В поисках анаконды

8 У ЦЕЛИ

Вспоминая совершенную вместе с Бошетти экспедицию в Льянганати, экуадорский географ Андраде Марин рассказывает о старом носильщике-индейце. Старик упал с ношей в озеро, и тяжелый тюк потянул его на дно. Тогда индеец стал звать на помощь, — но не ради себя!

«Спасайте ношу, обо мне не думайте!» — кричал он.

Его вытащили на сушу и спросили, почему он больше беспокоился о провианте, чем о собственной жизни. Индеец ответил: «Лучше мне утонуть, чем если десять человек погибнут с голоду. К тому же вы молодые, а я старик».

Этой поучительной историей Андраде Марин хотел показать, насколько добросовестны и надежны, порой даже самоотверженны, чистокровные индейцы. Метисов он считает вероломными, трусливыми и ленивыми. Впрочем, обобщать рискованно и несправедливо. Сам я думаю, что раса тут ни при чем: мой опыт говорит, что попадаются и хорошие и плохие метисы, как попадаются хорошие и плохие индейцы.

В числе наших людей были и индейцы и метисы; все без различия работали прекрасно. Возможно, они были не прочь немного полениться и сознательно «заблудиться», как уверял Андраде, чтобы тем самым продлить поход и заработать побольше, — но на такие вещи смотришь сквозь пальцы. Все они — были бедные люди; дневной заработок в нашей экспедиции представлял для них значительную сумму. За жалкие три кроны в день они с утра до вечера тащили на спине тридцать — сорок килограммов… Восьмичасовой рабочий день — для них понятие неизвестное! Как не понять после этого их маленькие хитрости, тем более что в их глазах каждый гринго богач! И они по-своему правы…

Итак, из «Лагеря зеленых лягушек» шестеро носильщиков пошли обратно в Пильяро. На прощание они обняли нас, перекрестили и благословили, даже поцеловали честно заработанные, но довольно грязные ассигнации. Двое пеонов — Давид и Даниель — остались. Это были симпатичные парни, не боящиеся тяжелой работы. Всем своим поведением они убедительно опровергали болтовню о пороках метисов. Давид оказался к тому же отличным поваром — желанное лицо в любой экспедиции!

Мы задержались на один день отдохнуть в «Лагере зеленых лягушек». Андраде отправился с лотком для промывки золота к реке, но не добыл ни крупинки. Я занялся — с большим успехом — сбором живых экспонатов; мне удалось, в частности, поймать полдюжины лягушек, неизвестных дотоле науке — или, во всяком случае, еще никем не описанных.

А на следующий день наш отряд снова выступил в поход. Мы искали путь к Серрос Льянганати, «золотой» горе. Во главе каравана шли Давид и Даниель. Они прорубали проход своими мачете соответственно указаниям Андраде. Мне приходилось и раньше иметь дело с труднопроходимой местностью, но ничего подобного я еще не видел. Деревья и камни поросли густым мхом, напоминавшим на ощупь мокрую губку. Хватаясь за сук или ствол, невозможно было заранее знать, не гнилой ли он; толстый ковер мха скрывал многочисленные углубления в почве. Невольно вспоминались мангровые заросли. Стволы и ветви протягивались во все стороны, словно извивающиеся змеи, образуя непролазный лабиринт.

Прорубиться сквозь этот заколдованный лес оказалось почти невозможным. Порой мы лезли точно обезьяны, на расстоянии одного-двух метров от земли, в других местах прокладывали туннели. Раз за разом наш отряд упирался в отвесную скользкую скалу, и приходилось искать обход. Два дня мы бились впустую: каждый новый маршрут оказывался тупиком. Все же спустя еще два дня упорнейших усилий мы выбрались из лабиринта и вскарабкались наконец на четвереньках, тяжело дыша, на высотку, с которой открывался изумительный вид.

На севере и северо-востоке возвышались вершины Серрос Льянганати, на востоке вырисовывались четкие силуэты многочисленных безымянных и неисследованных пиков. А еще дальше простиралось море джунглей, из которого, точно остров, торчал вулкан Сумако.

По расчетам Андраде, мы были недалеко от цели. Теперь предстояло отыскать описанные Вальверде ущелье и озеро — заветный тайник, где хранится клад.

И тут разразилось! Шесть дней и шесть ночей непрерывно лил дождь, все небо над Льянганати затянули холодные тучи, видимость была равна нулю. Я заболел: у меня начался жар, голова раскалывалась от боли, и каждый шаг стоил мне неимоверных усилий. Местность была почти непроходимой: глубокие ущелья сменялись скользкими отвесными скалами. В отдельные дни мы продвигались всего на несколько сот метров. Каким-то чудом никто не разбился насмерть, хотя мы то и дело летели кубарем в провалы и трещины, прикрытые сверху мхом и кустарником.

Животные попадались редко: здешние заросли явно были слишком густы для крупных млекопитающих. В первую неделю похода, как я уже говорил, мы ежедневно видели следы пумы, медведя, оленя, горного тапира, а порой наталкивались и на самих зверей.

Андраде Марин метко прозвал горного тапира «инженером джунглей». Он считает его неоценимым помощником путешественников: тропы и туннели тапиров безошибочно указывают надежный путь. В частности, тапиры умеют находить самый удобный проход через перевалы.

Теперь же мы оказались в местности, куда не заходили даже горные тапиры. Уже по одному этому можно судить, в какие дебри нас занесло. Правда, иногда нам попадались птички. Они совершенно не знали страха и с любопытством разглядывали нас, подпуская почти вплотную. Пернатые явно удивлялись необычным существам. Забавнее всего выглядели крохотные зеленые колибри, словно одетые в белые штанишки.

Если животный мир не отличался разнообразием, то тем богаче была растительность. Кругом цвели чудесные огромные орхидеи и другие прекрасные редкие цветы, которых мне нигде больше не приходилось видеть.

После недели непрерывных дождей выдалось несколько дней получше; ясная погода с утра позволяла нам кое-как ориентироваться. Андраде был доволен. Все совпадало с указаниями дерротеро, уверял он, оставалось пройти только каких-нибудь два-три километра, отделявших нас от определенного пункта… Только… Мы петляли и кружили, передвигались со скоростью улитки, а на третий день нам опять преградило путь глубокое ущелье с крутыми стенками. Попытались спуститься с помощью веревок; они оказались слишком короткими. Снова надо была искать обход! А обход грозил затянуться…

Наши запасы продовольствия сократились угрожающим образом, как ни старались мы экономить. Джордж Хоуден должен был сбросить нам пополнение. Мы ждали его во второй день нашего пребывания в «Лагере зеленых лягушек» на берегу Сан-Хосе, но ему не удалось отыскать нас.

Луис Ариас (шеф компании «Ареа», которому я должен 2 миллиона долларов) обещал, если позволит погода, направить один из своих самолетов в Льянганати, чтобы доставить нам продовольствие и почту. В условленный день стояла чудесная погода — на небе ни облачка. Утром в начале восьмого мы услышали далекий гул авиационного мотора. Я не сомневался, что Джордж обнаружит нас.

Мы расстелили на земле брезент и одеяла и подбросили в костер сырого мху, чтобы получился густой дым.

И вот на западе показался самолет… Но он шел прямиком… на те горы, которые Джордж — не Андраде! — считал кладовой Вальверде. А они находились к северу от нашего лагеря… Неужели Джордж действительно уверен, что мы пошли туда, хотя мы совершенно ясно просили его искать нас южнее реки Льянганати? Или его притягивает невидимый магнит?..

Самолет описал круг около горы и скрылся в восточном направлении. Немного спустя он показался опять, высоко-высоко над нами, и снова курсом на проклятую гору Джорджа!

«Ну, теперь-то он должен нас увидеть!» — думали мы. Увы! Костер дымил вовсю, но дым стелился по земле, вместо того, чтобы подниматься кверху. Сверху он должен был казаться туманом. К тому же на лагерь падала густая тень от горы. Мы орали, не думая о том, как это нелепо, махали одеялами. Все напрасно. В течение получаса самолет кружил над Льянганати и трижды подлетал к горам, облюбованным Джорджем… Пропал долгожданный провиант и письма моих родных!

Когда мы вернулись из Льянганати, Джордж заявил, что твердо рассчитывал найти нас у «его» горы, а не у горы Андраде. Конечно, он помнил наш наказ, но был уверен, что мы просто не хотели признаваться, а на самом деле пойдем именно к тем горам, которые так приглянулись ему.

Так или иначе, наши запасы продовольствия не были пополнены. И вот настал день, когда нам пришлось признать необходимость возвращения в Пильяро. Андраде готов был рыдать от злости.

Обратный путь был нелегок. Погода стояла наисквернейшая; непрекращающийся дождь заставил все реки выйти из берегов. Высокая температура и дикая головная боль доводили меня до исступления. Когда мы добрались до хижин Тамбо-де-Мама-Рита, я был готов тут же свалиться; только предельное напряжение помогло мне дойти туда. Ни в одном первоклассном отеле я не наслаждался отдыхом так, как в этих примитивных, полуобвалившихся хижинах. После непрерывных дождей и ночевок в сырых местах — иметь возможность растопить очаг сухими дровами, просушить одежду и обувь, спать на сухом земляном полу… Было время, когда это казалось мне недосягаемой мечтой.

Один из вакеро одолжил мне лошадь, так что завершающую часть пути до Пильяро я проделал с бóльшими удобствами. А там мы, разумеется, не замедлили объесться, прежде чем отправились в Кито. Почти целый месяц мы не видали мяса — если не считать поделенного на десятерых зайца — и теперь уписывали за обе щеки свинину и другие лакомые блюда, по которым так истосковались. Зная заранее, что такого рода излишества чреваты тяжелыми последствиями, и желая предупредить революцию в желудках, мы распили в качестве «успокоительного средства» бутылку крепкого вина. Его действие было подобно атомной бомбе!

Дон Панчо, на долю которого выпало встречать столько разочарованных кладоискателей, изобразил на лице глубокое сочувствие (одновременно он с явным удовлетворением пересчитывал полученные с нас за пиршество деньги), вздохнул и сказал:

— Что ж, похоже, на этот раз ваши надежды не оправдались — ведь вы не везете с собой золотых слитков, не правда ли? — но я надеюсь увидеть вас опять в следующем году…

Мы заверили его, что через год обязательно вернемся.