В поисках наслаждения

Глава 1

Дартмут, Англия

Май 1794 года

— А я говорю, что никогда не выйду замуж, хотя всегда мечтала стать вдовой, — долетел в угол тускло освещенного балкона ассамблеи молодой женский голос, в тоне которого слышалась насмешка, и уплыл вверх, в темноту, смешавшись с дымом, что вился над горящим концом сигары Джеймса Марлоу.

Чтобы не расхохотаться, Марлоу стиснул сигару зубами. Ему не нужно было выглядывать из-за колонны, чтобы взглянуть, кто это сказал. Он знал, хотя много лет провел в отлучке. Она ворвалась в его мысли нежданно-негаданно, как выстрел.

Лиззи. Никто, кроме нее, не умел столь очаровательно говорить глупости.

— Вдовой? Должно быть, ты шутишь, — отозвался с изумлением второй женский голос, тоже молодой.

— Вовсе нет. Будь я вдовой, имела бы все, что мне нужно: независимость, финансовую стабильность. — Лиззи испустила продолжительный вздох, полный печали. — Как это было бы замечательно. Супружество без мужчины.

— Ты не можешь так думать всерьез!

Второй голос был тихим и слабым.

Его обладательница, очевидно, не слишком хорошо знала свою подругу. Лиззи всегда говорила то, что думала. Всегда. Марлоу с легкостью представил ее дерзкую, вызывающую улыбку, с какой она метала свои суждения как гранаты.

Марлоу улыбнулся и, откинув голову к колонне, сделал глубокую затяжку сигарой. Его мысли закрутились, как стальной часовой механизм, отсчитывающий время. Слишком долго ждал он этого момента. У него все получится.

Строптивая маленькая Лиззи Пэкстон.

Да, она именно то, что нужно. Она просто находка.

Раздавив сигару носком сапога, он вышел из-за колонны.

— Лиззи всегда говорит то, что думает, не правда ли?

При звуке его голоса обе женщины в модных платьях из белого муслина повернули к нему головы. Но лишь одна из них улыбнулась. Чуть заметно. Лиззи.

При виде ее его пронзила острая боль давно зажившей раны. Несмотря на годы отсутствия, несмотря на то, что она стала взрослой, Марлоу все же увидел в красивой молодой женщине, небрежно опирающейся на перила балкона, ту девочку, которую знал когда-то. Те же рыжие волосы. Та же гибкая фигура, движущаяся с кошачьей грацией. Та же загадочная проказливая улыбка.

Лиззи медленно оторвалась от перил и выпрямилась. Белое платье, подпоясанное кушаком из ярко-зеленого атласа под цвет ее глаз, подчеркивало гибкие очертания ее тела. На другой женщине платье могло бы показаться скромным, но на Лиззи выглядело как вызов.

— Это ты, Марлоу?

При всем безразличии тона ее голос охватил его теплом и жгучестью виски. О да, с ней следовало держать ухо востро.

— Собственной персоной, Лиззи.

Она скользнула по нему сияющим взглядом.

— Вернулся с войны, да?

— Вернулся, — подтвердил он с едва заметным намеком на поклон, — закончив службу в Королевском военном флоте.

— Ладно. Чудесно.

Она снова отвернулась в ночь, но он уловил на ее губах вспышку расцветающей улыбки.

Возможно, она вовсе не была равнодушной, какой хотела показаться. Как и ее подруга, бросившая ей умоляющий взгляд. И малоприятный тычок локтем в бок.

— Ах да, Селия, позволь представить мистера Джеймсона Рейфела Марлоу. — Лиззи витиевато махнула в его сторону изящной рукой. — Мисс Селия Берк.

— Капитан Марлоу к вашим услугам, мэм.

Он склонился над надушенной кистью мисс Берк и коснулся ее губами. Щеки молодой женщины зарделись прелестным румянцем.

— Пришел поглядеть на красавицу Селию? Не утруждай себя. Даже здесь, в этой дыре, тебе придется встать в очередь.

Яркие глаза Лиззи смотрели насмешливо, хотя она сурово поджала губы, чтобы скрыть улыбку. Он помнил этот взгляд, ставший особенно эффектным теперь, когда она выросла.

— Да нет, хотя мисс Берк и впрямь поразительно хороша собой. — Он выпрямился и повернулся лицом к своей подруге, из-за которой его детство так внезапно закончилось. — Я хотел увидеть тебя, Лиззи. У меня есть к тебе одно предложение.

На этот раз вместе с глазами улыбнулся и рот. Персиковые губы раздвинулись, явив блеск зубов. Насколько Марлоу помнил зубки у нее были особенно острые.

Бедная Селия Берк, напротив, от подобной дерзости чуть не поперхнулась. Ее светло-голубые глаза расширились от удивления. Должно быть, ей не часто приходилось наблюдать, чтобы джентльмен не остался перед Лиззи в долгу.

— Хорошо, Селия, извини нас. — Лиззи нежно подтолкнула подругу к двери. — С дорогим стариканом Джейми я в полной безопасности, — томно сообщила она.

Послушав ее, можно было подумать, что он старый дряхлый дядюшка. В чем он был готов с превеликим удовольствием ее разубедить.

— Сейчас пришлет сюда мою мать, — заключила Лиззи, когда мисс Берк неохотно удалилась, бросив на подругу через плечо последний взгляд, полный изумления.

Лиззи, не медля ни секунды, повернулась и направилась с балкона в здание, двинувшись дальше по узкому скрипучему коридору для слуг. Тот факт, что Лиззи знала потаенные пути и тайные комнаты зала ассамблеи так же хорошо, как собственный дом, почему-то показался ему чем-то вполне естественным. Просто она такая. И всегда была такой. Неназойливо-пытливое дитя, которое ведет себя так, словно имеет полное право и повод находиться там, где не должно находиться.

— Я не мог не подслушать ваш разговор.

Джеймсон хотел сразу перевести разговор в нужное русло, но загляделся на длинную шею, белизна которой оттенялась яркостью кудрей. Он уехал прежде, чем она достаточно повзрослела, чтобы собирать волосы в пучок. Сегодня в моде были пышные волосы, завитые кольцами, свободными локонами спускающиеся нашею. Но Лиззи, как всегда, плыла против течения.

— Мог, — ворвался в его мысли ее резковатый голос.

— Прошу прощения?

— Не подслушивать. Ты мог не подслушивать, как подобает воспитанному джентльмену, но предпочел обратное.

Говоря это, она продолжала идти, даже не потрудившись обернуться, и он опять уловил в ее голосе насмешку. Какая интригующая самонадеянность. Можно было бы использовать это в своих целях. Она неизменно замышляла какую-то проказу.

Марлоу поймал Лиззи за локоть и завел в первую попавшуюся на пути пустую гостиную. Она с легкостью позволила себя вести, не воспротивившись интимности короткого контакта его ладони с нежной, чувствительной кожей внутренней поверхности ее локтя. Но, шагнув через порог, тотчас как-то незаметно выскользнула из его руки, словно растворилась. От внезапной утраты он ощутил в осиротевших пальцах покалывание. Позволив ей отойти, Марлоу закрыл дверь.

В комнате не горела ни лампа, ни свеча. Лишь лунный свет струился в высокие окна, делая Лиззи похожей на бледное невесомое привидение, парящее в призрачном сиянии. Марлоу к ней приблизился. Лиззи нужна была ему живая, реальная, а не эфемерная, иллюзорная. За прошедшие годы она стала далекой, постоянно возвращающейся мечтой, преследовавшей его во снах, смесью воспоминаний и мальчишеского желания.

На протяжении всех этих лет он почти постоянно думал о ней, вернее, о той, какой представлял ее себе. Она всегда присутствовала в его мыслях, дрейфуя в их сумрачных глубинах. И сегодня он пришел, чтобы ее найти. Чтобы прогнать призраки.

Лиззи сделала скользящий шаг назад и небрежно прислонилась к ручке кресла, демонстрируя безразличие.

— Итак, что ты делаешь в Дартмуте? Разве не должен быть со своими лодками?

— Кораблями, — поправил он автоматически. И улыбнулся. — Большие лодки называются кораблями.

— И ты командовал одной из таких больших лодок? А не слишком ли ты молод для этого?

Скрывая улыбку, она опустила подбородок и взглянула на него из-под каштановых бровей. Очень озорно взглянула. Но он почувствовал теплоту в ее взгляде.

Если ей нужна светская беседа, пожалуйста. Марлоу в ответ улыбнулся.

— Невообразимо такое и представить, верно, Лиззи?

Чтобы получила возможность рассмотреть его получше, он развел руки в стороны.

Но она отвела глаза и пробежала взглядом по скудной обстановке полутемной гостиной.

— Меня так больше никто не называет.

— Лиззи? Я называю. Не могу представить тебя с другим именем. И оно мне нравится. Нравится его произносить. Лиззи.

Ее имя прожужжало во рту, как медоносная пчела, окропленная нектаром. Как поцелуй.

Он приблизился к ней еще, чтобы разглядеть изумрудный цвет ее глаз, приглушенный сумраком, но все равно яркий на фоне фарфоровой белизны ее кожи. Нагнувшись, прошептал:

— Лиззи. Оно всегда звучало как-то… озорно.

На ее подвижном лице промелькнуло выражение настороженности — как будто она вдруг утратила уверенность в себе, в нем, — но так же быстро исчезло под маской равнодушия.

Все же она продолжала изучать его тайком, и Марлоу старался не двигаться, облегчая ей задачу. Встретившись с ней глазами, он ощутил удар под дых. И все его планы и стратегии моментально утратили значение. Одно лишь оставалось важным — чтобы Лиззи заметила в нем мужчину. И ничего важнее этого не существовало.

Но ее лицо ничего не выражало. И он вдруг понял, что она не хотела, чтобы он угадал ее мысли или настроение.

Эта перемена показалась Марлоу неожиданной. В Лиззи, которую он знал ребенком, жизнь била ключом. В каждый миг, в каждое мгновение, в каждый шаг и авантюру она бросалась душой и телом.

Ей было несвойственно равнодушие.

Очевидно, это была всего лишь оболочка.

Сделав осторожный вдох, Марлоу лучезарно улыбнулся ей, желая показать, что заметил, какой она стала очаровательной женщиной.

Он ощутил в ней настороженность — качество, которое прежде не наблюдал.

Наконец Лиззи нарушила молчание, показавшееся ему вечностью.

— Ты так и не ответил, зачем приехал. После стольких лет?

Он выбрал наиболее приемлемый ответ.

— На похороны. Две недели назад.

Мрачную погоду в день похорон невозможно было забыть. Ливень промочил его насквозь. Он продрог до костей. Одно воспоминание об этом вызывало ужасное чувство, застрявшее в животе, как кусок холодной каши, от которого он никак не мог избавиться. Фрэнк не мог умереть. Не должен был умереть. И все же умер. Они нашли его тело, бледное, безжизненное и холодное, с невидящим, устремленным в небо взглядом на берегу Дарта. Он утонул.

По крайней мере так сказали власти. Но Марлоу не поверил. Фрэнка убили. Что он и собирался доказать.

Лепет Лиззи вернул его к реальности.

— Мои искренние соболезнования. — Она потерла ладонью предплечье другой руки, как будто замерзла. — Кто-то, кого я знала?

— Лейтенант Фрэнсис Палмер.

— Фрэнки Палмер? — На какой-то миг она отдалась власти переживаний. Ее полные губы приоткрылись. — Со Стоук-Флеминг-уэй? Это вы с ним ушли в море сколько-то лет назад?

— Да. Десять лет как.

Десять долгих лет. Целая жизнь.

— О, мне очень жаль.

В голосе проявилось сочувствие.

Марлоу обернулся и поймал ее взгляд. Подобная открытость не была свойственна Лиззи. Нет, неверно. Насколько он помнил, она всегда была искренней или по меньшей мере правдивой, но редко позволяла истинным чувствам выйти наружу.

— Спасибо, Лиззи. Но я не для того увлек тебя в эту темную комнату, чтобы отягощать дурными новостями.

— Нет, ты пришел, чтобы сделать мне какое-то предложение.

Озорная улыбка вернулась на место. Лиззи никогда долго не грустила. Ей всегда нравилось делать то, что не пристало.

В его воображении невольно возник образ ее обольстительно выгнутого белого тела в руках другого мужчины. Боже правый, чем таким занималась Лиззи все эти годы, что не следовало делать? И с кем?

Но иррациональное чувство ревности Марлоу поспешно прогнал. Ее недавнее прошлое едва ли имело значение. Более того, малейший опыт с ее стороны лучше отвечал бы его планам.

— Да, мое предложение. Я могу дать тебе то, что ты хочешь. Брак без мужчины.

Она замерла в неестественной для себя неподвижности на неопределенно долгое время, потом сползла с ручки кресла и подплыла к нему. Так близко, что он чуть не попятился. Так близко, что лепестки ее рта застыли от его губ на расстоянии волоса. Затем, подняв свой любопытный носик, подозрительно его обнюхала.

— Ты выпил.

— Выпил, — признался он без зазрения совести.

— Сколько?

— Больше, чем нужно. А ты?

— По-видимому, недостаточно. И не потому, что мне не дали.

Она отвернулась и отошла. Вернее, удалилась, соблазнительно двигая бедрами, как будто не имела представления о хороших манерах. Что выглядело довольно провокационно, хотя Марлоу сомневался, что Лиззи делала это намеренно. Ему на ум пришло сравнение с умной проворной выдрой, которая плещется в спокойных зеленых водах реки Дарт, ныряя и покачиваясь на освещенной солнцем водной глади.

— Выпил или нет, не имеет значения. Я говорю серьезно.

— Ты делаешь мне предложение? Хочешь жениться? На мне?

Она рассмеялась, как будто он шутил. Она ему не поверила.

— Да.

Лиззи взглянула на него более пристально, даже прищурилась. Каштановая бровь оценивающе поползла вверх.

— Ты смертельно болен?

— Вовсе нет.

— Приговорен к смертной казни? — Плавным волнообразным движением она распрямила спину и удивленно вскинула голову, выдав, что ее посетила другая мысль, и светский лоск куда-то испарился. — Собираешься совершить самоубийство?

— Нет и еще раз нет.

Было очень трудно сдержать улыбку при виде столь очаровательного смешения озабоченности и наглости. Наглость победила: она ему мрачно улыбнулась, но подозрительность все еще лежала тенью на ее лице.

— Как в таком случае планируешь ты все устроить и обеспечить условие договора «без мужчины»? Мне нужны какие-то гарантии. Ты же не думаешь, что я настолько легкомысленна, что способна бросить твою или свою судьбу на волю случая?

У Марлоу затеплилась слабая надежда. Значит, она всерьез обдумывала его предложение.

— И все же, Лиззи, думаю, что способна. Я офицер военно-морского флота его величества. Мне поручено возглавить конвой кораблей с осужденными преступниками, следующий в Австралию. Отъезд состоится уже через несколько дней. Последний раз я был дома в Англии четыре с половиной года назад. Всего несколько месяцев. Когда лечился после едва не ставшего фатальным ранения. Намеченное плавание предположительно продлится… лет восемь, ни много ни мало.

На лице Лиззи не осталось и следов сомнения. О да, даже Лиззи могла поддаться внушению.

— Штормы, несчастные случаи, болезни — все это создает условия повышенного риска. И не забывай, что мы все еще в состоянии войны с Францией и Испанией. Да и американцы не слишком нас жалуют. Одно шальное пушечное ядро — и поминай как звали.

— Как в прошлый раз?

— В прошлый раз? Знаешь, умирать мне пока не приходилось.

Уголки ее пухлого рта дернулись кверху. Он ощутил в животе новый прилив жара.

— Ты сказал, что поправлял здоровье после ранения, чуть не стоившего тебе жизни.

— Ах да, на самом деле, но то был всего лишь заряд шрапнели. Прямо в грудь. Слава Богу, осколки впились не так глубоко, чтобы вызвать смерть. Правда, последовавшая горячка чуть не довершила начатое дело.

Ее любопытный взгляд, возможно, даже несколько голодный, скользнул по его сюртуку. Мучивший его жар спустился ниже, занявшись пламенем.

— Хочешь взглянуть?

Он сознавал, что поступает опрометчиво, хотя однажды уже делал это для нее: снимал рубашку на спор. И теперь хотел об этом напомнить.

Лиззи дерзко улыбнулась.

— Хочешь сказать, что сейчас мне даже не нужно тебя подзадоривать?

Чувствуя, как губы изгибаются в улыбке, Марлоу сбросил сюртук, расстегнул рубашку на груди и продемонстрировал на гладкой в целом коже пеструю россыпь шрамов. На этот раз она вынуждена была смотреть.

Да, она смотрела. Ее зрачки в полумраке расширились, и она наклонилась ниже, чтобы приблизить к нему свои полные любопытства глаза. Она всегда была любопытной. Как дикая кошка, живущая в амбаре, когда обнюхивает плошку со сливками, но не рискует попробовать.

Он мог ей помочь. Для чего взял ее правую руку и прижал к своей голой коже.

Это было его ошибкой.

Марлоу сквозь зубы втянул воздух. Ее прохладные проворные пальцы осторожно плясали по поверхности его груди. Боже, какое ненасытное, живое любопытство. И как это невыносимо эротично. Ее прикосновения делали желание насущной потребностью. Господи, спаси и помилуй. Не проведя и двадцати минут в ее компании, он уже испытывал отчаянную потребность окунуться в ее жар.

Это следовало предвидеть. Как следовало быть готовым к стремительному натиску желания, обдавшего его обнаженную кожу порывом обжигающего ветра. Было в ней нечто такое, характерное только для Лиззи, что задевало его тайные струны. То ли как она смотрела на его тело: насмешливо, дерзко и отстраненно, — то ли как улыбалась одними глазами. Хотя на самом деле не имело значения, как это у нее получалось. Важно было только то, что она все еще могла ускорить биение его сердца и вызвать на коже мурашки. Важно было только то, что его пальцы зудели от желания пробежаться по ее белой шее и поцелуями стереть с ее лица бесстыдную улыбку.

«Господи, пожалуйста, пусть она скажет «да», чтобы он смог наконец залучить ее в свою постель хотя бы на несколько дней. Лиззи призвана от природы быть в постели совершенством. Она создана для удовольствия.

Чтобы не поддаться искушению привлечь ее к себе, что могло толкнуть ее на нежелательные действия, Марлоу вытянул руки по швам. Простое прикосновение ее пальцев вызывало у него удовольствие столь острое, что граничило с болью, но он не желал прекращения этой сладкой пытки и терпел ее легкие, как дуновения, поглаживания, затаив дыхание.

— Что ж, — прошептала она наконец. — Не знаю, испытывала ли когда большее удивление.

Это был все тот же Джейми. Она всегда считала, что он не совсем такой, каким казался, — за мягкой скромностью его натуры скрывалась благородная отважная душа. Слишком благородная и честная для его же блага. Будучи капитаном корабля, он встретил грудью смертельную опасность и теперь демонстрировал ей свидетельства пережитого, рассыпанные по груди.

И она, его грудь, поражала своим совершенством. Что стало для Лиззи полной неожиданностью. Теплая, в рельефе мышц, она обжигала кончики ее пальцев. Мальчиком он казался ей хрупким и невзрачным, но теперь был высоким и привлекательным. Годы превратили его в мужчину.

Все эти десять лет она старалась о нем не думать. Но это ей не удавалось. Ее приятель по играм, ее друг, ее совесть, ее мучитель, ее товарищ. Для нее он был воплощением всего того хорошего и правильного, что она ценила в этом мире до того дня, когда, бросив ее, он ушел без оглядки искать лучшей доли в том мире. В мире мужчин. В том единственном месте, куда она не могла за ним последовать.

И все же того мальчика ей не хватало. Отчаянно не хватало. И очень хотелось узнать, сохранился ли он в этом крепком мужчине.

Хотя, возможно, он и не был так уж крепок. Она чувствовала, как под ее ладонью подрагивало его тело. Или, быть может, это ее рука дрожала? Лиззи посмотрела на него украдкой. И его ясные серые глаза, как это всегда случалось, заглянули ей прямо в душу и, как бабочку, пригвоздили к правде.

Ее рука задрожала теперь сильнее. Но она не убрала ее, потому что, похоже, не могла устоять от соблазна погладить его кожу. Потому что это был Джейми. Он притягивал ее как магнит, не прилагая внешне никаких усилий. И она не могла этому противиться. Его грудь под ее ладонью то поднималась, то опускалась, вызывая удивительное ощущение, которое ей так нравилось. Пока она водила пальчиком от шрама к шраму, соединяя усеивающие грудь точки невидимыми линиями, его тело источало электрическое напряжение, каким потрескивает воздух перед грозой.

Его прерывистое дыхание теплым ветром обдавало ее руку. От него веяло мягким запахом виски. И ей захотелось его попробовать. Узнать вкус Джейм и…

Лиззи отдернула руку и отвернулась, чтобы скрыть пронзительный укол захлестнувшего ее желания. Что он помнит? Боже, какой глупой она была девчонкой, уверенной в своей безнаказанности.

Но ей уже давно не двенадцать лет. Собрав в кулак все свое самообладание, Лиззи повернулась к нему во всеоружии развязной дерзости.

— Ты убедил меня, что имеешь все шансы погибнуть. Но зачем мне выходить замуж за младшего капитана? У меня нет желания оставаться с твоими долгами.

Его голос, когда он заговорил, прозвучал как-то странно, с придыханием.

— Долгов нет, смею заверить. Если хочешь, можешь записать свои условия. У меня есть красивый дом, Гласс-Коттедж. У скал над бухтой Красного ущелья. И управляющий, чтобы вести дела и следить за порядком.

Он снова надел на свои широкие плечи сюртук.

— Коттедж?

— Скорее, дом. Достаточно большой, с восемью или около этого спальнями. С красивым видом на море. Он, конечно, не сравнится с Хайтоном, но вполне может стать твоим.

— И ты являешься его владельцем? Сын приходского священника, ты явно преуспел в этом мире.

В чем она никогда не сомневалась.

— Это все военные трофеи, Лиззи. Разве тебе никто не рассказывал? Я сделал состояние в испанских водах.

Она испытала истинную радость заговорщика.

— Как это расчетливо с твоей стороны.

— Ну да, — согласился он со смехом. — Конечно, если ты не выйдешь за меня, все мое состояние, когда я умру, перейдет к моему никчемному кузену Джереми, который, если ты помнишь, умеет лишь пускать пыль в глаза.

— Роксхем? Я думала он давно в Оксфорде или Лондоне.

— Это так. Но он либо вернется сюда, чтобы корчить из себя помещика, либо продаст дом, чего мне бы не хотелось. Это мое единственное условие, Лиззи. Ты не должна его продавать. Что бы ни случилось. Ты там не можешь жить, конечно, но и не можешь продать.

— Не слишком ли сентиментально с твоей стороны, а?

— Возможно, но ради этого я не прочь прослыть сентиментальным. Эти деньги, Лиззи, заработаны потом и кровью, при этом ценой жизни честных людей, настоящих мужчин, перед которыми я в долгу. И будь я проклят, если позволю этой жабе Джереми Роксхему завладеть хотя бы частью моего имущества.

При упоминании имени Роксхема Лиззи наморщила нос.

— Эти чертовы воображалы из Оксфорда думают, что владеют миром.

— И потому, моя дорогая Лиззи, получить дом должна ты. Но сначала следует его увидеть. Он красив и утопает в розах, что Роксхем, в силу своего ума, не в состоянии оценить по достоинству. Денег у меня тоже хватает. И они также станут твоими. После моей смерти ты сможешь распоряжаться ими по своему усмотрению.

Она небрежно дернула плечиком, чтобы показать, что считать его деньги не намерена. Деньги и статус всегда были непреодолимой пропастью между дочерью лорда Пэкстона и сыном приходского священника.

— А как же ты? Мой отец мечтает сбыть меня с рук и дает неприлично большую сумму тому, кто женится на мне.

— И что, нет желающих?

— Тех, кто бы меня устроил. В основном все это бездельники, жадные до чужого имущества.

Ее яркое описание самодовольных, пресыщенных молодых охотников за приданым на дартмутской ярмарке невест заставило его рассмеяться.

— Если станешь моей женой, твоя часть приданого сразу перейдет к тебе. А когда я умру, ты получишь и мое состояние.

Все выглядело так соблазнительно. Идеально простой и честный способ обрести независимость. Но слишком уж заманчивый, чтобы в нем не было подвохов. Лиззи еще раз скользнула взглядом по его высокой поджарой фигуре. Спутанные каштановые волосы, ниспадавшие на его светлые глаза, делали его моложе двадцати четырех лет. Но это было поверхностное и обманчивое впечатление. Было в нем нечто особенное, чего не было в других мужчинах.

Среди ее знакомых, тех, кто пытался за ней ухаживать, были мужчины с более привлекательной внешностью. Но по сравнению с Джейми все они казались заурядными. Он выглядел обычным, пока не заглянешь в его глаза, светло-серые, как штормовое море. Он напоминал волка зимой. Лоснящегося и напористого. Этот яркий образ голодного хищника стал для нее неожиданностью. От прежнего нескладного и бледного юноши не осталось и следа. Его высокая, хотя все еще тонкая фигура обрела теперь жесткость, отточенность и прочность, а за улыбчивостью, озорством и остроумием таилось Нечто почти опасное. Это был мужчина, прошедший огонь, воду и медные трубы.

Кончики ее пальцев от прикосновения к его коже все еще горели.

— Ты и вправду собираешься умереть?

— Вероятность погибнуть выше, чем выжить. В лучшем случае буду отсутствовать долгие восемь лет.

Его рот сложился в осуждающую улыбку, в то время как глаза оставались серьезными. Несмотря на его сухое согласие, подумала она, умирать он как будто не собирается.

— Хм, — усмехнулась она.

— Только не говори, что будешь скучать по мне, — пошутил он.

— Нисколечко. — Для пущей убедительности она повела плечиком. — То есть, конечно, я буду оплакивать тебя должным образом. Носить траур. Пролью слезу или две, потому что ты был вполне милым юношей, но потом память о тебе… угаснет. Сомневаюсь, что у тебя найдется портрет, который я могла бы повесить над камином, чтобы не забыть, как ты выглядел.

— Нет, — рассмеялся он. — Но может, тебя устроит льстивая миниатюра, которую будешь вынимать в нужные моменты и с грустью вспоминать меня.

— Отлично.

— Значит, пойдешь за меня?

Пойдет ли? Почему бы и нет, сказал ей внутренний голос. Это же Джейми, а не один из тех охотников за приданым, которые толпились в зале ассамблеи. Все же Лиззи колебалась. Брак — это на всю жизнь: нерасторжимое, узаконенное ярмо. Если она скажет «да», то не будет пути назад. До самой его смерти. Это выглядело как-то… слишком меркантильно, слишком хладнокровно, даже если идея исходила от Него. Ведь это был ее Джейми.

Одно дело шокировать Селию заявлением о желании стать вдовой какого-то неизвестного, воображаемого человека, и совсем другое — ждать кончины Джейми.

— Я дам тебе знать через несколько дней. Пришлю записку. — Она сделала паузу. — Ты где остановился?

— Нет. Я сам тебя навещу. Если ты вдруг согласишься, нужно, чтобы все выглядело должным образом. Или хотя бы правдоподобно. — На его губах заиграла ленивая хитрая улыбка, затронувшая что-то приятное в ее душе. Утешительное. Но зачем ей это утешение? Он рисковал, как и она. — У меня всего несколько дней.

— Ладно. Приходи, если хочешь.

Она в очередной раз пожала плечами, что уже стало привычкой.

— Лиззи, ты как будто сомневаешься. Может, тебе требуется дополнительный побуждающий мотив?

— Вдобавок к деньгам и твоей смерти?

Он продолжал улыбаться, хотя глаза сохраняли серьезное выражение.

Вскинув голову, она ждала. Джейми никогда не торопился, предпочитая выдавать действия порциями, как кусочки лакомства.

— Как насчет… маленького обольщения?

Она громко хмыкнула, чтобы замаскировать вдруг ставшее неровным дыхание. Для сына приходского священника заявление было слишком неожиданным. Он говорил так самоуверенно, а его глаза, ставшие теперь прозрачными и источавшими почти ослепительный свет, казалось, видел и ее насквозь, как будто он знал, какую дрожь его слова вызывают в ее теле.

Господи всевышний, нужно быть осторожней.

— Не стоит беспокоиться.

Лиззи отвернулась, чтобы уйти от его сверлящего, неподвижного взгляда.

— Какое же это беспокойство? Это удовольствие. Тебе когда-то нравились шалости; Лиззи. Думаю, стоит добавить немного убедительности. Поцелуями.

У нее сдавило грудь и перехватило горло. Дыхание участилось и стало горячим.

— Собираешься убеждать меня поцелуями? Лучше бы предложил мне виски, которого сам уже поднабрался.

Он улыбнулся, как прежде, лучезарно и радостно и извлек из кармана сюртука плоскую фляжку.

— Прячешь спиртное прямо на себе? Как это восхитительно пикантно.

— Что вполне в твоем духе, Лиззи. — Продолжая наблюдать за ней, он вытащил пробку и протянул ей фляжку, очевидно, сознавая, что с ней творится. — Сначала леди.

Приняв фляжку из его длинных пальцев, она сделала пробный глоток. Обжигая рот, напиток наполнил приятным теплом ее горло и желудок. Лучше, чем шампанское, которое бьет сразу в голову. Лиззи позволила себе еще раз щедро приложиться к горлышку.

— Умница, девочка моя.

И бросила ему пустую емкость.

— Я не твоя девочка.

— Должна быть моей, — его пронзительный, насмешливый взгляд подзадоривал ее. — Брось, Лиззи, Отправь меня на смерть счастливым. Это в твоих руках. Или ты еще не знаешь, как это делается?

С его стороны было нечестно дразнить ее так. Она должна была уже давно научиться противостоять вызову. Но она не могла, а главное, не хотела. Почему бы и нет? Джейми вернулся. Наконец. Взрослым мужчиной. Мужчиной, который хотел ее. И скоро снова уедет, возможно, навсегда, возможно, чтобы уже больше никогда не вернуться. Лиззи опустила подбородок и подарила ему свою улыбку, всю без остатка. Его светлые глаза широко распахнулись и потемнели в ожидании. Тогда она приблизилась к нему и притянула к себе его голову.