В поисках себя. Том 1 (СИ)

Глава 14 — Конец одного — начало другого

Где-то на одном из далеких островов, расположенных в сотнях километрах по морю от Долора сейчас шел диалог между двумя людьми.

Они находились в небольшой, но уютной комнатушке со столом, на котором горела свеча в подсвечнике, давно затекшим воском.

Посреди стоял серебряный кувшин, из которого можно было уловить пряный аромат прекрасного вина.

Стол имел округлую форму и был сделан из черной древесины, особо стойкой к огню и крайне прочной, добываемую на южном континенте.

Помимо вина, двое иногда тянули руки к плоской тарелке из того же материала, что и кувшин, поверх которого были красиво уложены различные закуски, начиная от нескольких видов сыров и заканчивая нарезанными фруктами, исключая, разве что, виноград без косточек.

Они сидели на раскошных стульях, сделанных все из той же прекрасной, черной древесины, обитые мягкой, красной тканью, и заполненные изнутри спинки и сиденья небольшой подушечной овечьей шерсти.

Недалеко от них валялось чье-то тело, на которое они совершенно не обращали внимание.

Ещё пол часа они шутили и смеялись, говоря о чем-то своем и обсуждая дела друга друга, пока один из них не захотел перейти к сути, впрочем, глаза одного из них ниразу не изменились от начала этой беседы и до сих пор, отражая внутри холодный блеска.

— Итак, кого ты принес на этот раз? — сказал он, кивая головой на изуродованное создание без руки и скальпа лица, всего покрытого кровью, но которое почему-то ещё дышало.

— Как обычно: первоклассного гладиатора! Как и ты любишь: лягушка из колодца, посчитавшая себя единственной и неповторимой в своем маленьком кружке воды. — ответил второй человек хриплым голососом.

— А подробней?

— Зовут его Руун, — он собрал самую большую шайку бандитов в одной из людских стран, пока та в ответ в конечном итоге не решила закончить его игры.

— Да что он может? У него руки нет, как и лица. Я не уверен, что он доживет и до утра, какой мне с него прок? — полный человек, с гладковыбритым лицом и ухоженными, зачесанными назад волосами жёлтого цвета, смотрел сверху-вниз на обезображенного человека.

Отсутствие лица ещё можно пережить, ведь этот человек всегда приносил ему людей без них, и он справедливо считал, что это своеобразная метка его гладиаторов, которые всегда хорошо себя показывали.

Однако отсутствие руки всегда было критично для бойцов, особенно правой, ведущей руки.

— Ну-ну, подожди. Говорят у него дар регенирации. Его даже называли "Бессмертный". Правда не знаю тригера, чтобы он восстановил руку. Может, как и у всех: еда. Но то, что он выживет — гарантирую. И прибыли тебе принесет вдоволь, если правильно использовать это, — внешность говорившего нельзя была рассмотреть, поскольку того окутывала лёгкая пелена тонкого, но плотного тумана, закрывающего обзор на все, кроме вида самой фигуры, как таковой.

— Вэйт, мы давно с тобой работаем, но мне не нужны сейчас гладиаторы. Последние поставки были очень щедрыми, в том числе опытные воины, и даже с врождённым даром несколько. Бои расписаны на весь следующий месяц. Мне не нужен этот полуметртвый доходяга, — произнес полный человек, держа серебряный кубок с вином, моментами отпивая из него.

Он поднялся со стула и медленным, филигранным шагом прошествовал к Рууну, по пути умудряясь при этом делать небольшие глотки вина и щурить глаза, явно наслаждаясь его вкусом.

Этот человек был одет очень элегантно, в темно-желтый, почти песочный, наряд, сшитый прямо под него.

Сейчас он пристально рассматривал Рууна, будто уставший взрослый в задумчивости решает, стоит ли ему преодолевать свою лень и встать, чтобы раздавить ту букашку у стены, или же пусть подзет себе дальше.

Бывший атамат сейчас являл собой жалкое зрелище: если бы не полное отсутствие кожи на лице, то по нему можно было бы понять, что его терзает боль; однако, сейчас лишь лёгкие подъемы его груди и вздрагивания конечностей тела говорили о том, что он ещё жив.

— Тирус, я несколько дней плыл сюда со своим туманом, не говори мне, что я просто так это сделал. Придумай что-то, люди — ресурс, который себя рано или поздно исчерпывает, зачем отказываться от излишка? Это поможет на случай, если их будет недостаток, — Вэйт не сдавался, пытаясь убедить своего собеседника.

— Хмм… Ладно, вот что, слушай: я брошу его в яму, пусть поварится там этот месяц. Еды из насекомых там много, проверим, сможет ли он восстановиться. Если выживет — я впишу его в бои, а ты получишь половину наград за его победы. Если нет, то ты уж извини, — сам притащил дохляка, и наша дружба это не покрывает.

— Договорились! — после чего они крепко пожали руки друг друга, а один из них ушел из этой комнаты.

Тирус, который остался в комнате был известным распорядителем арены.

Арена — место, куда со всего мира свозили гладиатором для потехи публики.

Сама по себе она располагалась на острове, на котором со временем сформировался город, а его владелец зажил богатой жизнью, перестав сам доставлять рабов и приглашать знатных людей, поскольку остров располагался удачно между несколькими континентами, что сделала его хорошим перевалочным пунктов для торговых кораблей.

Первое время многие правители хотели забрать территорию острова себе, но ее владелец сам по себе был мастером праны, что делала задачу нелегкой, так ещё и другие правители не могли позволить себе кому-то отдать этот кусок земли, так что, решили они, оставить её нейтральной.

Таким образом его единоличным правителем стал Тирус, конечно, при этом предлагая выгодные условия и сделка с этими самыми правителями, дабы они тоже могли получать свою часть выгоды и сидеть на месте дальше.

Поставки гладиаторов было одним из них, предлагая поднимать хорошие деньги на ставках, ведь каждый месяц проводился турнир, где победители повышались в ранге, и чем больше был ранг — тем зрелищней были бои.

Ближе к высшим рангом собирались даже толпы рыцарей и родовых воинов, желая подчеркнуть что-то для своих стилей из умений рабов.

Остров был известен как "Грост", куда всегда стягивались толпы людей с разными интересами, жизнями и причинами.

Тирус, скорчив брезгливое лицо, приложил ладонь на лоб Рууна, и хотя на нем не было кожи, но знак раба проявился поверх мяса.

Затем он переместил ладонь на шею, где тот же появилась метка гладиатора: рыцарский шлем с закрытым забралом в профиль, напротив которого меч, остриём верх, рукоять которого сжимают латные перчатки, пока по мечу стекает кровь и обвязывает цель.

Прямо под ней проявилась надпись: "Руун, гладиатор грязной крови".

Ранг грязной крови был низшим, первым из десяти, откуда начинали все гладиаторы, ещё не испившие крови врага.

— Что же, надеюсь ты хоть немного проживешь, — сказал он, убирая руку.

Тирус не хотел портить отношения с высокоуровневым наемником, поскольку тот не один раз выполнял его срочные заказы, которые явно были не для общественных глаз.

Выйдя из комнаты, он увидел у входа двух солдат, в полностью закрытых доспехах и пиками в руках.

— Бросьте его в яму, — бросил он, проходя мимо них.

Яма была местом, которым наказывали самых несломимых гладиаторов, где специально вывели самых мерзких и противных насекомых, которые не убивали своим ядом, но причиняли невероятную, адскую боль, заставляя страдать днями напролет и сходить с ума от галлюцинаций.

Тот же час двое бросились в комнату, взяв еле живого человека за руки, а затем потащили в неизвестном направлении, оставляя вслед за ним красную полосу на песчанике.

Боль — это все, что он сейчас мог чувствовать, о чем думать и что ощущать.

Боль стала ему самым близким созданием: его семьёй, другом, сестрой, матерью и даже им самим, — настолько плотно она приживалась в его нестабильном сознании.

Бесконечный цикл боли и терзаний. Болело буквально все и всеми спектрами боли, каждый раз открывая новые грани и тонкости своей натуры.

Он был в сознании или нет? — этого он не знал, так же и то, жив ли он, или уже умер от болевого шока.

Весь его мир внезапно превратился в пустоту, посреди которой были натянуты сотни красных ниточек.

Он знал на подсознательном уровне, что каждый из них и есть причина его боли, поэтому пытался их разорвать.

Сперва силой мысли, потом силой крика, а в конце сформировал из пустоты руки, которыми и принялся их хватать и разрывать.

Однако, каждая нить вела к осколком памяти, принося понимание, почему ему больно.

Вот первая… Он вспомнил, что ему отрезали руку и она долго истекала кровью и болела, не прекращая.

Вторая… Какой-то человек прижег его руку, теперь новая волна терзала его.

Третья… «Лицо… Мое лицо… Что ты с ним делаешь?», — мысленно возопил он, увидев, что неизвестный ему человек достал какой-то изгибающийся, словно змея нож: «Точно, крис!» — вспомнил он.

«Что за странная рукоять?» — заметил бывший бандит, что ручку кинжала украшали десятки лиц, которые, казалось, кричат от боли и ужаса, как живые, меняя свою мимику.

Сейчас он мог поклясться, что слышал эти голоса, кричащие о помощи, одним из которых, как ощущалось, он вскоре станет.

Ужас сковал его душу, сердце, абсолютно все живое в нем, каждую клеточку, способную испытать подобное. «Нет, постой! Молю, не надо!» — он вспомнил орка, бывшего его подчинённым, который утверждал, что смерть от его руки не принесет ему покоя и наконец понял, какого это ощущать.

Вот он поднял его над собой двумя руками и принялся… «Молиться?» — удивился Руун его действиям.

А затем… «Боль… Угх… Какая ужасная, нестерпимая боль! Как же больно! Умоляю, хватит!» — не выдержав, он отпустил эту нить, но память уже хлынула волной, не отпуская его.

После этого время вновь потекло в пустоте и он сам стал этой пустотой, растекаясь и растворяясь в ней.

Его покидали мысли, смысл и его сущность, а сам он становился частью чего-то другого, глобального, бесконечного.

Он не знал, сколько времени прошло, но когда осталось лишь несколько нитей, — они сами принялись обвиваться вокруг него, причиняя новую волну боли и воспоминаний.

«Шиоса… Проклятье! Метка на ней… Убивает меня… Насколько она далеко?» — он знал. Знал, где она, но ничего не мог сделать, эта боль сжигала его изнутри, и если бы он мог орать, то разодрал бы уже свою глотку от вопля.

Жжение не прекращалось и огонь растекался по его венам до сердца, откуда вновь шел по всему телу, принося нестерпимую муку.

Руун десятки, сотни раз молил о смерти, которая все не наступала, пока в какой-то момент она просто не оборвалась.

Нет, не жизнь оборвалась, а боль. Она прошла. Исчезла. Он знал, где Шиоса, но боли больше не было.

Внезапно его наполило чувство облегчения, покоя, но вместе с тем, в пустоте наступала тьма, поглощая его, в которую он и сам сейчас с наслаждением погружался.

Ему снился сон, в котором он не контролировал себя, хотя все осознавал, но смотрел лишь со стороны за всем.

Пред глазами предстал знакомый зал, состоящие из земли, камня и драгоценных самоцветов. Даже аромат этого места напомнил собой запах земли после дождя.

Он увидел себя, ляжащего на коленях у пожилой женщины, впрочем, сейчас её улыбка и глаза были столь тёплыми, что она показалась ему самой прекрасной женщиной на свете, хотя ничего пошлого о ней и не думал.

Она сидела и гладила его по волосам, рассматривая его лицо, которого теперь не было.

«Стоп… Где мое лицо?» — увиденное его ужаснуло, когда он заметил себя со стороны. Казалось, что колени подгибаются, захотелось упасть, но ведь это лишь сон, где себя не контролируют, а тем более со стороны.

В момент паники он ощутил волну тепла и покоя, что дарила рука женщины. Тот час он успокоился неводомым для себя образом, пытаясь понять, что ощущает.

И он действительно понял: старуха сейчас внушала впечатление заботливой, нежной и доброй мамы, успокаивающей своего сына, который разбил коленку.

Он не помнил настоящей матери, но был уверен, что это именно так ощущал бы себя ребенок.

— Ты очнулся, Эсперар? Я рада, — продолжая гладить его, она ещё лучезарней улыбнулась на этом моменте, — тебе было очень трудно. Мне жаль. Прости, — она замолчала ненадолго, тихо прошептав последние слова.

— Но ты ещё жив. Ты смог разорвать цепь и прошел испытание, теперь ты не ограничен расстоянием, а личность — только твоя, без примеси других, дитя моё, — вновь замолчала она, будто наслаждаясь ощущением от последних, сказанных ею слов.

— Мы будем чаще видеться… Я многое тебе расскажу. Ты стал моим орудием… И очень скоро ты узнаешь ответы на вопросы, кого и почему тебе нужно разить. Но сейчас времени мало… — она подняла свою ладонь, после чего закрыла ею глаза Рууна.

— Ты должен кое что увидеть, пока ещё возможно, — после чего убрала свою руку, а он, наблюдающий за всем со стороны, внезапно оказался в своем теле.

Он увидел потолок дворца, точнее то, что должно было им быть.

Но там его не было: сверху его взгляду открылись разноцветные туманности, завораживающие своей красотой, а поверх них были десятки, сотни и тысячи звезд.

Он заметил, что все они образовывали собой разные созвездия, но только два из них были соединены между собой каким-то ярким потоком энергии.

И тут же в его голове появилось знание: аспекты! Та сила, что он собирает с других. Теперь он все понял.

Сейчас он видел лишь несколько из них, однако при взгляде, осознавал, что оно такое и как получить это.

Аспект человек, которые сейчас ярко светился, соединяясь между собой, образовывая форму тела, начиная от туловища и выше.

И он действительно отвечал за то, о чем догадывался Руун: помогал достигнуть природного предела силы, ловкости и выносливости.

Второй был аспектом зверя, а точнее звериных инстинктов, образовывая собой морду волка, который хищно скалился, смотря на него.

И этот полностью был соединен, сияя наравне с первым.

Он так же отвечал за то, о чем Руун догадался: инстинкты и восприятие.

А вот от третьего загорелась лишь крохотная звезда, лишь начав формироваться.

Аспект насекомых. Путь, который он слегка лишь задел, убив почти безобидную сокороножку в начале своего пути.

Он позволял стать устойчивым к ядам, и не просто устойчивым, а приобрести полный иммунитет, в том числе от растений, но для этого нужно найти ядовитых насекомых, что даже в горах было проблемно и рисковано.

На этом его просмотр окончился, поскольку он видел, как мир медленно трескается и разваливается прямо на его глазах.

— Выживи — последнее, что услышал он от старухи, когда мир осыпался окончательно.