В поисках наслаждения

Глава 5

Ее изо всех сил поливал дождь. Она промокла, как амбарная мышь, только была гораздо грязнее. Подол ее платья с прилипшими кусочками сырого мха был вымазан лиственным перегноем. И все это из-за ее подозрительности. Чувства тревоги.

Инстинкт и задетое самолюбие толкнули ее последовать за Джейми по тропинке. Ее нельзя отшвырнуть в сторону, как надоевшую игрушку. И никогда нельзя было.

Что-то еще — почти звериный инстинкт самосохранения — заставило ее остаться, скрываясь в кустарнике, чтобы не попасться на глаза. К несчастью, далекие раскаты грома и завывание ветра с пролива заглушали большую часть их слов. Проклятый дождь.

Одно было ясно. Они говорили не о лошадях. И двинулись не в сторону конюшни.

А на восток, к дороге. Ничто в их поведении, жестах или тоне не указывало, что разговаривал хозяин со слугой. Беседовали равные.

Ужасно любопытно. И чертовски подозрительно.

Землекоп. Какая чушь.

Черт подери. Почему она всегда ждет от людей худшего? Даже ребенком и то отличалась подозрительностью. И любопытством, и колкостью языка, и настырностью. Но главное, подозрительностью.

Вдвойне было неприятно то, что она относилась с недоверием к Джейми. Но чутье ее никогда не подводило. Она за версту чуяла корыстолюбцев вроде его кузена Роксхема. Но только не Джейми. Единственный человек, кому она когда-либо доверяла, был Джейми. Вероятно, это было основной причиной, почему вышла за него замуж. Это и еще его восхитительно голодная, понимающая улыбка. Все же чувство облегчения, какое она испытала, приехав в этот дом, испарилось, оставив липкое ощущение беспокойства и досады.

Поблагодарив провидение, что надела сапоги, Лиззи подняла промокший подол платья и направилась через кустарник к вершине утеса, подогревая в себе с каждым шагом по скользкой грязи отвратительную смесь подозрительности и разочарования.

Какого черта, спрашивается, Джейми задумал что-то скрывать от нее?

В том человеке, землекопе, было что-то неуловимо знакомое, но она никак не могла его вспомнить. Дартмут хотя и был шумным портом, оставался маленьким провинциальным городком. Прожив в нем всю жизнь, Лиззи думала, что знает всех, начиная от мальчишки-булочника и кончая графской горничной. Этот человек был чужой. С загрубелым, загоревшим лицом он имел вид моряка. Возможно, и был одним из странствующих матросов, которые частенько появлялись в портовой части Дартмута. Но такие люди, как правило, не ищут работу и не нанимаются приводить в порядок усадьбы.

Лишь две вещи могли объяснить их фамильярность. Первое: Джейми знал его по флоту. Привезти домой одного из своих менее удачливых или менее способных товарищей, уволенных из флота, чтобы дать какую-то приемлемую работу, вполне отвечало характеру Джейми. Преданным, и сентиментальным, и очень благородным был ее Джейми.

Второе объяснение представлялось более вероятным, особенно с учетом их удаленного местоположения на южном побережье. Человек был контрабандистом, одним из звеньев невидимой сети вольных торговцев, охватывающей все слои общества от низшего до высшего. Каждый, кто имел дела с вольными торговцами, подвергался огромному риску. Джейми был бы дурак, полный, доверчивый дурак, если бы ввязался в это дело.

Но Джейми был не дурак. Если она что и знала о нем, каким он стал за последние десять лет, так именно это. Открытый и честный — да. Но не легковерный. О нет. Только не с такими глазами, от которых не скрыться и которые все видят. Он знает, что делает. Но что, спрашивается, затеял? И почему, почему лжет ей?

Как мог он, капитан Королевского военно-морского флота, оказаться втянутым в столь грязный бизнес, как контрабанда? Эта мысль перечеркивала все, что она знала о нем, о том честном и смелом мальчике, которого помнила, о том мужчине, который вел себя так благородно. Это вызывало у нее страх.

Что, если отец был прав? Что знала она на самом деле о капитане Марлоу? Он вскружил ей голову речами о домах и усадьбах, о личном благосостоянии и убедил горячностью сврих поцелуев. Он сказал ей то, что она хотела услышать. Глупая, глупая девчонка, промокшая и продрогшая до костей.

Рванув через кустарник, она окончательно промокла и теперь дрожала от холода. Крупные капли дождя пропитали насквозь ее полотняную кофточку и холодными змейками сползали вниз по спине, когда она вышла на окраину лужайки.

— Лиззи? Лиззи!

Голос Джейми заставил ее повернуться. Он двигался через сад со стороны дома легким бегом и смеялся, подставив лицо дождю.

— Что, спрашивается, ты делаешь на улице? Иди сейчас же в дом.

— Кажется, мокну под дождем.

Она сказала себе, что не рада ему, хотя ощутила сладкий трепет в животе при виде этой его улыбки. И заставила себя вернуться к холодному чувству беспокойства и неудовлетворенности, заползавшему ей под кожу.

— Кто был этот человек?

— Слуга.

Она не знала, чего ожидала, но точно не этого. Это как-то не соответствовало его характеру.

— Слуга? А что случилось с заявлением «слуги тоже люди»? Нет, как это ты говорил? «Слуги тоже люди и личности и существуют не только для того, чтобы удовлетворять чьи-то экстравагантные запросы».

— Я так говорил?

— Да. Не раз. И получал большое удовольствие, читая мне нотации.

Лиззи отвернулась, чтобы сформулировать следующий вопрос.

Но у него были иные планы.

— Есть другие вещи, которыми я бы сейчас с радостью занялся. Ты насквозь промокла. — Подойдя ближе, он смахнул с кончика ее носа каплю дождя и, сорвав с себя сюртук, накинул ей на плечи. — Послушай. Ничего хорошего не будет, если ты подхватишь лихорадку. А вместо нотаций я лучше доставлю тебе удовольствие.

Когда его большие умелые руки опустились ей на плечи, заставив замереть перед ним в неподвижности, она рефлекторно сжала лацканы, чтобы плотнее укутаться в сюртук. И почувствовала, как снова тает. Его сюртук хранил тепло его тела и запах мужчины, с примесью каких-то пряностей. Лавровишневой воды, как он сказал. Исходившее от его глаз тепло окружило ее уютом и покоем не хуже одеяла. Когда он смотрел на нее так, она могла весь день провести в плену его обаяния, забыв о его подозрительном поведении. Вся ее твердая решимость допросить его начинала таять, как ириска на солнце.

Оставшись в одной рубашке, теперь он мок и мерз под дождем. Дождь затекал ему за ворот и тонкими струйками стекал по спине. Ее взгляд упал на его рукава, где пропитанная водой тонкая ткань, став прозрачной, липла к коже. Сквозь нее четко вырисовывались контуры плеч и мускулатура рук, таких мужских и поразительно рельефных.

Она, похоже, ничего не могла с собой поделать. Не думая, протянула палец и провела по его бицепсу. Затем вниз по внутренней стороне. Контраст между прохладой белого рукава и пышущим теплом, исходившим от его кожи, действовал на нее странно возбуждающе, порождая в ней внутреннюю дрожь. Поддавшись ему, она позволила жару завладеть всем ее телом и прогнать все мысли. Закрыв глаза, Лиззи потерлась лицом о скользкий мокрый шелк его рубашки. Его мышцы под щекой были гладкие, твердые и теплые.

Из его горла вырвался звук, похожий на рычание. Его руки опрокинули ее лицо, и рот медленно приблизился к ее губам. Все это время он наблюдал за ней понимающими глазами, вызывая смутное желание отступить назад.

Но она всегда с готовностью принимала вызов. Ей нравились эти чувственные ощущения, предвосхищающие приливы бесстыдного удовольствия.

Все же в его поцелуе не было ни бесстыдства, ни заигрывания. Едва его рот опустился к ее губам, как она ощутила физическое господство его тела над своим. Его сильная рука твердо и непоколебимо легла ей на затылок. Тепло его ладони закрыло холод дождя, сочившегося сквозь ее волосы. Он схватил ее в охапку и прижал к груди и горячим губам. Целуя, тискал, истязая ее рот своей откровенной жадностью, заставляя раскрыться.

Запрокинув ее голову, он обездвижил ее, чтобы, не имея возможности двигаться, она открылась ему.

Ей оставалось лишь покориться и позволить волне ощущений утопить ее сомнения. Она сама превратилась в сплошное ощущение его рук, удерживающих ее в неподвижности, гладкости его кожи, слегка шершавой на щеках и подбородке и мягкой на губах, прижатых к ней в жадном поцелуе, и поразительно сладкого вкуса его рта, когда переплелись их языки.

Ее окатила волна жара и еще чего-то, что она определила как желание. По ее телу побежали мурашки, и соски стали невероятно чувствительными от соприкосновения с холодной мокрой тканью сорочки.

Звук звериного удовлетворения, вырвавшийся из ее груди, и ее ощущение своей покорности привели ее в чувство. Она не создана для покорности.

Лиззи сомкнула губы и отвернулась.

Он резко отпрянул.

— В чем дело?

Его голос прозвучал низко и хрипло.

Она закрыла глаза, не выдержав его острого взгляда, и покачала головой. Он прислонился к ее лбу своим, не давая отвернуться или собраться с мыслями.

— Лиззи. — Его теплое дыхание создавало волнующий контраст с холодом дождя. — Ты дрожишь. Господи, ты совсем замерзла. Идем.

Взяв ее за руку, он стремительно припустил по лужайке. Инерция увлекла Лиззи следом. Дождь и мокрая трава расплылись в размытое серое пятно. Они мчались к дому, как дети и, бездыханные, ввалились в переднюю, оставляя на полу лужи дождевой воды.

Но Джейми уже давно покончил с детством. Едва оказавшись за дверью, он захлопнул ее ногой и, прижав Лиззи спиной к полированной дубовой панели, схватил ее за локти и приник поцелуем к ее рту.

Поцелуй был жестким и требовательным. Заключив ее в объятия, он подавил ее господством своих рук и губ. От холодного дождя его кожа была влажной, а губы имели вкус весенней родниковой воды, прохладной и свежей. Желая узнать ее вкус, он слегка надавил пальцами ей на подбородок, заставив ее губы раскрыться. И скользнул внутрь языком, приведя в смятение ее чувства.

Теряя равновесие, Лиззи схватилась за него, чтобы не упасть, и прильнула к его теплу, которое, как пар, исходило от его тела.

— Бог мой, Лиззи. — Он провел языком вниз по ее шее до ямочки у ее основания, заставив Лиззи вздрогнуть. — Сначала извлечем тебя из этой мокрой одежды и потом осуществим наши брачные отношения. Без промедления.

Его слова голодным, жадным волком прокрались по ее коже. Ее дыхание стало неровным, и соски в промокшем корсете затвердели. Мысли путались.

— Я думала, у нас брак по расчету, соломенный.

Это она хваталась за соломинку, чтобы выиграть время и собрать воедино свои растерянные мысли и чувства. Ей нужен был прежний Джейми, которого, как ей казалось, она знала, а не этот мужчина с его напором и непреклонной решительностью, которому она еще не научилась доверять.

Лиззи попыталась вывернуться, соскользнуть с каменной крепости его груди. Найти слабое звено в броне его самоуверенности. Он позволил ей повернуться и разогнуть спину в его руках, но объятий не разжал. Его ладони сжимали ее талию, и пальцы гладили кожу при каждом ее движении. Пригнув голову, он пощекотал подбородком ее шею.

— Возможно, — прошептал он ей в ухо, — но кто нам мешает получить еще и удовольствие? По крайней мере сегодня. В доме никого нет.

— Нет. Я должна подумать. Я не хочу…

— Не лги мне, Лиззи. Ты хочешь. Нельзя так целоваться и говорить, что ничего не чувствуешь. Ты хочешь моих прикосновений также сильно, как я твоих. Согласись. Ты знаешь это не хуже меня. И знала уже, когда целовалась со мной в зале ассамблеи. Нам этого не избежать.

Его взгляд, острый и темный, жег ее, как расплавленная сталь, в нем сквозило еще что-то похожее на муку. Отчего ей даже было больно на него смотреть. И слишком больно, чтобы лгать.

— Да.

Кем бы он ни был, кем бы ни стал, он по-прежнему принадлежал ей. Ее Джейми. Навсегда. Неизменно.

Он усилил натиск, покрывая поцелуями ее шею сверху до тонкой кожи над ключицей. Напористое тепло его губ проникало под кожу и в кости, размягчая ее тело. Каким-то образом она почувствовала, что он улыбается.

— Я не могу терять время, Лиззи, — поддразнил он ее своим тихим, вкрадчивым голосом. — Я вот-вот покину отчий дом, чтобы вступить на тропу, ведущую к могиле. И я хочу тебя. Я хочу тебя, Лиззи. Никто другой мне не нужен. Только ты одна.

Она забыла даже дышать. Жар и боль в его словах обращались в мед в ее груди. Ее губы приоткрылись, дрожа от ее учащенного неровного дыхания. Его поцелуй заставил их замереть.

— Позволь мне любить тебя.

Слова невыносимой, неотразимой сладости. Как долго ждала она, чтобы их услышать? Против подобной открытости она не имела защиты.

Ее глаза закрылись, ноги подкосились. Его руки приняли вес ее тела. Он притянул ее к своей груди и поцеловал.

Лиззи отдалась воле его губ, рта и языка, с которым ее собственный язык кружил в страстном танце. Она чувствовала в груди стеснение, как будто что-то мешало ей дышать и только он мог ей помочь. Руки Лиззи пробежали вверх по его мощной шее, зарылись в густых волосах, распустив косичку, и притянули ближе к себе. От него исходил пьянящий запах, сильнодействующее сочетание дождя и кожи мужчины.

Не разрывая поцелуя, он слегка ослабил объятия, чтобы приподнять ее.

— Идем, — шепнул у ее губ, подхватывая Лиззи на руки. — Позволь отнести тебя в постель.

О да. Она обвила руками его шею и притянула к себе, стараясь облегчить боль, теснившую грудь. Прижимая ее к себе, как будто ничего не весила, Джейми взбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки. Нежась в его тепле, она потерлась носом о его шею. Его пульс бился ровно и сильно, в то время как её собственный был слабым и прерывистым.

В спальне он посадил ее на кровать, а сам бросился разжигать в очаге огонь.

— Тебе нужно согреться.

Внезапная утрата его тепла напомнила, почему ей так неуютно и холодно в промокшей амазонке. Холод слегка вернул ей способность хоть что-то соображать. Сомнения, которые она с такой легкостью отбросила, снова вернулись, настойчивые и требовательные. Она должна установить между ними дистанцию в физическом и эмоциональном смысле. Прежде чем лечь с ним в постель, ей нужно было понять этого нового Джейми, ставшего слишком сложным для понимания.

— Я не дам тебе покорить меня вот так, с наскока. Она придала голосу больше твердости. — Ты уезжаешь, — сказала, не зная, кому напоминает — себе или ему.

— Слишком поздно. Дело сделано. И мы здесь.

Он одарил ее своей очередной понимающей улыбкой, в то время как его взгляд блуждал по ее лицу, изучая, как будто хотел запомнить, как запоминают поэтические строчки.

— Ты уезжаешь.

Какая ничтожная защита, но ничего другого она не могла произнести. Это было единственное, что имело смысл.

— Да, Лиззи. Но я хочу тебя. Сейчас. Сильно. Давай доставим друг другу наслаждение, пока у нас есть такая возможность, — сказал он настойчиво. — Чтобы хватило на всю жизнь.

Но хватит ли его на всю жизнь? Удовольствие, которое он ей уже доставил, довело ее до дрожи и почти лишило дара речи. Ради его прикосновений она была готова забыть свои сомнения. Что еще узнает она и ощутит, когда его нагое мускулистое тело ляжет рядом? Какие еще скрытые в ней источники наслаждения откроют ей его длинные проворные пальцы?

— Я обещаю. В наслаждении есть сила и свобода, Лиззи. Они ждут тебя. Я научу тебя всему, что нужно знать.

Его спокойный, сказанный тихим голосом призыв пробил к ней дорогу, нарушив защитную броню.

— Всему? — ахнула она. — А кто научил тебя?

Густой серый цвет его глаз медленно теплел в уголках, пока они не сузились до щелок.

— А ты не знаешь? Нас окружает огромный мир.

— Ты говорил, что… никто и никогда…

Но конечно, у него имелся опыт. Он мужчина. Мужчина, который жил в этом огромном мире, ходил по морям и видел другие континенты. А Лиззи нигде не бывала дальше Лондона. И вряд ли побывает. Он уезжает. И второй шанс ей уже никогда не выпадет.

— Я имел в виду настоящий брак, Лиззи. Я никогда не хотел ни на ком жениться, кроме тебя.

Джейми потерся подбородком о ее шею, в то время как его руки заскользили вниз по ее спине.

— Я скажу тебе, чего я хочу. — Его голос звучал тихо, но настойчиво, дыхание обжигало ухо. — Я хочу положить тебя на середину этой кровати и снять с твоего хорошо упрятанного тела все одежды до последнего лоскута, пока ты не останешься совершенно нагая, и тогда я обследую каждый скрытый дюйм твоей кожи. Потому что, хочешь — верь, хочешь — нет, я уже проделывал это раньше. И несмотря на все твои попытки прикинуться искушенной, я ни за что не поверю, что ты тоже имела подобный опыт.

Его серые глаза, проникнув за линию обороны, раздели догола ее душу. Как будто он знал. Знал, что, несмотря на то что никогда этим не занималась, она этого хотела. Лежала ночью без сна, прислушиваясь к пульсирующим ритмам тела, и мечтала о ласках любовника. О его ласках.

По ее лицу и шее разлилось тепло. Она отвернула голову, но это лишь дало ему свободный доступ к ее шее. Он нежно куснул ее, и острый прилив удовольствия пошатнул последний из ее оплотов. О да, он точно занимался этим раньше.

Марлоу сбросил с ее плеч влажный сюртук и стащил плотно облегающий жакет, открыв под ним полупрозрачную ткань кофточки. Затем пробежал рукой по шнуровке ее корсета.

— Знаешь, Лиззи, — его тихий голос прозвучал непререкаемо, — обещаю, что сделаю твое ожидание очень-очень стоящим.

Он прихватил губами мочку ее уха, одновременно гладя рукой скрытую под рубашкой грудь.

Ее потряс еще один всплеск жара и желания. Ресницы опустились, голова откинулась назад, и тело изогнулось в его ладонях.

— О да. — Он поднял ее руки над ее головой и, склонившись над ней, припечатал весом своего тела. Она чувствовала его огонь и силу. — Очень-очень стоящим.

Когда он раскрыл ее кофточку, из ее горла вырвался высокий пронзительный звук. Второй рукой он развязал тесемки на ее сорочке и, стащив вниз, обнажил округлость груди над границей корсета. От одного его взгляда ее соски затвердели до болезненности.

— Позволишь мне к ним прикоснуться, Лиззи?

— Господи, да.

Завороженная, она смотрела, как его пальцы легко коснулись сначала одной, затем другой вершинки. Взрыв ощущений распространился вниз по ее телу, к самой его сердцевине. Желая усилить волшебное соприкосновение и задержать его внимание, Лиззи прижала к себе его ладони. И он дал ей то, что желала. Наклонив голову, он взял в рот сначала одну розовую вершинку, потом вторую и начал ласкать языком, пока, захлестнутая желанием, она не стала хватать ртом воздух.

Лиззи ощутила, как у нее подогнулись колени. Джейми тут же подхватил ее и сделал то, что собирался: положил на кровать и начал снимать оставшуюся одежду. Его пальцы проворно и ловко справлялись с боковыми пуговицами юбки ее амазонки.

— У тебя и вправду нет горничной.

Он с ленивой улыбкой скользнул взглядом по передней шнуровке корсета.

— А у тебя и вправду нет камердинера.

— Нет, — согласился он заговорщически. — Тебе придется помогать.

О да. У нее давно чесались пальцы от желания еще раз прикоснуться к его коже.

Она протянула руки к его промокшему шейному платку, в то время как он стащил с нее верхнюю и нижние юбки.

— Как пикантно, — промурлыкал он при виде ее высоких сапог.

Лиззи ощутила, как чудовищное напряжение ее слегка отпустило. Это был старый Джейми, которого она знала, смешливый и колкий.

— В твоем духе, Джейми.

Его улыбка расползлась от уха до уха и поднялась к глазам, но в следующий момент он снова стал серьезным и сосредоточенным. Стянув с нее сапоги и бросив через плечо, заскользил руками вверх по бедрам, чтобы развязать подвязки. Теперь его руки были нетерпеливыми и грубыми. Ее плоть под кончиками его пальцев подрагивала, когда он скатывал вниз ее чулки.

Вернувшись к ее коленям, его руки легким нажимом попытались их раздвинуть. Дыхание в ее груди застряло. Лиззи оказала сопротивление. Если он прикоснется к ней там, она рассыплется на тысячу мелких осколков.

— А сам? — спросила она.

— Что ж, это справедливо.

С медленной, понимающей улыбкой и пронзительным взглядом, который ни на миг не отрывался от ее лица, он стащил с себя через голову рубашку. Из ее лежачего положения его грудь показалась ей шире и рельефнее. Она захотела до нее дотронуться.

Приложив ладони к его поблескивающей коже, Лиззи невольно ахнула, восхищенная силой и красотой его тела.

— Лиззи? Я уже снимал перед тобой рубашку. — Он улыбнулся, как голодный волк, — сплошные зубы и серые глаза. — Как и ты.

Она была уверена, что он заметил, как набухли под тонким батистом сорочки ее соски, но чувствовала лишь блаженные конвульсии в лоне. Из сердцевины ее тела прорывалась страсть.

— Ты первый начал.

— Не спорю.

Он приблизился и взялся за ширинку.

— Нет.

Уронив руки, остановился и отступил на шаг, хотя попытка дорого ему стоила. Его ладони сжались в кулаки, так что от напряжения побелели костяшки пальцев.

— Лиззи?

Его голос прозвучал удивленно и был полон скрытого желания и силы, которой он дал волю, потому что она его об этом просила. Силы, которую хотела испытать в полной мере.

Она хотела его увидеть и к нему прикоснуться, ощутить под руками электрические импульсы его тела. Хотела, чтобы и он ее увидел, к ней прикоснулся и обдал ее жаром и холодом, как солнечным душем.

Но медленно, так медленно, чтобы могла потом вспоминать каждое мгновение, как вкус изысканного блюда.

— Ладно, Лиззи. Что дальше?

Он стоял перед ней, опустив руки по швам, в ожидании, как безмолвный терпеливый волк, бледный, полуголый, оживший каменный идол.

Серебристо-белый свет грозового неба, скользнув по его широким плечам, превратил его в мраморную статую. Но он был сделан не из холодного камня, а из плоти и крови. Он протянул к ней руку и легко провел пальцем по локтю. В простом прикосновении было столько же страсти, сколько и в его поцелуе.

— Лиззи? — пронзил ее его тихий голос.

У нее перехватило дыхание, и вырвавшиеся слова прошелестели шепотом.

— Я хочу…

Он точно знал, что она имела в виду:

И сделал шаг вперед, чтобы она могла до него дотянуться. И тогда она положила руки на гладкие, блестящие пуговицы и медленно освободила их из петель. И каждый раз, когда расстегивала очередную пуговицу, скульптурный рельеф его плоского живота вздрагивал нетерпеливо в предвкушении. И это с ним делала она. В ее власти и в ее силе было даровать ему наслаждение, как даровал его ей он, свободно и открыто. Лиззи испытала прилив радости. В ее груди родилось тепло и выплеснулось наружу, когда, погрузив обе руки ему за пояс, она начала спускать вниз брюки вместе с нижним бельем, пока он не предстал перед ней в своем нагом великолепии.

Отступив назад, он дал ей возможность всласть налюбоваться зрелищем. Он был образцом совершенства. Ее взгляд проследовал вниз по его высокой, стройной фигуре до необузданного буйства эрекции. Он был исполнен решимости и мужской силы. Мужчина до мозга костей.

— Я не хочу ребенка, — пробормотала она единственное, что пришло ей в голову.