надо, — взмолился начальник дивана, дрожа всем телом и, не выдержав пронзительного взгляда Овнана, зажмурился.

— Бумаги твоего дивана у тебя?

— Да, они тебе нужны? Вот все в мешках, бери.

— Нет, все мне не нужны, мне нужна только одна бумага.

— Говори, какая, я тебе дам.

— Ты помнишь, когда великий князь Ашот Арцруни был осажден в крепости Нкан, несколько армянских князей направили военачальнику Буге тайное послание?

— Да, помню.

— Найди и дай мне эту бумагу — вот мое требование.

— Только это? Из-за какой-то ничтожной бумажки ты так меня напугал?

Он поднялся с постели, открыл дрожащей рукой один из мешков и достал оттуда бумагу.

— Вот она!

— Покажи-ка! — незнакомец взял бумагу, поднес ее к светильнику, пробежал глазами и спрятал на груди. — Хорошо. Теперь, Мирза Хасан, ты мне должен сказать правду: каков приказ эмира Джафра?

— Сам видишь, каковы цели эмира. Или Армения должна отречься от своей веры, стать правоверной, или должна погибнуть, но так, чтобы и памяти о ней не осталось.

— Тогда прощай, видишь теперь, что я не убиваю умных людей, понимающих, чего от них хотят, — сказал незнакомец и, не оборачиваясь, неторопливо вышел из комнаты. — Пойдем, ребята, — бросил он кому-то и исчез в темноте.

Мирза Хасан вышел из комнаты и в самом деле увидел своих слуг кого связанным, а кого заколотым. Но ни они, ни он не могли понять, кто был этот человек.

Мы, конечно, узнали Овнана из Хута.