В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе

17 ПИЛЬ ПОЛУЧАЕТ ПО ЗАСЛУГАМ

Пока Пиль внимательно слушал и эту примечательную историю, все пленники затаив дыхание следили за тем, как дядюшка Титус, разорвав последние путы, стягивавшие ему руки, принялся бесшумно снимать обмотанную вокруг туловища и ног длинную веревку. Затем дядюшка встал и растер затекшие запястья, чтобы восстановить кровообращение. И в тот самый миг, когда Якоба дошла до конца своей истории, он вытащил из кармана пиджака ключ от квартиры и на цыпочках подкрался сзади к своему тюремщику.

— Тоже недурная история, — благодушно заметил Пиль. — Но, как я уже говорил, для меня это последняя, во всяком случае здесь и на сегодня.

— Ошибаетесь, — сказала фрейлейн фон Заватски, — вам предстоит пережить еще одну историю.

— Какую? — спросил Пиль.

— А такую, в которой некоего Пиля стукнут по башке! — воскликнула Заватски в полном восторге от собственного остроумия.

Но Пиль был малый не промах. Не оборачиваясь, он молниеносно пригнулся, и удар дядюшки Титуса пришелся на волосок от головы. Одним скачком Пиль отпрянул к стене и направил на изобретателя револьвер. Дядюшке Титусу пришлось послушно поднять руки и бросить ключ.

— История о том, как Джонатана Пиля, сына старухи Пиль, стукнули по башке, еще не написана, — сказал Пиль, — и никогда написана не будет!

— Все было впустую, — сказал дядюшка, — но тем не менее я благодарю вас всех за помощь.

— Повернуться! — приказал Пиль.

— А что будет с нами? — спросила Мехтильда Аминь.

— Побудете здесь, — сказал Пиль, — пока кто-нибудь вас не найдет.

— В воскресенье, может быть, заглянут туристы, — сказал профессор Барбабьянка.

— Но сегодня еще только вторник! — в отчаянии воскликнула Лени Шрадер.

— Не беда, — утешил Пиль. — Вы же знаете столько прекрасных историй, и время пролетит незаметно. — Пиль ткнул дядюшку Титуса дулом револьвера между лопаток и скомандовал: — Марш в страну Треста!

Дядюшке Титусу не оставалось ничего другого, как идти впереди Пиля; они поднялись по стертым ступеням, пригнувшись, прошли под низкими сводами, где вода, стекая по древним каменным плитам, оставила белесые следы, и вышли в ночную тьму. Справа дядюшка увидел серебрившийся в лунном свете самолет.

— Пошел-пошел, не задерживаться! — грубо подгонял Пиль.

Но тут раздался звук, похожий на удар гонга, и Пиль, к своему удивлению, почувствовал несомненную боль в темени.

— Что это? — опешил он.

Над входом в башню был выступ, а на нем сидела девочка с чугунной сковородой в руке.

— Что это? — сказала она. — Удар по башке!

— Ого, — сказал Пиль.

Но прежде чем он успел опомниться, воздух рассекла ветка. На самом конце ее висела обезьяна и тоже размахивала сковородой. Снова раздался гонг. На этот раз обезьяна наградила Пиля увесистым ударом по голове. У Пиля выпал из рук револьвер, глаза скосились, и он, словно маятник, стал раскачиваться из стороны в сторону. Тут из-за кустов выступила дородная женщина со сковородкой в руке. Она схватила Пиля за ворот и, крепко держа его, нанесла ему на редкость меткий удар по голове. Гон-н-нг — прозвучало опять. И нокаутированный Пиль растянулся на земле.

— С вашей стороны это очень любезно, что вы потрудились прийти, — обратился дядюшка Титус к фрау Пошка, — но откуда вы узнали?

— За нами примчался Гайалорд, — объяснила Генриетта. — Мы бежали изо всех сил и, к счастью, подоспели вовремя: вы еще не улетели.

Тут послышался звонок: на велосипеде прикатил народный полицейский. Он соскочил с велосипеда, прислонил его к кусту, развернул какую-то бумагу и наклеил клейстером на стену. Потом, отступив на шаг, осветил объявление карманным фонариком, чтобы каждый мог прочитать. Пол-листа занимала фотография Пиля, а под ней крупными буквами было написано:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ДЖОНАТАН ПИЛЬ,

ПЫТАВШИЙСЯ ПОХИТИТЬ ДЯДЮШКУ ТИТУСА

Полицейский поднял Пиля с земли и повесил его рядом с объявлением на гвоздь, чтобы сличить его бледную физиономию с фотографией.

— На редкость похож, — заметил он, — за исключением трех шишек более позднего происхождения.

Он приложил указательный палец к козырьку, погрузил Пиля поперек багажника, нажал на педали и растворился в ночи.

А Генриетта стремглав спустилась в подземелье, отодвинула засов и освободила своих друзей. Последним вышел Пошка-младший.

— Ты спасла меня в третий раз, — сказал он Генриетте, — теперь тебе придется жениться на мне. Ты сама так сказала.

— Я так сказала? — воскликнула Генриетта. — Ну, значит, все!

Они обменялись поцелуем, а месяц нарисовал на каменных плитах подземелья их тени.