В воскресенье рабби остался дома

Глава VII

Когда Тед Бреннерман широкими шагами направился к кафедре проповедника, конгрегация выжидающе притихла. У него была репутация пробивного малого и оригинала («Этот Бреннерман говорит, что вздумается, но всегда выходит сухим из воды»). Облокотившись на кафедру в манере, явно напоминающей рабби Смолла, он объявил:

— Добрый вечер, это ваш добрый рабби Бреннерман. — Раздался одобрительный смешок, и он продолжил: — Серьезно, люди, в моей жизни было много публичных выступлений, но впервые я должен произнести проповедь. Должен сказать, это отрезвляет.

Снова раздалось одобрительное хихиканье, поскольку среди членов «Братства» Бреннерман пользовался репутацией человека, который знает, как обращаться с бутылкой.

— И когда я узнал, что в соответствии с программой должен произнести проповедь, то спросил нашего рабби, не может ли он одолжить мне свою книгу проповедей. (Смех.) А он заявил, что у него такой нет и что он готовит свои проповеди сам. Тут я подумал про себя: я знаю, что подарить вам на ваш день рождения. (Смех.) Никто из присутствующих больше меня не ценит нашего рабби. Я считаю его одним из самых знающих и самых умных людей, которых когда-либо встречал. И он доказал это, когда решил прогулять эту службу. (Смех.)

Так вот, поскольку помощи от нашего рабби я не получил, то напрямую посоветовался с его боссом, с Моисеем. Всегда имей дело с начальством — вот мой девиз. Я достал семейную Библию и начал читать об Исходе. Я читал на английском, потому что под рукой не оказалось моих очков для иврита. (Смех.) Это было откровение. И это вовсе не каламбур. Все мы знаем историю об Исходе из Египта, десяти казнях и всем остальном еще со времени учебы в воскресной школе. Но когда читаешь Библию, действительно начинаешь понимать, какими придурками были фараон и египтяне. И недавние события на Ближнем Востоке[26] доказывают, что они не слишком поумнели за три тысячи лет. (Одобрительный смех.) Если не считать того, что тогда они хотели, чтобы мы остались, а теперь они хотят, чтобы мы ушли. Неужели не могут решить, наконец, чего они хотят? (Смех.)

Но когда я прочитал дальше, я обнаружил, что и наши люди были ненамного умнее. Полюбуйтесь: им только что преподнесли самую шикарную демонстрацию Господнего могущества, какую когда-либо представляли человечеству. Снова и снова Бог показывал, что относится к детям Израиля с особой благосклонностью. Он насылал на страну мух и саранчу, тьму и смерть, и в каждом случае израильтяне выходили невредимыми. Им нужно было более сильное доказательство? Он дал его: раздвинул воды Красного моря, чтобы дать им пройти. Как реагировали израильтяне? Должны бы были, кажется, смело пойти за Моисеем. Но нет, как только они обнаружили, что египтяне преследуют их, кое-кто — не все, конечно, уверен в этом, — начали наезжать на него. «Разве могил недостает в Египте, что взял ты нас умереть в пустыне?»… А остальным: «Ведь об этом мы говорили в Египте: оставь нас, и будем мы служить египтянам, ибо лучше нам работать на египтян, чем умереть в пустыне». Вы знаете, как ответил на это Бог. Когда египтяне подошли, Он вернул воды моря назад и потопил их войско.

Что, кончились жалобы? Кончились сомнения? Отнюдь. Это повторялось опять и опять. Всякий раз, когда ситуация не была на сто процентов кошерной[27], эта компания — а я уверен, что это все время была одна и та же компания, — начинала бузить. Так было, когда они пришли в Мару и вода оказалась горькой. Позже, когда стало не хватать еды, они тосковали о горшке с мясом в Египте. Тогда Бог послал им манну небесную. Потом, когда у них кончилась вода, они заподозрили, что Бог позволит им умереть от жажды. Вот тут-то Моисей и ударил по камню своим посохом и добыл воду. И, наконец, то же самое случилось снова, когда Моисей поднялся на гору, чтобы получить Скрижали Завета. Когда он вернулся не сразу, они были уверены, что их бросили, и заставили Аарона сделать для них изображение золотого тельца, чтобы они могли поклоняться ему.

Тон Бреннермана изменился, и конгрегация обратилась в слух.

— И вот Моисей дал им свод законов. Это не были законы ритуала и молитвы. Это были законы, по которым следовало жить, законы, необходимые для сохранения жизнеспособного общества. В те дни у них было примитивное общество, и для его существования они нуждались в довольно простых этических правилах: «Не убий», «Не укради», «Не лжесвидетельствуй». Все мы знаем, что не может существовать общество, где убийство, воровство и лжесвидетельство разрешены или оправданы. Оно бы тут же распалось. Эти законы были необходимы для общества того времени, чтобы сохраниться, вырасти и преуспеть. И не является ли наша религия по существу именно этим — сводом правил, по которым могут жить люди?

Но сегодня мы живем в более сложном обществе, и это требует других правил или — возможно — новой интерпретации старых. Мы знаем теперь, что когда широким слоям населения не хватает еды, одежды и крова, это разновидность убийства. Когда мы не позволяем негру изложить свои доводы и протестовать против своего поистине тяжелого положения — это разновидность лжесвидетельства. И когда нашей молодежи не позволяют слушать голос собственной совести, а заставляют ее выполнять желание большинства, это значит, что мы поклоняемся другому богу — богу Истеблишмента. И я говорю, что истинная функция храма — или церкви, если на то пошло, — следить, чтобы современное общество было жизнеспособным, а в наши дни это означает проявлять инициативу в таких вопросах, как гражданские права, социальная справедливость и мир во всем мире.

Бреннерман поправил кипу на голове.

— Я хотел бы видеть, что наш храм занимает ясную позицию во всех этих вопросах и заявляет об этом во всеуслышание. Я хотел бы видеть, как наш храм принимает резолюцию по этим вопросам и затем уведомляет о нашей позиции ежедневную прессу и посылает копии законодательному собранию штата и нашим представителям в Конгрессе.

И я бы хотел, чтобы мы сделали больше. Когда наши чернокожие братья устраивают демонстрации в защиту социальной справедливости, я хотел бы видеть рядом с ними команду этого храма. И когда проходят слушания по различным социальным вопросам, я хотел бы видеть на слушаниях представителей этого храма, однозначно дающих понять, что мы расцениваем их как религиозные вопросы.

Более того, я хотел бы, чтобы мы выделили деньги для специального фонда социальной активности, чтобы мы могли внести свой вклад в различные достойные дела — такие, как марш бедных в Вашингтон, юридическая помощь политическим заключенным на Юге, и даже — в некоторых случаях — в поддержку кандидатов на общественные должности, которые представляют наши взгляды и выступают против реакционеров и фанатиков.

Мое отношение к этому не тайна и не является для вас неожиданностью, потому что это предвыборная платформа, на которой я проводил кампанию за должность президента «Братства», и это платформа, на которой проводила кампанию нынешняя администрация храма. Сам факт нашего избрания показывает, что большинство конгрегации согласно с нами и дало нам наказ действовать. А наша платформа может быть выражена в нескольких словах: деятельность храма должна помогать развитию демократии.

Как я сказал, ничто из этого не является для вас неожиданностью, потому что мы все время заявляли об этом. Но одно дело заявлять, а другое — претворять в жизнь. И сегодня вечером я хотел бы объявить о первом шаге нашей новой программы. Мы полагаем, что демократия должна начинаться дома. Поэтому вместо старой системы забронированных мест, когда лучшие места всегда доставались одним и тем же немногим личностям, мы собираемся ввести систему, при которой никакие места в храме не резервируются и все рассаживаются по принципу «кто первый пришел, того первого и обслужили». Наш президент, Бен Горфинкль, посчитал вполне уместным, чтобы объявил об этом я, поскольку именно «Братство» будет устанавливать новые стулья к Верховным праздникам.

Зал возбужденно загудел, но Бреннерман продолжал:

— Да, я знаю, что не все члены конгрегации и даже «Братства» согласны с нашим представлением о функции храма. Я знаю, некоторые считают, что храм должен быть просто местом, куда приходят молиться и соблюдать ритуал. Они похожи на тех, которые заволновались, когда Моисей поднялся на гору, и настояли, чтобы Аарон сделал золотого тельца. Это люди, которых не интересуют настоящие убеждения, которые боятся быть втянутыми в полемику. Им нужна религия, состоящая из набора ритуалов. Я считаю, что это сродни поклонению золотому Паффу — я хочу сказать, кафу[28]. (Громкое хихиканье.) И я считаю это религией золотого — он сделал паузу, словно для того, чтобы удостовериться, что на этот раз он произносит правильно — тельца.

Бреннерман продолжал еще несколько минут, сравнивая то, что он назвал настоящей религией, с религией тельца. И каждый раз был преувеличенно осторожен с произношением. Он закончил призывом к единству, «чтобы мы сделали наш храм лучшей религиозной организацией на Северном побережье».

Он вернулся на свое место рядом с Горфинклем, который встал и, как принято, поздравил его торжественным рукопожатием. Но когда они снова уселись, Горфинкль, прикрывшись молитвенником, сложил из пальцев букву О в знак безоговорочного одобрения.