В полдень, у ратуши...

Глава V. ГОЛУБОЙ КОНВЕРТ ВЕРНЕРА ШОЛЬЦА

Количество безработных в стране почти постоянно держится на миллионной отметке, а в последнее время даже выше ее. Но говорят, что официальные цифры занижены чуть ли не вдвое. По сведениям газеты «Ди тат», в Федеративной республике более полумиллиона «резервистов рынка труда».

«Безработица не останавливается перед возрастом, полом или профессией, — пишет кёльнский социолог Ханс Унрайн в книге «Безработица». — Она поражает молодых и старых, женщин и мужчин. Безработным может оказаться токарь или инженер, неграмотный или выпускник вуза. Безработного можно встретить в районах Баварского леса и в крупном современном городе. Молох безработицы всеяден».

Среди главных причин безработицы тревожную стабильность приобретают несовпадение структуры спроса и предложения на рабочую силу, недостатки в системе профессиональной подготовки и возрастающие диспропорции между образованием и производством. Попытки обрубить эти корни выглядят беспомощными. Вместо хирургического вмешательства предлагается малоэффективная профилактика.

Ведомство труда, к примеру, выпустило долгоиграющую пластинку «Советы молодым безработным», которая информирует молодежь о возможностях «наилучшим образом обеспечить себе профессию». Консультанты на биржах труда ежегодно проводят более миллиона бесед о «будущей профессии» с выпускниками школ. Некоторые фирмы организуют «школы» и «курсы» по переучиванию безработных. Но «переучивание» производится лишь с учетом спроса на конкретную специальность в данный момент. Изменение конъюнктуры на рынке труда в целом в расчет не принимается.

Многие психологи указывают на опасную взаимосвязь между молодежной безработицей и растущей агрессивностью молодого поколения, которое ищет выход своему разочарованию в антисоциальных действиях. С проблемой безработицы нередко сопряжен рост молодежной преступности, развитие наркомании и проституции.

Иной раз газеты скупо сообщают о молодых самоубийцах. О тех, для кого жизнь без работы потеряла всякий смысл. Молодой сварщик из Мюнхена покончил с собой, прыгнув с моста через автобан. За 15 часов до этого он получил «голубой конверт» с извещением об увольнении по причинам рационализации. «Эвальд принял увольнение чересчур близко к сердцу», — сообщили родственники.

«Не в моих правилах малевать черта на стене. Я не считаю пессимизм добродетелью предпринимателей», — в эмоциональном порыве воскликнул Иозеф Штингль, председатель федерального ведомства труда, обратившись к рабочим с «открытым письмом», в котором пытался представить безработицу чуть ли не безвредным экономическим явлением. Оптимизму верховного работодателя, который рассуждает о праве человека на труд с точки зрения предпринимательской добродетели, молено противопоставить оценку бесчувственных компьютеров: они рассчитали, что к 1990 году армия безработных в ФРГ достигнет численности в 2,5 миллиона.

Молодежная организация Гессена «Югендримг» как-то опубликовала «циркуляр» торговой фирмы «Тоом», адресованный администрации одноименных супермаркетов. Там говорилось: «В связи с постоянным расширением законодательства в пользу трудящейся молодежи (увеличение продолжительности отпусков, предоставление дополнительного свободного времени, сокращенный рабочий день) необходимо впредь отказываться от приема молодежи на работу или принимать все меньше и меньше». Так теория расходится с практикой. Так выглядит на деле забота общества о реализации права молодежи на труд.

Если собрать статистические данные, характеризующие положение молодых людей, права которых ущемлены обществом, они составят многие тома. Но даже самая подробная информация исследований и отчетов порой дает нам гораздо меньше, чем рассказ одного человека. Kaк часто за колонками цифр и фактов мы не видим конкретных судеб. Не лучше ли на этот раз обратиться к свидетельству одного из тех, кто на личном опыте ощутил отношение общества к «неудачникам»?

Рыжее весеннее солнце вставало из-за Рейна. Туда, на правый берег, к рабочему кварталу Кёльн-Дойц уходил и терялся в розовом мареве мост Гогенцоллернов. Это был именно тот мост, по которому проезжают все, кто прибывает в Кёльн по железной дороге. С обоих берегов его сторожат конные монументы отпрысков кайзеровской фамилии: один Фридрих, два Вильгельма и один Фридрих-Вильгельм. Скульптуры позеленели от времени и давно уже стали такой же привычной деталью города, как собор и вокзал.

Мост был хорошо виден с площади, которую в равной мере можно было назвать и привокзальной и соборной. Здесь, у южного портала, где с утра до вечера царили мальчишки, виртуозы катания на роликовых дощечках, в этот ранний час было пусто.

За столиком уличного кафе с кружкой пива сидел парень в голубой рубашке и сизых джинсах и, судя по тому, что пена успела опасть, не мучился жаждой. Он явно никуда не спешил. И мне захотелось разговорить его. Случись это, скажем, в Гамбурге, где с некоторым недоверием встречают расспросы первых встречных, мне пришлось бы немало потрудиться. На берегах Среднего Рейна люди более общительны. А Вернер Шольц оказался уроженцем Кёльна.

Наверное, похожую историю можно было услышать не только здесь — в другом городе, от другого лица и при других обстоятельствах. Но именно тем и интересны человеческие судьбы, что каждая из них выделяется из сотен тысяч других, похожих своей неповторимостью.

«Дерьмовая жизнь! Вы не находите? Значит, у вас нет к тому оснований. А у меня они есть. У меня вообще только и есть, что основания считать жизнь дерьмовой. Посмотрите вокруг, вы не увидите оборванцев, ведь мы живем в постиндустриальном обществе, где их быть не должно. Двадцать лет назад я посмеялся бы над тем, кто утверждал бы, что прилично одетый человек может быть безработным. Теперь таких сколько угодно. Раньше все было на своих местах: почти на каждом висел невидимый ярлык, выдававший его социальное происхождение. Сегодня все одинаково благопристойны, как воскресные прихожане. Однако человек, имеющий внешние признаки благополучия, на самом деле может оказаться беднее церковной крысы.

Общество дает нам кусок хлеба и подносит изредка кружку пива. Так считают. Но это фикция. Коммуна не доплачивает мне ни пфеннига. Все, что я получил за три года на бирже труда, с меня успели выдрать еще раньше — на страхование по безработице. Так что за эту кружку пива я, может быть, заплатил десять лет назад…

Когда начались мои злоключения? Наверное, с голубого конверта… А может быть, и раньше, с того самого дня, когда я впервые увидел белый свет. Иной раз мне кажется, что начала никогда не было, что всегда была какая-то тоскливая середина, что жизнь не тащит меня вместе со всеми, а вращает на одном месте большими кругами…

Голубой конверт. Хотел бы я знать, какой циник это первым придумал: тебя выгоняют с работы, но, чтобы пнуть ногой под зад, надевают лакированный ботинок.

В тот день я пришел домой поздно, после вечерней смены, и сразу же повздорил с женой. Из-за Петера. Она говорила, что он заболел и его надо показать врачу. А я не хотел торопиться, думал подождать денек-другой, пока не прояснится. Он часто болел, а в том месяце у меня был неприятный разговор с председателем больничной кассы. Он настаивал на увеличении ежемесячного взноса. К тому же и я сам уже несколько раз обращался к врачу. Мучили боли в пояснице. Когда жена успокоилась, мы сели и подсчитали отчисления из последней зарплаты: подоходный налог, больничная касса, взносы на пособие по безработице, на будущую пенсию. Да, да, на пенсию, не удивляйтесь. У Форда (западногерманский филиал этого американского автомобильного концерна находится в Кёльне. — Е. Б.) берут даже на будущие похороны. Короче, треть зарплаты съели социальные отчисления. Четвертую часть пришлось отложить на квартиру. Остались сущие гроши, из которых предстояло погасить кредит в банке. Тут жена и вспомнила про конверт. «Там тебе, — говорит, — письмо со штемпелем. Без марки. Может быть, из банка?» Недели две назад мы посылали в «Дрезднер банк» запрос о строительной ссуде. Квартплата такими прыжками скакала вверх, что мы решили залезть в долгосрочную кабалу и построить небольшой дом.

В прихожей лежал голубой конверт. Внутренний голос не предостерег меня. Я вскрыл конверт и не сразу понял, о чем идет речь. Как-то не укладывалось это в сознании. Я прочитал: «Дирекция фирмы уведомляет вас, что в связи с реорганизацией и переоборудованием предприятия, рассчитанными на длительный срок, она не считает возможным сохранить за вами рабочее место». Внизу стояла подпись самого господина Борзига.

Я и раньше слышал, что мастерские собираются закрывать, по все не верилось. Думал, стороной пройдет.

На другой день и в самом деле пришло письмо из «Дрезднен банк». Нам давали ссуду, да еще на выгодных условиях — три года без повышения процентов. Только теперь она была нам нужна, как священнику фрак. Я стал безработным».

С тех пор здание на Хазельбергштрассе, где находится кёльнская биржа труда, стало его вторым домом. Там он провел больше года, пока не перестал получать пособие. А потом плюнул, приобрел по случаю подержанную «оливьетти» и начал строчить прошения о трудоустройстве. Написал около 500 писем и получил столько же отказов. Вся эта переписка составила 5 толстых папок. Когда-то он собирал для сына коллекцию негашеных почтовых марок. Теперь они здорово пригодились.

Что такое АЛГ («арбайтслозенгельд» — пособие по безработице), в ФРГ знает каждый. И каждый, кому пришлось доказывать чиновникам на бирже труда свое право на пособие, запомнил это надолго. Более унизительную процедуру трудно себе представить.

«Твоим словам веры нет, — говорит Вернер, — ты все должен подтверждать фактами, словно обвиняемый на суде. Например, говоришь, что никакого побочного заработка у тебя нет. Не верят. Убеждаешь, что у тебя нет собственного дома, участка и другой недвижимости. Тебе предлагают это доказать. А потом начинают выпытывать, где работал последние три года да аккуратно ли платил за страховку по безработице…»

А все дело в том, что даже для того, чтобы получить эти крохи, нужно преодолеть несколько барьеров ограничений. АЛГ получает лишь тот, кто вовремя зарегистрировался на бирже, кто последние три года работал по крайней мере 26 недель и платил страховку. Бывают случаи, когда пособия могут лишить, если безработный откажется от предложенного места либо по какой-то другой причине. Экономисты придерживаются на этот счет разных мнений. Правда, все зависит от того, о чьих интересах идет речь. Теоретик по вопросам безработицы сенатор Франц Бурда, хозяин газетно-журнального концерна, где издается иллюстрированный еженедельник «Бунте», пересказывающий великосветские сплетни и публикующий очерки о жизни политиков и кинозвезд, считает, например, что из миллиона безработных в Федеративной республике «настоящих» наберется не более половины. Поскольку, мол, не каждый из них хочет работать и не каждый по-настоящему ищет работу.

По всем ступенькам социальной неустроенности Вернеру пришлось спускаться самому. Сначала он получал АЛГ, как и всякий «порядочный» безработный. Потом перешел на «Ал-Хи» («арбайтслозенхильфе» — помощь по безработице). Вернер расшифровывает это сокращение иначе — «альмозенхильфе» (нищенская помощь). На этом теряют еще сотню-другую марок.

Когда по истечении срока выдачи пособия он явился на биржу труда за своим «Ал-Хи», его подвергли точно такому же унизительному допросу, как и раньше. Напоследок чиновник спросил: «Нет ли у вас богатой тетушки или знакомых, которые могли бы одолжить вам тысяч восемь с выплатой в рассрочку?» Вернера этот вопрос до крайности возмутил, а между тем он был задан не зря. Ведь восемь тысяч — официальный предел достатка безработного. Наличие такой суммы — во вкладах, ценных бумагах и в недвижимости или хотя бы теоретическая возможность стать ее обладателем («богатая тетушка») — является непреодолимым препятствием для выдачи «Ал-Хи».

Следующая ступень — «социальная помощь», еще более скромная денежная сумма.

«Уж от нее точно не разжиреешь, — говорит Вернер. — На этом рационе я как раз и сижу. Выход один — подрабатывать, чем бог пошлет, с риском, что об этом станет известно на бирже.

Прошлым летом я в течение двух месяцев стоял за прилавком на Хоэштрассе, рекламировал и продавал новую овощерезку. Это занятие, скажу честно, мне пришлось по душе. Фирмы на рекламные расходы не скупятся, да и время летит незаметно. Приходится, правда, напрягать фантазию, чтобы убеждать в достоинствах товара, которых у него, может быть, и нет».

Мне было нетрудно представить себе Вернера в этой роли. Одну из таких «бродячих реклам» я наблюдал как-то в Бонне, на Мюнстерплац, рядом с базиликой, где короновались средневековые короли, и в нескольких шагах от памятника Бетховену.

«Дамы и господа! — ровным голосом и почти без пауз убеждал парень с мягкими чертами лица. — Полюбуйтесь на чудо современной техники! Впрочем, вы правы: любоваться тем, чего еще не знаешь, значит, терять время, а время — деньги. Поэтому не любуйтесь! Смотрите и постарайтесь запомнить мои движения. Чем лучше вы запомните все сейчас, тем меньше времени будете потом терять на кухне, пользуясь этим прибором… Молодой человек, вы можете скушать эту морковку, если она вам нравится… К вам приехали родственники из Швейцарии — они любят крупно нарезанные овощи. Пожалуйста! У вашей тещи расстройство желудка — можно тонко натереть морковь и картофель. Для праздничного стола — фигурная нарезка! Помельче нарубить лука? Нет ничего проще. Раз-два, и готово! Вы недоверчиво улыбаетесь, гнедиге фрау! У меня отборные овощи? А как быть, если морковь уже квелая, а картофель слегка тронут пятнышками? Не все же покупают его в «Штюссгене», многих вполне устраивает «Альди»… Подойдите сюда! Тут у меня корзина с второсортными овощами. Но это не имеет никакого значения! Раз-два, и готово! Вы уже хотите купить это микро-чудо? Пожалуйста! Всего 38 марок 90 пфеннигов. Рекламная цена. На прилавке, в магазине, через месяц это будет стоить полсотни. А то и больше. 38–90. Торопитесь!»

Такие представления не редкость. Их можно увидеть в Кобленце и Трире, Аахене и Дюссельдорфе. Их устраивают, как правило, в центре, в пешеходной зоне, где много людей. Осторожный западногерманский бюргер редко покупает новинку, он привык, чтобы его долго уговаривали это сделать. Поэтому чаще всего люди стоят вокруг и молча смотрят, слушая продавца. Для большинства это привычный уличный спектакль. Однажды в Ульме, на рыночной площади, где находится самый высокий в стране готический храм, уступающий по своему величию разве что Кёльнскому собору, я видел, как подвыпивший бродяга пытался сорвать такой спектакль. Он всячески опровергал аргументы торговца, рекламировавшего какую-то раскладную дорожную сумку. Зеваки, которые до этого подавали скептические реплики, казалось, должны были разделить скептицизм бродяги. По не тут-то было. Они чуть не сдали его в полицию, хотя явно не собирались ничего покупать. Но этих людей можно было понять, ведь их едва не лишили бесплатного зрелища.

Но вернемся к Вернеру.

Гораздо хуже у него обстояли дела зимой. Найти подработку было чрезвычайно трудно. В Дойце часто проходят разные международные выставки, в том числе и технические. Вернера тянуло к технике с детства. Однажды ему удалось устроиться стендистом на ярмарке «Техника для дома», он давал пояснения к товарам АЭГ. С тех пор его иногда приглашают поработать недельку-другую на стенде. Но все это, разумеется, без каких-либо гарантий на будущее.

«О постоянном заработке я уже не мечтаю. Сейчас везде нужны квалифицированные специалисты, «мастера на все руки» у нас не в почете».

В 13 лет он пошел работать. Сразу после того, как умер отец, работавший у Форда мастером по сборке. С его смертью семья стала нуждаться в средствах. Их было трое детей — Вернер и двое старших братьев, и все они вынуждены были пойти работать. Идти учеником на производство он не хотел — мало платили. Пришлось испробовать всего понемногу. Он забивал сваи, чинил пылесосы, работал рассыльным. Наконец зацепился на мебельной фабрике, обтягивать диваны и кресла. Заработок его вполне устраивал. Но потом женился. Средств опять стало не хватать. Приятель помог попасть на сталелитейный завод в Оберхаузен. Очищал изнутри доменные печи. Работать приходилось в горячем конвертере. После работы буквально валился с ног.

Через три года завод закрыли из-за «нерентабельности». А попросту говоря, его «съел» «Тиссен» — один из крупнейших стальных концернов ФРГ. По всем законам предпринимательской этики неконкурентоспособных в Федеративной республике принято добивать. Некоторым из товарищей посчастливилось перейти к победившему конкуренту. Его тоже взяли на комбинат Тиссена, в литейный цех. Но вскоре на заводе стали монтировать новое оборудование и многих уволили. В том числе Вернера. По «недостатку квалификаций». Правда, он тогда не слишком огорчился.

После этого сменил немало мест. Но отсутствие конкретной специальности не давало возможности зацепиться надолго. Больше всего он проработал в мастерских при «Байере» в Леверкузене, в той самой «коптильне», от которой даже облака над Кёльном становятся желтыми. Но оттуда пришлось уйти. В мастерские по металлоремонту. Там же, в Леверкузене.

«Теперь, когда вспоминаю, сколько раз меня увольняли, думаю о том, как все-таки мы бесправны. Помню, как однажды у нас на «Байере» разразился скандал. Ведущий химик выдал конкуренту какую-то важную формулу. Думаете, его судили? Или отправили ему письмо в голубом конверте? Ничего подобного. Ему хотя и предложили уйти, но выплатили отступные в размере 50 тысяч марок. Надо полагать, было за что…»

Итак, увольнение… А что может послужить его причиной? Для того чтобы уволить рабочего, поводов предостаточно: нарушение запрета курения на рабочем месте, опоздания на работу, недозволенная деятельность, например распространение листовок, в которых содержатся нападки на Предпринимательство. Для того чтобы разбирать «провинности» трудящихся — официально это именуется «конфликтными ситуациями», — на предприятиях существуют производственные суды. А там, где их нет, суд вершит либо сам хозяин, либо начальник отдела кадров.

Считается, что если рабочий «своим поведением» нарушил договор с работодателем, то он дал повод для увольнения и тем самым «спровоцировал рост безработицы». Если суд это признает, то наложит запрет на выдачу пособия. Таких случаев не сосчитать. Поводом для запрета может служить отказ от предложенной работы, квалифицируемой судом как «посильная».

Что это такое? Хитроумный крючок, на который ловят безработных. Предприниматели полагают, что для безработного любая работа «посильна», даже если она меньше оплачивается и не соответствует его специальности. Не соответствует — иди переучивайся! И многие идут. Их зачисляют на курсы, выплачивают «социальную помощь», а через год выясняется, что на «новую» специальность спрос упал. И вновь они оказываются на улице.

Когда в газетах пишут о безработице, часто называют ее «побочным продуктом рационализации». Но это не так. Рационализация — процесс технический, а когда человека под благовидным предлогом вышвыривают за дверь, это совсем иное дело. Это уже проблема гуманности общественного строя.

В 1977 году федеральное ведомство труда применило 200 тысяч запретов на выдачу пособия. Одним за то, что уволились «по своей воле», «без согласия работодателя», другим за то, что не согласились на «посильную работу». Вот так создается легенда о «ленивых рабочих».

Сенатор Бурда, считающий себя большим знатоком экономики, любит повторять, что главная причина безработицы — «двойные заработки». Он имеет в виду те рабочие семьи, в которых работают жена и муж. Он доказывает, что безработные злоупотребляют пособиями, что, дескать, иной семье вполне хватило бы доходов мужа, но жена тем не менее идет записываться на биржу. Из-за таких «несознательных» женщин якобы преувеличиваются масштабы безработицы.

«Но обиднее всего, когда предприниматели строят из себя наших благодетелей, — возмущается Вернер. — К моему соседу Рольфу, он работает на пивоварне «Штерн-Кельш», приехал из Штутгарта двоюродный брат. Он рассказал нам такое, что мы с Рольфом чертыхались целую неделю. Представляете, так у них хозяева одной строительной фирмы получили несколько миллионов на создание рабочих мест. А места оказались липовые. Просто фирма уволила в связи с реорганизацией производства почти треть рабочих. А потом открыли по соседству филиал, куда уволенных с большой помпой «приняли». И овцы целы, и волки сыты. А федеральное ведомство труда зазвонило во все колокола: вот как надо бороться с безработицей! Вот какой пример разумного хозяйствования подают некоторые предприниматели».

Посмотрим, кстати, из чего складывается бюджет федерального ведомства труда… Из тех самых взносов на страхование по безработице, которые вычитают из зарплаты трудящихся. Выходит, что безработные кормят не только самих себя, но и своих «благодетелей». Журнал «Конкрет» подсчитал, что каждый рабочий трудится в час 24 минуты на себя и 36 минут — на предпринимателя. Одним почет и деньги, а других клеймят «лодырями» и «лентяями». Любопытно, что за каждое вновь созданное рабочее место предприниматель получает от государства премию — одну-другую тысячу марок.

Примеров тому не счесть. Под Нюрнбергом хозяин фабрики сельскохозяйственных машин приобрел небольшое литейное производство, с которого были накануне уволены все рабочие. Приобрел… и взял на работу всех уволенных. За это «социальное благодеяние» он получил от федерального ведомства труда такую дотацию, что целиком окупил расходы на приобретение заводика. На языке работодателей это называется «меры по обеспечению трудоустройства путем предоставления дотаций капитализированным предприятиям».

«Я беспартийный, политической деятельностью как-то не увлекся, хотя считаю, что честных парней больше среди коммунистов. Анархистам я и подавно не сочувствую. Но когда они кокнули Шляйера я, честное слово, подумал: «Ну и поделом ему, кровососу!» Башкой-то я понимаю, что этим ничего не изменишь — убрался один, найдут другого, но уж очень зло берет, какие они работодатели? Скорее их надо называть работоотнимателями, ведь они отнимают работу у сотен тысяч людей.

Как я живу теперь? Перебиваюсь случайным заработком. Видите, не могу иной раз отказать себе в кружке пива. Дурачусь во время карнавала вместе со всеми. Хожу в церковь. Посидишь, послушаешь орган, сбросишь с себя коросту комплексов. Хотя не всегда это удается…

Помнится, было воскресенье. К началу службы мы почему-то опоздали и, войдя в церковь, притулились на последней скамье. Отец Теодор читал проповедь о том, как счастлив должен быть тот, кому господь даровал возможность трудом своим радовать близких. Даже утешил: милостивый бог позаботится о тех, кто временно остался без работы. А потом хор затянул: «Господи, благодарю тебя за рабочее место!»

Безбожником я себя не считаю, но тут чуть не чертыхнулся. Уверен, если мне все же посчастливится найти работу, то я буду готов благодарить кого угодно, даже дьявола, только не бога.

Кто истинные виновники безработицы? Хозяева крупных фирм. Они вкладывают свой капитал не там, где нужно создавать новые рабочие места, а там, где можно хорошо погреть руки. А если и проводят рационализацию, то не затем, чтобы улучшить условия труда, а чтобы выкачать побольше из тех же емкостей. В результате — «лишние» рабочие руки, которые нечем занять. Вы слышали про «слоновьи свадьбы»? Мы говорим так, когда сливаются крупные концерны. На этих «свадьбах» рабочим нередко отводят роль непрошеных гостей, которых выставляют за дверь. А вслух говорят о том, что на улице остались «излишки» рабочей силы. Исправить это, по-моему, невозможно. В благополучные прогнозы «пяти мудрецов» (члены совета экспертов по вопросам хозяйства при федеральном правительстве, дающие прогнозы развития экономики на следующий год. — Е. В.) я не верю.

Эй, приятель, принеси-ка нам еще по кружке пива!»

Мы выпили с ним по кружке «кельша», но, когда я хотел расплатиться, Вернер тихо, но твердо произнес: «Пусть будет так!» — и достал кошелек.

После этого мне приходилось бывать на бирже труда, говорить со многими безработными. Но почему-то всякий раз, когда я слышу или читаю о безработице, я вспоминаю именно его, Вернера Шольца, парня из Дойца.