В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе

11 О ПОРОСЕНКЕ

Лени Шрадер сидела за одной партой с Генриеттой. Как-то на последнем уроке писали диктант, и Лени капнула на тетрадь чернилами. Получилась жирная клякса. Лени облизнула кончик пальца и попробовала стереть кляксу. Она терла и терла, но клякса становилась все больше, и кончилось тем, что Лени протерла в бумаге дыру, а палец перемазала в чернилах. Она вытерла палец о нижнюю юбку, но так как от волнения вспотела, заодно мазнула нижней юбкой по носу, и нос тоже стал синий.

— Лени! — вызвала учительница.

Лени вскочила. Второпях она опрокинула чернильницу и залила всю тетрадь.

— Что ты делаешь? — спросила учительница.

— Стираю чернила, — ответила Лени.

— Знаешь ты кто? — рассердилась учительница. — Ты самый настоящий поросенок.

Тут раздался звонок, дети сдали тетради и побежали домой, а на следующее утро Лени не пришла в школу. Вместо нее в классе появилась новенькая. Это была миловидная, розовощекая, полненькая девочка с курносым носиком. Она уселась на парту рядом с Генриеттой и, как ни странно, принялась грызть зеленый желудь.

— Это не твое место, — сказала Генриетта.

— Нет, мое! — сказала новенькая.

— Но тут сидит Лени Шрадер, — сказала Генриетта.

— А она больше не придет, — сказала новенькая.

В класс вошла учительница, увидела девочку рядом с Генриеттой и спросила, как ее звать.

— Фея фон Свинич, — ответила девочка.

— А как звать твоего отца? — спросила учительница.

— Отца звать Свинтус фон Свинич, — ответила девочка.

— Так, — сказала учительница, — а теперь посмотрим, что ты знаешь.

Она задала несколько вопросов, и оказалось, что Фея фон Свинич хорошо подготовлена по всем предметам, особенно по счетоводству, литературе и сельскому хозяйству.

Едва досидев до конца занятий, Генриетта сразу побежала в Гольхаузен узнать, что с Лени. Но никого у Шрадеров не застала. Тогда она побежала на деревенскую свиноферму, где триста свиней и тысяча поросят, мирно чавкая, занимались каждый своим делом. Но в отделении для поросят она вдруг заметила поросенка, который сидел один-одинешенек и горько плакал; весь нос у него был в чернилах. Генриетта прислушалась к его писку, и ей показалось, что поросенок что-то говорит. «Я бедная Лени Шрадер, — разобрала она, — волшебник Малког обратил меня в поросенка. Вначале мне это даже понравилось, но потом я вспомнила, что завтра по телевидению будут передавать футбольный матч между шварцентальским «Динамо» и баутценским «Локомотивом», и я хочу снова стать девочкой. Я никогда-никогда больше не буду неряхой».

По проходу к ним приближалась старшая свинарка Якоба, и поросенок умолк.

— Этот поросенок, — заявила ей Генриетта, — вовсе не поросенок, а Лени Шрадер.

— Какой вздор, — сказала Якоба, — у Лени ветрянка, она лежит у своей тети.

— А отчего у него нос в чернилах? — спросила Генриетта.

— Отчего? — сказала свинарка Якоба. — Да оттого, что он грыз мою авторучку.

Вечером Генриетта рано отправилась спать. Она легла на спину, подтянула коленки и укрылась с головой одеялом: получилась как бы пещера. В этой пещере жил волшебник Малког.

— Мне все известно, — сказала Генриетта волшебнику, — эта Свинич — обращенный в девочку поросенок.

— Правильно, — сказал Малког.

— А откуда она столько знает? — спросила Генриетта.

— От свинарки Якобы, она в хлеву каждый день вслух уроки готовит.

— Я ничего не имею против этой Свинич, — сказала Генриетта, — хоть она и грызет желуди. Но вы обратили Лени Шрадер в поросенка, а с этим я никак не могу примириться. Вы непременно должны ее обратно расколдовать.

— Увы, это невозможно, — грустно ответил Малког. — И моей власти есть пределы. Число всех девочек и всех имеющихся свинок должно соответствовать данным статистики. Если я рассвиню твою подружку, то должен немедленно освинить маленькую Фею, а она не хочет: ей нравится в школе.

— Неужели нет никакого выхода? — упавшим голосом спросила Генриетта.

— Может быть, и есть, — сказал волшебник Малког. — Я мог бы расколдовать Лени, если бы ты взамен мне раздобыла другую такую же грязнулю. Главное, чтобы не изменилось число.

После этого разговора Генриетта проснулась очень расстроенная. Во всей округе она не знала ни одной подходящей грязнули.

— Дания — самая чистоплотная страна на свете, — сказал дядюшка Титус (он сидел с Гайалордом за завтраком и просматривал газету). Там на девятьсот девяносто девять опрятных девочек приходится только одна грязнуля.

— Одна? — воскликнула Генриетта. — Одной достаточно.

Она подбежала к своей кровати, сунула голову под одеяло и крикнула:

— В Дании живет одна грязнуля!

Потом вернулась в столовую в прекрасном настроении и с аппетитом уплела бутерброд с колбасой и четыре с медом. А в школе первая, кого она встретила, была Лени Шрадер, но уже чисто умытая и в белом платьице.

Впоследствии Генриетта познакомилась также и с отцом Феи.

У господина Свинтуса фон Свинича были седые коротко подстриженные волосы, торчавшие на голове щетиной, а над нижней губой у него выдавались два длинных клыка.

Когда Генриетта с ним поздоровалась, он очень дружелюбно сказал:

— Хрю, хрю, онк.

— Что он сказал? — спросила Генриетта подругу.

— Папа сказал: «Добрый день, дитя мое, — перевела Фея. — В последнее время он говорит очень невнятно, у него астма.

— Во-первых, это все вранье, — сказала Лени Шрадер, едва только Мехтильда досказала свою историю. — Во-вторых, как не стыдно ябедничать! А в-третьих, посмотрите на мои руки, они совсем чистые.

Но когда все хотели это проверить, оказалось, что солнце уже зашло, и над ними в бойнице висит лишь клочок вечернего неба в виде быстро меркнущего синего овала.

— Уже темнеет, — заметил Пиль.

Однако прежде чем он успел сделать из этого соответствующий вывод, беседой завладел экскаваторщик Пошка.

— Что мелюзга нечистоплотна — всем известно. Зато с большими людьми дело обстоит совсем наоборот.

— Они чистоплотны, — сказал Пиль.

— Ошибаетесь, — сказал экскаваторщик. — О них никому ничего не известно.

И он добавил, что именно по этой причине счел необходимым коснуться данного вопроса в строго научном стихотворении, которое озаглавил: