В тот год я выучил английский

4

Майк был моим ровесником и жил почти на краю города, в доме у своих дальних родственников. Он был так беден, как может быть беден только ирландец. У него были кудрявые, коротко подстриженные, черные словно уголь волосы, уже немного отсвечивающие серебром… Несколько зубов у него были вставные и держались только на штифтах. И когда ему случалось потерять один из них, приходилось прикрывать рот рукой, извергая тьму ирландских ругательств, от них содрогались стены паба, куда мы вечерами заходили и пропускали кружку за кружкой темное пиво. Я познакомился с ним через три дня после приезда. Он носил что-то наподобие черного плаща, потом надевал его все реже, на плече вечно болталась гитара, которая не могла дорого стоить. Что касается меня, то я гордился достаточно длинными волосами и вельветовой курткой, купленной на Карнаби-стрит, где одевались сами «Битлз» и «Роллинг стоунз». Мы носили ботинки «Кларкс». Мои были из гладкой кожи, но не замшевые, и, чтобы состарить их и придать красивый медный красно-желтый оттенок, Майк предложил поджечь их, как при приготовлении норвежского омлета[6]. Это было наше первое приключение, на следующей же день после встречи в пабе, когда он пришел в мою маленькую комнату у Смитов. Я достал бутылку виски «Балантайнс», вспрыснул ботинки, а Майк чиркнул спичкой, и они (кларксы) запылали, как на костре инквизиции, в то время как Майк с восторгом смотрел на свои грубые башмаки, за несколько дней до этого он подверг их подобной процедуре и уверял, что не пройдет и тридцати секунд, как мои станут не хуже. Затем он вытащил из чехла свой инструмент, и я впервые понял, что он имел в виду, когда мы говорили о гитарах. Я отказался достать свою, хотя он пришел именно для того, чтобы сыграть вместе. Позднее мы отправились подобно королям на Риджент-стрит, чтобы обновить мои жареные ботинки, но начинал накрапывать дождь, и мы почти одни быстро шли по скользкому тротуару.