В полдень, у ратуши...

Глава IV. «КРЫСОЛОВЫ» ВЫХОДЯТ НА ОХОТУ

Гамбург — крупнейший город и важнейший экономический центр ФРГ, порт мирового значения. В 1979 году ему исполнилось 790 лет. Обербургомистр Гамбурга не просто градоначальник, это глава правительства, ведь Гамбург входит в состав западногерманской федерации на правах земли. Гамбург — город рекордов, контрастов и курьезов.

Под Эльбой проходит самый длинный в мире автомобильный тоннель.

В знаменитом увеселительном квартале Сан-Паули существует единственный в своем роде «похоронный институт», о деятельности которого никто из жителей не может сказать ничего вразумительного.

Зеленые крыши старых кварталов словно подпрыгивают одна над другой. До того как здесь начали возводить высотные дома, строители вынуждены были строго соблюдать средневековое правило: здания могли отличаться по высоте одно от другого не более чем на полметра.

Ратуша и биржа, подчинившись капризу какого-то архитектора, срослись, словно сиамские близнецы. Говорят, что в 1842 году во время пожара ратуша сильно пострадала от того, что горожане в первую очередь бросились спасать ценные бумаги, находившиеся на бирже.

В нескольких шагах от набережной наподобие носовой части тонущего корабля высится знаменитый «Чили-хаус» — «дом Чили», построенный более 50 лет назад в честь торговых связей с Южной Америкой. Несмотря на приличный возраст, здание кажется данью современному модернизму. А вот другое: вычурные витые украшения, крашенные охрой. На первый взгляд грубая стилизация в духе барокко. На самом деле подлинное строение той эпохи.

В Гамбурге много внутренних водоемов, парков и скверов. Вдоль улиц высажено около 120 тысяч деревьев.

Долго можно рассказывать об исторических зданиях и монументах. Но вот один из них — памятник тому, чей профиль и по сей день чеканят на монетах самого большого достоинства, в 5 марок.

Это «великий юнкер», Отто граф фон Бисмарк, который не только основал Германскую империю, но и оставил «Мысли и воспоминания» «сынам и внукам для понимания прошлого и в поучение на будущее». Свои воспоминания он писал уже на закате прижизненной славы и величия, после вынужденной отставки, уединившись в саксонском лесу, в одном из своих поместий, умудренный опытом, обиженный непониманием и потому несколько фрондирующий. Подводя итоги собственной политической деятельности, Бисмарк пытался оправдать ее перед современниками и одновременно предостеречь потомков от возможных ошибок. Это было его политическим завещанием.

За спиной Бисмарка был тогда огромный политический опыт. «Железный канцлер», который, по словам Ленина, «сделал по-своему, по-юнкерски, прогрессивное историческое дело» (объединение Германии), был по-своему честен: все попытки иностранных держав подкупить его оказались тщетными. Он в достаточной мере был реалистом: в течение многих лет Бисмарк осуществлял курс на поддержание дружественных отношений с великим восточным соседом и предостерегал от войны против России.

Как отнеслись «сыны и внуки» к этому завещанию? Нацисты, считавшие себя его «духовными наследниками», попытались превратить принцип «железом и кровью» в главный стержень своей захватнической политики, они украсили свастикой знамя Германии, провозгласив ее «тысячелетним рейхом». Чем это кончилось, мы знаем. Мы знаем, что и сегодня неонацисты в Федеративной республике объявляют себя наследниками Бисмарка, развивая его тезис «единой Германии». Но, может быть, не все знают, что в ФРГ живут внуки и правнуки «великого юнкера». Председатель «экономического совета» ХДС Филипп фон Бисмарк верно служит интересам военно-промышленного комплекса. Руле Бисмарк стал коммунистом. И в этом не просто неожиданный поворот судьбы, а сама диалектика общественного развития в послевоенной Западной Германии. Одни оглядываются на вчерашний день, цепляются за ржавые доспехи и пыльные пьедесталы поверженных завоевателей. Другие смотрят в будущее, борются за мир, демократию и прогресс.

Но сперва о тех, кто пытается двигаться вперед на лошади, скачущей назад.

Огромная фигура гранитного Бисмарка возвышается над кущами деревьев. Он стоит в парке, на холме, откуда хорошо видна панорама Гамбургского порта. Осуждающий взор «железного канцлера» устремлен на Сан-Паули. Между памятником грозному политику, словно олицетворяющим сами устои буржуазной добропорядочности, и знаменитым увеселительным кварталом проходит невидимая грань, разделяющая два мира. По эту сторону живут благопристойно: ходят в церковь, носят галстуки и вечерние туалеты, прилежно платят налоги, гуляют с собаками и ложатся спать в половине десятого. По ту — перестают следить за приличиями: устраивают потасовки в пивных, толкутся во «дворах знакомств», смакуют новинки «порнорынка» и не стесняются в выражениях. Оба мира прекрасно сосуществуют. Более того, один просто невозможно представить себе без другого. Ведь в буржуазном обществе всегда было две морали: одна для благочестивых обывателей, другая для тех, кто считает, что за пределами его «крепости» дозволено все.

Обывательская психология во все времена помогала мракобесам в достижении их политических целей. В тридцатые годы лозунг нацистов об очищении германской расы превратил многих немцев в слепых солдат «тысячелетнего рейха». В нынешней ФРГ на обывателя делают ставку неонацисты.

Что такое современный обыватель в ФРГ? Образ его, к сожалению, давно уже потерял свои чисто внешние атрибуты, сложившиеся во времена средневекового романа. Литературный бюргер в ночном колпаке и шлафроке в противовес нынешнему даже вызывает некоторые симпатии. Сегодняшний мещанин куда опаснее хотя бы потому, что далеко не всегда скуден духом: следит за новинками литературы и искусства, стремится приобщиться к техническому прогрессу. Выдает его лишь образ мышления — безграничное равнодушие ко всему, кроме собственной персоны. Он равнодушен к настоящему — к судьбам безработных, бездомных, иностранных рабочих и преследуемых за убеждения. И наконец, он равнодушен к будущему — уклоняется от участия в движении общественных сил за мир, против угрозы ядерной войны. Но хуже всего, что своим равнодушием он заражает молодежь. Отравленные бациллами обывательской психологии, разочарованные равнодушием к своим проблемам, молодые парни нередко становятся легкой добычей новых «крысоловов».

Ежегодные отчеты Федерального ведомства по охране конституции о деятельности правых и левых экстремистов (на Западе любят валить и тех и других в одну кучу) авторитетно утверждают: неонацизм на представляет опасности для западно-германской демократии. Почему? Приводятся доводы: влияние ИДИ, единственном из неонацистских партий, допущенной к участию в общефедеральных и земельных парламентских выборах, заметно укало; численность правоэкстремистских организаций, достигнув пика в 1917 году, сокращается. Акции правых с применением насилия хотя и участились, но без труда контролируется органами охраны порядка. Так ли это?

До памятных дней осенних гуляний в Мюнхене в 1980 году многие в ФРГ верили в эту сказку.

— Неонацисты? Мальчишки! Кто из ребят откажет себе в удовольствии пощеголять в пыльном отцовском мундире?

— Даже если это мундир эсэсовца?

— Подумаешь! Ну, пошумят! Ну, повыбивают стекла у какого-нибудь ювелира! Ну, понапишут на стенах всякой ерунды!

— Лозунги доктора Геббельса вы считаете ерундой? Ведь это же призывы к насилию! Не хватит ли с нас свастики и концлагерей?

— Ах, бросьте! Не повторяйте чужих фраз! О нас, немцах, пишут столько несправедливостей. Но нельзя же все слепо принимать на веру!

Этот диалог я услышал в поезде гамбургского метро. Одним из собеседников был местный антифашист, сопровождавший меня в поездках по городу, другим — пожилой господин, вслух возмущавшийся сообщением в газете «Моргенпост», где осуждалась недавняя вылазка неонацистов у памятника Бисмарку. С его точки зрения, демонстрация молодчиков в черных куртках со свастикой на рукавах, зверски избивших молодую супружескую пару, была всего-навсего «детской шалостью».

Мы выходили на следующей остановке, и Карл-Хайнц не успел закончить начавшуюся дискуссию. В районе порта подземка проходила по эстакаде, и, когда мы спускались к причалам, Карл Хайнц все еще возмущался:

— Он, видите ли, не принимает этого всерьез! А ты обратил внимание, как он одет? Типичный пенсионер. Уверен, что он даже не сочувствующий. Начитался «Бильд» и неонацистских листовок. Дезинформирован до предела. Наверняка притащится сегодня вечером на сборище Кюнена.

Эту фамилию мне уже приходилось слышать не раз. Впервые Михаэль Кюнен заявил о себе в 1977 году в Гамбурге, образовав так называемый «Фронт действий национал-социалистов» (АНС). С тех пор отряды молодчиков, одетых в черное, известны по всей ФРГ. Кюнен набирает в АНС ребят не моложе 16 лет. Его программа: «Отмена запрета нацизма, то есть легализация НСДАП. Борьба против коммунизма. Прекращение строительства атомных электростанций». При чем тут атомные электростанции? Кюнену на них, конечно, наплевать. С помощью этого лозунга, популярного среди маоистов, он надеется привлечь на свою сторону разочаровавшихся леваков.

Вечером того же дня мы решили отправиться к Бисмарку. Карл Хайнц заехал за мной на стареньком «фольксвагене». Он трижды погудел, остановившись у гостиницы, и, когда я вышел, помахал мне рукой. Но я и без того узнал его по «ганзейском» фуражке. Сейчас уже мало кто из коренных жителей Гамбурга носит этот головной убор, напоминающий о морских традициях Ганзы.

Через четверть часа мы были на месте. Карл Хайнц легко втиснул своего «жука» в промежуток между «фордом» и «мерседесом» на платной стоянке в самом начале Рипербан, главной улицы Сан-Паули.

— Будем считать, что эти буржуи оплатили мою стоянку, — пошутил он, вылезая из машины. — Во всяком случае, опасаться нечего: полиция Сан-Паули больше интересуется уличными скандалами. Отсюда до «железного канцлера» минут пять ходьбы. Подоспеем к самому началу.

Толпа любопытных была не слишком плотной, однако мы решили не протискиваться в первые ряды. Место сборища молодчиков Кюнена заранее оцеплено полицией. Верзилы в зеленых мундирах стояли лицом к толпе, и трудно было понять, кого они охраняют: граждан от возможных выходок неонацистов или неонацистов от неожиданных действий граждан. Со стороны залива летел редкий мокрый снег. У подножия памятника, освещенного прожекторами, копошились блестящие черные фигуры. На небольшом помосте, прямо перед носком гигантского гранитного сапога, устанавливали микрофон. Толстомордый Кюнен готовился произнести речь. Все происходящее напоминало сцену нелепого представления.

Из громкоговорителя вырвалось нарастающее гудение, переходящее в свист. Но вот технику наладили, и над толпой разнесся крикливый голос фюрера АНС:

— Граждане Гамбурга! Немцы! Все, кому дорога честь единой немецкой нации! Оглянитесь вокруг! Вы не можете не замечать, что политический климат в нашей стране в последние годы изменился. Недовольство политикой крупных партий продолжает расти. Мы — новое поколение, которое осознало, что крупные партии не в состоянии решить проблемы настоящего, а тем более будущего.

— Что за тип этот Кюнен? — шепотом спросила я Карла Хайнца.

— Считает себя «свободным журналистом». Но больше любит обращение «лейтенант».

— Успел отслужить в армии?

— Да. Ему сейчас 27 лет. В 1977 году его досрочно уволили из бундесвера, обнаружив кипы неонацистской литературы в багажнике «форда», на котором он разъезжал. Кюнен был тогда в чине лейтенанта и одновременно учился в школе бундесвере!. С тех пор он и провозгласил себя фюрером АНС.

— НСДАП? Разве эта нацистская партия не прекратила свое существование с крушением «третьего рейха»?

— Ее официально запретили, но в Федеративной республике осталось немало бывших нацистов. Самые закоренелые бежали за океан и создали нацистскую партию заново — так называемую «Зарубежную организацию НСДАП» (НСДАП-АО). Они ставят перед собой задачу создания подпольных ячеек по всей ФРГ. Знаешь, какова их конечная цель? Ни больше пи меньше как «создание нацистского государства в современной, суверенной объединенной великогерманской империи»[2].

Ветер усилился, и любопытные стали понемногу расходиться. Остались в основном те, кто явно симпатизировал молодчикам в черных куртках. Кюнен все еще надрывался у микрофона, а его активисты, сочтя, что настал удобный момент, начали раздавать листовки и прочую макулатуру. Пора было уходить. Карл Хайнц потянул меня за рукав, и мы нарочито не спеша двинулись вниз по каменной лестнице. Когда я усаживался рядом с Карлом Хайнцем в его крохотном «фольксвагене», он вытащил из кармана свернутый в трубку журнал.

— Взгляни! Успели всучить напоследок.

«Мут» («Мужество»), — прочитал я название. С обложки на меня смотрел ухмыляющийся молодой «ариец», державший на груди плакат «Мы не верим в ложь об Освенциме!». Тезис был мне знаком. Не так давно в ФРГ стотысячным тиражом вышла книга «Ложь об Освенциме» некоего Тиса Кристоферсена, сразу же взятая на вооружение неонацистами. Вопреки фактам автор предпринял невиданную по наглости попытку отрицать массовые убийства в нацистских лагерях смерти.

— Эту коричневую тетрадь, — пояснил Карл Хайнц, словно угадав направление моих мыслей, — издает некто Бернард Кристиан Винтцек, написавший книгу «Наши отцы не были преступниками». Где-нибудь тут ее наверняка рекламируют.

Полистав журнал, я действительно обнаружил на развороте рекламу. Тут же оказалась вложена листовка. «Мы, гамбургские партайгеноссе, — говорилось в листовке, — обещаем имперскому руководству НСДАП трудиться и бороться с еще большим рвением, чтобы национал-социалистская рабочая партия стала важным фактором в нашем округе. У нас есть цель — претворим ее в жизнь: ГАМБУРГ БУДЕТ КОРИЧНЕВЫМ».

Глаза отказывались верить, что этот фашистский призыв отпечатан, быть может, в сотнях экземпляров в современном буржуазном государстве, где так много говорят о демократии.

Еще тревожнее было ощущать, что он обращен не к кучке недобитых гитлеровцев, а к нынешнему поколению молодых западных немцев, плохо знающих прошлое своей страны.

На следующий день после шумной «сходки» неонацистов у подножия Бисмарка Карл Хайнц позвонил мне в гостиницу и сообщил:

— Вечером заеду. Приготовься. Есть интересный собеседник.

В машине, пока мы добирались до Альстера, где жил его знакомый художник, пригласивший нас поужинать, Карл Хайнц успел рассказать главное:

— Этого парня зовут Гербертом К… Фамилию просил не называть. Полгода назад он порвал с неонацистами. Сам понимаешь, сейчас ему нелегко. Из почтового ящика чуть ли не каждый день выгребает письма с угрозами. Сейчас мы его временно поселили у художников. Парни неплохие, но в политическом плане младенцы. Они на наши демонстрации не ходят, у них его не сразу найдут.

Герберт и в самом деле оказался бесценным собеседником. Рассказывал много и охотно. И жаль, что не было возможности записать все дословно.

— Почему ты порвал с неонацистами? — сразу же спросил я, хотя, очевидно, это было и не совсем тактично.

— Видишь ли, — не смутился Герберт, — решение пришло как-то сразу. У меня есть дядя, двоюродный брат отца. В последние годы он сильно сдал, но я помню его в лучшие времена, когда еще жив был отец. Однажды я репетировал дома свое выступление на одном из митингов. И он спросил: «Стало быть, ты, Герберт, не веришь в «Ложь об Освенциме»?» — «Ну разумеется, дядя Отто, — сказал я. — Ведь это все придумали, чтобы пустить по свету легенду о «гадком немце»!» И тогда он рассказал мне, как во время войны сам дважды побывал в концлагере. После его рассказа я долго не мог прийти в себя. Потом понял, что многие годы жил с шорами на глазах… Мои бывшие единомышленники меня не забывают. Пришлось поэтому сменить пару адресов. Но теперь у меня появились новые друзья.

Кто не знает известной легенды о «крысолове»? Истоки се уходят в глубину средневековья. В скандинавском фольклоре это сказка о бродячем музыканте, который спас город от нашествия крыс. Он зачаровал их игрой на дудочке и увлек в озеро. В германском городе Хамельн легенда получила трагическое продолжение. Горожане отказались платить музыканту за услугу, и тогда он увел из города их детей. Утверждают, что это связано с историческим фактом, имевшим место в 1284 году, когда 130 юных граждан ушли за дудочкой «крысолова» и больше не вернулись.

В конце 30-х годов в мировой печати появились карикатуры, изображавшие Гитлера в образе «крысолова». Это был протест против демагогии фашизма, бациллы которого с потрясающей быстротой парализовали Германию. В нынешней ФРГ «крысоловами» именуют неонацистов. Вооруженные идеологией ультраправых, они охотятся за душами тех юных граждан, мировоззрение которых еще не сформировалось, и нередко добиваются успеха. Как это происходит?

Разумеется, приобщение молодых западных немцев к идеологии неонацистов происходит по-разному. Чаще всего это следствие недостаточной информации о фашизме. Большая часть молодежи «исторически неграмотна», утверждают эксперты ЭМНИД. И они совершенно правы. По данным опроса в 1977 году, 21 процент школьников обладал очень плохими, 28 — плохими, 25 — посредственными знаниями по истории. Причина? В результате исследования, проведенного по заданию второй программы телевидения, установлено, что на изучение периода Карла Великого в школе отводится 80 часов, 24 часа — на эпоху Наполеона и всего лишь 7 часов — на период германского фашизма. Можно добавить, что уроки по данной теме даются лишь в 9—10-х классах, а качество учебников в большинстве случаев сомнительное. Социологи признают, что школа не в состоянии полностью ликвидировать «историческую неграмотность» молодежи.

Изучение социологических исследований позволяет выявить одну печальную закономерность: чем ниже уровень школьного образования, тем чаще обнаруживается предрасположенность к правому экстремизму.

Но если родительский дом и школа создают благоприятные предпосылки для становления ребят на стезю правых, то решающий толчок в этом направлении дает растущая социальная нестабильность молодежи.

ФРГ — страна с развитой экономикой, но ее преимуществами пользуются далеко не все. В Федеративной республике — свыше миллиона безработных, из них — 350 тысяч молодых. Они выходят из школ с переполненными классами и не могут найти место ученика на производстве.

Без работы остается около 40 процентов выпускников средних школ. Что касается учащихся гимназий, то их ожидают: сначала беспощадный «нумерус клаузус», а после — неуверенность в том, что найдешь работу.

С их желаниями при выборе профессии считаются мало. Их убеждают, что каждый имеет свой шанс, на практике же, как на птицефабрике, действуют жестокие правила отбраковки беспомощных и слабых. Считается, что каждый выпускник, поступающий на производство, может свободно высказывать свое мнение. Но 71 процент молодежи, исходя из личного опыта, думает иначе. Слежка и проверка на благонадежность стали привычным явлением. Если в администрацию предприятия поступят сведения, что тот или иной молодой рабочий принимал участие в демонстрации левых, на него тут же заводится досье в ведомстве по охране конституции.

Нередко молодые люди, рано разочаровавшись в жизни, ищут удовлетворения в религиозных сектах, становятся наркоманами и преступниками, кончают самоубийством.

В условиях широко распространенного страха, духовного обнищания и разочарования растут апатия, пессимизм и ощущение безнадежности. Многие юноши, оказавшись по ту сторону общества, имеют все основания полагать, что политики, профсоюзы и прочие организации бросили их на произвол судьбы. Наиболее частая реакция — бегство, более редкая — поиски альтернативных форм жизни. Последние — блуждающие неудачники — особенно подвержены «неокоричневой заразе». Для них угрозы неонацистов по адресу существующего буржуазно-демократического правопорядка являются «положительной альтернативой». Их разрушенный социальный базис, социальная неуверенность и идеологическая беспомощность создают благоприятную почву для деятельности новых «крысоловов». Но вот жертва вплотную приблизилась к капкану и начинает разглядывать приманку. А что там?

Что привлекает молодежь в правоэкстремистские организации? Одни хотят заниматься политической деятельностью, другие — получше организовать свой досуг. Им кое-что предлагают в этом смысле: ночные костры и военно-спортивные игры, дискуссии и митинги. Им прививают ощущение, что они нужны. Оли получают возможность спорить, разделять и опровергать чье-то мнение. «Крысоловы» стараются учитывать интересы и потребности молодежи.

Путь Герберта к неонацистам в какой-то мере можно считать типичным.

Его первое знакомство с ними произошло в гимназии. Один из преподавателей, некто Штигель, как-то порекомендовал ему книгу для внеклассного чтения — мемуары Шпеера. В дальнейшем подобного рода сочинения частенько как бы случайно оказывались в поле зрения Герберта. Вскоре к «воспитанию» подростка в духе верности «идеалам германского национализма» подключились и другие педагоги: учитель истории Мепцоль и преподаватель немецкого и французского, штудиенрат Хорнбахэр. Менцель щедро цитировал на уроках фашистскую литературу по «расовой теории» и «основам» нацизма. Хорнбахэр «открыл» в Герберте «истинного арийца» и усиленно развивал в нем симпатии к «изгнанным», иными словами — к реваншистам. Он возглавлял местную реваншистскую организацию «Немецкая молодежь Востока» и вскоре принял Герберта в свою группу.

Скучать там ему не пришлось. Напротив, деятельность группы увлекла его. Кинопросмотры, дискуссии, шахматные матчи, факельные шествия — все это казалось интересным и нужным. О политической стороне дела он не задумывался.

Но потом в группе появился Зигфрид. И сразу вокруг него образовался узкий кружок единомышленников. Зигфрид посещал все мероприятия, но снисходительно называл это «детским садом». Иногда он многозначительно говорил:

— Пора браться за настоящее дело. От этих кислых скаутских посиделок просто скулы сводит.

О каком настоящем деле говорил Зигфрид?

В одном из живописных предместий Нюрнберга за зелеными кущами прячется древний франконский замок Альмсхоф. Дела его плохи. Замок медленно, но верно разрушается. Но вот появляется бравый «капитан» с пышными усами, закрученными вверх а-ля Вильгельм, и предлагает спасти от упадка реликвию франконской знати, а вместе с ней и «всю Германию». Он обещает властям «навести в замке порядок» и получает его в аренду сроком на 25 лет.

Новый хозяин замка некто Гофман, владелец пивной «Красный конь». Пивную он получил в наследство от матери, но ремесло торговца его не интересует. Он бредит политикой. Его кумиры — Иисус, Магомет, Гитлер. К роли «пророка» готовится и он сам. Нередко по ночам упражняется в ораторском искусстве под пластинки доктора Геббельса. Это его единственное учебное пособие. Впрочем, «капитан» Гофман предпочитает действие. Во имя реализации своей программы он сколотил вокруг себя ребят, жаждущих «настоящего дела». В их числе оказался Герберт.

В нетопленой угловой комнате молча стоят навытяжку парни, одетые в каски и полевую форму. Распахивается дверь. Появляется Гофман. «Вольно!» — командует он, и сорок пар сапог громыхают о каменный пол. У стены пирамида из карабинов времен второй мировой войны.

— Чего мы хотим? — хорошо отработанным голосом громко вопрошает «капитан».

— Победы движения!

— Кто наш враг?

— Большевики и капитал!

Под сводами замка разносится нацистская песня: «Молодой парод готовится к штурму!.. С нами наши героические предки!»

По ночам Гофман проводит занятия на плацу, учит подростков колоть штыком и ползать по-пластунски. На вопрос новобранца охотно поясняет:

— Мы тренируемся на случай дня «х», когда полиция будет не в состоянии одна справиться с левыми. В кризисной ситуации, близкой к гражданской войне, мы окажемся нужнее всего. Только мы сможем по-настоящему расправиться с коммунистами. Каждый из вас, конечно, хотел бы иметь оружие… Но вы должны помнить: оружием нельзя владеть нелегально. Точнее: надо сделать так, чтобы его не нашли при обыске!

К военным играм у Гофмана давнее пристрастие. Еще в 1956 году власти конфисковали у него значительное количество огнестрельного оружия. В 1968 году он устроил сходку в кафе «Гроль»: десятка два подростков явились туда со свастикой на рукаве и до ночи горланили нацистские песни.

Но все это были, по словам самого Гофмана, «детские шалости». Вскоре члены «военно-спортивной группы» перешли к открытому террору.

В декабре 1976 года в университете Тюбингена 15 «боевиков» Гофмана устроили кровавую баню совместно со студенческим союзом, близким к ХДС. Поначалу они провели митинг в поддержку расистского режима ЮАР, а затем набросились с дубинками на тех студентов, которые репликами выражали несогласие с политикой расистов.

За нанесение телесных повреждений и попытки убийства Гофман предстал перед судом. Его защитником выступал не кто иной, как председатель неонацистской национал-демократической партии Мустнуг. Гофман отделался легким штрафом и предупреждением.

В мае 1980 года на запрос депутата бундестага от СДПГ Хельмута Гайса из баварского министерства внутренних дел пришел ответ: «До сих пор нет каких-либо доказательств того, что «военный спорт» Гофмана является тренировкой для борьбы против существующего демократического порядка. Военно-спортивная группа находится под внимательным наблюдением органов безопасности с 1974 года».

Итак, с точки зрения властей, доказательств преступной деятельности правоэкстремистской группы оказалось недостаточно. Но Гофман и его «боевики», видимо, решили позаботиться о том, чтобы представить такие доказательства. Гофман еще более широко развернул террористическую деятельность, завязывая новые контакты с другими неонацистскими организациями и продолжая вербовать молодежь.

Кульминацией преступных подвигов группы стали две «крупные акции» 1980 года в Гамбурге и Мюнхене во время народных гуляний. В результате последней погибло 13 и было ранено 219 мирных граждан.

В том же году правые экстремисты совершили 1483 преступления, из них 117 с применением насилия, больше, чем когда-либо после окончания войны. В январе 1980 года власти запретили организацию Гофмана, однако ни один из ее членов не был привлечен к ответу. Между тем взрывы бомб и пожары, устраиваемые западногерманскими «группами действия», продолжались. На территории ФРГ к тому времени действовало два десятка хорошо вооруженных неонацистских «зондеркоманд».

В октябре 1980 года журнал «Шпигель» писал: «Взрыв в Мюнхене и явное несоответствие между террористическими ак-Iими и докладами ведомства по охране конституции свидетельствуют о неправильной оценке неонацистского потенциала насилия». По словам мюнхенского социолога и советника федерального правительства по вопросам террористической деятельности Рольфганга Залевского, «сигналы имелись, но не принимались всерьез». Господин Залевский не коснулся причин непонятного равнодушия к таким «сигналам». Однако они известны: в органах юстиции и других государственных учреждениях многие важные посты заняты бывшими нацистами.

В последнее время власти, правда, стали уделять несколько больше внимания деятельности ультраправых. Но чаще всего преступники отделываются штрафами и небольшими сроками тюремного заключения. Такая кара вряд ли способна образумить их. Один чиновник министерства юстиции признается:

— Первую судимость многие неонацисты рассматривают как своеобразный знак отличия, как «пропуск» в одну из подпольных правоэкстремистских организаций.

Сколько их всего? Статистика дает разные цифры. В одних списках около 150, в официальных отчетах ведомства по охране конституции и того меньше. По сведениям демократической пресс-службы ПДИ, общее число неонацистских союзов и группировок, считая и «военно-спортивные», порядка 600.

Связаны ли они между собой? Как правило, неонацисты утверждают, что не ищут контактов с другими союзами. Многое, однако, говорит о том, что их «разобщенность» (а именно в ней буржуазные средства массовой информации усматривают главную причину «слабости» и «деградации» неофашизма) — миф, созданный неонацистами. На самом деле они поддерживают между собой разносторонние, хотя порой и ловко маскируемые, связи. «Викинги» появляются на митингах НДП. Молодчиков из ДПС можно встретить на федеральных конгрессах «Молодых национал-демократов» в качестве охранников. «Военно-спортивные группы» сотрудничают с «Боевым союзом немецких солдат» (КДС)[3], «викингами», АНС и «кружками друзей ХСС», получают финансовую поддержку от Герхарда Фрея[4]. Подпольные ячейки НСДАП-АО имеют эмиссаров практически во всех неонацистских группировках. Группа Кюнена тесно связана с «Боевым союзом за свободу Рудольфа Гесса».

24 апреля 1978 года я присутствовал в Кёльне на многотысячном митинге антифашистской общественности «За роспуск нацистских союзов». После митинга я узнал, что представители неонацистских групп специально съехались в Кёльн, чтобы провести «ответную акцию». Они собрались в пивной неподалеку от центральной площади города, вывесив снаружи громадный плакат: «1000 марок вознаграждения за каждый доказанный факт «сожжения» в «газовой камере» немецкого концлагеря. Мы не признаем свидетелей, давших под присягой ложные показания на суде». Более циничной попытки оправдать преступления фашистских палачей мне видеть не приходилось. В самом низу на плакате были указаны фамилия и адрес одного из главарей КДС, к которому надо было обращаться за «вознаграждением». Так ответили неонацисты на требование демократической общественности.

Но если у них столько общего, то чем, собственно, они отличаются друг от друга? Внешне — одеждой: «викинги» и «боевики» Кюнена расхаживают в черных куртках, одни с руническими знаками на рукавах, другие со свастикой. Они носят черные галстуки и короткую стрижку. «Молодые национал-демократы» предпочитают держаться ближе к студенческому стандарту: длинные волосы, джинсы, рубашки без галстука. Есть и определенные отличия в тактике. Одни («национал-демократы») хотят быть верными конституции, другие (Гофман, Кюнен) объявляют существующему строю партизанскую войну, имея в виду прежде всего активную борьбу против левых сил. Третьи (НСДАП-АО) уходят в подполье, мечтая возродить «гитлерюгенд» и ПСДАП. Членов вербуют и переманивают, союзы создаются и распускаются, чтобы возникнуть под новой личиной.

Характерно, что при всем многообразии тактических уловок ультраправых наблюдается общая тенденция — усиление их агрессивности и фанатизма. Но самое тревожное, пожалуй, в том, что происходит определенное «омоложение» состава правоэкстремистских групп. Сейчас их основной контингент составляют 16- и 25-летние.

Всего в ФРГ, по данным ЦДИ на 1979 год, насчитывалось 23 молодежные ультраправые организации. Вот выписка из устава «Союза молодежи, верной родине»: «Мы стоим на почве свободного демократического порядка и выступаем против какого бы то ни было нарушения конституции. Мы проводим работу с молодежью, не будучи связаны религией и партийной принадлежностью. Наша задача воспитывать и обучать молодежь с тем, чтобы сделать из нее осознающих свою ответственность, верных родине граждан. Мы уважаем прошлое, мы боремся против настоящего. Мы боремся за будущее!» Сколько туману! Тут не только школьник, но и опытный чиновник ведомства по охране конституции не сразу разберется. В одном из ежегодных отчетов этого ведомства, например, содержится такое признание: «В некоторых группах «молодых национал-демократов» неонацистские тенденции проследить трудно». Впрочем, туман рассеивается, если послушать, что говорится на их сборищах: «Мы должны пересмотреть нашу историю, пересмотреть вопрос о вине за обе мировых войны! Неприкрытый реваншизм так и рвется наружу! Но одно дело «частные высказывания», их к делу не пришьешь, а другое — программный документ, который не должен давать повода властям заподозрить организацию в антиконституционности. По своей политической платформе «Союз молодежи, верной родине» (основан в 1960 году Гербертом Веме) близок к НДП. Он поддерживает контакты с правоэкстремистскими изданиями «Мут», «Дойче вохенцайтунг» и органом НДП «Дойче штимме». В числе его почетных членов бывший гитлеровский ас люфтваффе, нацистский «герой» Рудель[5]. Союз насчитывает около тысячи членов. В основном это ребята от 7 до 16 лет. Вербуют их с помощью родственников, одноклассников, коллег и знакомых.

«Молодые национал-демократы» (организация основана в 1967 году) — следующая ступень к НДП, это молодежь от 14 до 27 лет. Они проводят политику «национальной солидарности», выступают за пересмотр «восточных договоров», которые якобы поставили ФРГ «на колени». Иными словами, реваншизм — составная часть их программы. Но тактика их не так уж проста. В школах и на предприятиях, в бундесвере и вузах, везде, где «молодые национал-демократы» проводят свою «работу», они действуют по принципу «не раскрывать своих карт», стараются завлекать молодежь не лозунгами, от которых за версту разит неофашизмом, а «романтикой оппозиции» к существующей «демократии». Даже ущербная западная демократия кажется ультраправым непозволительной роскошью.

Иную позицию занимают «викинги»[6]. Они поддерживают разносторонние контакты с подпольными ячейками НСДАП-АО, их важнейший союзник и финансист — Г. Фрей. «Викинги» откровенно проповедуют «чистоту германской расы», издают журнал «Викингер». Открыто объявляют себя сторонниками нацистской идеологии. Они называют себя «пимпфами» и «юнгмедель» — так назывались детские организации при Гитлере — и умело проводят агитацию в школах. Тут и ночные походы, и проверки на храбрость, и умение обороняться, включая стрельбу и метание учебных гранат. Средний возраст «викингов» — 12 лет. В школах они беспрепятственно распространяют иллюстрированный журнальчик «Гек» («Кудахтанье»). Мешанина из шутовства и правоэкстремистской пропаганды обеспечивает ему относительный успех.

Из прочих можно упомянуть «Немецкую молодежь Востока». Эта организация реваншистских землячеств входит в «Немецкое кольцо федеральной молодежи» (объединение официально признанных молодежных организаций), но находится на грани исключения из-за своей откровенно реваншистской пропаганды. Впрочем, на этой грани она держится давно, что отнюдь пи лишает ее членов спокойного сна. Повальная терпимость в ФРГ к правому экстремизму служит надежной гарантией.

Вот несколько примеров такой терпимости.

Па молодежной вечеринке несколько офицеров из высшего учебного заведения бундесвера в Нойбиберге распевают нацистский гимн Хорста Весселя[7], выкрикивают нацистские лозунги. Начальство расценивает это как «пьяную выходку», не более. Инцидент удается замять. Лишь через полгода информация о нем просачивается в прессу. Возникает вопрос о возбуждении уголовного дела. Однако процесс начинается три года спустя (весной 1980 года) в Мюнхене. Он входит в историю как «процесс бундесвера». К тому времени становятся известны и другие подобные случаи. В Гамбурге, например, слушатели высшего учебного заведения бундесвера распевают в пивной нацистские песни. Это признал на процессе в Мюнхене юридический советник министерства обороны ФРГ. Судьи не нашли в поведении офицеров состава преступления.

В апреле 1979 года в Дюссельдорфе слушалось дело группы неонацистов. Главаря, рыжеволосого Дитера Штурма, вели по коридору двое полицейских. Фоторепортеры приготовились снимать.

— Не смей фотографировать! Опусти объектив, а не то двину в морду! — вышел из себя неонацист. Он подскочил к журналисту и попытался ударить его. Полицейские успели скрутить ему руки в последний момент.

Рядом на скамье подсудимых еще 8 человек. Самому молодому — 24 года, самому старому — 66. Подсудимые ведут себя развязно.

— Плевать мы хотели на всех! — вызывающе бросает один.

Их обвиняют в том, что в ночь с 19 на 20 апреля в харчевне «Цур пост» они отмечали «день рождения фюрера» и по этому случаю явились туда в эсэсовских мундирах. Все они члены организации, именующей себя «Народно-социалистским движением Германии — Партией труда».

В перерыве между заседаниями многие зрители проявляют сочувствие к обвиняемым:

— Фашисты? Какие же они фашисты? Выпили лишнего, вот и расшумелись!

Прокурор не разделяет этого мнения и считает это примером того, что в ФРГ «все еще царит повседневный, примитивный фашизм».

Страшное признание! Но присяжные, похоже, так не думают и проявляют снисхождение. Приговор: денежный штраф и лишение свободы на… 4 месяца. Условно!

В июле 1978 года банда Кюнена устроила в деревне Лентферден в Шлезвиг-Гольштейне «праздник памяти Гитлера». Более 100 неонацистов совершенно распоясались. Дело дошло до стычки с полицией. Результат: 20 чиновников получили тяжелые ранения. Кюнена арестовали, но через неделю отпустили. С точки зрения правосудия состава преступления опять недостаточно.

Михаэль Кюнен. В лапы этого ловкого «крысолова» угодил и Герберт К. после переезда семьи в Гамбург. Пребывание в рядах «военно-спортивной группы» Гофмана послужило хорошим «пропуском» в АНС.

Встреча состоялась в пивной. Там было много таких же, как Горберт, ребят 17–20 лет. Жажда приключений и неправильно понятое «товарищество» привели их к Кюнену. Им доставляет радость соревноваться в том, кто громче споет первые строфы «Дойчланд юбер аллее» («Германия превыше всего»).

«Дойчланд юбер аллес…» Немецкий поэт Гофман фон Фаллерслебен написал эту песню 130 лет назад. Тогда она действительно была песней «всех немцев». Он написал ее в знак протеста против местничества курфюрстов и королей, против разобщенности городов. «От Мааса до Мемеля» — эти слова служили паролем тех, кто выступал за единство Германии снизу. Потом пришел Бисмарк. Он погнал Германию в 1870 году в изнуряющую войну против Франции. Развивавшемуся капитализму в Германии требовалось единство сверху. И Бисмарк оказал капиталу эту услугу. Германия получила монарха. Короли и князья в Версальском дворце принесли присягу кайзеру — прусскому королю Вильгельму. В 1933 году песня фон Фаллерслебена стала гимном германской расы «сверхчеловеков». Под звуки этой мелодии нацисты разгромили Веймарскую республику. В 1945 году первые две строфы были запрещены. 3-я строфа стала национальным гимном Федеративной республики. Пение первых двух строф по-прежнему запрещено.

Но именно их распевают неонацисты. Разумеется, запретный плод сладок. Но дело не в этом. Молодежи сызмальства внушают мысль о единстве немецкой нации. «Германия должна быть единой», — убеждают учителя в школах. «От Мааса до Мемеля», — добавляют они мысленно, а иногда и вслух. Не беда, если школьник не знает, что Маас протекает по территории Бельгии, Голландии и Франции и что литовский город Мемель, захваченный в ХIII веке тевтонцами, в 1923 году был возвращен Литве и с тех пор на картах мира именуется Клайпедой. Вполне достаточно, чтобы ученик проникся идеей «единства». Националисты не признают послевоенных границ: всю ГДР и часть территории Польши и Советского Союза они включают в состав «единой Германии».

Да и как не включать, если конференция земельных министров по делам культов приняла неслыханное решение, разработав принципы «единообразного изображения Германии». Отныне на всех картах и в учебниках будут изображаться границы Германии 1937 года, совсем как на той листовке ХДС, о которой я говорил вначале. Реваншизм возведен в категорию общеобразовательных рекомендаций. Стоит ли удивляться, что многие школьники считают пение запрещенных строф песни фон Фаллерслебена чуть ли не своим патриотическим долгом.

Нацистами, как известно, не рождаются, ими становятся. В Федеративной республике много ребят, у которых есть обоснованное ощущение, что на их претензии и упреки никто не обращает внимания. Отсутствие партнера по диалогу, как в обществе, так и в политике, отсутствие того, кто помог бы найти свое «я», проявить свои способности, не может не сказаться на развитии личности. Подростки и юноши чувствуют себя одинокими и покинутыми. Но они хотят казаться большими и сильными. Такие в первую очередь подвержены заболеванию правым синдромом. Их привлекает культ силы, символика фашизма. Они легко усваивают предрассудки: против иностранных рабочих, коммунистов и вообще против левых.

Основной закон провозглашает, что с прошлым покончено. На практике все выглядит иначе. Консерваторы в судах, школах и вузах при каждом удобном случае стараются равнять молодое поколение на «образцы» морали и нравов прошлого.

Средства массовой информации культивируют антикоммунизм, а ведь это еще один мосток к правоэкстремистской идеологии. Согласно результатам одного опроса почти каждый второй молодой парень согласен с тезисом «разгромите коммунизм!». Страх перед коммунизмом питает праворадикальные организации новыми кадрами.

Вместе с критикой истэблишмента, существующего строя, с появлением в конце 60-х годов в ФРГ левого терроризма в молодежном движении возникла новая волна, вызванная бессилием государства перед целым рядом внутренних проблем. Но наличие левых террористов выдвинуло на передний план и правых. Оба этих течения нередко противопоставляют одно другому, а ведь у них много общего. Это легко обнаружить, даже не углубляясь в сравнение методов «борьбы».

Один из лидеров правого экстремизма, Фриц Ульрих Бундт, как-то похвастался: «С парнями из КПГ-МЛ и КПГ легко договориться. У нас много общего, например требование единой Германии. Некоторые маоисты переходят к нам. Так было в Нижней Саксонии и в земле Северный Рейн — Вестфалия. Один парень, Кирхман, даже из руководства. Мы и маоисты — вот был бы неплохой союз! Мы показали бы, на что способны!»

Почему маоисты переходят к неокоричневым? Вот как объясняет причину студент из Зеппенхайма:

— Я сотрудничал с гражданской инициативой по охране среды. Потом пришли парни из КПГ-МЛ. Работал вместе с ними. Поначалу был в восторге. Они знали, чего хотели. Подумал, что это и есть самая подходящая для меня политическая группа. По вскоре выяснилось, что они могут угробить любую инициативу. Они везде хотели быть первыми, а мне отводили роль «мальчика на побегушках». Как-то я взял с уличного стенда информационный материал НДП. Почитал. Показалось, что пишут дело. За независимую Германию я был всегда. И против капиталистов. Понравилось, что они не давали спуску никому. Вскоре стал членом НДП.

Немало бывших маоистов и среди «боевиков» Кюнена. Один из них, Михаэль Борхардт, ранее состоял в КГП-МЛ. Проблемы кадров для Кюнена вообще не существует. Студенческие товарищества, близкие к ХДС/ХСС, организация «Немецкая молодежь Востока» и маоисты — его основные резервы.

— Они находят у нас то же самое, — утверждает фюрер АНС. — Мы так же резко выступаем против профсоюзов, ГКП и крупных партий. Товарищество, чувство одного гнезда только у нас. К тому же мы люди действия.

Какое действие имеет в виду Кюнен? Его молодчики совершают налеты на сберкассы, грабят ювелиров и даже натовские склады боеприпасов. По сути дела, в его рядах находят приют те ребята, которые в той или иной степени обнаруживают преступные склонности. Кюнен «перехватывает» значительную часть тех, кто оказался по ту сторону общества. В сточную канаву неофашизма сливаются ручейки, питающие преступный мир ФРГ.

Знакомясь е деятельностью молодежных правоэкстремистских организаций, я постоянно возвращался к одному и тому же вопросу: каким образом эти группы (нередко численностью всего 10–15 человек), не имея единого руководства, выдерживают конкурентную борьбу между собой и не разваливаются от внутренних неурядиц, подобно маоистским группировкам? Принципиальное значение, на мой взгляд, имеет одно откровенное высказывание главаря гамбургской АНС:

— Мы в нашем национальном лагере, — признался Кюнен, — далеко не так разобщены, как это кажется. Мы, руководители, знаем друг друга хорошо. Мы в любой момент готовы скоординироваться и ударить сообща. Так называемые органы охраны порядка не могут распознать нашу тактику. Мы действуем гибко: то принимаем участие в выборах, то проводим митинг или ночную операцию. Все служит единой цели — усилению движения.

Очевидно, в этом и кроется разгадка феномена, над которым ломают головы социологи: движение правого радикализма в ФРГ дробится на мелкие группировки, но в то же время усиливается. Разобщенность и раздробленность правых успокаивает социологов, не дает возможности выделить правый экстремизм в опасное социальное и политическое явление.

А между тем, как показывает практика, отдельные группы’ правых тесно связаны между собой.

Главарь АНС откровенен:

— Со старыми членами НДП мы хорошо понимаем друг друга. Когда бываем на их митингах, они тайком суют нам кто 20, а кто все 50 марок. Чествуя Руделя, мы вместе лупили красных. Даже в «Юнге унион» (молодежная организация ХДС) у нас свои люди.

Это не пустое хвастовство. Более 50 руководящих политиков ХДС/ХСС поддерживают «рабочие контакты» с главарями неонацистских и реваншистских группировок. Известны многочисленные факты встреч Штрауса с сотрудниками неонацистских изданий. Эти издания получают от партии Штрауса финансовую помощь и, в свою очередь, делятся средствами с мелкими группами.

Нет, правый экстремизм — явление далеко не такое изолированное, каким его хотят представить. Широко разветвленные связи ХДС/ХСС и близких к этому блоку организаций с «пятой колонной» дают основание предположить, что нити правого экстремизма сходятся в руках Штрауса и ему подобных. Не в этом ли секрет финансовой устойчивости всевозможных «военно-спортивных групп» и неонацистских союзов! Отдельные группы кормятся непосредственно у таких реакционных издателей, как Г. Фрей и А. Шпрингер. Другие пополняют кассу за счет террора, граничащего с обычной уголовщиной (в этом они используют богатый опыт левых террористов). Но главный источник финансирования, безусловно, лежит глубже и тщательно скрывается. Есть основания полагать, что деятельностью правоэкстремистских группировок управляет при посредничестве ХДС/ХСС пресловутый «Черный интернационал» — международный центр терроризма и реакции, который, как известно, получает деньги от ЦРУ и от влиятельных сионистских организаций.

Нельзя сказать, что правительство никак не реагирует на усиление неофашистской опасности. Банда Кюнена, например, совсем недавно (хотя и со значительным опозданием) была вычеркнута из списка официально признанных молодежных организаций в связи с явно террористическим характером своей деятельности и таким образом лишилась определенных налоговых льгот.

Вопрос о деятельности правоэкстремистских объединений неоднократно обсуждался в бундестаге. Сейчас правительство изучает предложение фракции СДПГ о ликвидации пробелов в уголовном законодательстве с целью борьбы с неонацизмом. Предложение состоит в следующем: изготовление, хранение и ввоз в страну предметов, снабженных нацистскими символами, также должны считаться наказуемыми. До сих пор наказуемым было лишь применение и распространение символов организаций, противоречащих конституции. При окружных судах должны быть учреждены палаты по защите государства, которые будут заниматься судебным преследованием за неонацистскую деятельность. Вообще-то, считают авторы проекта, правовых средств достаточно для борьбы с такими преступлениями, по в некоторых сферах есть лазейки, которые следует закрыть.

Что касается школьных программ, то предлагается включить на раннем этапе в планы обучения новейшую историю для того, чтобы дети могли «лучше осмыслить» события, имевшие место в «третьем рейхе».

Таковы планы, а может быть, и мечты… Что же действительность? Она не оставляет места несбыточным надеждам.

По мнению Вильфрида Пеннера, председателя комитета СДПГ по вопросам внутренней политики фракции этой партии в бундестаге, не следует ожидать слишком многого от специальных программ борьбы с правым экстремизмом. Эффективной защитой от неонацистских устремлений, с его точки зрения, является «демократия», в условиях которой живут молодые люди и созиданию которой они сами способствуют».

Что можно сказать по этому поводу? Пессимизм первой фразы, к сожалению, вполне обоснован. Содержание второй не выдерживает критики. Буржуазная демократия ущемляет многие права молодежи, и вряд ли у молодых людей есть желание «способствовать созиданию» такой демократии. В каких условиях живут молодые люди, вынужденные скитаться в поисках работы? Но об этом в следующей главе.