В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе

6 О ХОДЯЧЕМ КОЛОКОЛЕ

Воскресное утро выдалось на редкость погожее, и солнце слало на землю самые свои золотые лучи. Генриетта лежала на поляне под большой липой и глядела на листья. Они были нежно-зеленые, просвечивали, и тени от верхних листочков падали на нижние темными пятнами. А когда на фоне ярко-голубого неба листва колыхалась от ветра, получался очень красивый, все время меняющийся узор. Неподалеку Лени Шрадер и Мехтильда Аминь, обе в белых носочках и черных полуботинках, тащились по пыльной дороге к церкви.

«Чтоб я в такую погоду пошла в церковь!» — подумала Генриетта и была права, хотя следует сказать, что она ни при какой погоде не ходила в церковь.

На колокольне, устремив свой взор вдаль, стоял пастор Аминь. Увидев прохлаждающуюся в тенечке Генриетту, он очень рассердился.

— Она не соизволила пойти в церковь! — сказал он висевшему рядом бронзовому колоколу.

Колокол покачал головой и негодующе загудел. — Но она соизволит! — воскликнул пастор.

Он всей тяжестью повис на толстой веревке и затрезвонил так, что от деревни Гольхаузен до Шварценталя все, кроме глухих, услышали этот звон.

— Лягушки квакают, — пробормотала Генриетта и повернулась на живот с намерением соснуть.

— Ну это уж слишком! — возмутился пастор. Он отвязал колокол, указал перстом на Генриетту и грозно крикнул: — Фас!

Колокол с грохотом скатился по деревянной винтовой лестнице, выскочил из колокольни и устремился через зеленеющее поле.

Очутившись у липы, колокол раз-другой качнулся, чтобы нагнать на Генриетту страху. Девочка приоткрыла один глаз.

— Кто это тут раскачивается? — спросила себя Генриетта и почти совсем открыла глаз. — А, да это же колокол.

Колокол раскачивался все сильнее и сильнее.

— Но как это возможно, — вдруг спохватилась Генриетта, — что колокол тут стоит и раскачивается?

Ей пришлось хорошенько поломать голову, чтобы ответить на этот вопрос.

«Видимо, кто-то его отвязал», — решила она, закрыла глаза и, вполне удовлетворенная этим объяснением, опять положила руку под голову.

Колокол еще некоторое время продолжал раскачиваться, а потом, заметив, что Генриетта не обращает на него никакого внимания, высоко подпрыгнул и накрыл собой Генриетту, точь-в-точь как накрывают шляпой воробья.

— Ого, — сказала Генриетта, очутившись в полном мраке. — Что же мне теперь делать?

Но тут она ногой угодила в барсучью нору. Генриетта пролезла в нору, миновала барсука — он сидел подле своих шести барсучат и осуждающе на нее заворчал — и протиснулась через второй выход. Она выбралась на свет в каких-нибудь десяти метрах от колокола, который стоял очень довольный собой, даже не подозревая о бегстве своей пленницы. Все же Генриетта предпочла пуститься наутек, но колокол погнался за ней. Качаясь из стороны в сторону, он спешил за Генриеттой. Но вскоре понял, что так ее не догнать, наклонился на ребро и стал крутиться, описывая по лужайке головокружительные спирали, а затем, опираясь на язык, прыгать, как прыгун с шестом. Видя, что колокол вот-вот ее настигнет, Генриетта бросилась к замшелой стене бывшей помещичьей усадьбы. У самой стены она вдруг отскочила в сторону, а колокол в пылу погони налетел на стену.

Бум! — проревел он и остановился.

Генриетта не растерялась: вскочила на колокол, уселась поудобнее и принялась его щекотать. Колокол корчился от смеха, звонил, верезжал, делал отчаянные прыжки, но Генриетта крепко держалась за стальные уши и не давала себя сбросить. Тогда колокол пустился на хитрость. Он кинулся к низким воротам, в которые еле мог один пройти, и Генриетте пришлось бы худо, не догадайся она вовремя с него соскочить.

Сотрясаясь от бешенства, колокол снова кинулся за девочкой. Генриетта мчалась что есть духу. Она сбежала с холма, у подножия которого протекает Шварце и перекинут через речку узкий мостик. Балансируя, Генриетта побежала по жердочкам, а колокол скакал за ней, чуть не наступая на пятки. Вдруг она обернулась и пригрозила колоколу:

— Я тебя сброшу в воду!

Колокол сразу сел на мостик, да так основательно, что трое здоровых мужчин не могли бы его своротить.

Но как только Генриетта повернулась к нему спиной, колокол снова оттолкнулся языком; тут Генриетта как пнет его ногой, колокол и бултыхнулся в воду на самом глубоком месте. Пастор, все время наблюдавший со своей колокольни за поединком, размахивая руками, тут же прибежал на берег.

— Колокол! — горестно восклицал он. — Боже, боже, колокол!

— Вот именно, — сказала Генриетта, — в другой раз будете лучше смотреть за казенным имуществом! Кто за это заплатит?

В университете города Галле читал лекции профессор ботаники доктор Барбабьянка; совсем недавно он получил от государства премию в сто тысяч марок за то, что вырастил съедобный вид древесной губки. Половину этой суммы он пожертвовал пастору на новый колокол.

— Раз уж тут столь лестно отозвались обо мне, — сказал седобородый господин с ботанизиркой, — я не премину внести и свою лепту в наше маленькое собеседование.

— Простите, профессор, — сказал Пиль, — я тороплюсь.

— Но я ведь еще ничего не рассказал, — обиделся профессор.

— Обойдетесь и без меня, — сказал Пиль.

— Молодой человек, — возразил профессор, — не забудьте, что почтительность — лучшее украшение юношей вашего возраста. Отдаете ли вы себе отчет, что перед вами стоит?

— Отдаю, — коротко отрезал Пиль. — Мне предстоит дальний путь.

— Дальний путь, — радостно подхватил профессор, — это и составляет тему моего доклада, озаглавленного: