В поисках себя. Том 1 (СИ)

Глава 21 — Эпилог

После того, как Шиоса благополучно сбежала от преследования, она отправилась куда глаза глядят.

В ту же ночь её посетила богиня, которой поклонялись многие темные эльфы: Шепчущая. Она указала ей путь, где она найдет след.

Больше ничего не было сказано, но Шиоса, отчасти поддетая своим женским любопытством, все же решила последовать за ним.

Спустя неделю она вышла на Ромуса, за которым с тех пор зачем-то следила из теней, окружающих его мир.

Где-то в глубине она надеялась встретить Рууна, что спас тогда её жизнь и даже вывел из той бойни. Они никогда не отличалась благородством или добротой, но сложно забыть, когда последний человек, от которого стал бы ждать помощи — разбойника, — все таки помогает тебе.

Разбойница не знала, чего хотела от нее Шепчущая, поскольку та говорит лишь со своими последователями, из-за чего Шиоса довольствовалась лишь указкой на след, но легенды гласили, что эта богиня никогда не делала ничего просто так и не являлась людям, не позволяя вынести выгоду и для себя самих с её появления.

Темной эльфийке было очень близко её мировоззрение, поскольку и она тоже верила в принцип взаимной выгоды, поэтому с тех пор решила незримо следовать за Ромусом, став его тенью и ожидать, что из этого выйдет.

Руун сбился со счету времени и шагов, которые он старался подсчитать. Звуки боёв давно стихли, как и любые другие шумы в целом, остался лишь звук его шагов, что разносился эхом по всему коридору.

Воздух становился все более затхлым и ему казалось, что тот и вовсе пропадает все больше и больше с каждым новым шагом.

Внезапно весь его мир перевернулся и его потянуло куда-то вниз: пол под ним провалился, вынудив упасть спиной на что-то твердое, причиняя волну боли, что разнеслась по всему телу.

Глаза, привыкшие к темноте, начало слепить чем-то нестерпимо ярким, обжигая их, отчего он издал стон, подгоняемый болью от падения.

Немного придя в себя, он нащупал ладонью рукоять своего меча, что упал недалеко от него. Обхватив его, он наконец открыл глаза, щуря их.

Как оказалось, он пролетел около пяти метров вниз. К счастью, не сломав ни одной из костей, хотя падение не прошло бесследно: множество ссадин и царапин, одна нога прихрамывает, а по затылку стекает теплый поток крови.

Осмотрев окружение, ему тут же бросился во взгляд свет, окрашивающий все вокруг в голубой цвет, исходящий от горящих повсюду факелов, что находились вдоль стен вокруг, вставленные в соответствующие пазы.

До этого этот голубой огонь его слепил, но когда он привык к нему, то осознал, насколько тот тусклый и холодный по ощущению, будто температура вокруг упала на несколько десятков градусов.

В один миг это место вселило стойкое желание скорее покинуть его, но, взглянув в проем сверху, он убедился, что другого выхода у него просто нет, придется идти вперёд.

Вокруг все было сделано из огромных глыб вытесанного булыжника, плотно прижатых друг к другу. Ни плесени, ни мха, ни грибов здесь не было. Лишь голые, ледяные камни, холод которых передавался ему даже через обувь, пронизывая тело.

Запах здесь стоял столь тяжёлый и застоявшийся, что ему казалось, что с каждым вдохом он проталкивает камни через свои дыхательные пути, в попытках вдохнуть ещё хоть немного воздуха.

Каждый его шаг оставлял за собой заметный след, поскольку эти полы были усыпаны слоями пыли.

«Сколько десятилетий здесь никого не было? И что это за место вообще?» — все происходящее щекотало его и без того напряжённые нервы, заставляя периодически бросать резкие взгляды по сторонам, где ему виделись какие-то движения.

Все чаще и чаще ему казалось, что тени, под влиянием этого освещения оживают, покачиваясь и удлиняясь, будто в такт дуновению ветра, глумясь над ним и дразня.

В какой-то момент он вышел в пространый зал, свод которого подпирали тяжёлые колонны округлой формы, стоящие каждые несколько метров.

Замедлившись, Руун оглядывался по сторонам. Между колоннами проглядывались каменные сооружения, напоминающие собой саркофаги.

«Крипта», — подумал безликий, увидев все вокруг.

Медленно, стараясь не издавать ни звука, он проходил дальше до тех пор, пока в конце этой комнаты не увидел каменный трон, покрытый письменами неизвестного происхождения, на котором восседало тело и прямо за ним виднелся проем, ведущий дальше.

Попытавшись обойти, он услышал, как что-то зашуршало и закряхтело, — звук исходил именно от трупа.

Бросив туда взгляд, он увидел, как кости, обтянутые иссиня-черной кожей, повернули в его сторону голову, смотря своими пустыми глазницами.

Когда их, как ему показалось, взгляды встретилось, то существо принялось подниматься, схватившись за свой полутораметровый меч, направляясь к нему.

— Да что ты за тварь такая? Тебе чего вообще надо? — Руун успел многое повидать, и был готов почти ко всему, но живые мертвецы были явно чем-то выходящим за рамки его подготовки.

Воздух и без того туманнил взгляд, лишая сил, но приток страха и вовсе заставил его ноги подкоситься.

Сделав несколько шагов назад, он упёрся спиной в одну из колон, пока мертвец, не торопясь, плелся к нему, волоча за собой меч, острие которого скрежетало о пол, разносясь по всему залу противным эхом.

Руун решил бежать от этого существа в проем, но тот куда-то исчез, будто его и не было вовсе там.

Пока мозг ещё не понимал, что делать, тело среагировало первее, заблокировав мечом удар врага, который, впрочем, обладал ненормальной силой, поскольку тело Рууна отлетело вбок на несколько метров, а рука, державшая меч, онемела, выпуская его.

Звук, упавшего клинка ещё не разнесся по залу, а тело безликого уже среагировало, заставив его укатиться вбок, уворачиваясь от нового удара.

«Что за ненормальная силища то вообще?!» — Рууну было сложно поверить в реальность всего происходящего сейчас.

Не успевал он подняться, как удар за ударом сыпались на него.

Тварь обладала невероятной силой и скоростью, но мозгом явно была обделена, поскольку ничему не училась.

От часто перекатов у Рууна уже кружилось голова, но ему нужно было оказаться возле своего меча, что он и сделал.

Схватив тот, беглый гладиатор рубанул по ноге противника, но меч сразу же застрял в его кости, из-за чего его вновь пришлось отпустить и продолжить уворачиваться от размашистых ударов мертвеца.

Сил становилось все меньше, дыхание тяжелело, но враг явно даже не ощущал усталости.

— Что за сила движет тобой, проклятая тварь?! — прорычал он на последнем дыхании, накинувшись на врага и потянув того за ногу вбок, заваливая его.

Когда драугр упал, Руун попытался вырвать свой меч, но как только тот поддался, то безликий и не заметил, как противник пронзил его живот своим мечом.

Не колеблясь, он рубанул из последних сил по запястью мертвеца, а затем ещё и ещё раз, и, к его счастью, кости там оказалась менее прочными — рука с мечом было отсечена, тут же бывший глидатор сделал несколько шагов назад, оседая на пол.

Драугр перестал двигаться, будто окончательно умер, но сейчас Рууна волновало другое: внутри его живота расходился холод, распространяясь все дальше и дальше по телу.

Холод, который обжигал, заставлял его крепко стиснуть зубы и сжаться на месте, до тех пор, пока это жжение не начало нарастать с удвоенной силой, после чего он принялся метаться по полу в бессильным попытках вытащить из себя этот артефакт, да, именно им он и был, как сейчас понял Руун, но сейчас это было для него совершенно неважно.

Все затмила собой боль, пожирающая его сознание, которая и не думала прекращаться, пока, в конце концов, он не потерял сознание.

Руун видел сон о жизни берсерка и чародея, что срубил своим клинком четыреста двадцать голов, одна из которых принадлежала королю, после чего меч пробудился.

С каждой новой отнятой жизнью, особенный и без того меч, приобретал все большее эго, осознавая себя личностью. В конечном итоге именно меч стал придавать силу владельцу, а не наоборот.

Это была жизнь, полная боли и страданий, в которой никакая сила не принесла счастья ее владельцу. А когда срок жизни владельца подходил к концу, то артефакт решил не дать умереть своему хозяину, из-за чего он приказал построить эту гробницу и замуровать себя в ней.

С тех пор прошли тысячи лет, но владелец меча все ещё продолжал свое существование, пока это проклятое орудие было в его руках.

Мелькавшие сцены, описывающие жизнь другого человека исчезли, а вслед за ними наступила тьма, посреди которой находился дряблый, согбенный под тяжестью своей собственной жизни старец, устало смотря на него блеклыми глазами.

— Так кто-то все же пришел за ним? Как давно это было… Прошлое забывается, позволяя писать новые ошибки с чистого листа, не так ли, малыш? — проскрипел своим голосом этот человек.

Руун хотел бы что-то ответить, да голоса на было, он мог лишь созерцать, как над этой уставшей фигурой громоздилось форма меча, нависая над ним, словно дамаклов меч.

— Что же, надеюсь, ты не пожалеешь о своей выборе и не совершишь моих ошибок. Слушай же, новый владелец Мистлтейнна, не забывай, что он — живой, и его жажда жить не даст тебе умереть так просто, но спустя долгие века это станет для тебя не более, чем проклятием!

Голос старика блек, а картины сцен жизни старика вновь прокручивались в его сознании, вторя словам того.

— Ты будешь любить, но твоя любовь будет увядать на твоих глазах, пока она не сменится другой, а затем и она зачахнет, как увядает полевая трава. Жизнь человека как дым, пар из-за рта исходящий посреди зимы, появившийся на миг и исчезнувший тот час, но теперь тебе придется наблюдать за этим долгими веками! Тебе будет служить армии, но ты будешь видеть, как твои сильнейшие воины стареют и умирают, а их сыновья, которых ты совсем крохами держал на руках, теперь уже служат тебе вместо них, а затем состарятся и они. Ты узнаешь, что такой настоящая усталость бытия, бедное дитя…

Рууну от увиденных сцен казалось, что он только что буквально несколько веков прожил в теле этого странного человека, испытав тоже, что испытывал тот.

— Знай, что сила без мудрости разрушает лишь сама себя. Корова и змея могут пить из одного источника, но первая превращает её в молоко, принося благо людям, а вторая в яд, отнимающий жизни. Если меч проснется, то подчиняй, а не подчиняйся… — последние его слова звучали где-то далёким эхом, пока тьма отступала, возвращая безликого в реальность.

Когда он очнулся, то сразу осознал, что в глубине своего сознания ощущает ещё чье-то присутствие: что-то холодное, безразличное ко всему, спало в нем самом, никак не влияя изнутри.

Он тут же понимал, что меч каким-то образом слился с ним, став его частью. Нет, даже больше, частью его души, личности, им самим.

Благодаря осколком гномов он чувствовал в своей сознании письмена, выжженные теперь прямо на его душе языком гномов, который Руун уже успел узнать из воспоминаний жертв.

Меч, созданный древним гномом, нес в себе огромную силу, но сейчас был запечатан и раскрывался лишь с каждым новой десятой частью аспекта гномов.

Сейчас их было по прежнему семнадцать, а значит открыта лишь первая: привязка. Та особенность, из-за которой меч выбрал его, а ныне покойный драугр наконец обрел столь желанный покой.

Попытавшись подняться, он ощутил прилив боли: рана в животе открылась и из нее потекла струя крови, но бывший гладиатор итак знал, что время и без того играло против него, — ему срочно нужно было двигаться вперёд!

Сжав зубы, Руун, упираясь о колонну, все же поднялся, предварительно найдя свой меч.

Пошатываясь, Руун двинулся к проёму за троном, что теперь вновь был открыт. Он ощущал, что выход близко, — осталось только рукой подать!

Сознание медленно, но верно покидало его, заставляя все сильнее сгибать свою спину под эфемерным, но столь тяжелым весом усталости, навалившимся на его плечи.

Хромой, раненный и на последнем издыхании от отсутствия нормального воздуха, он наконец увидел новый обвал: упавшая плита, позволяющая подняться на поверхность прямо по ней.

Так и поступив, беглый гладиатор выбрался где-то в пещере у скального берега. Осмотревшись, Руун увидел внизу, прямо на песке, небольшую шлюпку на нескольких человек и тут же в нем закричало уже знакомое чувство опасности.

Резко развернувшись, он уклонился вбок от удара рукоятью меча по затылку, а затем перешёл в наступление, занося кулак для удара в живот на столь близком расстоянии.

Пред ним предстал пожилой мужчина, впрочем, не утративший с годами крепости и формы, поскольку легко блокировал удар ослабленного Рууна. Вслед за этим подбежало ещё несколько человек, окружая его.

Безликому пришлось перейти в защиту, отбивая удары безмолвных врагов в попытках подловить момент для ответа.

Впрочем, рана продолжала истекать кровью и срочно нужно было что-то делать, силы покидали его и он ощущал, что даже войти в состояние берсерка уже не может.

Решив пойти на рискованный шаг, он все же пронзил одного противника клинком, из-за чего тот издал болезненный стол и сразу же навалился всем своим весом уже мертвого тела прямо на Рууна, выигрывая пару секунд для товарищей.

Последнее, что он запомнил — мерзкую ухмылку старика и приближающиеся навершие его клинка, летящее прямо промеж глаз.

— Фух, ну и упрямый же ты, парниша, заставил старика вспомнить молодость, — тон Аарона был с нотками недовольства, но лицо играло радостью и удовлетворением, которое он явно давно ожидал.

— Стон, Морен, захороните товарища, а этого свяжите, а то больно резвый уж малый. Ах да, проверьте его рану, зажила ли, а то вдруг не того взяли, — будет очень обидно.

Раздав приказания, старик достал свою трубку, забивая ее табаком и раскуривая, устремляя свой взор в сторону города, что сейчас находился в огне, погружаясь в свои собственные думы.

— Закончили? Отлично, грузите его и отплываем на корабль.