— Не волнуйся, Одзава-сан. Все будет в порядке. Эта тварь получит по заслугам.
Не желая вступать в дискуссии и вываливать на няню-психолога мрачняк, молча кивнул со слабой улыбкой. Посмотрел на аккуратно вытаскивающую брусочек Чико. Спасибо тебе, Хэруки.
Сюжет в телевизоре сменился на нарезку кадров с советского парада в честь Дня Победы. Я залип. Какие лица! Какой внутренний свет! Люди живут спокойной жизнью, даже не представляя, как сильно предаст их собственная страна буквально через пару лет. И я совсем ничего не могу сделать…
— Пойду проверю бисквит, — буркнул я и пошел на кухню. Хорошо, что не досмотрел сюжет до появления Меченого. Надо отвлечься. Теперь у меня другая жизнь и другая страна. Может, в следующий раз переродиться в СССР? Год этак 69–70 вполне подойдет. Запас времени большой. А можно будет взять с собой Хэруки? Будет потешная, крашенная зеленкой пионерка. Не выдержав, я заржал. В кухне немедленно заспавнилась Есикава-сан.
— Одзава-сан, у тебя все хорошо?
Потыкав зубочисткой бисквит, решил, что он вполне готов.
— Достанете тортик, Есикава-сан? — попросил я, проигнорировав вопрос.
Кивнув, она наклонилась к грилю. А неплохие формы. Жаль, что замужем. Неплохая была бы пара для бати. В 43 года еще рано ставить на себе крест. Интересно, а школьная медсестра замужем?
Она достала бисквит, по моей просьбе переложила его в подготовленную тарелку. Достав из холодильника сгущенку, полил сверху. Сюда бы бананов, но нету. Можно добавить консервированные ананасы — в подвале осталось еще несколько банок — но, мне кажется, сочетание будет не очень. И так сойдет!
— Спасибо, Есикава-сан. Не переживайте, со мной все хорошо, — с улыбкой поблагодарил я ее. Оставив тортик остывать, отправились в гостиную. Чико сидела у коробки с котиком и что-то оживленно ему рассказывала. Телевизор не работал — видимо, Есикава-сан выключила, отрезав меня от печалящего инфопотока. В рамках подросткового бунта щелкнул пультом.
— …Вынес приговор скандальной паре, открывшей подпольную порностудию. Основной фигурант по делу — Канеки Кен, будет ожидать исполнения смертного приговора в одиночной камере. Его подельница, Одзава Масами, была приговорена к заключению в трудовой колонии на 15 лет с пересмотром дела через 10. Она будет находиться там до тех пор, пока не выплатит компенсацию своему оболганному бывшему мужу — сотруднику многоуважаемой корпорации «Хонда» Одзаве Дэйчи…
Выключил, схватился за голову. Да вы что, травите?! Сегодня международный день угнетения Иоши?!
Есикава-сан внезапно подошла ко мне и аккуратно обняла. Погладила по голове.
— Непросто тебе пришлось, Одзава-сан. Не переживай, это не твоя вина.
Я закрыл глаза. Хорошая женщина. Вина-то не моя, но как-то многовато о меня всяких темных личностей спотыкается. А оно мне надо?!
— Есикава-сан, я тоже хочу обнимашки! — разрядила обстановку Чико. Я хохотнул, отстранился.
— Спасибо, Есикава-сан. Я правда в порядке, — уверил я няню.
— Тогда, Чико-тян, иди сюда, — присела Есикава-сан на корточки. Обняла довольную сестренку, тоже погладила по голове.
— Ты тоже, братик! — отпустив Есикаву-сан, подошла Чико ко мне. Это мы с удовольствием!
Раздался звонок в дверь, Есикава-сан пошла открывать. Услышав голос отца, Чико отпустила меня и побежала его встречать. Вовремя он. Как раз к тортику. Тоже двинул в коридор. Успел увидеть, как отец с ласковой улыбкой ставит Чико на пол.
— Добрый вечер, отец! — слегка поклонился я ему. Вот такой я образцовый мальчик. Надо как-то компенсировать бате сожженные мной нервы. Он заслуживает уважения детей.
— Добрый вечер, сын, — немного удивленно ответил отец.
— Голодны, Одзава-сама? — спросила Есикава-сан, — Я приготовила мацунабэ.
— Очень. Мацунабэ это замечательно, — похвалил выбор блюда отец и пошел в ванную. Есикава-сан с Чико пошли на кухню, а я — в гостиную. Пусть батя поест, а потом все вместе попьем чай. Достав из коробки Сакамото-сана, уселся с ним на диван. Очень давно не тискал котика, соскучился.
— Как ты, Сакамото-сан? Поладил с Чико?
Котик согласно мявкнул, слез с моих коленей и подставил животик. Ты мой хороший! Поглаживая мурлыкающего кота, потыкал каналы. Нашел «Драгонболл». Не первая серия, конечно, но тоже пойдет. Посмотрев несколько минут, понял, что не вывожу и выключил телевизор. Мемас про It’s over 9000 я уже знаю, значит и впихивать в себя через силу этот шедевр сененостроения смысла нет. Оставив задремавшего котика на диване, пошел на кухню. Батя как раз доел, и Есикава-сан, одев цветочный фартук (надо будет поговорить с ней наедине об этом — фартук только мой и Хэруки) разливала чай.
— Как прошел день в школе? — обратил на меня внимание отец.
— Как обычно, — пожал я плечами, — Ничего не произошло.
— Что ж, стабильность — это хорошо, — покивал отец, — Это ты испек? — указал он на тортик.
— Не, это плод коллективных усилий нас троих, — улыбнулся я. Чико согласно покивала.
— Основной вклад внесли Чико-тян и Одзава-сан, — разрезая бисквит, добавила скромная Есикава-сан, — По сути, мое участие ограничилось пакетиком разрыхлителя.
— Вот как? — спросил отец, — Сколько я вам за него должен?
— Мы договорились, что я приму оплату кусочком торта. Люблю все шоколадное, — улыбнулась Есикава-сан, раскладывая кусочки по тарелкам.
Мне стало грустно. Эта сцена создавала ощущение хорошей, счастливой семьи. Но это ведь ложь, верно? Есикава-сан просто отрабатывает зарплату. И делает это, надо признать, отлично. Няня/психолог/домработница. Три в одном.
Раздался звонок в дверь.
— Я открою, — проявил я инициативу. Вдруг Хэруки почувствовала, что мне грустно и пришла утешить? Открыв дверь, сильно удивился, потому что там стоял Араки-сенсей. Из припаркованного у дороги малолитражного «Ниссана» вылез еще какой-то взрослый и направился к дому соседей.
— Добрый вечер, Араки-сенсей, — вежливо поклонился я.
— Добрый вечер, Одзава-сан. Твой отец дома? Мне нужно с ним поговорить.
Отстой! Что хорошего можно ожидать от визита классрука в дом? С другой стороны… Я посмотрел на открывшую дверь незнакомцу Нану-сан — они раскланивались. Это последствия стукачества Сэкеры-тян?
— Отец дома, вы очень вовремя пришли, мы как раз собираемся пить чай с тортиком, — на всякий случай задобрил я Араки-сенсея, — Прошу вас, проходите, я сейчас позову отца.
Он зашел в прихожую мимо меня, я закрыл дверь и потопал на кухню.
— Отец, пришел Араки-сенсей, — сказал я бате. Того передернуло. Вставая со стула, он прошипел:
— Ты же не опозорил нашу семью?
Я пожал плечами, батя вздохнул и вышел в коридор. Приветствия, невидимые мне, но стопудово имевшие место поклоны, появление на кухне отца в сопровождении Араки-сенсея. Есикава-сан с Чико воспитанно встали и поклонились.
— Это Есикава Есико, няня. А это — Одзава Чико, моя дочь. Присаживайтесь, Араки-сенсей, позвольте мне угостить вас чаем с тортом.
— Очень приятно, меня зовут Араки Акайо, я — классный руководитель Одзавы-сана. Приятно познакомиться, — поклонился он женской части компании, потом ответил отцу: — С удовольствием приму ваше предложение, Одзава-доно.
Отец усадил педагога за стол, после этого я решил, что проявил достаточно уважения и могу тоже сесть. Следом за мной на свои места сели Чико и Есикава-сан. Батя лично налил чаю и отрезал солидный кусочек торта для классного руководителя, буквально каждым жестом выражая почтение. Почему-то я был уверен, что это не задабривание, а вполне искренне. Уважают учителей в Японии. Араки-сенсей дождался, пока отец первым начнет кушать торт, попробовал сам, следом уже мы.
— Очень вкусно, — похвалил нашу с Чико стряпню Араки-сенсей, Чико гордо заулыбалась.
— Спасибо, Араки-сенсей, — улыбнулся отец и решил перейти уже к делу: — У моего сына проблемы в школе?
— Вовсе нет, — покачал головой Араки-сенсей, — Одзава-сан — прекрасный ученик, и я горд быть его классным руководителем.
Отец заметно расслабился, учитель продолжил:
— Во многом благодаря ему вверенный мне класс по итогам недавних тестов занял первое место в школьном рейтинге.
— Вот как? — удивился отец, Есикава-сан, явно не ожидавшая такого поворота, удивленно вытаращилась на меня. Да ладно, че, это все «Автоучеба». Блин, снова не проверил пределы ее возможностей. Завтра точно проверю!
— Я принес с собой результаты вашего сына, они в моем портфеле.
— Сын, принесешь портфель Араки-сенсея? — обратил на меня взор отец.
— Конечно, — не стал я артачиться, сходил в коридор и принес нужное. Араки-сенсей, открыв портфель, вытащил несколько листочков, двумя руками протянул отцу. Тот, также двумя руками с благодарным кивком их принял, начал просматривать.
— К сожалению, результаты по точным наукам не так хороши, как могли бы быть, — прокомментировал Араки-сенсей, — Одзава-сан мог бы справиться идеально, если бы не скрывал свои знания.
— Сын, объяснись, — строго потребовал отец.
— Просто не хотел слишком выделяться из коллектива, — пристыженно уткнув взор в стол, ответил я придуманной самим же Араки-сенсеем отмазкой.
— Скромность — это похвальное качество, но в следующий раз выложись на максимум, — назидательно произнес батя.
— Я сказал Одзаве-сану то же самое, он пообещал так и сделать.
Отец удовлетворенно кивнул, Араки-сенсей принялся хвалить меня дальше.
— Еще Одзава-сан хорошо общается с Аоки Хэруки. Вы знаете об этом, Одзава-доно?
— Конечно, — кивнул отец.
— Так вот, ваш сын очень положительно на нее влияет. Она даже перекрасила волосы в нормальный цвет.
Это не из-за этого!
— Кроме того, Ватанабэ-сенсей — она учитель английского — очень впечатлена знаниями Одзавы-сана по ее предмету. Она сказала, что подобное умение понимать и отвечать на английском — огромная редкость для учеников его возраста, не состоящих в курируемом ей клубе изучения английского языка.
— Вот как? — разулыбался отец, посмотрел на меня, — Я рад, сын, что мои вложения в репетиторов дали свои плоды. Знаете, Араки-сенсей, мой сын также изучал русский.
Ааа!!! Как удобно! Спасибо, дорогой отец, теперь я могу не скрываться!
— Вот как? И какие у тебя успехи, Одзава-сан? — заинтересовался Араки-сенсей.
— Эх, тройка! Птица-тройка, кто тебя выдумар? Знать, у бойкого народа ты могра торько родиться, в той земре, что не рюбит шутить, а ровнем-граднем разметнурась на порсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не жерезным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да доротом снарядир и собрар тебя яросравский расторопный мужик, — по памяти выдал я выученный еще в школе и до сих пор не забытый отрывок из «Мертвых душ». Обожаю Гоголя. В отличие от большей части отечественной классики, от его произведений не хочется повеситься от безысходности. Интересно, его издавали на японском?
Повисла тишина, все присутствующие выпучили на меня глаза. Блин, а не перегнул ли я?
— Братик крутой! — разрядила обстановку Чико.
Есикава-сан откашлялась и обратилась к девочке:
— Чико-тян, поиграем в гостиной?
— Хорошо, — кивнула та, и они покинули кухню.
Отец отмер:
— Впечатляюще! Похоже, я сильно недоплатил тому репетитору.
— Согласен. Потрясающие умения, Одзава-сан, — похвалил меня учитель и, наконец, озвучил истинную цель визита:
— Сегодня с утра в учительскую пришла девочка, живущая у вас по соседству — Фукэра Сэкера-сан. Она сказала, что Одзава-сан очень плох в английском, поэтому не мог настолько хорошо справиться с тестом.
Отец нахмурился, Араки-сенсей заверил:
— Я сразу подумал, что она врет — за долгие году работы в школе я неплохо научился определять жульничающих учеников. Одзава-сан точно не из таких.
Да я самый большой жулик за всю историю образования!
— Но мы все равно были обязаны проверить. Ваш сын с успехом ответил на все заданные Ватанабэ-сенсей вопросы, и все подозрения с него были сняты. Однако, как классный руководитель, я не мог проигнорировать столь вопиющий навет на моего ученика. Поговорив с Кодзиро-сенсеем — это классный руководитель Фукэры-сан, мы решили разобраться с этой проблемой сегодня, поэтому я и пришел. Он сейчас разговаривает с Фукэрой-сан и ее матерью.
— Эта девушка регулярно создает проблемы моему сыну, — откинувшись на стуле и сложив руки на груди, хмуро произнес отец, — Я полагаю, что у нее какое-то психическое отклонение. Мой сын никогда не давал ей повода себя ненавидеть. Он хороший мальчик.
«Хороший мальчик» чуть не заржал. Отлично, сейчас Кодзиро-сенсей как следует пропесочит Сэкеру-тян вместе с Наной-сан, и, если у этой суки остались хоть какие-то остатки здравомыслия, она отстанет. Не станет же она «убиваться» об меня, окончательно руша себе жизнь? Я бы совсем этого не хотел. В конце концов, она всего лишь травмированный ублюдком-папашей ребенок. А Нану-сан жалко даже больше. Несчастная женщина.
Раздался звонок в дверь, отец пошел открывать. Очень хотелось пойти за ним, но оставлять Араки-сенсея одного будет супер невежливо, так что пришлось унять любопытство. Из коридора послышался спокойный голос отца со стандартными в таких случаях представлениями и приветствиями. Отвечал ему мужчина:
— Прошу прощения, что без приглашения вторгся в ваш дом, Одзава-сама, но у меня есть информация, важная для нас всех.
Что-то тут неладно. Голос звучал нервно и как-то напугано. Отец в ответ заверил гостя, что ничего страшного не произошло и поблагодарил за стремление донести новости.
В кухне появился отец в сопровождении непримечательного, худого, начавшего лысеть мужика средних лет, в костюме и без очков. Его лицо покрывал пот, глаз подергивался от нервного тика. Его там что, чуть не зарезали? Я встал и поклонился. Мужик даже не обратил на меня внимания, с порога накинувшись на Араки-сенсея:
— Араки-сенсей, что мне делать?! Проблема с Фукэрой-сан гораздо серьезнее, чем можно было представить. Девочка явно больна! Представляете, она прямо при мне и своей матери заявила, что довела Одзаву-сана до самоубийства, после которого в его тело вселился ёкай!
А ведь она не так далека от истины. А что еще она могла подумать? Она ведь неплохо знала прежнего Иоши, которого, по сути, успешно свела в могилу. И тут появляюсь весь такой перерожденный я, занимая тело несчастного затравленного школьника.
— Что?! — воскликнул отец.
— Надо немедленно звонить директору и в полицию! — ответил Араки-сенсей.
— Одзава-сама, приношу свои искренние извинения, что недосмотрел за своей ученицей, — низко поклонился отцу Кодзиро-сенсей. Тот в ответ небрежно кивнул с ОЧЕНЬ сложным лицом, — Могу ли я воспользоваться вашим телефоном? — спросил потерявший лицо педагог.
— Телефон в коридоре, — ответил отец и отошел в сторону, освободив проход. Бедолага побежал звонить, а отец уселся на стул и начал сверлить меня взглядом. Да что?!
— Готов пройти обряд очищения, — буркнул я.
— Не неси чепухи, сын! — покачал головой отец.
— В самом деле, Одзава-сан. Никаких ёкаев не существует. Не стоит придавать значения словам этой ненормальной, — поддакнул Араки-сенсей.
Бубнеж из коридора закончился, вернулся Кодзиро-сенсей.
— Сын, мне нужно серьезно поговорить с уважаемыми учителями. Пожалуйста, оставь нас, — попросил отец.
Вздохнув — неприятно, когда выставляют из помещения, когда речь идет о твоей судьбе, я поднялся со стула и пошел в комнату. В гостиную не хотелось, потому что на душе было погано. Сэкера-тян все-таки решила сломать себе жизнь. Ее ведь не закроют в дурку до конца дней? Если отец хоть как-то сможет повлиять на ее судьбу, попрошу его решить проблему с как можно меньшим уроном. Да, я не виноват. Даже не всели меня Богиня в это тело — хепи-энда бы не вышло. Я помог отцу очистить репутацию. Спас от жизни в аду Чико. Спас Кеиджи. Хорошо влияю на Хэруки. О нас с ней «разбился» настоящий монстр! Невозможно оспорить мое безусловно положительное влияние на жизнь окружающих меня людей. ХОРОШИХ людей! Кроме того — что я мог сделать? Умереть?
— Если перед тобой выбор — убить или умереть самому, то на самом деле никакого выбора нет. Надо смотреть правде в глаза, — процитировал я несуществующего в этом времени персонажа. Не совсем подходит — эвтаназия Сэкере-тян точно не грозит. Смертная казнь Канеки и потенциальные смертный приговор ублюдочному маньяку? Да эти твари заслужили ее как никто! Никому не позволено рушить жизнь детям! Присовокупить бы к ним еще и мразотного папашу Сэкеры-тян…
ДЗЫНЬ! БАХ! В окно комнаты влетел камень. Так быстро, насколько возможно, я подбежал к окну, минуя осколки. Несколько ржавых гвоздей из прошлой жизни научили меня ценить ноги. В свете закатного солнца во дворе стояла Сэкера-тян, одетая в красно-черную в полоску футболку и джинсы.
— Ублюдок! Что ты сделал с придурком-Иоши?! Ты испортил мою любимую игрушку! Я вижу тебя насквозь! Я хорошо помню глаза Иоши! Я знаю, что ими теперь смотрит кто-то другой! Кто ты?!
Я даже не нашелся, что ответить. Из дома Фукэра вылетела заплаканная Нана-сан.
— Доченька, что ты делаешь?! Ты ведь хорошая девочка! Умоляю тебя, перестань!
— Пошла ты, сука! — закричала на нее Сэкера, — Как ты можешь мне не верить после того, что сделал с нами тот ублюдок?! Ты такая же, как другие! Разве ты не видишь, что это настоящий демон?! — указала она рукой на стоящего в оконном проеме меня, — Почему мне никто не верит?!!! — завизжала Сэкера-тян, из ее глаз потекли слезы, и она убежала куда-то в сторону мини-маркета. Нана-сан побежала за ней, и они скрылись из вида. Твою мать!
Я побрел вниз. Настолько погано мне не было еще никогда. Лучше бы мне сломали вторую руку, чем такое…
В коридоре, у подножия лестницы, столпились все, кроме Чико. Учителя с бледными лицами уставились на меня, то же самое сделал отец, стоящий у двери и держащий в руках швабру в позе «Ща втащу». Что за клоунада? Они реально испугались несчастную шестнадцатилетнюю девочку?
— Сын, ты в порядке? — не покидая позиции спросил отец, — Мы слышали звон разбитого стекла.
— Физически — в полном, — кивнул я, — Дочь соседки швырнула камнем в наше окно. Кричала, что я не Иоши, а демон. Надо вызвать стекольщика. Я мог бы заменить стекло сам, но у нас нет запасного.
— О чем ты говоришь?! Сейчас надо думать о твоей безопасности! — воскликнул он.
— Она не полезет, — покачал я головой, — У нее было достаточно возможностей убить меня самой.
Батя опустил швабру, подошел ко мне, обнял.
— Не волнуйся, теперь все будет хорошо. Иди в гостиную, ладно? Мы с Араки-сенсеем подождем полицию во дворе.
— 25 лет безупречного педагогического стажа! — закрыв лицо руками, вдруг завыл Кодзиро-сенсей, — И почему я не обратил на нее внимания раньше! До недавнего времени она ведь была образцовой ученицей!
— Кодзиро-сенсей, я не желаю больше видеть вас в своем доме. Я приложу все свои усилия, чтобы вас уволили с позором! — презрительно бросил падшему учителю отец, заодно приложив и меня. Еще одна сломанная мной жизнь.
— Я согласен с Одзавой-доно. Вы опозорили гордое звание учителя! Я вернусь домой на такси! — подключился к осуждению Араки-сенсей.
Кодзиро-сенсей всхлипнул и склонился в глубоком поклоне, потом покинул дом. Интересно, его точно выгонят или только отправят на переэкзаменовку? Я выглянул в окно. Из пожилого преподавателя будто выпустили весь воздух. Некоторое время он пытался открыть машину трясущимися руками. Наконец, у него получилось, машина тронулась и поехала в противоположную сбежавшей Сэкере-тян сторону. Оставшиеся двое мужчин вышли во двор — в руке отца все еще была швабра — и закрыли за собой дверь.
— Братик, что-то случилось, да? Что-то плохое? — тихонько спросила из-за спины Чико. Я обернулся, увидел, что она держится за руку тоже покинувшей гостиную Есикавы-сан. Подошел к сестренке, потрепал по голове.
— Не переживай, Чико. Все уже закончилось. С нами все будет хорошо.
— Братик, тебе грустно? — проницательно спросила девочка.
— Очень, — горько улыбнулся я, — Но не переживай, это пройдет.
— Одзава-сан, во всем случившемся нет твоей вины, — сочувственно сказала Есикава-сан.
— Я говорю себе то же самое, но не особо помогает, — махнул я рукой и пошел в гостиную. Они пошли за мной. Я взял со столика колоду карт, — Сыграем?
— Давай! — согласилась Чико, а у няни не было выбора. Она взяла из моих рук колоду, начала перемешивать.
— Есикава-сан, вы ведь все слышали? — спросил я. Она кивнула, я спросил: — Можете как специалист примерно рассказать, что будет с Сэкерой-тян дальше?
— Тян? Вы были близки? — ответила она вопросом на вопрос. Это вообще-то невежливо, но чего уж тут.
— Это скорее привычка, — вздохнул я, — Я уже давно старался избегать общения с ней, как мог. Ответите на мой вопрос?
Она начала сдавать карты — играть решили в двадцать одно.
— Ну, в твоей школе ее учиться точно не оставят. Ее классный руководитель будет обязан указать в выпускном листке информацию об ее проблемах. Боюсь, с такой характеристикой единственная работа, что ей светит в этой жизни — стричь траву и убирать мусор с улиц, — вздохнула Есикава-сан. Меня немного отпустило. Это явно намного лучше, чем провести всю жизнь в дурдоме.
— Еще! — протянула ручку к колоде Чико.
Есикава-дала ей карту, потом еще карту взял я — перебор. Скинул карты на стол.
— Хотя бы так, — вздохнул я, — Знаете, Есикава-сан, последнее время о меня «разбилось» очень много плохих людей. Мне начинает казаться, что так будет всю жизнь.
— Ничего подобного, — ответила Есикава-сан, — Как говорят русские — после черной полосы обязательно следует белая.
— Только и остается надеяться на это, — я поднялся на ноги и пошел к выходу из дома.
— Куда ты, Одзава-сан? — обеспокоенно спросила пошедшая за мной Есикава-сан.
— Не могу сидеть дома, — ответил я, обувая кроссовки, — Пора уже включить белую полосу, — добавил я, выходя из дома и закрывая за собой дверь. Уже стемнело, на крылечке сидели отец и Араки-сенсей. Включили бы лампочку, чтоли.
— Бать, мне очень нужно погулять. Сэкера-тян побежала туда, — я указал рукой, — Поэтому я пойду на тот берег. Не волнуйся, я вернусь целым и невредимым.
— Хорошо, сын, — ответил он к моему удивлению. Странно, даже не попытался отговорить. Не хочет ругаться при Араки-сенсее, или понимает меня лучше, чем мне казалось? Нащупав в кармане не пригодившийся диктофон, протянул его отцу.
— Это ружье так и не выстрелило.
Отец молча принял диктофон, и я пошел в сторону моста. Отойдя от дома, понял, что по щекам текут слезы. Слишком много всего навалилось поверх недосыпа. Действительно, перебор…
— Будет удача, Жека, ты знаешь, не может иначе быть, — тихонько запел я, — Сорнце раскроет свои объятья, ох-ох-ох, и можно прыть.
Зашел на мост, вытер слезы.
— Будет удача, Жека, ты знаешь, мужчины не прачут. А срезы от ветра, а срезы от пепра, ох-ох-ох, их нужно забыть, — повысил я голос.
На середине моста меня обдуло теплым порывом ветра, я улыбнулся, запел еще громче:
— Будет удача, небо в армазах, крубника на дачах. Ветер тепреет, и нам уже регче, ох-ох-ох, и можно не пить.
Эта песня со мной уже много лет. Всегда помогала. Помогает и в этой жизни. Ближе к концу моста запел уже в полный голос:
— Будет удача, Жека, мы крепко держим подачи. Риповый цвет разукрасит арреи, ох-ох-ох, да что говорить.
Липы, да? Живет тут неподалеку одна хорошенькая липка. Она всегда меня утешает. Подойдя к дому Хэруки, позвонил в звонок. Открыла она сама, прически на голове не было, одета в зеленую футболку без принта и такие же зеленые шорты чуть выше колена. На ногах — зеленые же носочки. Компенсирует перекрашенные волосы как может. Дриада моя любимая.
— Иоши? — удивилась она. Заметив мое понурое лицо, спросила, — Тебе плохо?
Я кивнул. Она обернулась и крикнула внутрь дома:
— Деда, я погуляю с Иоши!
После этого обула зеленые кроссовки, вышла из дома закрыв за собой дверь, взяла меня за руку и сказала:
— Пойдем.
Я послушно пошел. Она целеустремленно вела меня по лабиринту дворов, ничего не спрашивая, а я ничего не говорил. Само ее присутствие рядом оказывало целебный эффект. Наконец, она привела меня в какой-то парк с обилием деревьев. Возле одной из скамеек мы повернули и сошли с освещенной фонарями тропы.
— Осторожнее, Иоши, не наступи на муравейник, — чуть потянула меня Хэруки. Я послушно взял правее.
Мы подошли к огромному дубу. Света луны и звезд вполне хватало, чтобы разглядеть великолепную, массивную крону, уже покрывшуюся свежей листвой. Обойдя ствол вокруг, Хэруки отпустила мою руку, чем-то пошуршала, снова взяла меня за руку.
— Пригнись, — попросила она, я послушно пригнулся, и мы зашли куда-то под дуб. Что-то среднее между большим дуплом и норой. Хэруки высунулась, завалив вход ветками. Наступила абсолютная тьма. Безошибочно найдя мою руку, она потянула меня дальше от входа.
— Здесь есть скамейка, не ударься. Вот так, садись, — положив руки мне на плечи, мягко усадила на скамейку. Сама села рядом, — Ложись, — велела она.
Я лег на спину, моя голова оказалась на ее коленях. Почувствовал, как она начала гладить меня по голове.
— Я нашла это место совсем маленькой. Кроме меня, о нем никто не знает. Даже дедушка. Я всегда прихожу сюда, когда мне грустно. Чувствуешь? — спросила она.
Я закрыл глаза — все равно ничего не видно. Прислушался к ощущениям. Дуб надежно отсекал звуки города, воздух пах деревом и землей. И еще Хэруки. Горечь уходила. Тут было по-настоящему хорошо.
— Спасибо, Хэруки, — прошептал я.