В поисках анаконды

14 БОЛОТО ЛА-АПАЯ

В день рождества наш отряд расположился лагерем на маленьком островке посреди болота Лa-Апая. Вряд ли кому-нибудь из нас приходилось раньше встречать праздник в такой необычной обстановке.

Вообще-то мы направлялись к индейцам племени кофан, обитающим на берегу реки Сан-Мигель, на границе Экуадора и Колумбии, спешили попасть туда до того, как обмелеют реки; однако нам пришлось столько услышать о загадках болота Ла-Апая, что мы не устояли против соблазна посетить его.

Чуть южнее той точки, где линия экватора пересекает Рио-Путумайо, в реку впадает маленький приток, смешивая свою черную воду с ее грязно-желтыми водами. Следуя на север вдоль извилистого русла этого притока, вы как раз и попадете к Ла-Апая. У места слияния рек поселилась кучка полуцивилизованных индейцев хитото, но они редко отваживаются ходить к болоту: слишком боятся великой гюио — анаконды. Считается, что Лa-Апая — излюбленное пристанище огромной змеи. Несколько лет назад, рассказывали нам индейцы, один их товарищ отправился туда ловить рыбу; гюио напала на него и проглотила.

Впрочем, не только индейцы, но и белые поселенцы берегов Путумайо с трепетом говорили о Лa-Апая. Здесь хорошо помнили, что случилось с одним перуанским охотником несколько лет назад. Он исчез в районе Лa-Апая, и все попытки выяснить его судьбу ни к чему не привели. Правда, позднее удалось найти части человеческого скелета, и люди решили, что это и есть останки перуанца. Однако обстоятельства его гибели так и остались невыясненными. Поселенцы предполагали, что его укусила ядовитая змея. Но индейцы не сомневались, что тут замешана великая анаконда.

Ла-Апая производит очень своеобразное, почти жуткое впечатление. «Этот ландшафт словно нарочно создан для кино», — заметил кто-то из участников экспедиции, а Курту вспомнился разбитый бомбами Гамбург. Несколько лет назад здесь бушевал лесной пожар — небывалое явление в этой части Амазонас. Нужна на редкость сильная засуха, чтобы могли загореться такие влажные леса. Огонь уничтожил на большой площади густые, кишащие зверьем заболоченные джунгли. На долгое время здесь прекратилась всякая жизнь. Но постепенно обугленные стволы покрылись растениями-паразитами, появились молодые ростки пальм и других деревьев, зазеленела сочная трава. А затем огромная прогалина стала привлекать и животных.

В воде болота обитало множество рыб, черепах и крокодилов. Поражало невиданное обилие всевозможных птиц. Млекопитающие встречались реже — они избегают открытых мест. Пожалуй, один лишь эль тигре, грозный ягуар, покидал иногда свои охотничьи угодья в гуще джунглей, чтобы побродить по Лa-Апая. Тут и там нам попадались свежие следы ягуара; глубокие царапины на стволах говорили о том, что хищник затачивал здесь когти.

Из нашего лагеря на островке мы совершали походы по всем направлениям, снимали и ловили животных. Нам удалось собрать интересный материал. Лаурентино Муньос едва успевал препарировать и консервировать нашу добычу: рыб, пресмыкающихся, лягушек, а также различных птиц — цапель, аистов, зимородков, попугаев и коршунов. Среди удивительных обитателей Лa-Апая, запечатленных на кинопленке, была колония в несколько сот бакланов, поселившихся в кронах высохших деревьев. Они издавали причудливые, хриплые звуки, которые особенно занимали нашего звукооператора Олле.

Стояла страшная духота; даже Лабан, дитя тропиков, обливался пóтом и тяжело дышал. Яркое солнце палило целыми днями с почти безоблачного неба, и температура в тени достигала сорока градусов. Правда, воды кругом было вдоволь — теплой, около тридцати градусов, но все же прохладнее воздуха, — однако в Ла-Апая купаться опасно. Самое большее, что мы могли себе позволить, — это обливаться из ковша, стоя в лодке или на берегу. Да и то приходилось поторапливаться: за нами неотступно следовали огромные тучи кровожадных мух.

Чем была вызвана такая осторожность? Во-первых, в Ла-Апая порядочно крокодилов. Но еще страшнее, чем крокодилы, — многочисленные пираньи, хищные рыбы, гроза людей и животных, обитающих в Амазонас.

Пиранья (или пирайя, пиранха) — пожалуй, самая отвратительная из всех хищных рыб мира; недаром она получила прозвище «людоед». Она сравнительно мала — короткая, толстая и тупоносая. Известны три вида: самый большой, «белая пиранья», достигает в длину немногим более тридцати сантиметров, остальные два вида не превышают пятнадцати сантиметров. Но зубы пираньи способны хоть на кого нагнать ужас. (Название рыбы взято из языка индейцев тупи: пира — рыба, анха — зуб.) Челюсти несоразмерно велики по сравнению с остальным туловищем и оснащены треугольными, острыми, как бритва, зубами. Кусает хищница молниеносно и со страшной силой. Мы встречали на Путумайо несколько человек, у которых пиранья отхватила палец; они неосмотрительно окунули руку в воду, сидя в лодке. Не раз попадались нам коровы, которым рыбы отгрызли полморды на водопое, а также одноногие утки. Переплывать реку, населенную пираньями, опасно для жизни, особенно если на теле человека есть хоть малейшая кровоточащая царапина. Запах крови немедленно привлекает целые стаи прожорливых хищниц. Они нападают со страшной быстротой и дьявольской яростью. Вся вода кругом бурлит, когда пираньи бросаются в атаку, отхватывая целые куски мяса, перегрызая жилы и сосуды. Живое тело быстро превращается в обглоданный скелет.

Много ужасных историй рассказывают о людях, ставших жертвами пираньи. Вот вкратце одна из них, услышанная мною от кинооператора Брюкнера.

Пьяный бразильский солдат упал с пристани в воду. Немедленно на него набросились пираньи. Товарищи бросили ему лассо; он схватил веревку, но тут же отпустил, крича от боли, и стал отбиваться от хищниц. Однако схватка была слишком неравной. Когда товарищам удалось наконец зацепить его при помощи лассо и вытащить на пристань, то от солдата оставался почти один скелет с обрывками мундира.

Неудивительно, что мы страшно перепугались однажды вечером, услышав крики о помощи, доносившиеся с болота. Кричал Торгни; он отправился на маленькой лодке окатиться водой, но, когда стал одеваться, хрупкое суденышко перевернулось и он очутился в воде. Торгни не успел еще как следует натянуть штаны и теперь не мог даже двинуть ногами. При мысли о многочисленных крокодилах и пираньях им овладел дикий ужас. К счастью, Хорхе был поблизости в большой лодке и мгновенно пришел на выручку. Таким образом, Торгни отделался испугом.

Другой неприятный обитатель Амазонас, с которым мы познакомились во время экспедиции, — электрический угорь. Не знаю, как другие, но я проникся почтением к этому чудовищу. Однажды мы поймали рекордный по величине экземпляр электрического угря, решили даже сначала, что нам на удочку попалась анаконда. Желая сохранить его для съемок, мы устроили специальный садок из прочной сетки, выпустили угря в садок и стали шестами направлять его в поле зрения аппарата. И тут меня вдруг так ударило электричеством, что ноги непроизвольно подогнулись и на мгновение совершенно онемели. Неприятное ощущение! Если электрический угорь коснется вас на глубоком месте, последствия могут оказаться трагическими. Сила тока настолько велика, что способна парализовать лошадь.

Электрические органы угря состоят из слизистого вещества, покрывающего примерно треть поверхности его тела и образованного тысячами клеток, которые действуют подобно гальваническому элементу. Взрослый электрический угорь достигает в длину свыше двух метров, его электрические органы развивают напряжение около пятисот вольт. Сила тока — пол-ампера; иначе говоря, к угрю можно подключить довольно яркую лампочку. В нью-йоркском «Аквариуме» электрические угри сами давали ток для неоновой рекламы с надписью «Electric Eel»! Время от времени рыб пугали, они начинали метаться и касались контактов в стенах бассейна.

Электрический угорь слеп. Свою добычу — рыб, лягушек и других мелких тварей — он обнаруживает при помощи своего рода «радара» — специального органа, излучающего до двадцати импульсов в секунду, когда рыба находится в движении. «Передатчик» угря изучен, но где находится «приемник» и как он устроен, еще предстоит установить.

Другой малоприятный обитатель здешних рек — рыба карнеро. Она очень мала, не больше двадцати сантиметров в длину, но чем она меньше, тем коварнее ее поведение. В этом легко можно убедиться, купаясь в водоемах Амазонас. Маленькие карнеро — от четырех до семи сантиметров — впиваются в половые органы или прямую кишку и сосут кровь, вызывая воспаление и острые боли. Бывает, что отвратительного маленького паразита приходится удалять оперативным путем.

Галерею злодеев завершает скат речной хвостокол. Он прячется в иле и песке на дне рек, и надо остерегаться, чтобы не наступить на него. Длинный хвост ската оснащен зазубренными ядовитыми шипами. Хвостокол владеет своим оружием не хуже искусного фехтовальщика и может нанести очень болезненные, а то и опасные для жизни раны.

Но хватит о рыбах Ла-Апая! Расскажу о других неприятных животных. Например, о кайманах. Кайманами называют один вид тупоносых, на редкость злобных крокодилов, достигающих в длину пяти метров. В Лa-Апая они встречаются во множестве.

Вильямисар сопровождал нас до самого Лa-Апая, и в первый же вечер на болоте мы с Торгни отправились с ним на охоту за кайманами, доставившую нам немало волнений.

Охота на кайманов происходит ночью. Сидя в лодке, охотник светит по сторонам сильным карманным фонарем (иногда фонарь прикрепляют на лбу). Если в луч света попадут глаза каймана, то они будут отсвечивать яркими, раскаленными угольками. Животное смотрит на свет, точно загипнотизированное, а охотник подкрадывается. И если он такой же мастер своего дела, как Вильямисар, то ему удается поразить каймана гарпуном.

Невозможно описать словами удивительное, сказочное впечатление, которое производило на нас Ла-Апая в ту звездную ночь, когда мы медленно скользили по черной воде сквозь изувеченный мертвый лес. Иногда вдруг казалось, будто в воздухе беспорядочно мечется сорвавшаяся с неба звездочка: это летел светлячок. Грубое, хриплое кваканье жаб смешивалось со звонкими голосами крохотных лягушек и множеством других звуков, которые издавали просыпающиеся с наступлением ночи большие и маленькие болотные жители.

Вильямисар сидел на носу лодки. Бесшумно, с большим искусством вел он наше хрупкое суденышко по узким протокам между поваленными стволами. Время от времени он передразнивал крик каймана: «Аóооооом! Аоооооом! Аоооооом!» — и гулко ударял себя в грудь. С болота то и дело доносился ответ.

Красные огоньки мелькали со всех сторон, однако Вильямисар был разборчив. Его интересовали кайманы длиной не менее двух метров; за них он мог получить по восьми песо за метр. «Крокодилью кожу короче двух метров здесь никто и брать не станет», — объяснил он нам.

В ту ночь Вильямисар заработал неплохо: добрую сотню песо. Его добычу составили пять кайманов, из которых самый большой достигал в длину трех с половиной метров, самый маленький — двух. Наш друг был доволен, но еще довольнее были бесчисленные стервятники, обитающие на Лa-Апая. На ободранных крокодильих тушах они устроили настоящее пиршество.

Мне приходилось участвовать в охоте на крокодилов в разных частях света: с неграми на тихоокеанском побережье Южной Америки, с даяками на Борнео, малайцами на Малых Зондских островах, но ни один из виденных мною охотников не мог сравниться с Вильямисаром. Он орудовал гарпуном с невероятной быстротой и точностью; удивительно спокойно, с довольной улыбкой втаскивал в лодку отчаянно сопротивлявшихся животных, не обращая внимания на угрожающее щелканье челюстей и судорожные удары сильного хвоста.

Торгни сразу загорелся. «Это обязательно надо снять!» — твердил он Курту. И съемки состоялись — в самых сложных условиях, какие только можно себе представить, но зато с блестящим результатом. Кадры, показывающие Вильямисара во время охоты, относятся к числу самых лучших в нашем фильме.

Подходящее для съемок освещение устанавливалось лишь на короткое время, пока смеркалось, и мы использовали эти минуты с предельным напряжением сил. Несколько эпизодов пришлось, разумеется, инсценировать, причем артистами были живые кайманы. Вильямисар ухитрился поймать их и доставить совершенно невредимыми, рискуя при этом собственной жизнью. Не менее опасная обязанность выпала на долю режиссера Торгни. Впрочем, понемногу он стал обращаться с кайманами с такой небрежной смелостью, что мы только дивились, как он не остался без рук и без ног. Вильямисар, много лет изучавший натуру этих хищников, облегченно вздохнул, когда была заснята последняя сцена, и заявил, что теперь понял всю справедливость изречения «бог дураков милует». Как руководитель экспедиции, я, естественно, счел своим долгом предупредить Торгни, что он имеет дело не с игрушечными крокодилами. Однако, когда Торгни приступал к режиссуре, он становился глух и нем ко всем предупреждениям и советам, касающимся его личной безопасности.

Мы засняли много интересного на Ла-Апая и основательно пополнили наши коллекции, но великую гюио, как ни старались, обнаружить не смогли. А так как мы спешили к кофанам, то пришлось нам покидать болото. В канун Нового года мы свернули лагерь и двинулись дальше вверх по Рио-Путумайо. Вильямисар поплыл обратно в Пуэрто-Легизамо, везя полную лодку каймановых шкур.

Новый год наш отряд встречал на островке посреди Путумайо, а 1 января мы достигли реки Сан-Мигель, в верховьях которой обитают кофаны.