34

— Тамила! Можно?

Стук в дверь и звонкий голос Али, младшего брата, выводят меня из задумчивости. У нас так заведено, мелкие не вламываются ко мне в комнату без стука, а в спальню родителей им и вовсе вход запрещен.

— Заходи, — разрешаю я.

В приоткрывшейся щели появляется всклокоченная голова Али, а чуть ниже еще одна — Мусы.

— Вы там застряли, разбойники? — невольно улыбаюсь я, глядя на их лукавые мордочки. — Заходите.

— Тами, мама зовет, — говорит Али.

— Жених пришел! — добавляет Муса.

И получает подзатыльник от старшего брата.

— Сюрприз испортил! — негодует Али.

— Тами его ждет. Смотри, нарядилась! — парирует Муса. И сообщает мне доверительно: — Ильяс хороший. Он мне робота подарил!

Завидую детям: дядя подарил игрушку, и уже «хороший». И зачем взрослые все усложняют?

Муса прав, я жду Ильяса. Сегодня мы идем в ЗАГС подавать заявление. Я не видела жениха со дня помолвки, не хотела выходить из комнаты. Плохое самочувствие — прекрасная отговорка. Жаль, что злоупотреблять ею нельзя, иначе мама волнуется. Так что пришлось вылезать из кровати и наряжаться, приняв приглашение Ильяса «погулять и подать заявление».

Официальное местожительство жениха все еще в Германии, так что план такой: регистрация по местожительству невесты, свадьба — в Турции. А что я могу изменить? Я обещала. Ильясу — выйти за него замуж, Зарифе — убедить Ильяса, что ошиблась. Если ей удастся расстроить планы Байсала, то свадьбы не будет, только и всего.

— Красивый робот, — соглашаюсь я, рассматривая игрушку Мусы. — «Спасибо» сказали?

Уверена, что Ильяс не оставил без подарка и Али, только он не носится с игрушкой, спрятал ее в комнате.

— Конечно! — обиженно возмущаются братья.

— Тами, тебя ждут, — напоминает Али.

— Скажите, что уже иду. Давайте, бегом!

Выпроваживаю их из комнаты и подхожу к зеркалу. Хочется, чтобы Ильяс не догадался о том, как мне плохо, поэтому синяки под глазами тщательно замазаны, бледность спрятана под слоем пудры и румян, а на искусанных губах — помада. Набрасываю на голову платок, покрывая волосы, прячу шею. На мне платье в пол с длинными рукавами, сегодня я укуталась в ткани, несмотря на жару. Это моя защита от Ильяса и моя маленькая месть. Я помню, что ему не нравится, когда на мне много одежды.

Ильяс с Ахаратом пьют чай в беседке из винограда. Даже мама округляет глаза, когда я, закутанная, как мумия, выплываю из дома. Ильяс и вовсе теряет челюсть, замерев с пиалой в руке.

— Добрый день, — вежливо говорю я, опустив взгляд. — Я готова, можем идти.

Вместо приветствия Ильяс закашливается, хлебнув из пиалы, и пока Ахарат услужливо лупит его кулаком по спине, мама оттаскивает меня в сторону.

— Тами, ты не переигрываешь? — хмурится она. — Ты б еще хиджаб надела!

— Нету хиджаба, — отвечаю я. — Была бы паранджа, и ее надела бы.

— Ладно, — мама вздыхает. — Поговорим, когда вернешься. Паспорт взяла? Покажи!

Кажется, она переживает, что я выкину что-нибудь эдакое, лишь бы не подавать заявление.

— Да выйду я за него замуж, выйду, — успокаиваю я маму.

— Тамила! — зовет Ильяс, придя в себя. — Поехали.

Да, он пешком не ходит, даже если ЗАГС всего в двух кварталах от нашего дома. Здесь у него другая машина, и это радует: в этом салоне мы не занимались сексом.

— Тами, ты все еще злишься, — говорит Ильяс, когда мы медленно отъезжаем от ворот.

— Я все еще не настаиваю на свадьбе, — отвечаю я сухо.

Он медленно кивает и молчит до самого ЗАГСа.

Зря я уговаривала себя относиться ко всему ровно и спокойно, у меня ничего не получается. Ильяс ни о чем не спрашивает, ничем не интересуется — и я разочарована. Украдкой бросаю на него взгляды, но на его лице словно каменная маска. Он спокоен и безмятежен, как будто я — пустое место. Как быстро закончилась его любовь…

Никто не обговаривал со мной день свадьбы, но отчего-то я думала, что это событие состоится через месяц. Ильяс оформил мой развод за пару дней, что ему стоит уменьшить период ожидания? И только в ЗАГСе я узнаю, что до свадьбы еще три месяца.

— Иначе родители не успеют все подготовить, — поясняет Ильяс, поймав мой удивленный взгляд.

Вспоминаю помолвку — и мне становится страшно. Наверняка, планируется нечто грандиозное, да еще с соблюдением всех правил и обычаев. И, конечно же, никого не интересует, какую свадьбу хочет невеста.

— Я подумал, что ты не захочешь принимать участие в подготовке.

Ильяс словно читает мои мысли, и это неприятно.

— Ты так и сказал родителям? — мрачно интересуюсь я.

— Нет, конечно. Им я сказал, что ты полностью доверяешь их вкусу.

Мы стоим возле машины, и Ильяс не спешит распахивать передо мной дверцу.


— Полагаю, ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой, — говорит он.

— Если честно, то мечтаю об этом. Но мне нужно с тобой поговорить. Можем прогуляться по парку или зайти в кафе…

— Если позволишь… Хочу пригласить тебя в одно место.

— Здесь не Москва, Ильяс, — вскидываюсь я. — Здесь все всех знают. Я не могу уединиться с тобой в каком-нибудь номере или…

— Не поверишь, но я это понимаю. Все в рамках приличий. Впрочем, если хочешь, можем пойти в кафе.

— Хорошо, — сдаюсь я. — Согласна. Где это место?

— Поехали, покажу, — предлагает он.

Городок у нас небольшой, всего через каких-нибудь десять минут асфальтированные улицы остаются позади, машина несется прямиком в горы. Учитывая, что для Ильяса я — проблема, не сильно удивлюсь, если это дорога в один конец. Устроить несчастный случай с падением с обрыва — пара пустяков.

— Ты действительно думаешь, что я на это способен? — интересуется Ильяс ровным голосом.

На серпантине он сбросил скорость и ведет машину очень аккуратно.

— На что? — сипло уточняю я.

— На твоем лице такой ужас, как будто ждешь, что я сброшу тебя в пропасть.

— Это решило бы твою проблему, — парирую я.

Пальцы, вцепившиеся в руль, белеют, а по скулам гуляют желваки. Мои слова зацепили Ильяса, заставили его злиться, но это не радует, а причиняет боль. Зачем я согласилась на поездку? Надо было сказать, что собиралась, да вернуться домой.

— И что же это за место в горах, в рамках приличий?

— Просто красивое место. Красивое и уединенное, — отвечает Ильяс чуть ли ни сквозь зубы. — И никаких приличий.

— Ты меня обманул.

— У тебя научился.

Я не могу не реагировать на его грубость. Хочу — но не могу. Трудно относиться нейтрально к тому, кого любишь. С Ильясом теперь невозможно общаться, и я не понимаю, зачем он пригласил меня в красивое и уединенное место, если так ненавидит.

— Отвези меня домой, — тихо прошу я. — Пожалуйста. Я только хотела сказать тебе, что ошиблась. Твой отец меня не насиловал. Он похож на другого мужчину, а название гостиницы, где работала мама, я перепутала.

Ильяс бьет по тормозам так резко и неожиданно, что я едва успеваю выставить руки вперед, чтобы не влететь головой в лобовое стекло.

— Почему ты все время лжешь мне, Тами? — глухо рычит он, наклонившись к рулю.

Вместо ответа я всхлипываю. Больше нет сил сдерживать эмоции, да и ударилась я больно, хоть и не лицом. Хватаюсь за ручку, чтобы выйти из машины, дергаю ее, но, увы, Ильяс предусмотрительно заблокировал двери.

— Потерпи немного.

Зачем он это сказал? Почему я должна терпеть? Вопросов много, но я не могу выдавить ни звука, потому что борюсь с подступающими слезами.

«Хватит рыдать, Тами! Прекрати вести себя, как тряпка!»

Машина медленно едет вперед, съезжает с основной дороги, и вскоре мы останавливаемся на лугу, поросшем горным разнотравьем.

— Покажи, — просит Ильяс, сглотнув. И уточняет, потому что я смотрю на него с недоумением: — Руки покажи. Сильно ушиблась?

Прижимаю ладони к груди и отрицательно качаю головой. Ильяс тянется ко мне, и я вжимаюсь в кресло. Он убирает руку, так и не дотронувшись до моего плеча, и отворачивается, смотрит прямо перед собой.

— Значит, тебя изнасиловал кто-то другой?

Я быстро киваю и, сообразив, что он меня не видит, шепчу:

— Да.

— Но замуж за меня ты по-прежнему не хочешь…

Он словно не ждет ответа, но я и не смогла бы сказать ни «да», ни «нет». Я выполнила обещание, данное его матери, вот и все. Что он теперь обо мне думает? Наверняка еще больше уверился в том, что я — лгунья. В остальном же я теряюсь в догадках: Ильяс скуп на эмоции.

— Тами, я знаю, что сейчас ты говоришь неправду. И знаю, почему. Я слышал, о чем ты говорила с моей матерью.

Он снова поворачивается ко мне, и от его взгляда мурашки бегут по коже. В нем — боль, настоящая черная боль, похожая на ту, что я испытываю во время приступов мигрени.

— И что ты слышал? — бормочу я.

Глупый вопрос, но я растерялась от такого признания.

— Достаточно, чтобы раскаяться в том, что сразу тебе не поверил.

— Никто не поверил бы… Никто…

Я замолкаю, потому что все, что хочу сказать, не имеет смысла. Во мне бушуют противоречивые чувства: обида на Ильяса и жалость к нему же. Он даже не попытался разобраться во всем, и поверил не мне, а своей матери. И все же мне страшно представить, что он испытывает, узнав правду о родном отце.

Ильяс тоже молчит, и тишина словно подводит невидимую черту под нашими отношениями. Оказывается, я все же на что-то надеялась. На понимание? Да, и на сочувствие тоже.

«Никто…» — В ушах звенит собственный голос.

«Никогда», — отвечает тишина голосом Ильяса.

Загрузка...