10 января 1940 г.
Дорогой друг,
В моей статье, посланной к Райту для перевода, я вовсе не касаюсь двух вопросов.
Во-первых, бюрократического консерватизма. Я знаю, что мы касались этого когда вы были здесь. Как политическая тенденция, бюрократический консерватизм выражает материальные интересы определенного социального стратума, а именно, привилегированной рабочей бюрократии в капиталистических, особенно в империалистических государствах, и в огромно большем размере, внутри СССР. Было бы поразительно, если не сказать, глупо, искать такие корни «бюрократического консерватизма» внутри большинства. Но если бюрократизм и консерватизм не вырастают из социальных условий, то тогда они выражают личную черту некоторых руководителей. Такое случается. Но как же тогда объяснить формацию фракции? Является ли она коллекцией консервативных индивидуумов? Тут мы имеем психологическое, а не политическое объяснение. Если мы согласимся (я лично так не думаю), что Кэннон, например, имеет бюрократические склонности, то мы должны прийти к выводу что большинство поддерживает Кэннона несмотря на эту черту, вовсе не из-за нее. Это показывает, что вопрос о социальной базе фракционной борьбы даже не затронут руководителями меньшинства.
Во-вторых, чтобы скомпрометировать мою «защиту» Кэннона они настаивают что я неправильно защищал Молинье. Я менее всех готов отрицать что я могу делать ошибки политического, равно как и личного характера. Но несмотря на все, этот аргумент неглубок. Я никогда не поддерживал фальшивые теории Молинье. Это были именно вопросы о его личном характере: жестокость, отсутствие дисциплины, его личные финансовые проблемы. Некоторые товарищи, среди них Вереекен, настаивали на немедленном отколе от Молинье. Я настаивал на необходимости попытаться организационно дисциплинировать Молинье. Но в 1934 г., когда Молинье попытался подменить партийную программу «четырьмя лозунгами» и основал на этой базе газету, я был среди тех, кто предложил исключить его. Вот и вся история. Можно по разному рассуждать о том, правильно было или нет так терпеливо относиться к Молинье, но я не действовал согласно личным интересам Молинье, а в интересах образования партии: наши собственные секции унаследовали от Коминтерна много злобы в том смысле, что некоторые товарищи были склонны злоупотреблять организационными мерами, исключением, расколом или угрозой таких шагов. В случае с Молинье, а заодно и в случае с некоторыми американскими товарищами (Филд, Вайсборд и некоторые другие), я занимал более терпеливое отношение. В некоторых случаях вышло к лучшему, в других случаях были неудачи. Но я вовсе не сожалею о моем терпеливом отношении к некоторым весьма сомнительным лицам в нашем движении. В любом случае, моя «защита» этих людей никогда не являлась беспринципным блоком. Если кто-то предложит, например, исключить товарища Бернама, то я буду энергично возражать. Но в то же время, я нахожу необходимым вести резчайшую идеологическую борьбу против их антимарксистских понятий.
С товарищеским приветом,
Л. Троцкий