К счастью, извращенная ложь Ильяса вполне объясняет мое состояние. Ахарат и Мадина не интересуются, почему я едва стою на ногах. Заплаканные глаза и усталый вид вызывают сочувствие, и никто не возражает, когда я, сославшись на головную боль, иду спать.
Как ни странно, в сон проваливаюсь почти сразу. Организм не дает мне ни единого шанса обдумать произошедшее, не позволяет пережить все заново. Я сплю — без терзаний, без сновидений. Вяло отбиваюсь, когда Мадина пытается разбудить меня, чтобы накормить. С трудом заставляю себя встать, чтобы собрать вещи перед возвращением домой.
Мне знакомо это состояние. Такой же апатией я страдала, покидая Москву в прошлый раз. Этот город не для меня, здесь я никогда не буду счастлива.
— Ты так и не сказала, понравился ли тебе жених, — интересуется Ахарат по пути в аэропорт.
Какое это имеет значение? Если я отвечу «нет», это что-то изменит?
— Спасибо, Ахарат Омарович, — отвечаю я вежливо. — Ильяс, кажется, хороший человек.
— А ты ему очень понравилась, — сообщает он. — Он сам мне сказал. И его отцу ты тоже понравилась. Ты его не помнишь? Вы могли встречаться, когда Тата работала в гостинице. Ай, благодаря Байсалу я и познакомился с твоей матерью…
Изнасилование и мамино замужество случились в один год, но если первое событие мне никогда не забыть, то появление рядом с мамой Ахарата стерлось из памяти. Я жила у бабушки и боялась появляться в гостинице.
— А он меня помнит? — спрашиваю я севшим голосом.
— Нет. Говорит, такую красавицу он запомнил бы. Байсал владел сетью гостиниц, потом продал бизнес и переехал в Турцию.
— Мы не встречались, — выдавливаю я, едва ворочая языком. — Я редко бывала у мамы на работе.
Не помнит, значит. Или он наглый лжец, или все горничные для него на одно лицо. Но если он меня помнит, то неужели не боится обвинений? Даже если никто не поверит, скандала не избежать. Такие люди, как Байсал, весьма дорожат своей репутацией.
Так, все же, не помнит? Навряд ли он понимал, что я школьница. И красавицей тогда я не была: подростковые прыщи прятала под слоем тонального крема, а полнота добавляла мне три, а то и четыре лишних года. Маме я помогала, можно сказать, нелегально, поэтому переодевалась в форму служащих гостиницы.
Стоило вспомнить прошлое, как опять разболелась голова. Пусть будет так, как хочет Ильяс. Лучшего решения мне не придумать. Надо только найти силы и пережить помолвку и свадьбу. Хорошо, что у невесты весьма пассивная роль, мне не придется общаться с Байсалом.
Дома все верх дном, день сватовства и помолвки уже скоро. По традиции представители жениха должны принести невесте дары, в том числе, золотое кольцо. Когда его наденут мне на палец, я официально стану невестой Ильяса. Но так как семья жениха не из местных, остановятся они в доме родственников Ахарата, а у нас планируется провести застолье, которое по размаху сопоставимо со свадьбой. Так решили, потому что выходить замуж я буду в Турции.
Я с трудом воспринимаю шквал новостей. К счастью, и мама списывает мое заторможенное состояние на усталость от столицы и перелета, и отправляет меня отдыхать.
— На тебе совсем лица нет, — причитает она. — Ты не заболела, Тами?
— Нет, — качаю я головой. — Это пройдет.
Непременно пройдет, как только формальности будут соблюдены. Я уже решила, как хочу жить: выберу маленький и тихий городок, найду работу. Хватит плыть по течению, никто не позаботиться обо мне лучше, чем я сама.
— Скажи честно, жених тебе понравился? — спрашивает мама.
— Он… красивый, — отвечаю я, вздохнув.
— Тами, я не об этом. Ахарат обещал, если между вами возникнет неприязнь, то свадьбы не будет.
— А как же калым?
— Какой калым… Ах, вот в чем дело!
Мама мгновенно преображается: глаза сверкают, ноздри раздуваются. Мусульманки — покорные жены, но и их лучше не злить. Мама такая, она не любит скандалить, но если ее довести, то мало не покажется никому.
— Я ему покажу «калым»! — грозится она, направляясь к двери. — Запугал девочку…
— Мам, не надо, — прошу я, догоняя ее. — Мне нравится жених.
Обнимаю ее сзади и утыкаюсь носом в плечо, вдыхаю до боли родной запах. Все же я не одна, мама готова встать на мою защиту, но предпочту я план Ильяса. Так я уеду из этого дома, начну все с чистого листа. Если расстроить свадьбу, то Ахарат будет искать мне нового жениха, а я постепенно превращусь в «старую деву» и буду воспитывать племянников, как Мадина.
— Правда? — подозрительно хмурится мама.
— Ну, он такой… красивый, сильный, умный, — перечисляю я. — И я ему вроде бы нравлюсь. Скажи, а ты его видела, когда он был мальчишкой? Это же сын…
— Да-да, я знаю, чей он сын. — Мама гладит мои руки. — Байсал всегда был добр ко мне, но семью его я не видела. Может, жену, мельком…
— А он… вы… — У меня язык не поворачивается произнести вслух дикое предположение. А вдруг мама и Байсал были любовниками? — Вы с ним…
— Что? Ты о чем, Тами?
— Байсал познакомил тебя с Ахаратом?
— Скорее, его со мной, — улыбается мама.
— А что он за человек?
— Странные вопросы задаешь…
— Почему же странные? — возражаю я. — Вы отдаете меня в его семью, я хочу знать, что меня ждет.
— Тебе не с ним жить, а с мужем, — напоминает мама. — А про Ильяса я ничего не скажу, не знаю. Однако… Байсал — хороший человек, значит, и сына таким воспитал.
— И что в нем хорошего? — не выдерживаю я.
Мама понимает меня по-своему.
— Да все, наверное… — пожимает она плечами. — По законам шариата живет, порядочный, честный. Ахарат его хорошо знает. Говорит, он из тех мужчин, что любят одну женщину и никогда ей не изменяют.
— Понятно.
Вероятно, я сошла с ума. Еще немного — и я поверю, что ошиблась. А, может, у Байсала есть брат-близнец? Одно знаю наверняка, я правильно сделала, что не сказала маме и Ахарату об изнасиловании, они мне не поверили бы.
— Ай, Тами, пора мне, дел полно. Главное, Ильяс тебе приглянулся.
— Я помогу…
— Нет, отдыхай. Ты такая бледненькая…
Если бы не помолвка, спала бы несколько суток, не поднимаясь с кровати. Увы, такой роскоши я не могла себе позволить. Может, и к лучшему, потому что нельзя скатываться в депрессию, тогда мама точно заподозрит неладное. Уже на следующий день я вместе со всеми накрывала столы во дворе, пока мама силком не затащила меня в дом, чтобы причесать и нарядить.
Пожалуй, лишь облачившись в платье и вплетя в волосы ленты, я осознала, что с минуты на минуту вновь увижу Ильяса. Он не объявлялся с тех пор, как довез меня до дома. У меня так и не появился новый телефон вместо разбитого старого, но сомневаюсь, что Ильяс стал бы звонить или писать. Расстались мы нехорошо: он мне не поверил, а я бросила ему в лицо обвинение в обмане.
Я не переживала, что обидела его, нет. Он тоже хорошо проехался по моей гордости, так что мы в расчете. Я вообще не понимала, что чувствую. С одной стороны, вся суета, связанная с помолвкой, вызывала раздражение, и видеть Ильяса я не хотела. С другой — трепетала в ожидании, когда вновь его увижу.
Страшно признаться, но где-то в глубине души я надеялась, что он все же примет правду об отце. Пусть нам не быть вместе, но он может хотя бы высказать сожаление… хотя бы признать, что я не лгунья…
— Идут! Иду-у-ут! Иду-у-ут!
Звонкие голоса братьев врываются в комнату через открытое окно. Сваты уже близко, скоро все начнется.
— Не выходи, пока тебя не позовут, — напоминает мне мама.
Киваю ей, мечтая очутиться где-нибудь далеко-далеко. Не выйдет… Я смогу покинуть этот дом лишь с кольцом на пальце.