В полночь упадет звезда

БЕДНАЯ БАРЫШНЯ ГУВЕРНАНТКА

Два дня спустя части дивизии «Молдова» перешли в наступление. Развернулись тяжелые бои. Противник, стремясь любой ценой остановить продвижение румынской армии, дрался ожесточенно, стараясь использовать все преимущества, которые давали ему укрепленные позиции.

Но, несмотря на упорное сопротивление, гитлеровцы были отброшены, и через три дня передовые подразделения румынской армии подошли к реке. На новых рубежах части дивизии «Молдова» перегруппировались, имея в виду предстоящее форсирование водного рубежа.

Дивизия заняла выгодные позиции. Однако работникам штаба приходилось трудно. Командный пункт находился в районе, где селения были разделены большим расстоянием.

На участке, занятом дивизией, были лишь две деревни: одна в непосредственной близости от переднего края, другая — далеко позади. Командный пункт мог расположиться в усадьбе венгерского магната, находившейся на полдороге между двумя деревнями. Для того чтобы выяснить возможность использования этой усадьбы, начальник штаба подполковник Барбат послал туда группу квартирьеров.

Группа состояла из капитана Медреа, заместителя начальника штаба по тылу, младшего лейтенанта Параскивеску из Второго отдела, младшего лейтенанта Хиастру из Четвертого отдела и двух писарей.

Со стороны дороги, по которой мчались штабные машины, усадьба казалась старым и заброшенным средневековым замком. На фоне неба мрачным, гордым силуэтом вырисовывались башни и зубцы стен.

— Насколько я понимаю, ребята, — обратился капитан Медреа к двум младшим лейтенантам, — нам не очень-то повезло. Не могу понять, как в этой старой развалине разместится наш штаб. Здесь, наверное, много лет уже никто не живет.

Но это первое впечатление оказалось ошибочным и рассеялось, как только они подъехали поближе. Усадьба, которая издали казалась полуразрушенным средневековым сооружением, в действительности была выстроена не более десяти лет тому назад. Хозяину ее, одному из самых крупных венгерских землевладельцев, пришла фантазия построить свой дом в виде средневекового замка. Однако усадьба была оборудована вполне современно и предоставляла своим жильцам все прелести европейского комфорта. В нижнем и двух верхних этажах было множество просторных комнат, оклеенных обоями светлых тонов, с вделанными в стены шкафами, паровым отоплением и электрическим освещением.

Немногая мебель, сохранившаяся в некоторых комнатах, свидетельствовала о роскоши, к которой привыкли прежние обитатели замка. Но теперь он был почти пуст. Мебель, ковры, картины были заблаговременно вывезены предусмотрительным хозяином.

В замке квартирьеров встретил управляющий. Выйдя им навстречу, он низко поклонился и дружелюбно поздоровался с прибывшими. Это был человек лет пятидесяти, с белыми усами и такой же белой, не густой шевелюрой. Одет он был очень аккуратно, хорошо сложён и, несмотря на седину, производил впечатление человека, полного сил. Из-под черных густых бровей зорко и настороженно смотрели внимательные быстрые глаза. Ноздри крючковатого носа постоянно вздрагивали, словно он всё время к чему-то принюхивался, а сильная, выдающаяся вперед нижняя челюсть делала его похожим на первобытного человека, которому незачем жарить мясо, если он собирается его съесть. Разговаривал он густым басом, сильным, но приятным, который звучал то нежно и предупредительно, то строго и повелительно, смотря по обстоятельствам, — искусство, которому он, видимо, научился на службе у надменного и капризного хозяина.

Узнав о цели, с которой прибыли сюда господа румынские офицеры, управляющий предложил свои услуги, чтобы показать весь замок. Говоря это, он подчеркнул слово «замок», словно желая с самого начала рассеять всякие сомнения по поводу того, куда они попали.

Ключом, выбранным из тяжелой связки, надетой на железное кольцо, управляющий открыл дверь главного входа и, почтительно склонившись перед гостями, пригласил их войти. Офицеры вошли в большой холл, выкрашенный масляной краской цвета кофе с молоком. Пустой и безлюдный, холл выглядел печально. Но не надо было обладать богатым воображением, чтобы представить себе, как он выглядел прежде: огромный персидский ковер на полу, низкие столики, комфортабельные кресла, обитые самой тонкой кожей, на стенах дорогие картины.

Впрочем, достаточно было посмотреть на люстру, огромную, словно церковный купол — настоящее произведение искусства, — чтобы понять, как выглядел холл в то время, когда хозяин находился в своем доме. Мраморная лестница в глубине вела на второй этаж. Направо высокая двустворчатая дубовая дверь открывалась в гостиную — длинный зал, стены которого на три четверти были обиты инкрустированным деревом.

Поднялись на второй этаж. С двух сторон широкого коридора располагались комнаты, которые сейчас также были пусты. Пройдя коридор, квартирьеры вошли в прямоугольную большую комнату — библиотеку хозяина. На полках, доходивших до потолка, и сейчас еще стояло много книг в кожаных переплетах, но зияющие пустоты на каждой полке свидетельствовали о том, что книги особенно дорогие были спрятаны в надежном месте. Те, что остались, в большинстве своем были изданы на венгерском языке, хотя встречались отдельные тома и на немецком и на французском языках.

Второй этаж почти целиком состоял из комнат для гостей. И здесь, так же как и во всем доме, поражали роскошь и вполне современный комфорт.

Привыкнув к обстановке и придя немного в себя от всей этой еще не виданной ими роскоши, румынские офицеры начали задавать вопросы.

— Спроси-ка его, — обратился капитан Медреа к младшему лейтенанту Хиастру, единственному из группы, знавшему венгерский язык, — велика ли семья у хозяина?

Управляющий с серьезным видом ответил:

— У господина графа семья очень велика. Но здесь, в замке, жили только сам господин граф, графиня, а также виконт Гиула и виконтесса.

— И не скучно было им в этом громадном домище? — спросил младший лейтенант Хиастру.

Управляющий улыбнулся и снисходительно ответил офицеру:

— Господин граф любил окружать себя людьми. Замок был всегда полон гостей. И, уверяю вас, что здесь не раз бывало даже тесно. Особенно осенью, когда господин граф возвращался из-за границы.

— Представляю себе, как они здесь бедняги скучали! — насмешливо заметил младший лейтенант Хиастру.

Но управляющий не уловил насмешки. Он тоскливо вздохнул и с грустью сказал:

— Если бы вы знали, как они умели веселиться! Какие давались здесь балы… Какие охоты!.. Было ли время скучать? Красиво умели жить, очень красиво! — и управляющий снова вздохнул.

Обойдя дом сверху донизу, все вышли во двор. Рядом с главным корпусом виднелось еще несколько зданий: охотничий павильон с несколькими комнатами, маленький кокетливый домик, предназначенный для приглашавшихся из столицы актеров и певцов, и помещение для слуг и батраков. Конюшня, выстроенная с большим искусством, вмещала не меньше сорока лошадей. Правда, сейчас она пустовала. За нею виден был гараж для автомашин, склады, сараи. Замок имел свою собственную электростанцию, которая сейчас бездействовала, так как не было мотора. По словам управляющего, он поломался и его отправили в ремонт. Вряд ли этому можно было верить. Видимо мотор припрятали там же, где и мебель, картины, ковры и все наиболее ценные вещи. Офицеров поразила предусмотрительность этого щедрого и легкомысленного графа, который своевременно позаботился о том, чтобы спрятать даже мотор, снабжавший его дом электроэнергией.

Одним своим крылом замок вдавался в обширный парк, в котором росли столетние деревья. Аккуратные дорожки, посыпанные песком, бассейны, маленькие фонтаны, бьющие из-под земли, террасы и беседки свидетельствовали о том, что человек немало потрудился над этой первобытной красотой, дополняя ее удобствами.

Посредине огромного парка тянулось озеро площадью в несколько сот квадратных метров. На берегу у маленькой пристани лежало несколько лодок, перевернутых вверх днищем. На воду была спущена только одна, выкрашенная в белый цвет. Офицеры поглядывали друг на друга с удовольствием. То, что они увидели здесь, превзошло самые радужные их надежды. В замке могут разместиться все отделы штаба дивизии и вспомогательные службы. Во втором этаже хватит места для жилых комнат офицеров штаба. Кровати и матрацы можно взять из дома, где жили слуги, а что касается постельного белья, то о нем позаботится управляющий. Впрочем, офицеры были уверены, что в обширном складе, двери которого заперты на огромный замок, найдутся вещи, которые украсят жизнь офицеров штаба.

— Послушайте, господин управляющий, — начал младший лейтенант Хиастру, — как вы уже догадались, мы приехали сюда совсем не в качестве туристов. Здесь будет располагаться штаб воинской части. У вас есть план замка?

— К сожалению, я не могу предоставить в ваше распоряжение такой план. Даже если он и существует, то, вероятно, находится у господина графа.

— Жаль! Это нас избавило бы от лишней работы. Насколько мы поняли, из дома вывезли всё, что могли. Господин граф позаботился спрятать свою мебель, так что нам придется довольствоваться тем, что осталось. Несколько кроватей мы привезем, чтобы господам офицерам было на чем лечь. Я думаю, что и вы согласитесь с тем, что они не могут спать на полу?

Управляющий церемонно поклонился:

— Здесь всё в вашем распоряжении, господин офицер.

— Я вижу, что вы очень догадливы, господин управляющий, и это нас радует. Поэтому я хочу думать, что вы сумеете позаботиться о том, чтобы офицеры штаба чувствовали себя здесь достаточно удобно. Если судить по вашим рассказам, гостеприимство является традицией этого дома.

Управляющий снова поклонился:

— Господа, по мере моих возможностей я постараюсь быть вам полезным.

— Вот и отлично!

— Спроси его, Хиастру, — поинтересовался капитан Медреа, — живет ли здесь еще кто-нибудь, кроме него.

Вопрос этот явно привел в замешательство господина управляющего. В глазах его легко было прочесть беспокойство.

— Господин офицер, из слуг, кроме меня, здесь больше никого нет. Когда господин граф уехал, он всем им выплатил жалованье и всех отпустил. Только я один и остался. Перед отъездом граф сказал мне: «Иштван, ты останешься здесь и, что бы ни случилось, будешь охранять мой дом!» Как видите, я остался. Я служу графу двадцать лет и никогда не нарушил его распоряжений. Но если из слуг в замке никто не живет, то есть здесь одно лицо, которое… Впрочем, оно вас не будет стеснять.

— Кто это? — поинтересовался младший лейтенант Хиастру.

Взгляд управляющего выразил глубокую скорбь. Печальными были и его слова:

— Здесь живет бедная барышня гувернантка.

— Барышня гувернантка? Чья гувернантка?

— Господина виконта Гиула.

— Разве господин виконт еще так мал?

— Ему всего лишь двенадцать лет, господин офицер.

— Так!.. А почему, когда господин граф с семьей уехал, он не взял с собой гувернантку?

— Вы думаете, он не хотел ее взять? Он… он просто не смог этого сделать. Бедная барышня отказалась уезжать отсюда.

— Послушайте, а почему вы ее называете «бедная барышня»?

Управляющий тяжело вздохнул, глаза его увлажнились и стали еще более печальными. Наконец он не выдержал, вынул платок и вытер набежавшую слезу.

— Видите ли, бедная барышня… не совсем… разум ее…

— Вы хотите сказать, что она сумасшедшая? Вы слышите, господин капитан? Он говорит, что здесь живет сумасшедшая. Что мы будем с ней делать?

Управляющий снова вытер глаза платком и сказал дрожащим голосом:

— Господин офицер, я бы никогда не решился произнести это слово. Действительно, у бедной барышни гувернантки рассудок помрачен. Это очень несчастное, жалкое существо.

— Я не совсем понимаю, в чем состоит разница между тем, что говорите вы, и тем, что сказал я?

— Уже два года, как бедная барышня гувернантка не произнесла ни одного слова.

— Она онемела? — спросил младший лейтенант Хиастру в недоумении.

— Нет!

— Так что же с ней? Объясните, пожалуйста.

— Она, наверное, забыла, как произносятся слова.

— Такого я еще не слыхивал.

— К несчастью, это правда. Два года уже никто не слышит, чтобы она произнесла хотя бы одно слово.

— А она понимает, когда с ней разговаривают?

— Конечно. Но она не хочет… не может уже разговаривать.

— Невероятно! — воскликнул младший лейтенант, которого очень заинтересовала эта история. — И чем это можно объяснить?

Управляющий снова печально покачал головой:

— О-о! Это целая история, господин офицер. Необычайно грустная история. Прошу простить меня за мою слабость, но мне трудно удержаться от слез, когда я думаю о ней. Видите ли, я одинокий человек. Жена у меня умерла во время родов… Она мне была очень дорога и… я больше не мог… Словом, я не женился и навсегда остался в одиночестве. Пока я был молод, я не понимал, как это ужасно… А когда понял, было слишком поздно. Может быть поэтому я привязался к барышне гувернантке словно к дочери. Она тоже одинока… Совсем как я. Если у вас есть время и вас интересует эта история, я могу рассказать…

Младший лейтенант Хиастру посоветовался с остальными офицерами. Растроганные слезами управляющего, волнение которого было очень искренним, они с большой охотой согласились послушать историю бедной барышни гувернантки.

Венгр предложил им присесть на садовую скамейку и стал рассказывать:

— Она приехала сюда лет шесть тому назад. Ее привез господин граф откуда-то из-за границы. Было ей тогда лет двадцать. Господину виконту исполнилось шесть лет, и он не мог похвастаться сдержанностью и воспитанностью. Да что там говорить, очень был избалованный ребенок, упрямый и на всякие проказы большой мастер.

Немало перебывало здесь разных воспитателей и гувернанток, но все они, прожив несколько месяцев, уезжали сами или от них отказывались хозяева, потому что они только портили ребенка, не умея найти ключ к его сердечку.

Когда я увидел первый раз барышню гувернантку, я сказал себе, что нечего и думать, чтобы такая молоденькая девушка сделала то, что людям и постарше ее, и поопытнее не удавалось. Я ждал, что через неделю увижу, как она начинает складывать свой багаж. Но случилось то, чего меньше всего можно было ждать. Эта девочка совершила чудо.

Через месяц ребенок стал совершенно неузнаваем.

Господин граф радовался этому, но больше всего была рада графиня, которая полюбила воспитательницу своего сына как дочь.

Если бы барышня была не так скромна и хоть немного тщеславна, она, наверное, вызвала бы ненависть многих дам, завидовавших ее красоте, но скромность и простота были надежным щитом, охранявшим ее от зависти и злобы.

Впрочем, бедная барышня никогда не чувствовала себя хорошо в этом доме. Как она ни скрывала это, я видел, что она грустит, мне казалось, что в ней живет мечта о другой, о совсем другой жизни. Бесчисленные развлечения, легкомысленное веселье, которые царили в этом доме, мало ее привлекали и она старалась избегать их до возможности. Самое большое удовольствие ей доставляла беготня с мальчиком по парку и те минуты, которые она проводила за роялем. Господин граф не раз говорил, что играет она как настоящий, большой артист…

Дойдя до этого места, совсем было успокоившийся управляющий снова полез за платком. Он вытирал глаза легкими прикосновениями платка, словно кокетливая дама не первой молодости, которая очень озабочена тем, чтобы слезы не испортили ей румян на щеках.

— Вы, конечно, спросите меня, — продолжал он свой рассказ, — были ли у бедной барышни поклонники? Да, господа офицеры, были! Граф любил окружать себя молодыми людьми. В доме часто бывали господа из самых знатных людей. Многие из них ухаживали за нашей барышней.

Но бедная барышня так держалась с ними, что совершенно обезоруживала всех этих рыцарей. Она давала им понять, что между ними преграда, которую, как бы они ни старались, им никогда не удастся перешагнуть. Вероятно, она любила кого-то там, у себя на родине. Ничем другим нельзя объяснить ее холодности ко всем этим молодым людям.

Был среди них молодой граф, лейтенант из гусар, который влюбился в нее так же, как и все остальные. Но в отличие от других, он не захотел и не смог примириться с ее равнодушием. Он просил ее, умолял быть его женой. Она оставалась непреклонной. И тогда, господа… Тогда случилось несчастье. Однажды вечером в своей комнате молодой граф пустил себе пулю в сердце. На столе мы нашли письмо, адресованное нашей барышне.

Когда она пришла, чтобы взглянуть на него, лицо ее было мертвенно бледным, она с трудом держалась на ногах. Открыв письмо, она прочла его и упала без чувств. Две недели пролежала она в постели. Потом медленно, с большим трудом пришла в себя, но с этого дня больше никто не слышал от нее ни одного слова… Вот, господа, история нашей бедной барышни!..

— А что сказали доктора? Неужели нет никакой возможности вылечить ее?

— Граф сделал всё, что было в его силах. На консультацию были приглашены крупнейшие специалисты. Одни утверждали категорически, что она обречена; другие считали, что она постепенно может поправиться; третьи говорили, что ей может помочь еще одно сильное потрясение, столь же острое, как и то, что вызвало ее болезнь. Кто знает, может быть, они и правы!..

И управляющий снова вздохнул, взглянув наверх, на одно из окон в башне замка.

— Неужели она там живет? — спросил младший лейтенант Хиастру, поймав этот взгляд.

— Да, там, наверху. С тех пор как она приехала к нам, там и живет. Теперь она редко покидает свою комнату и почти все время сидит там и шьет куклы из тряпок. Вниз она спускается, чтобы побывать в оранжерее, где растут цветы, которые она так любит. Часто можно услышать, как она играет на рояле. Если вы сюда переедете, то сможете сами убедиться в том, как чудесно она играет.

Офицеры взглянули еще раз на план замка, который за это время составили приехавшие с ними писари, и стали прощаться. Провожая их, управляющий спросил с беспокойством:

— Простите меня за смелость… Я хотел бы спросить… можно ли быть спокойным в отношении нашей барышни?

— Сударь, вы можете быть совершенно спокойны и за нее и за себя. Нам нечего делить с местным населением.

По возвращении капитан Медреа и оба младших лейтенанта были тотчас приняты подполковником Барбатом. Он взглянул на план и согласился с тем, что в замке может разместиться штаб дивизии со всеми своими отделами и вспомогательными службами. Он сам распределил помещения замка между отделами и службами и приказал на следующее утро перебираться в замок.

— Господин подполковник, как прикажете поступить с гувернанткой? — спросил капитан Медреа перед тем как выйти от начальника штаба.

— Если ее безумие ограничивается только молчанием, то я ничего не имею против того, чтобы она осталась на месте.

На следующий день, до обеда, весь штаб дивизии «Молдова» разместился в замке.