— Итак, Мейер, — сказал доктор Эдельштейн, пока Пафф пробирался сквозь пробку. — Мы сидели молча, как ты нас просил, и Горфинкль без проблем назначил Роджера Эпштейна председателем ритуального комитета, а Теда Бреннермана председателем комитета по распределению мест. После его лекции в пятницу вечером нас опять ткнули в это носом. И где он, твой великий план?
Сразу после заседания правления Пафф настоял, чтобы он, Эдельштейн, Каллен и Аронс поехали в его машине.
— Я обещаю привезти вас обратно через полчаса, так что у вас будет куча времени, чтобы приехать домой к завтраку. У меня есть кое-что показать вам, мальчики.
Он затормозил и остановил машину напротив Хиллсон-Хаус. Всю дорогу он хранил молчание, не поддаваясь на провокации и отвечая на их вопросы только самодовольной ухмылкой. Теперь сказал:
— Вот оно, мальчики.
Они вопросительно посмотрели друг на друга и затем на него.
— Что — оно, Мейер? С тобой все в порядке?
Он взглянул на Эдельштейна и обернулся назад, где сидели Каллен и Аронс.
— То, на что вы смотрите, джентльмены, — место для нового храма. Плюс превосходный участок берега. Ты сказал, что выйдешь из конгрегации, Ирвинг, и я ответил, что идти тебе некуда. Что ж, — он обвел рукой лежащее перед ними пространство, — вот место.
Они молчали, но Паффа это не смутило; в тишине его глубокий бас уже просто рокотал.
— От каждого из нас храму отломился большой кусок пирога. И я — нет, мы — мы позволим кучке выскочек помыкать нами и указывать нам, кто в доме хозяин и где наше место?
— Ты хочешь сказать, что собираешься основать новый храм здесь, на месте этой старой громадины? — сказал Эдельштейн, сумев, наконец, выразить словами то, что все они чувствовали.
— Я хочу сказать, что собираюсь использовать эту старую громадину, как ты выразился, для нового храма. Ей сто пятьдесят лет, но она крепкая, потому что тогда так обычно строили. Конечно, привести ее в порядок будет стоить каких-то денег…
— Каких-то денег? — сказал Аронс. — Это будет стоить целого состояния
— Ну и что? Я разбогател слишком поздно, чтобы менять свои привычки. Моя Лора наседает на меня, чтобы я заказал новые костюмы. «У тебя теперь есть деньги, трать их». Но я не могу. Одежда меня не интересует, я не хочу с этим возиться. Когда я в покере ставлю пенни, а выигрываю девяносто центов, я радуюсь, как если бы это было девяносто долларов. А Ирвинг точно так же как переживает, проиграв тридцать два цента.
— Тридцать семь центов.
— Вот именно! Тридцать семь центов. Понимаете, что я имею в виду? Ни один из нас никогда не поставит больше, чем может себе позволить проиграть, и не имеет значения, пенни это или доллары: удовольствие мы получаем такое же. Я обычно менял машину раз в три или четыре года; теперь я меняю ее каждые два. Всякий раз, когда я прихожу менять, Эл Беккер пытается всучить мне «линкольн». «Такой человек, как ты», говорит он, «должен ездить в большой машине». Я что, мальчишка? Студент? Я буду разъезжать в большой машине и производить впечатление на девочек? Для меня машина просто средство добраться из одного места в другое, а привык я к маленьким. Но храм — это кое-что еще. Я помогал его строить. Инициатором был Джейк Вассерман, но я все время был под рукой, выкладывая наличные, когда было нужно. И теперь, когда Горфинкль со своей братвой умыкают храм прямо у нас из-под носа, мы заткнулись и продолжаем давать им бабки, чтобы они могли их тратить, как хотят. Мы что, кучка вшивых арабов, чтобы расползтись по своим палаткам? Нет, давайте дадим им бой; давайте потягаемся с ними.
— Но деньги…
— Ну и что? Если я не трачу деньги на вещи, которые меня не волнуют, и не собираюсь тратить их на вещи, которые меня волнуют, на что мне их тратить?
— Так что именно ты задумал? — спросил Эдельштейн.
— Они просят восемьдесят тысяч…
— Восемьдесят тысяч? За старую уродину?
— Пляж, Ирв, пляж. И еще хороший кусок земли через дорогу, который тоже входит в сделку. Классное место для стоянки. Поверьте мне, это хорошее помещение капитала даже для коммерсанта.
— Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы мы купили его сразу, таким, как он есть, за наши собственные деньги?
— Думаю, привлечем еще нескольких. Мы создаем корпорацию и покупаем место. Затем мы продаем это новому храму — по себестоимости — и берем простыми векселями. Тем временем это вычитается из налогов. Когда храм соберет деньги, он расплатится с нами; и мы не только при своих, но еще и сделали хорошее дело. — Он доверительно понизил голос. — Сначала я вообще присмотрел это место для своего бизнеса.
— Ты хочешь сказать, что собирался открыть здесь еще один кегельбан?
— Точно. Но не просто кегельбан. Я собирался объединить его с рестораном, может еще и с танцплощадкой, может, с бильярдом вместо кегельбана — нынче он становится популярным. Но вчера вечером я все время думал о том, что было в пятницу…
— Ты имеешь в виду Теда?
— Видишь ли, это была кульминация. Весь день из города в город одни огорчения. Ну, такой уж денечек выдался… И когда мы вчера разговаривали, я подумал про себя: для чего мне еще одно заведение? В моем-то возрасте? Тогда я и подумал об этом месте как о храме. Многие из нынешних храмов — это перестроенные дома, большинство из них, должен сказать, и наполовину не так интересны, как этот. Большую часть внутренних стен первого этажа можно заменить балками, и получится молитвенный зал на пару сотен человек. Да, придется установить новую отопительную систему и, возможно, водопровод. Но это все. Конструкция здесь крепкая. А потом все комнаты на втором и третьем этажах можно использовать для школы.
— И ты получишь старую развалину, — сказал Каллен, — с кучей маленьких спален, которые ты собираешься переделать в классные комнаты, и молитвенным залом, который, как бы ты ни приводил его в порядок, все равно будет выглядеть, как столовая, совмещенная с гостиной. Как там, в Салеме, где начиналось все с пятидесяти членов, и у них все еще примерно пятьдесят членов. Последние десять лет они пытались достать деньги на строительство и все еще не смогли.
— Правильно, Ирв, детка, но есть разница. У нас будет пляж.
— Ну и что?
— Пошли, покажу. — Он повел их вниз по дорожке к пляжу, не переставая говорить.
— Для чего люди присоединяются к храму? Некоторые, возможно, потому, что хотят быть важными шишками, членами правления, но далеко не все. Они знают, что это стоит денег, что члены правления всегда под прицелом. Большинству из них просто нужно место, куда они могут пойти во время Верховных праздников и где могут учиться их дети. Но мало начать — храм надо поддерживать. Верховные праздники только три дня в году. Ежедневная молитва — да во всей округе нет храма, который может гарантировать десять человек для миньяна каждый день. А шабат, сколько народу мы собираем сейчас? Пятьдесят? Семьдесят пять? Если только для этого, то места тут с избытком, более чем с избытком.
Он резко остановился, чтобы дать им возможность хорошенько осмотреться.
— Это место привлекательно, прежде всего, для проведения бар-мицвы и свадьбы — иными словами, для вечеринок. Просто вспомните вестибюль нашего храма, кроме него у нас для вечеринок ничего нет. Сравните это с тем, что мы можем предложить здесь, в Хиллсон-Хаус. — Он подвел их к волнолому. — Представьте себе это летом, когда бывает большинство свадеб. Представьте себе внутренний дворик с выходом сюда и с видом на берег. Вы собираетесь играть свадьбу и готовы выложить от трех до десяти тысяч долларов, а ваши жена и дочь твердо решили, что все должно быть, как положено. Вам нечего волноваться — заплатили по счетам, и все. Но они-то волнуются. Они осматривают вестибюль в цокольном этаже нынешнего храма, а потом приходят к нам. Мы показываем им красивый старый особняк, стоящий над океаном, где они могут отпраздновать свадьбу, а если погода теплая, они могут провести ее снаружи, на открытом воздухе. И это, кстати, ортодоксальный обычай — играть свадьбу на открытом воздухе, под звездами. Так какое место они выберут — старый храм или наш? Можете держать пари, что они придут к нам. И мы сможем позволить себе быть разборчивыми. Мы не будем брать кого попало. Они должны будут подать заявление о приеме в члены, и мы не будем сразу же их рассматривать. И если вы думаете, что это их…
— А если опять случится то же самое, Мейер? — спросил доктор Эдельштейн. — Что, если через некоторое время новых членов опять будет больше, чем нас, и они попытаются захватить власть?
— Я думал об этом. Мы можем достаточно легко подстраховаться. Ограничим число членов правления и запишем в уставе, что учредители являются в нем постоянными. Поверьте, все в порядке. И скажу вам еще кое-что: меня не волнует, если мы не привлечем очень многих в первые несколько лет. Мне немного надоели эти продавцы обуви, страховые агенты и комиссионные торговцы, с которыми нам приходится иметь дело. Компания Горфинкля — это мелкота, я предпочел бы конгрегацию, состоящую из людей нашего типа, которых не приходится брать за горло, чтобы выжать из них деньги за пару билетов.
— Когда мы можем посмотреть дом внутри? — спросил Каллен, и Пафф понял, что убедил их.
— Вот это дело, — весело сказал он. — Вы видели каретный сарай перед домом? Это часть владения. Там живет старый янки, сукин сын, который здесь вроде сторожа. У него есть ключ. — Он подвел их к сараю и позвонил в дверь. — Насчет этого места у меня тоже есть соображения, — продолжал Пафф. — Что, если сделать тут комнату для невесты? Может быть, связать его с главным зданием каким-нибудь крытым переходом. Или, может, лучше сделать дополнительные классы для школы? Или даже клуб со столами для пинг-понга и каким-нибудь гимнастическим оборудованием для детей?
— Похоже, его нет дома, — сказал Аронс.
— Вот что, — сказал Пафф, — я возьму ключ у брокера, и мы встретимся здесь завтра вечером. В половине девятого?
— Я согласен.
— Мне подходит.
— Мне тоже подходит, — сказал Аронс. — Но послушай, Мейер, вчера вечером у тебя уже была эта идея, так ведь?
— Так.
— Тогда почему ты так настаивал, чтобы мы молчали сегодня утром на правлении? Мне кажется, если бы мы затеяли борьбу, то заполучили бы многих…
Пафф решительно покачал головой.
— Ты ошибаешься, Керм. Много лет назад в Челси был небольшой бакалейный магазин, в котором моя мать, да покоится она с миром, обычно покупала продукты. Владельцами были два брата, Мое и Эйб Берги. Потом они поссорились, Эйб выехал и открыл дальше по улице другой магазин, свой собственный. Но даже при том, что новый магазин был на пару кварталов ближе к нашему дому, моя мать все равно продолжала покупать у Мое. А нести сумки лишних два квартала — это что-то. Когда мой отец, да покоится он с миром, спросил ее, почему она не покупает в новом магазине, она сказала: «Как можно? Все будут думать, что я иду туда, потому что считаю, будто Мое был неправ, а Эйб прав. А я думаю, что Мое был прав». Понимаешь, в данном случае мы не просим, чтобы люди приняли чью-то сторону. Мы не просим их решать, кто прав и кто неправ, потому что если они решат против нас, они не перейдут к нам, даже если мы предложим им лучшие условия для выполнения их ежегодного долга на Верховные праздники.
— Я согласен, — сказал Каллен. — Но думаю, будет лучше, если мы сможем перетянуть некоторых наиболее уважаемых членов общины. Вассермана и Беккера, например…
— Вассерман ни за что не перейдет, — сказал доктор, качая головой.
— Думаю, я знаю, как его убедить, — внезапно сказал Аронс.
— Да?
— Если мы сначала уговорим рабби…
Все посмотрели на него и затем повернулись к Паффу.
— Я не думаю, что рабби перейдет, — сказал Пафф. — И не уверен, что он нам нужен. Он слишком независим.
— Он нравится детям, — сказал Аронс упрямо. — Они любят его. Ты же знаешь, какие теперь дети. Они задают тон. Никто из них на самом деле не хочет ходить в еврейскую школу. Кто может их осудить? Так вот, если с нами будет рабби, которого любят дети, их родители перейдут хотя бы для того, чтобы дети ходили в школу.
— Ты попал в точку, — сказал Пафф. — Но я абсолютно не представляю, как его убедить.
— Держу пари, что Вассерман смог бы.
— Но он не станет, — сказал Пафф. — И потом, это ты рабби хотел использовать, чтобы убедить Вассермана, ты не забыл?
— А Беккер? — спросил Каллен.
— Он согласится, держу пари. И попробует уговорить рабби. А если мы перетянем рабби, то и Вассерман будет с нами.
— Это уже что-то, — сказал Пафф. — Вот что, завтра я загляну к Беккеру. — Он подмигнул. — Подходит время менять машину. На этот раз я, может быть, заинтересуюсь «линкольном».