В полдень, у ратуши...

Глава XI. «ПИРАТЫ ЭДЕЛЬВЕЙС». КТО ОНИ?

Что такое «непреодоленное прошлое»? Западногерманские «демоскопы», регистрирующие колебания общественного мнения, не включают этот вопрос в свои анкеты. Видимо, потому, что само понятие трудно уместить в узкие рамки статистических колонок. К тому же их больше привлекают футурологические «зори», нежели потемки прошлого. А между тем вопрос очень важен.

Если вы попытаетесь выяснить его в частном порядке, в ходе личной беседы, реакция, разумеется, будет различной.

«Коммунистическая пропаганда…» — поморщится преуспевающий менеджер, читающий «Вельт» и «Шпигель».

«Сколько можно заниматься полосканием грязного белья! Мы тратим на обсуждение неактуальных тем слишком много энергии. Нс лучше ли обратить ее на решение проблемы «воссоединения Германии»?!» — недовольно заметит христианско-демократический политик.

«Непреодоленное прошлое»? — удивится толстый торговец в овощной лавке. — Не помню, чтобы об этом писала «Бильд».

И все же непреодоленное прошлое тесно связано с настоящим. Об этом с растущей тревогой говорит демократическая общественность ФРГ. Причина тревоги?

Причин много. Но вот одна. Вчерашние пособники нацистов, а то и сами бывшие нацисты, случается, выступают в роли «жертв», в то время как жертвам гестаповских палачей, оклеветанным посмертно, отводится место в списках преступников.

Возможно ли это в современном буржуазном обществе, где любят говорить о демократических свободах и правах человека?

— К сожалению, возможно, — подтверждает прогрессивный западногерманский публицист Александр Гёб, сотрудник газеты «Дойче фольксцайтунг».

С Александром я познакомился в то время, когда он составлял документацию о деятельности группы антифашистского Сопротивления в Кёльне — «пиратов Эдельвейс», казненных гестаповцами в ноябре 1944 года.

Однажды я уговорил его показать мне собранные им документы о молодежном антифашистском подполье. Я надеялся отыскать там следы тех советских людей, которые также участвовали в этой борьбе и погибли от руки фашистских палачей.

Мы встретились, как всегда, у старой ратуши и отправились к нему домой, в Дойц, на рабочую окраину Кёльна. Потом сидели за круглым столом в маленькой, чистой, уютной комнате, и Александр неторопливо вынимал из папки копии документов, найденных в архивах, сопровождая их краткими пояснениями. Нередко документы красноречиво говорили сами за себя…

Эта встреча с Александром Гёбом помогла мне взглянуть на будни нынешней западногерманской молодежи по-новому, помогла лучше понять, что движет сегодня теми парнями и девушками, которые посвятили себя активной борьбе с наследием «коричневого периода» своей истории.

10 ноября 1944 года на улице Хюттенштрассе в Кёльне, в районе Эренфельд, гестаповцы публично повесили 13 немцев. Самым молодым из них был 16-летний Бартель Шинк. Еще н 1943 году, когда многие немцы верили в «окончательную победу», обещанную фюрером, и не хотели ничего знать о преступлениях нацистов, Шинк сотрудничал с «пиратами Эдельвейс» — группой молодежи, находившейся в оппозиции к режиму. Между ними и молодчиками из «гитлерюгенд» часто происходили стычки. Их нередко арестовывали, допрашивали в гестапо, потом отпускали. Постепенно в них зрела ненависть не только к «коричневым рубашкам», но и ко всему режиму. Летом 1944 года Бартеля, как и многих других подростков, отправили на земляные работы. Нацисты заставляли ребят рыть окопы и ставить заграждения. Но Шинк не захотел подчиниться. Он ненадолго скрылся, а потом вновь появился в Кёльне. Полиция объявила розыск, но поймать его не удавалось. Его видели на улицах после бомбежек: он помогал вытаскивать людей из-под развалин. Но главной целью всей его жизни стала борьба против фашистов.

К тому времени «пираты Эдельвейс» установили контакты с другими антифашистами, и в частности с группой, которую возглавлял коммунист, бывший узник концлагеря. Члены группы выносили беспощадные приговоры нацистам. На улице Фэнлоэ ими был убит один из руководителей местных эсэсовцев, Зёнтгеп. В развалинах домов они укрывали тех, кого преследовало гестапо: дезертиров и бежавших из тюрем и лагерей патриотов. Среди них были не только немцы. От гестапо скрывалось немало русских, украинцев, поляков и людей других национальностей, угнанных на работы в Германию, но не смирившихся со своей участью. Многие из них вставали на путь активной борьбы с фашизмом.

Совершая налеты на склады, «пираты Эдельвейс» обеспечивали себя продовольствием. Поскольку это было противозаконно, власти объявили их «уголовниками». Но ведь тогда даже образование молодежных групп было противозаконным, не говоря уже об укрывании коммунистов, дезертиров и «беглых восточных рабочих». По тогдашнему законодательству коммунистам надлежало гнить в тюрьмах и лагерях, солдатам — завоевывать чужие земли, «восточным рабочим» — выполнять рабский труд во благо «тысячелетнего рейха».

В октябре гестапо напало на след Эренфельдской группы. Почти всех арестовали, в том числе Шинка. Его отправили в тюрьму в Браувайлер, пригород Кёльна, подвергали допросам и пыткам больше месяца, но он не предал своих друзей. А потом все были повешены: сначала 11 русских и поляков, потом 13 немцев.

Каролина Бентен, сестра Шинка, вспоминает день накануне ареста брата:

— Раскрылась дверь. На пороге стоял Бартель: на поясе связка гранат, за спиной гитара. В руке он держал пистолет. Всклокоченные волосы падали ему на глаза. Он подошел к шкафу, где стоял граммофон, сунул руку внутрь и вытащил еще один пистолет. Гитару оставил брату. «Мне она больше не понадобится». Сказал матери: «Я больше не вернусь. Прощайте!» Младший брат Ади видел, как Бартель умирал на виселице. Нацисты так торопились, что прочитали приговор уже после того, как все было кончено. Ади едва не потерял сознание. Ребята увели его домой. Мать побежала к месту казни. Но она не смогла или не захотела узнать своего сына: «Нет, нет! Это не Бартель. Это не может быть он! Это опять один из русских!»

Каролине Бентен сегодня 52 года. Она уже устала бороться, потеряв всякую надежду на «реабилитацию» своего брата.

Но разве нужно добиваться «реабилитации» человека, боровшегося против фашизма. Оказывается, нужно. Родственники Бартеля Шинка занимаются этим без малого 30 лет.

Однажды его мать получила письмо, в котором говорилось, что Шинк казнен как член «банды преступников», более того — как «государственный преступник» за «недозволенное владение оружием» и «участие в убийстве ортсгруппенляйтера СС». Это случилось в 1962 году. Можно было предположить, что письмо задержалось с отправкой на 18 лет. Однако свежий штамп не оставлял никаких сомнений. Власти отказались внести Бартеля Шинка в списки лиц, преследовавшихся при нацизме. Они отказываются сделать это и теперь.

А между тем именно Бартель Шинк стал символической фигурой кёльнского Сопротивления. За его честь борются сегодня не только родственники, в борьбу включились молодые антифашисты из ОЛИН (Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме), коммунисты и социал-демократы, «Соколы» и «Молодые социалисты».

23 мая 1978 года в телепередаче «Монитор» по этому делу высказался директор Федерального архива в Кобленце Хайнц Боберах. Он заявил, что власти вынесли свое решение, проявив некомпетентность при изучении существующих источников.

Исправлена ли эта ошибка? К сожалению, пет! Официальные инстанции в лице самого регирунгспрезидента Кёльна все еще «сомневаются» в причастности Шинка к движению Сопротивления. Начальник децерната регирунгспрезидента ссылается при этом на акты прокуратуры от января 1945 года и на выдержки из протоколов гестапо от 1944 года.

В высшей степени странно, что официальные лица в Федеративной республике принимают решения, опираясь на документы «третьего рейха». Что же это за документы?

Прежде всего речь идет о тех приказах и циркулярах верхушки НСДАП, на основании которых жесточайшему террору и репрессиям наряду со старым поколением антифашистов стала подвергаться и антифашистски настроенная молодежь.

Вот характерный документ, подписанный начальником Главного имперского управления безопасности (РСХА) Кальтенбруннером:

«НСДАП. Партийная канцелярия. Мюнхен, 29 сентября 1944 г.

Рейхсминистру юстиции, оберрегирунгерату г-ну д-ру Кюммерляйну.

Партийная канцелярия утвердила проект циркуляра «О подавлении молодежных банд».

Хайль Гитлер!»

О каких «молодежных бандах» идет речь? Что так встревожило нацистов? Вспомним, что в конце войны, когда нацистская верхушка пыталась всячески скрыть от народа истинное положение Германии, организованное сопротивление гитлеровскому режиму возрастало с каждым днем. В то же время в организациях, активно боровшихся против фашистов (в их числе — знаменитая «Красная капелла»), было много молодых немцев, вставших на смену убитым либо томящимся в тюрьмах и концлагерях отцам. Неудивительно, что гестапо, служившее орудием сыска п расправы, видело одну из главных своих задач в ликвидации этих новых очагов сопротивления.

Об этом достаточно красноречиво говорит секретный циркуляр Гиммлера.

«Рейхсфюрер СС и шеф германской полиции.

Берлин, 25 октября 1944 г.

Во всех частях рейха, в особенности в крупных городах, в последние годы стали образовываться молодежные банды. Они представляют собой группы молодежи вне «гитлерюгенд», ведущие особую жизнь, не совместимую с национал-социалистским мировоззрением… и не желающие приспосабливаться к требованиям войны.

Образование банд является одной из форм молодежной преступности. Ими занимается уголовная полиция, если только речь не идет о бандах с ярко выраженными или преимущественно политическими, враждебными государству устремлениями. В таком случае за это отвечает гестапо. Против вожаков и активны^ участников нужно выступать со всей суровостью, в особенности против взрослых и иностранцев».

Как видим, гестаповцы как будто отделяли уголовников от политических. Почему же Бартель Шинк был отнесен к уголовникам? Читаем дальше. В разделе «Уголовно-асоциальные группы» говорится:

«Если тенденция образования этих молодежных групп в первую очередь касается уголовного сектора, то нельзя не обращать внимания и на политический характер подобных организаций. Политически враждебная позиция проявляется, в частности, в отрицании государственного порядка, игнорировании запрета на образование молодежных организаций вне «гитлерюгенд». Наконец, тот факт, что в этих бандах главным образом состоят дети коммунистов, в достаточной мере свидетельствует о политической направленности».

Знакомый трюк гитлеровской пропаганды: как и прежде, при поджоге рейхстага нацистами, свалить всю вину на коммунистов, представить их преступниками и чуть ли не уголовниками! Впрочем, о коммунистах идет речь и в следующем разделе циркуляра о «политически оппозиционных группах»:

«Они образуются, как правило, в крупных городах. Руководители и члены этих банд большей частью вышли из коммунистической молодежи. Эти группы формируются вокруг скаутских или марксистских элементов. Они проповедуют одновременно антигосударственные и антигитлерюгендские взгляды».

Тут, кажется, все ясно. Но далее следует абзац, дающий ключ к пониманию методов репрессивного аппарата гестапо, выполнявшего директивы нацистских главарей по ликвидации противников фашистской диктатуры.

«Обе группы, — констатирует циркуляр, — отрицательно относятся к «гитлерюгенд». Следовательно, в обоих случаях речь идет об антисоциальных (!) явлениях. Между политически оппозиционными и уголовно-асоциальными тенденциями наблюдаются встречные воздействия (!). Уголовно-асоциальные группы очень скоро приобретают антигитлерюгепдское направление, в то время как другие группы кончают уголовщиной. Поэтому тех и других нельзя полностью отделять друг от друга.

Эти группы… должны подавляться самым жесточайшим образом. Воспитательные меры… не имеют смысла».

Итак, гестапо попросту ставило знак равенства между понятиями «уголовное» и «политическое» преступление. Расчет при этом, видимо, состоял в том, чтобы преуменьшить масштабы антифашистского Сопротивления, а заодно сознательно внести путаницу в архивные документы.

В то же время многие документы из архивов гестапо подтверждают исключительно политический характер деятельности тех групп антифашистов, которых нацистская юстиция объявила уголовниками.

Выписка из гестаповского отчета от 30 января 1945 года:

«В первую очередь следует назвать крупную банду, которая вершила свои дела в районе Эренфельда (Кёльн). Как установлено, она насчитывала 128 человек и состояла в равной мере как из немцев, так и иностранцев… Ее цель состояла в ликвидации политических руководителей НСДАП. Банда разбита благодаря вмешательству гестапо, которое публично казнило значительное число членов банды. Наряду с этим удалось выявить около 20 других банд. В целом на их счету 29 убийств. Среди убитых: 5 политических руководителей, в том числе начальник гестапо Кёльна, оберштурмбаннфюрер СС Р. Хоффман.

Кроме того, удалось обезвредить организацию «Свободная Германия», арестовав верхушку из 59 функционеров. Она ставила перед собой задачи: способствовать скорейшему окончанию войны, разгромить НСДАП, объединить в народный фронт членов других партий, подготовить образование нового правительства. Всего гестапо арестовало 500 человек, из них 200 немцев, остальные иностранцы».

Листая копии гестаповских отчетов об арестах и казнях патриотов, я невольно обратил внимание на необычайно высокий процент «иностранцев». Известно, что в рядах борцов Сопротивления, которое стало наиболее активным в последние годы войны, были представители разных национальностей — военнопленные либо депортированные из оккупированных стран Восточной и Западной Европы. В особую категорию нацисты зачисляли «восточных рабочих». Многие сотни наших соотечественников — военнопленные и угнанные фашистами парни и девушки из русских и украинских сел — вынуждены были работать в лагерях и на фабриках в окрестностях Кёльна, в основном на военных предприятиях «Форд», «Динамит Нобель АГ», «Клекнер-Хумбольдт-Дойц», хотя использование труда военнопленных в военной промышленности противоречило всем нормам международного права.

Оттуда многие из них попадали в гестапо. Гитлеровцы расстреляли и повесили в Кёльне десятки советских людей ни участие в движении Сопротивления и саботаж. Большинство были уничтожено без суда и следствия. Те же, кто по каким-то прими нам формально «проходил» через машину гестаповского учета, разумеется, вносились в списки в качестве «саботажников», «уголовно-асоциальных элементов» и членов «террористических банд».

Изучая архивные документы, переданные мне Александром Гёбом, я обратил внимание на одну деталь. Почти в каждом из гестаповских документов, где говорится о той или иной группе Сопротивления, содержится упоминание об участии в них «восточных рабочих». О совместной борьбе русских, украинцев, поляков, французов, немцев против фашизма мне рассказывали в личных беседах кёльнские друзья. Суровое время стерло многие имена и даты, но в памяти остались образы боевых товарищей.

Хочется рассказать о двух фотографиях. Их подарил мне Александр Гёб. Фотографии этих девушек хранились в семейном альбоме местного активиста ОЛПН Жана Юлиха. Это его боевые соратницы по движению Сопротивления — полька и русская. Одну (вероятно, польку) звали Вандой. Другого имени он не запомнил. А сколько их, погибших и замученных, не оставивших после себя ни фотографии, пи автографа на мрачных страницах каменного дневника — сырых стеках гестаповского подвала на Апельхофплац! Кёльнские антифашисты свято хранят память о них.

Но вернемся к документам, касающимся Эренфельдской группы. Как можно было убедиться, даже с точки зрения гестаповцев, ее действия никак нельзя было квалифицировать как «уголовно-асоциальные». Тем более что Бартель Шинк и его товарищи поддерживали тесные контакты с коммунистами из группы ‘Свободная Германия». Они не только совершали налеты на склады и укрывали политических, но и сами боролись с оружием в руках, распространяли листовки с призывами к свержению нацистского режима, выносили приговоры гестаповским палачам.

Из донесения начальника гестапо регирунгспрезиденту Кёльна 27 октября 1944 года:

«В вечернее время, с 26 сентября по 1 октября 1944 года, в Кёльне бандой террористов выстрелами из пистолета убиты: инспектор полиции, ортсгруппенляйтер СС, шарфюрер СС и руководитель отряда «гитлерюгенд». Выстрелы были произведены из движущейся машины. Эта банда террористов состоит из беглых восточных рабочих и дезертиров, но большей частью из бывших коммунистических функционеров.

…Согласно полученным сведениям КПГ выработала план вооружить восточных рабочих с целью использовать их в качестве зачинщиков беспорядков… По соображениям безопасности я распорядился лично повесить в Кёльне 11 из этих преступников. Пощады не будет и остальным».

И нацисты не знали пощады. Все прожорливее становился молох гестапо. В один из весенних дней 1944 года в его резиденции на Апельхофялац поставлен рекорд — уничтожено без суда и следствия 70 заключенных.

По сведениям гестапо, в то время в Кёльне действовало около 20 групп подпольщиков-антифашистов. Сколько их было в действительности, сказать трудно. Борьба с фашизмом велась не на жизнь, а на смерть и не оставляла времени для ведения документации и составления архивов.

Напомним, что представлял собой Кёльн в конце войны. 70–80 процентов сооружений в городе было разрушено бомбежками. Из 700 тысяч жителей осталось каких-нибудь 150 тысяч. В подвалах и развалинах скрывалось около 5 тысяч дезертиров. Кроме того, здесь находилось от 10 до 12 тысяч депортированных и военнопленных.

Рабочий квартал Эренфельд, где действовали «пираты Эдельвейс», фактически был превращен в центр партизанской войны против гитлеровцев в земле Северный Рейн — Вестфалия. В ней участвовали тысячи людей: молодежь, бежавшие из концлагерей коммунисты и «восточные рабочие». Люди разных национальностей видели шанс в том, чтобы с оружием в руках оказывать сопротивление кровавому режиму, приближая его конец.

Один на тех немногих «пиратов Эдельвейс», кому удалось выйти живым из застенков гестапо, Жан Юлих. Он вспоминает:

«В 1944 году мне было 15 лет, и я носил на куртке значок эдельвейса. Формально эта организация была пережитком скаутства. Поначалу нашей главной задачей было противопоставить себя молодчикам из «гитлерюгенд» по чисто внешним признакам. Нам не нравилась их коричневая униформа, мы старались одеваться в белое и избрали своим символом цветок эдельвейс. Мы собирались на улицах и площадях, пели скаутские песни, что отвечало нашим представлениям о романтике.

Однако по мере того, как нацисты и «гитлерюгенд» развязывали в стране террор и репрессии, «пиратам Эдельвейс» приходилось переоценивать свое отношение к режиму. Постепенно мы становились активными противниками нацизма. Нашим слабым местом была идеологическая беспомощность. Мы понимали это и вскоре убедились в необходимости пойти на союз с коммунистами, молодыми социал-демократами, подпольщиками-антифашистами, которые к тому времени уже имели надежные связи с политическими заключенными в концлагерях и тюрьмах, устраивали побеги для оказавшихся в лагерях смерти русских, поляков, французов, бельгийцев, вовлекали их в движение Сопротивления.

Должен сказать, что в Эренфельде существовали две крупные группы. Одна состояла из «пиратов Эдельвейс», вторую возглавлял Ханс Штайнбрюк по кличке «Ханс-бомба». Ему удалось бежать из лагеря, и он с фальшивыми документами проживал на улице Шенштайнштрассе. Его квартира служила конспиративной явкой, там собирались сопротивленцы, планировались акции против нацистов. На двери была тайная кнопка, о существовании которой знали только члены группы. Здесь готовились планы побегов. В подвале дома оборудовали несколько помещений, в одном из них упражнялись в стрельбе, в других жили члены группы, «восточные рабочие» и другие борцы Сопротивления, находившиеся на нелегальном положении, в том числе коммунисты.

Меня арестовали 8 октября 1944 года. За мной пришли четыре гестаповца во главе с неким Шиффером. Под дулом пистолета меня провели по улицам до самого гестапо и вскоре отправили в Браувайлер. Там поместили в одиночку на 4-м этаже. Справа, этажом выше, сидел Бартель Шипк. Единственной возможностью общения был обмен впечатлениями после допросов. Мы переговаривались по вечерам, стоя у окон своих камер, и хорошо слышали друг друга. На допросах гестаповцы требовали одного: называть имена, явки и способы связи. Чтобы добыть эти сведения, они не брезгали ничем, начиная с побоев. Мы знали, что нами занимается зондеркоманда Браувайлера. В нее входили, помнится, Куттер, Шиффер, Хиршфельд и Хеген.

Накануне казни Бартелю Шинку и 12 другим узникам не выдали полотенец. Мы гадали, что это могло означать, и предположили, что их должны перевести в концлагерь. О казни узнали от вновь прибывшего заключенного, родственника одного из казненных. Позднее нас перевели из Браувайлера в Зигбург, оттуда в Бутцберг, затем в Рокенберг, где нас впоследствии освободили союзники. Из всех арестованных в день освобождения остался в живых всего 21 человек. Других повесили или расстреляли в Кёльне, Браувайлере, многие умерли от истощения и болезней».

Жану Юлиху 51 год. Он хорошо помнит события тех лет и готов подтвердить свои показания на суде, если суд… согласится признать его свидетелем по делу Бартоломео Шинка. Но представители западногерманской юстиции почему-то не торопятся воспользоваться свидетельскими показаниями антифашиста. В официальных бумагах зафиксированы показания всего двух свидетелей, допрошенных кёльнским земельным судом в 1956 и 1957 годах. Остальных желающих, в том числе и Жана Юлиха, выслушать не пожелали. Очевидно, авторитет первых двух был достаточно весом, чтобы этим ограничиться! Кто же они?

Некто Хиршфельд и некто Хеген. Постойте, не эти ли фамилии упоминал в свое: рассказе Жан Юлих? Совершенно верно. Речь идет о показаниях двух бывших гестаповцев из зондеркоманды Браувайлера. После войны они были осуждены немецкими судами за то, что пытали и били заключенных. Про Хегена еще известно, что он работал в отделе «Леворадикальных эле ментов» и славился своим садизмом.

Таковы «свидетели обвинения». Все это воспринимается как вопиющая нелепость, как жестокий парадокс. Не хочется верить, что в современной ФРГ показания бывших нацистских палачей против борцов антифашистского Сопротивления продолжают иметь юридическую силу. Но это так.

Сам по себе тот факт, что Эренфельдская группа была арестована гестапо, а не уголовной полицией, говорит о политическом характере ее деятельности. Политическая направленность группы зафиксирована и в гестаповских отчетах. Из них также следует, что для нацистов понятия «коммунисты», «борцы Сопротивления» и «преступники» были взаимозаменяемыми понятиями. Эренфельдскую группу, разумеется, казнили не за то, что она «разворовывала» склады, а за то, что она боролась против фашизма с оружием в руках.

Думается, пора наконец поставить точки над i. Попытки фальсифицировать историю, дискредитировать борцов-антифашистов и обелить нацистских преступников предпринимались и предпринимаются в ФРГ до сих пор. И объясняется это не только тем, что в органах правосудия немало бывших служителей нацистской юстиции. Терпимость к бывшим нацистам и нетерпимость к антифашистам имеют свою историческую подоплеку. Деятельность антифашистов в послевоенной Германии начиналась в трудных условиях. В то время как членам ОЛПН специальным декретом Аденауэра запрещалось занимать государственные должности, некоторым бывшим нацистским преступникам типа Глобке были доверены рычаги власти. Антифашистов преследовали во все годы правления ХДС/ХСС.

Вопрос о нацистском прошлом серьезно встал перед обществом лишь в начале 70-х годов, когда к власти в Бонне пришла коалиция СДПГ — СвДП. Демократическим силам ФРГ за последующие годы удалось добиться значительных завоеваний. Антифашистские организации больше не подвергаются открытым репрессиям. Некоторые нацистские преступники предстают перед судом. За полную отмену срока давности за их преступления проголосовало большинство ‘депутатов бундестага.

И все же сегодня, спустя столько лет после сокрушительного поражения гитлеровской Германии, приходится говорить о «непреодоленном прошлом». В стране по-прежнему существует почва для развития неофашистских идей.

Более того, в последние годы в Федеративной республике наблюдается усиление неофашистских тенденций. По данным демократической пресс-службы ИДИ, только за 1977 год число неонацистских групп возросло с 600 до 1000. При этом, по выражению либеральной газеты «Франкфуртер рундшау», «происходит смещение от пропагандистского радикализма к насилию». В последнем отчете федерального ведомства по охране конституции отмечается, что зарегистрированная в 1977 году неонацистская активность «продолжает развиваться и находит свое выражение в террористических насильственных актах».

Но тревожнее всего, что неофашизм в ФРГ сейчас не имеет каких-либо четких очертаний, контуры его размыты. Неофашисты сегодня не всегда идут напролом, предпочитая тактику инфильтрации. В Баварии, например, они значительно разбавили собой партию Штрауса Христианско-социальный союз, обогатив арсенал его идеологических средств праворадикальными лозунгами. Неофашистские тезисы о «воссоединении Германии», «угрозе с Востока», «исключительной роли ФРГ» в современном мире и т. п. можно встретить не только в выступлениях лидеров реваншистских землячеств и консервативных политиков, но в речах либеральных депутатов бундестага. Именно эта мимикрия современного неофашизма и представляет наибольшую опасность.

В Федеративной республике каждый год устраивают торжественные церемонии, чествуя участников антигитлеровского заговора 20 июля. На них приглашают родственников графа фон Штауфенберга и других казненных офицеров, которые, как известно, далеко не были демократами по убеждению. Между тем именно они олицетворяют, с точки зрения властей, движение Сопротивления. Удивительно, до чего просто фальсифицируется историческая правда. Воздавая почести офицерам, покушавшимся на Гитлера, вычеркивают из истории имена десятков тысяч борцов, заплативших своими жизнями за победу над фашизмом. Притом не только вычеркивают, но и стараются вытравить и саму память о них.

В типографии «Рёмер» (район Дельбрюк) в годы нацизма тайно печатались издания КПГ «Роте фане» и «Юнге гарде». В доме № 8 на Зальцгюртель находилась конспиративная квартира организации «Свободная Германия». Многие кёльнские пивные во время войны служили явочными квартирами для подпольщиков. Но тщетно вы будете искать на дверях таблички с надписями. Для большинства жителей нынешнего Кёльна эти дома ничем не примечательны.

На углу Аахенерштрассе и Мелатенгюртель высится бетонный колосс — современная гостиница. Я привык видеть ее из окна своей служебной квартиры. Она не возбуждала никаких эмоций. Разве что напоминала резиденцию БДИ — те же золотисто-коричневые зеркальные стекла. Но вот я узнал, что во время войны на том месте стояла парфюмерная лавка Луиса Гимниха, которая служила явочной квартирой. В ней собирались подпольщики. В одном из помещений размещалась нелегальная типография. С риском для жизни люди печатали листовки. Об этом мне рассказал знакомый антифашист. И с грустью добавил: «Жаль, что сегодня об этом никто не помнит». И сразу гостиница стала казаться неуклюжим и громоздким надгробием.

Нельзя сказать, что в нынешней ФРГ ничто не напоминает о прошлом. Достаточно внимательно оглядеться вокруг, чтобы заметить его следы. В Кёльне сохранилось немало зданий, которые могли бы раскрыть молодым горожанам некоторые страницы истории, заботливо вырванные из школьных учебников их учителями.

«Вилла Шрёдер», Штадтвальдгюртель, 35, — здесь, на вилле банкира Фрайгерра фон Шрёдера, встретились Гитлер и фон Папен, чтобы договориться о создании фашистской правящей коалиции. Здание суда на Апельхофплац, где выносились приговоры противникам нацистского режима. Нынешний полицайпрезидиум на Кребсгассе — одна из бывших резиденций гестапо. Невзрачный коричневый дом на Моцартштрассе — некогда ставка НСДАП, СС и СА. Полицейская тюрьма на Боннер Валь — во времена нацистов лагерь предварительного заключения для мужчин.

Таких «черных точек» немало в современном Кёльне. Но жители города не замечают их. Торопясь на работу или прогуливаясь, они проходят мимо, не удостаивая вниманием эти здания. Подобно тому как в старинном предании жители небольшого королевства не видели зачарованных чудищ, которые жили рядом с их домами, поедали их пищу и похищали их детей. Историю этих зданий вам не расскажет ни один справочник, ее редко вспомнит местный старожил.

На территории международных ярмарок в районе Дойц размещался «внешний лагерь» Бухенвальда, который значился в гестаповских отчетах как «3-я строительная бригада СС, Кёльн». Но лишь немногие из посетителей ярмарки, приехавшие из Франции, Бельгии, Голландии и других стран Европы, знают, что здесь умирали от истощения и болезней их земляки, угнанные фашистами на работы в Германию.

На площади Клингельпютц сейчас разбит сквер, а при нацистах тут была тюрьма, где вершились массовые убийства, обозначавшиеся в гестаповских протоколах цинично и кратко — «ликвидация противников режима». Сюда не приводят школьников, чтобы рассказать им о прошлом. С ранних лет юных граждан ФРГ оберегают от всего, что могло бы вызвать нежелательные вопросы о нацистском прошлом.

Было бы ошибкой полагать, что отцами города движет лишь чувство исторической стыдливости и потому они не хотят тревожить уснувшую совесть своих сограждан неловкими напоминаниями, ведь в доме повешенного не говорят о веревке! К сожалению, все гораздо сложнее. Зачастую и сам «средний немец» не хочет, чтобы его «просвещали» относительно «ужасов» прошлого.

Прогрессивная публицистка Ингеборг Древитц говорит по этому поводу: «Мы слишком долго верили в свободное рыночное хозяйство, считая его чуть ли не сутью демократии. Многие из нас стали жертвами планомерно осуществлявшейся деполитизации. Поток односторонней информации лишал возможности задуматься с взаимосвязях, психология созерцания обернулась равнодушием».

Очевидно, именно это социальное равнодушие и является одной из главных причин того, что «пиратам Эдельвейс» и многим другим борцам против фашизма в нынешнем западногерманском обществе отказывают в самом элементарном праве — праве на доброе имя.

Лишь усилиями прогрессивной, демократической общественности правда о преступлениях фашистов постепенно пробивается к широким народным массам через бетонную толщу равнодушия, фальсификации и лжи.

На кладбище Вестфридхоф установлена скульптура Хериберта Каллеена «Юноши в печах» в память о замученных и погибших в гестапо. В парке на Ганзаринг о жертвах гестапо напоминает работа голландки Марии Андриссен «Мать и дитя». На Хюттенштрассе, где были казнены 13 «пиратов Эдельвейс» и 11 участников Сопротивления из Советского Союза и Польши, под аркой моста укреплена мемориальная доска. Все это — результат неутомимой деятельности кёльнских антифашистов и других демократических организаций. Невелики тиражи их книг, брошюр и газет, коротки ленты их документальных фильмов, немногочисленны воздвигнутые ими памятники. Но к слову правды начинают прислушиваться все новые и новые граждане ФРГ, и в первую очередь молодежь.

Ульриху Финке 32 года. Он работал наборщиком, учителем, а сейчас преподает немецкий язык, искусство, историю. Вместе с друзьями он собирает материалы об антифашистском Сопротивлении в Кёльне. С какой целью?

«Молодые люди, родившиеся после эры германского фашизма, — говорит Ульрих, — начинают проявлять интерес к прошлому. Ведь из прошлого рождается настоящее. Шаблоны мышления, характерные для того времени, все еще сидят в головах. И нам хотелось бы разрушить эти шаблоны.

Самоизменение начинается с понимания. После 45-го года многое этому препятствовало. Мы хотим распространять наши материалы в школах и на университетских семинарах, среди рабочих».

Молодой режиссер Дитрих Шуберт создал небольшой документальный фильм о «пиратах Эдельвейс». Это было нелегко. В чем были трудности? Дитрих поясняет:

«К началу 70-х годов мы установили контакты с бывшими берцами Сопротивления в Кёльне. От них впервые услышали кое-что о сопротивлении фашизму в рядах населения. Решив узнать подробности о судьбе 13 казненных патриотов, мы рассчитывали на то, что столкнемся с трудностями, ведь события происходили более 30 лет назад. Но когда приступили к поискам, то натолкнулись на препятствия иного рода. Мы нашли свидетелей, родственников казненных, но они не хотели выступать перед кинокамерой, не хотели «отождествлять» себя с борьбой «пиратов Эдельвейс» против нацистов. Причина? Все та же! Эти 13 казненных, как и Бартель Шинк, до сих пор считаются в официальных инстанциях «уголовниками». Фильм — это наш вклад в кампанию по их реабилитации».

Когда восторжествует правда, сказать трудно. Но хочется верить, что западногерманское общество вернет наконец долг признания истинным борцам против фашизма. Хотя бы посмертно.

В Федеративной республике можно услышать невеселую шутку. «Боннская Фемида слепа на правый глаз». Так говорят, когда хотят подчеркнуть, что органы правосудия проявляют удивительную терпимость к бывшим нацистским преступникам. Значительно более серьезным криминалом считаются антифашистские убеждения. Хотя за них и не судят, но отстаивать своивзгляды антифашистам и другим демократам в ФРГ не так ужлегко. И все же тысячи юношей и девушек вступают в ряды демократических организаций, чтобы бороться против правой опасности, против неонацизма, милитаризма и социальной несправедливости.

С одним из них меня также свела судьба. Благодаря ему я узнал трагические подробности о судьбе некоторых советских людей, погибших в Кёльне во время войны.