В завоеваниях рожденные

Глава 15

Сайла открыла дверь с шумом, чтобы Кеймири были оповещены о ее появлении.

— Ах, как своевременно. Затар, твоя хозяйка прекрасно подбирает слуг!

— Я сам подбираю их, ты знаешь это, Секхавей. Выпей вина.

Изящная женщина с Дивейкса опустилась на колени, протянув украшенный драгоценностями поднос с тремя наполненными стаканами. Секхавей взял один, кивнул Уайрилу:

— Мне нравится хрупкость.

Затар улыбнулся:

— Я так и думал.

— Меня так легко раскусить?

Темные глаза смотрели вопросительно поверх бокала.

— Иногда.

Они попробовали вино и низкими голосами обсудили его достоинства. Только когда женщина вышла и была вновь включена система звукоизоляции, они вернулись к основной теме беседы.

— Я — с тобой, — сказал Секхавей. — По своим собственным причинам, конечно. Не то чтобы я одобряю подобные методы. Но я поддерживаю тебя.

Затар поднял бровь, посмотрел на Уайрила. Тот передернул плечами:

— Кто я такой, чтобы отказывать Великому Затару?

— Я нуждаюсь в большем, Уайрил.

— Что я могу дать? Вы показали мне планы, в основе которых — сверхъестественный страх. Вы говорите, что будете манипулировать дураками. Я должен спросить — этого достаточно?

— Время покажет, — Затар поставил свой стакан и отодвинул его, в движении чувствовалось напряжение. — Век за веком Кеймири образовывали структуры, альтернативные правительству. Если пора что-либо менять, нужно это делать очень быстро. Пока нас не стало меньше. Пока еще Центр не успел выступить против и разгромить наши силы. Потом будет поздно.

— Все согласовано. Много, много раз. Но, Затар, должен быть человек, который поставит вопрос на голосование. И должно быть достаточное количество людей, готовых добровольно пожертвовать своей властью, чтобы предотвратить катастрофу, которой может не быть. Вы говорите: можно управлять на психологическом уровне. Я же говорю вам, что вы эгоистичны. В любой битве на Бракси именно эгоизм возобладает, я в этом уверен.

— Я согласен. Поэтому люди должны быть уверены, что пересмотр правительства необходим. Сейчас, и не позже.

— Но остаются еще многие браксана, — сухо сказал Секхавей. — Даже потеря пятидесяти процентов браксана во время беременности мало что меняет. Требуются века, чтобы Кеймири обезлюдел.

— Это так, — Затар кивнул в знак согласия. — Но я считаю, есть другие проблемы, кроме наших расовых.

— Столь же серьезные? — резко спросил Уайрил.

— С каких-то точек зрения даже серьезнее.

Теперь, обратите внимание: монарх, подобный Харкуру, владеет властью, которой не владеет никто. На нем также большая доля ответственности. Здесь, я думаю, кроется главное. Мы привыкли считать, что для человека желаемо и благоприятно занимать высокий пост, на который стремится каждый. Но есть и оборотная сторона — ее я и хочу использовать. — Браксана никогда не боялись ответственности.

— Но они боятся, когда лицом к лицу встречаются с фактами. Смотрите!

Он подошел к стене и нажал на клавиши.

— Как давно мы получали полный отчет о военных действиях? — спросил Затар.

Секхавей и Уайрил посмотрели друг на друга удивленно. Они начинали понимать, что последнее время традиционные сообщения с выкладками на звездных картах сократились, информация с фронтов, если она носила драматический характер, была весьма расплывчатой.

Затар занял место на кресле, пригласил присесть своих собеседников:

— Вот. Смотрите!

Свет в комнате погас, перед ними развернулась звездная карта. Почти половину комнаты занимал трехмерный дисплей; точки света, разбросанные в темноте, обозначали звезды, а прозрачный цветной туман — красный и голубой — показывал соответственно территории Империи и Центра.

— Границы Войны пять месяцев назад, — Затар нажал на кнопки, туман изменил свое местоположение. — Четыре месяца. Два.

Красный туман, подобный живому существу, медленно расползался, поглощая космос.

— Вот последний месяц, — он дал на время осознать информацию, затем добавил: — Составлено по нашим рапортам.

Те молчали.

— Уайрил? — спросил Затар.

— Я не понимаю, к чему это.

— Да, — согласился Секхавей, — я думаю, несколько разведчиков поставляют много ценной информации.

— Это так, — Затар оглядел карту с чувством гордости. — Но давайте отвлечемся. Потому что у нас есть более важная проблема. Кеймири, мы проигрываем Войну.

— Пограничные изменения — обычное дело, — возразил Секхавей.

— Верно. Но взгляните на это, — Затар подошел к карте и указал на красный полуостров вдоль всей Границы, приближающейся к исконным браксианским территориям. — Кеймири, я спрашиваю вас: как прореагирует браксианский мир, когда впервые за десять тысяч лет в нашей обороне появится брешь?

Напряженная тишина. В конце концов Уайрил пробормотал:

— Очень плохо.

— Давайте попробуем представить последствия. Мы никогда не проигрывали войну. Я думаю, мы даже не знаем, что это значит.

Секхавей улыбнулся:

— Браксана считают чрезвычайно существенным, чтобы такого не случилось во время их правления.

Уайрил был уверен в другом:

— Потеря звезды или двух… Кажется, это — Бирсуле? Я думаю, это не означает проигрыша всей войны.

— Но люди начнут опасаться.

Секхавей кивнул:

— Да, это ужасное предзнаменование.

— Но если бракси не будут знать, в чем дело…

— Хорошо, — Затар выключил дисплей, огни погасли. — А если враг — женщина?

Наступило молчание. Все словно переваривали информацию. Лицо Секхавея потемнело, но он ничего не сказал. Уайрил нарушил паузу:

— Вы имеете в виду эту женщину — Директора?

— Нет. Головной корабль, целью которого является создать брешь в Границе, управляется женщиной, как и вся операция от начала до конца. И еще… — Затар помолчал, концентрируя на себе внимание, — она телепат. Функциональный Телепат, если использовать терминологию, принятую в Империи. В ацийских войсках уже есть один телепат, возможно, появятся другие. Кеймири, изменится весь характер войны! И это может принести нам поражение. Неужели это не пугает вас?

— Если бы не пугало, то не стоило бы и обсуждать. Но неужели это правда, Затар? Может, провокация?

— К сожалению, это правда. Я знаю, что экстрасенсы были среди ациа в течение тысячелетий. Но почему только сейчас они начали поступать на военную службу? Я не знаю. Но я четко знаю: средства связи — ключевое звено во всех военных операциях. А что будет, если ациа расширят их ряды? Я говорю вам со всей честностью, Кеймири, эта женщина — только начальное звено в цепи, последнее же, если вы позволите мне это сказать, — наше поражение.

— Нанесенное женщиной, — пробормотал Секхавей.

— Наша власть под угрозой.

— Шем Ар распоряжается нашей судьбой. Только представьте себе Центр на коленях перед женщиной! Головы, склоненные перед экстрасенсом. И это — мы, которые убивали собственных детей в случае экстрапсихических мутаций! Если вы не боитесь, Кеймири, то вы — не браксана!

— Да, нужно опасаться, — согласился Уайрил. В голосе звучало напряжение. — Но, наверное, эта женщина будет знать…

Довольный тем, что его поняли, Затар кивнул:

— Это и есть насмешка судьбы. Вдоль всей Границы мы укрепляем защитные сооружения. Заметили ли вы это на карте? Тот факт, что нам может нанести поражение женщина — экстрасенс, заставляет забыть о разумных предположениях. Я думаю, она рассчитывает на это. Я уверен, она хочет прорваться в браксианский космос. Уже сам этот факт обескуражит нас, давая ей сильный психологический перевес. Ее экстрасенсорные способности дают ей здесь массу преимуществ. Она хочет выиграть войну, Кеймири. И, обладая подобным даром, она имеет шансы на успех.

— Кто она? — тихо спросил Уайрил. — Я думаю, ты знаешь.

— Ее зовут Анжа ли Митех. Дочь Дармела ли Тукона, свидетельница его смерти. Внешне она не похожа на ациа. Ей случилось унаследовать генетический код какого-то нашалившего предка, и защитники расы довольно долго шумели по поводу ее гражданства, в котором ей еще в детстве было отказано. Парадокс — и опасный. Я предлагаю избавиться от нее. Сейчас, пока это возможно.

— Очень хорошо, — согласился Секхавей. — Но как?

— Убийство. Нужно заслать шпиона в Империю, туда, где они не ожидают появления нашего человека.

— Но их система безопасности работает лучше, тщательнее, — Уайрил указал на Затара, — благодаря вам.

— Да, один раз я уже был там. Но думаю, это можно повторить. Ациа смелы, когда дело касается расовой идентификации. Они мало общаются с людьми других рас, в отличие от нас. Они не привыкли смотреть на незнакомцев и интересоваться их происхождением. Расовый инстинкт убеждает их в том, что все, что выглядит по-ацийски, и есть нечто ацийское. Единственное, что представляется рискованным, — встречаться с людьми из Охраны, но их не так уж много. Риск необходим.

— Ты сам отправляешься? — спросил Секхавей.

— Конечно. А кто еще смог бы?

Уайрил был весьма скептичен:

— Ты был моложе прошлый раз. Легче приспосабливался. Тебе нечего было терять.

— Как много времени потребуется? — спросил Секхавей.

— Два-три года, я думаю. Это — время на ассимиляцию и на окружной путь вдоль Границы — к плохо охраняемым участкам. Будем считать: три года.

— Три года без появления в Цитадели. Это будет означать серьезный политический ущерб.

— Кеймири, мы или вместе, или — нет. Послушайте, что я предлагаю: я отправляюсь в Империю и найду эту женщину. Вы же пока проведете работу среди других Кеймири. Контролируйте военные советы и их рапорты. Измените что-либо в случае необходимости! Играйте на чувстве страха своих коллег! Угроза реальна, она соответствует мировоззрению браксана, которые опасаются всего необычного много больше, но редко в этом признаются. Нужно использовать это слабое место. Мы все признаем, что деление власти на сегодняшний день саморазрушительно. Предложите альтернативу — небольшой кабинет, состоящий из людей, борющихся с самой главной опасностью. Ключевые посты для начала. Наша задача — создать прецедент.

— А ты, играющий роль спасителя Центра…

— Они никогда не возвысят только одного меня. Браксианский ум настроен по-другому. Должны быть еще люди, которые помогут мне взять власть и будут поддерживать. Вы и еще трое составят оппозицию — для равновесия сил. Для лучшего числа — еще один Кеймири, не примкнувший к двум основным. Всего семь. Это логично?

— Верховный Кеймират, другими словами, — Уайрил задумался. — Мы обсуждали это раньше, как вы помните.

— Да. Вы подготовите почву, а я уж найду, что в нее посеять.

— Угроза подействует, — сказал Секхавей. — И время подходящее. Но требуется соответственная организация спектакля.

— Да, — Затар занял свое место, его глаза сверкали. — Необходима мелодрама. И ее кульминационный пункт: эта Анжа ли Митех будет умирать от Черной Смерти на наших глазах в Камере Смертников, и ее люди не смогут ничем помочь.

Секхавей улыбнулся:

— То, что нужно.

— Если необходимая почва будет подготовлена… — согласился Уайрил.

— А это, — сказал молодой Кеймири, — ваша работа.

День подходил к концу.

Одна на палубе обзора, Анжа ли Митех всматривалась в усыпанную звездами черноту. Этажом ниже, в комнате, полной оборудования, измерялось это пространство, просчитывались параметры. Но там не могли измерить величие…

Глубоко вздохнув, она позволила своим чувствам проникнуть сквозь черноту. Далеко, где-то справа, пульсировало сознание — там была расположена населенная планета, излучавшая психическое тепло. Это — Айки, определила Анжа. Еще дальше, там, куда ее мысль почти не могла проникнуть, сгусток враждебности обозначал Границу Войны. Там и знакомое излучение ее коллег, освещенное нужными намерениями, но несколько испорченное традициями ациа. Чуть дальше — сгустки ненависти в темноте, всплески смерти и крови. Когда «Завоеватель» приблизился, она уже могла различать детали, определить точное местоположение сгустков ненависти, разлитой в межзвездном пространстве.

Со вздохом она мысленно вернулась на свой корабль. Пребывание на земной поверхности было технической необходимостью. Но ее остановка на Адриш принесла больше вреда, чем пользы. Анжа была рада вновь оказаться на Границе. Она знала, что экипаж тоже рад. Будь их воля, они бы никогда не покидали Войны. Нужно так много сделать, а время так дорого…

Она спустилась с палубы. Дневная смена экипажа уже расположилась в комнатах отдыха или же разбрелась по каютам. Анжа прошла по коридорам и достигла двери гимнастического зала П, которая отворилась при ее приближении.

Здесь был ее дом. Нет, не формально, так как гимнастические залы были открыты для всех. Но здесь царил ее дух. Она сама украсила его, пусть даже кто-то и счел бы этот дизайн варварским: самые разнообразные виды оружия — современные и древние, острые и зазубренные, ряды гранат и снарядов, оружие, принадлежащее другие культурам и малоизвестное в Империи. Интерес, который пробудил в ней Юмада, стал своего рода навязчивой идеей. Только эти смертоносные игры могли удовлетворить ее натуру, как никакое другое времяпрепровождение.

Она выбрала пару метательных кинжалов и установила мишень. Кинжалы были с Рахна — подарок людей, благодарных ей за поддержку в трудную минуту. Она улыбнулась, взвесив их на ладони. Анжа никогда не старалась демонстрировать всем свое хобби — не было необходимости. Торговцы прочесывали галактику в поисках оружия варварских времен и продавали лучшие из находок — если не ей лично, то тем, кто хотел доставить ей удовольствие.

Первый кинжал прорезал пространство и впился в мишень на расстоянии ладони от центра.

Она нахмурилась. Неудачно. Второй уже лучше. Но вот третий задел только край мишени и вонзился в стену.

Сегодня не лучший день.

На пороге появился ее личный врач. Анжа повернулась к входной двери, улыбаясь. Рефлекторно она сделала поверхностный анализ — внутренняя напряженность, легкая склонность к юмору, жажда общения, которое так трудно начать. Ненависть? Страх? Нет, это ассоциации, связанные с оружием, с ее собственной жаждой ненависти. Тау тут не при чем.

— Раньше бывали лучшие результаты. У тебя дело?

— Да. Ты — мое дело. Мы можем поговорить?

— О чем?

— Наедине.

Что-то внутри него искало… соответствующую обстановку. Гимнастический зал не подходил. Что именно было ему нужно, она не могла прочесть, не нарушив телепатического этикета.

— В моей комнате?

— Прекрасно.

Она проанализировала его чувства. Колебание, сомнения. Почему?

Ее персональная печать на двери казалась излишней — на «Завоевателе» была надежная система безопасности. Тау часто подшучивал по этому поводу. Сейчас он не сказал ничего. Его мысли были подобны облакам, собравшимся вместе и замерзшим перед первым порывом ветра.

— Речь пойдет о медицинском случае на Адриш.

Она ничего не сказала. Ее лицо, хорошо тренированное, не выдало ничего, кроме сдержанного вежливого любопытства.

— Как ты знаешь, Старейшины Адриш послали запрос в мой совет в связи с необычным случаем при вскрытии трупа. Они считали, что мой уникальный опыт пригодится.

— Вы говорили об этом как-то.

— Но я не закончил.

Ее лицо потемнело:

— Вы должны были рассказать мне все по порядку. Мой ранг дает мне право…

— Нет, меня никто не останавливал, Звездный Командир. Я сам не хотел продолжать. То, что они продемонстрировали, подтвердило некоторые неприятные подозрения. Долгое время у меня были подозрения, которые я не решался проверить, боясь, что Старейшины могут сделать схожие выводы. И я хотел уехать, не поговорив с тобой. Я…

Анжа продолжила его мысль:

— Боялся.

— Да, — он заколебался, пытаясь найти нужную формулировку.

— Я думаю, будет лучше, если я расскажу все.

— Тогда — пожалуйста…

Вежливость? Ей нужно контролировать себя.

— Этот человек… был Серу Че-Ли, — он наблюдал за ее реакцией, но ее лицо было бесстрастным. — Человек вне закона, которого бы убили, если бы поймали. Безжалостный, хладнокровный убийца со взрывным темпераментом, гордый тем, что он нужен в любой человеческой системе.

— Я знаю подобный тип. Продолжайте.

— Он умер пять дней назад, соответствующие органы обнаружили тело и хотели вскрыть. То, что они обнаружили, смутило их. Казалось, он страдал от повреждения системы мозга: ряд функций, необходимых для жизнедеятельности, были самым мистическим путем утрачены. Мозг не был поврежден. По крайней мере, в физическом смысле этого слова. Они хотели обсудить со мной этот случай. Возможно, они хотели знать, какой психологический элемент был утрачен. Они хотели знать, как это связано с физиологией.

— Они должны были обратиться в Институт за помощью.

— Они это сделали. Им отказали, или, точнее, отложили рассмотрение вопроса на неопределенное время. Что одно и то же. Институт не слепой, Анжа. Разум человека не сжигает сам себя без причины. Ты скажешь мне, что он умер от страха, отчаяния, даже самоотвращения. Я покажу тебе данные химического баланса его мозга. Обычная эмоция не приводит к смерти, не оставив следа. Телепатия же может заставить умереть…

— Обвинение? — выдохнула она. Слишком быстро, с готовностью перейти к обороне — она начала сожалеть, что поторопилась.

— Я видел записи, — тихо сказал он. — Левирен, Кей, Сан, другие. Ты убила их, я знаю.

Она замолчала. Потом выдавила из себя:

— Слишком поспешное суждение.

— Нет. Вначале ты была осторожна, что и заставило меня поверить, что в первый раз ничего не было запланировано. Я видел тебя с Левиреном. Легко получить список умерших, если имеешь Имперский статус. Внезапная смерть, причина неизвестна. На следующее утро мы отправились на Границу. Затем был Арварас — ты как-то упоминала его, помнишь? После него ты уже перестала болтать лишнее. Их стало трудней находить, но все же возможно. Однажды я сопоставил эти смерти с твоим пребыванием на планете. Все сходилось.

— Нет доказательств, — ее голос был холоден, но за этой холодностью скрывался костер чувств, который разожгли эти воспоминания. «Черт тебя побери!» — подумала Анжа.

— Мне нужна помощь, Анжа.

— Это — не ваше дело.

— Я твой официальный медик, это МОЕ дело.

— Ты ничего не можешь сделать.

— Я сам знаю, что я могу, а что нет.

— Тау!

— Чего ты хочешь от меня, Анжа? Мой сертификат преданности тебе, заверенный печатью? Я с тобой уже пять лет на этом корабле. Я хорошо знаю твои способности. Если ты скажешь мне завтра, что превратилась в некое существо, которое должно каждый день убивать человека, чтобы выжить… Хаша знает, я, возможно, стал бы тебе помогать прятать трупы. То добро, которое ты сделала, исчисляется космическими мерками, ты помогла миллионам людей. Что значат эти шесть убитых по сравнению с этим?

Изумленная его страстностью, она быстро сказала:

— Я никогда не думала, что ты такой хладнокровный.

— Слишком односторонний подход. Ты знаешь, почему меня избрали на эту должность — другой, менее упрямый, стал бы для тебя подстилкой для ног еще до того, как сумел бы хоть чуть-чуть приглядеться к анатомическому строению твоего тела, не говоря уж о психике.

Вопреки себе она улыбнулась, он был нрав:

— Хорошо.

Ей потребовалось время, чтобы унять дрожь.

«Почему ты хочешь, чтобы я доверилась тебе? Помочь? Как будто ты в состоянии… Или же выяснить все, как тебе приказали, чтобы ациа могли узнать мои секреты?».

Последняя мысль была недостойной, она знала это. Отвернувшись от него, чтобы скрыть свое беспокойство, она тихо сказала:

— Это не было задумано. Это не повторится. Давай закончим этот разговор.

— А если выдвинут обвинение против тебя?

Она усмехнулась:

— Кто сможет обвинить меня в убийстве на формальном уровне?

— Первый Секретарь Совета Справедливости считает, что он может обвинить тебя.

Он попытался проникнуть в ее мысли. Отчаяние, крушение планов, жажда человеческого контакта. Так с кем, если не с ним? Он предложил помощь. Его забота искренна. Почему она не хочет принять ее?

— Ты не знаешь, о чем ты просишь, — она уловила нотки поражения в собственном голосе, словно предвидя падение тех барьеров, которые всегда ограждали ее от осуждения, насмешек — от людей.

— Прощай, мой мозг, — сказал он. Она изучала его так, как никогда. Его предложение дало ей возможность проникнуть в его мысли, оцепить преданность, она использовала этот шанс, чтобы обнаружить в нем те грани, которые этикет телепата не позволял ей определить. Тау встретил ее с открытым сердцем, не скрывая своих мотивов. Забота. Любопытство. Дружба. Последнее было особенно ценным, и хотя это чувство было чуждо ее натуре, сейчас оно задело какие-то струны в ее душе.

«Я должна поговорить с кем-нибудь. А здесь мне хотят помочь».

— Что ты знаешь, — спросила она с сомнением в голосе, — о контакте телепата с сексуальным партнером?

Она начала напрямую, ожидала, что он смутится. Но, казалось, Тау сразу понял, что она имеет в виду.

— Известно, что во время сексуального контакта телепат ощущает высшую степень связи с партнером. Будь тот экстрасенсом или нет.

Он поможет ей, такова была подоплека.

— Ты знаешь, как это происходит?

Она настаивала на ответе, считая, что он не может не объяснить всего.

Тау передернул плечами, его глаза пристально смотрели на нее:

— Понаслышке.

— Институт не учил этому?

— Не очень внятно.

— Но должен был. Они должны были испытывать… — она осеклась, опасаясь своего признания. Почему они не захотели объяснить ему такой важный момент ее существования? Неужели они не смогли понять, что она будет готова пойти на риск, чтобы испытать?.. Нет, не похоже. Там, в Институте, они уж слишком основательны. Но все же они должны были дать ему хоть общее представление.

Неожиданно все встало на свои места. Они хотели, чтобы она была связана с Институтом. Не имея возможности искать удовлетворения среди экипажа, она будет вынуждена вернуться на Лорну. Или же ограничиться воспоминаниями.

«К черту! Всех к черту!».

Он занял место за столом напротив нее. Ее пальцы нервно бегали по поверхности.

— Вскоре после того, как я получила эту должность, мы останавливались на Шеве, чтобы забрать сопровождение для вояжа на Кол-Суа… Ты помнишь? — Он кивнул в знак согласия. — Ко мне подошел Посол Левирен. До этого я старалась избегать сексуальных контактов из политических опасений, но на Шеве… я согласилась. Он хотел меня, трудно отказать кому-либо, когда сам ощущаешь нечто подобное. Я заслужила, говорила я сама себе. Довольно долго я отвергала любые подобные предложения, но самое трудное было позади, и я решила согласиться. У него был дом на окраине Венесахи, и мы отправились туда. Я помню его прикосновение, его желание, все. Никогда еще я не была столь близка с человеком без телепатического дара. Возбуждение любого рода стимулирует психический контакт, а сексуальное — в наибольшей степени. Для телепата удовольствие — это радость для двоих. Падают барьеры, и каждый наслаждается счастьем другого… Я так думаю. Так оно должно быть. Не знаю, не испытывала. Потому что он умер, Тау. Когда держал меня в объятиях, а я жадно отвечала ему… Он умер.

Анжа ждала его ответа, ожидая отвращения или жалости. В его мыслях она нашла только заботу. Ее это удивило.

— Я попыталась определить, в чем же причина, — она говорила тихо, успокоенная его сочувствием. — Все, что я могла предложить, так это жестокость, жажда насилия, которые живут во мне и выплескиваются во время близости. И с этим он был не в состоянии справиться. Он ушел из жизни — просто перестал существовать. Я постаралась убедить себя, что более жестокий человек сможет одержать победу там, где потерпел поражение Левирен. Я нашла одного.

— Арвараса?

— Кея, Сана. И других. Но безуспешно.

— Но можно же было заблокировать телеконтакт в таком случае?

— Это Дисциплина Общения, — сухо сказала она. — Я не умею. Не спрашивай почему, я не знаю, я никогда не могла овладеть этим умением. Мое тело — проводник мысли, и чем я возбужденнее, тем оно искреннее. Мой единственный недостаток. Ужасно. Я продолжала, тем не менее, искать. Я убедила себя, что решение в том, чтобы найти человека, чья собственная натура настолько жестока, что ничего из моих чувств не может его поразить.

— Серу Че-Ли.

— Я потратила год, разыскивая людей, которые могут знать, где он скрывается. Когда пришло время и нам пора было приземлиться, я запросила Адриш, я знала, что он там. Ты знаешь остальное.

— То же самое? — спросил он мягко.

Она кивнула. Она старалась, чтобы ее голос не дрожал, но Анжа не привыкла к тому, чтобы скрывать свои чувства, и ее волнение было заметно.

— Он мертв. Они все мертвы. Что-то во мне убило их, и будет продолжать убивать каждый раз, когда я…

— Может быть, ты сможешь поставить под контроль?

Она резко покачала головой:

— Мы не умеем анализировать телепатические процессы. Таковы условия, возможно, это помогает нам сохранить разум. Нет. Я в тупике. Тау, я скажу тебе кое-что. Я унаследовала свое либидо не от ацийских родителей. Мне было очень трудно прийти к этому выводу, — она отвернулась от него, подумав о том, заметил ли он, как она дрожит. — Если не Че-Ли, тогда никто. Жестокость его души перекликалась с моей. Не было другого человека, столь похожего в этом на меня.

— И что теперь? — спросил он тихо.

Она встала, сложив руки на груди:

— Я живу. Служу Империи. И продолжаю служить, — ее кончики пальцев побелели от силы, с которой она сжимала кулаки. — Реальность, Тау. Я должна жить так…

— И пусть болит?

— А есть ли выход?

— Как ты можешь спрашивать? Конечно.

Она внимательно посмотрела на него.

— Да, — произнесла Анжа наконец, — ты, может быть, сможешь мне помочь. Но верно ли это: лечить то, что не является нездоровым? Переориентировать сексуальную энергию, если она в данный момент неудобоварима? Они, в Институте, отнесутся положительно, — неожиданно сказала она. — Очень положительно. По этой причине или какой другой — я не сделаю этого.

— Уверена?

Она посмотрела мрачно в пол. Совет будет в восторге от гармоничной пары. Этого достаточно, чтобы она отказалась.

— Да. Абсолютно.

Он мог ощущать ее напряжение. Он подошел к ней и коснулся плеча. Она вздрогнула.

— Мне не кажется это хорошей идеей, — пробормотала Анжа.

Он сжал ее плечо. Волна боли и желания проникла в его мозг. Сжимая плечо, он послал в ответ мысленную поддержку.

Она посмотрела на него. Анжа не заплакала, за много лет она забыла, как это делается. Но она была близка к тому, чтобы разрыдаться.

Она положила свою руку на его и улыбнулась:

— Я возьму все это на Бракси, — пообещала она.

Он кивнул:

— Я прослежу..

Казалось, что это торговый корабль, но подробный осмотр доказал, что это вовсе не так. Во-первых, слишком много оружия, причем его не скрывали, словно намеренно стараясь возбудить враждебность. Во-вторых, не было ни лицензий, ни маркировки товара. И, наконец, корабль имел не одно, а два силовых защитных поля, а это означало, что он вполне может быть обстрелян. И не раз.

Уайрил и Секхавей посмотрели вопросительно друг на друга, но разъяснения оставили до приземления.

Дежурные по «Сентире» увидели, как поверхность корабля раздвинулась в одном месте и появилась лестница.

— Вы думаете, мы должны были предупредить их? — прошептал Уайрил.

— Совсем нет.

Кто-то подошел к лестнице и остановился в ожидании.

— Стойте там, — начал офицер, затем посмотрел на Кеймири, чтобы убедиться в их реакции.

Дежурный с удивлением увидел, что они весело посматривали на него, и рука, держащая станнер, дрогнула.

Уайрил вышел вперед:

— Кажется, это Кеймири Затар.

— Если нет, то ваша охрана весьма малоперспективна, — прибывший, кажется, тоже забавлялся. Свободная рубашка спускалась ниже талии, он подпоясал ее широким мягким поясом; пара лугастинских перчаток; почти белые волосы спадают на лоб из-под перевязи на голове. Остальное же укрывал плащ, который он приобрел на обратном пути, — каскад материи невыносимого бирюзового цвета, спадающей с широких плеч.

Возможно, его костюм производил чересчур шокирующее впечатление. Возможно. Но скорее всего поражало лицо, излучавшее традиционное лицемерие браксана, безбородое лицо, слегка испещренное шрамами от неизлеченных ожогов.

— Я полагаю, это все — искусственное? — Секхавей указал на шрамы.

— Да, конечно, — ложный торговый корабль открыл люки и ждал осмотра. — Пусть идут, — приказал Затар.

Дежурный офицер растерялся. Секхавею пришлось повторить команду, прежде чем тот подчинился.

Секхавей и Уайрил провели Затара мимо охранников. Те смотрели на них изумленно…

— Мы не торопим тебя по поводу того, что и как. Есть комнаты, которые мы отвели для тебя. Здесь есть женщины из твоего Дома и косметолог…

— И кто-нибудь должен удалить взрывную капсулу, зашитую в мою руку.

— Да, конечно. Отдыхай в свое удовольствие. Потом мы будем ждать тебя с подробным отчетом.

— Пусть придут хирург и косметолог, и потом вы можете получить отчет.

Уайрил передал просьбу дежурному, тот сразу же отправился на поиски.

— Расскажите мне, что вам удалось сделать?

Они вошли в лифт, и тот начал опускаться.

— Мы предложили дипломатическое совещание. Десятого числа этого месяца. Сегодня у нас пятое. Чтобы обсудить возможность установления на тех или иных условиях мира вокруг полуострова Куай. У Ацийской Империи там шахты, она много потеряет, если Куай станет частью Активной Военной зоны.

— И каковы итоги?

— Пока их нет. Предложение послано не так давно. В твоем плане не предусмотрена трата времени. Нам потребовалось немало времени добраться сюда с Бракси.

Лифт открылся на нижнем этаже, который был полностью предоставлен браксана. Уайрил и Секхавей отвели своего спутника в богатые комнаты.

— Как хорошо! — Затар опустился на пол и растянулся на пухлых подушках. — Одна из самых приятных вещей, когда имеешь дело с ациа, так это то, что они усвоили некоторые особенности наших интерьеров.

В дверях появились мужчина и женщина. Затар помахал им. Вначале они заколебались, но когда он засучил рукав и обнажил грубый рубец, пересекающий предплечье, мужчина подошел и опустился рядом с Затаром на колени с одной стороны, а женщина — с другой.

— Вы знаете формулы?

Она кивнула:

— Ваша Хозяйка дала их мне.

— Прекрасно. Смешайте для меня успокоительное, и чуть позже я должен буду подстричься, а краска должна быть на лице, — свободной рукой он тронул длинные прямые пряди, — и волосы нужно завить.

— Вы хотите, чтобы кожа вновь обесцветилась?

— Выше шеи. Остальное — подождет.

Затар посмотрел на двух ожидающих Кеймири, старающихся не задавать вопросов, но жаждущих его рассказа. Но с чего начать? Он провел два года среди народов, столь отличных от его собственного, что вряд ли браксана, защищенные своими традициями, смогут понять, что это значит: быть одним из ациа, или осознать, почему ему очень часто приходилось менять запланированное. Он быстро рассказал им о своем путешествии, о трудностях, о пересечении Границы и о вхождении в Зону Империи. Он рассказал им о Тиррахе и о сходных планетах, где он впервые познакомился с ворами и мошенниками, лишенными Империей прав, и понял, что их можно использовать как инструмент. Там, где он сам скрывался под маской ациа. Когда один человек догадался, что он — Затар из Центра, и попытался шантажировать его, он умер, так и не узнав, что браксана готовы уничтожить десятки людей, если те могут выдать их секреты. После этого Затар часто сорил деньгами, обнаружив, что любого можно подкупить задолго до того, как тот предпримет шаги по разоблачению.

Когда он чувствовал необходимость совершить провокацию, то перемещался в самое сердце Империи. Отсутствие звездных линий означало, что любой может перемещаться по Империи без регистрации. Затар считал это глупостью, но для себя отметил это преимущество.

Он не рассказал им о своем пребывании на Лорне. Опыт был столь нервозен и волнующ, что ему не хотелось о нем вспоминать. Ему нужны были медицинские документы Анжи ли, чтобы создать яд в правильной пропорции, но достать их из запасников Звездного Контроля оказалось непросто. Вся документация охранялась. Хотя кто мог предвидеть появление вора на Лорне? Он рассчитывал, что никто, и думал — стоит ему пробраться к документам, он получит желаемое. Затар даже не представлял себе, как он рискует: любой охранник здесь мог обладать экстрасенсорными способностями, и любое столкновение могло привести к необратимым последствиям. Но ему повезло. Его руки тряслись, когда он нашел документы и поспешил удалиться. Эти воспоминания до сих пор были смешаны с чувством страха, и он старался не вызывать их в своей памяти.

Потом он послал информацию домой в капсуле, опасаясь, что может быть замечен при трансляции информации. Он отослал капсулу и тут же отправился на другую планету — капсулу могли засечь. Но этого не случилось. Посыльный из его Дома привез формулы и яды, у Границы был встречен контрабандистом, которому Затар хорошо заплатил и который передал все своему нанимателю.

Он ждал. Он приготовил яд, формула которого и соответственно состав были столь четко ориентированы на жертву, что дай Затар ей этот напиток — и можно будет без труда предсказать день и час ее смерти. Он ждал, наблюдал за военными приготовлениями с помощью специального оборудования. В конце концов…

«Завоеватель» прилетел на Адриш. Затар последовал туда. Его маскировка достигла совершенства, стала второй натурой, как и должно было быть, если он собирается встретиться с первоклассным телепатом. Затар слышал, что мысли убийцы, сосредоточившегося на своей жертве, подобны вспышкам света для разума, обладающего повышенной чувствительностью. Он надеялся, что это не так, или же она не обратит должного внимания, или же что ему удастся не думать о последствиях.

Но ему повезло. Он встретил ее в сомнительном увеселительном заведении, где она договаривалась о чем-то с одним из местных мошенников. Она была так сосредоточена на своих ценах, что он без труда вылил содержимое небольшого пузырька в стакан, который должны были отнести к ее столу. Затар увидел, что она выпила его. Затем он быстро удалился, пока напряженный разум телепата не переключился на его мысли — сигнал тревоги, который мог бы обозначить его присутствие.

Его возвращение на Тиррах, а затем на Границу прошло тоже успешно — простой набор запланированных усилий…

Затар поднял руку. Хирург осмотрел свою работу:

— Еще немного, Кеймири.

Капсула была вложена глубоко, местный генератор стерилизации не обладал большой площадью воздействия, поэтому врач действовал очень осторожно. Затар кивнул.

— Как на Бракси?

— Все по плану, — ответил Секхавей. — Мы работали на всех фронтах и, кажется, добились результатов. Сообщения с Войны были переработаны, чтобы усилить напряжение. Кеймири, по-моему, искренно боятся этой твоей женщины. Новая служба народонаселения — ее контролирует Уайрил — опубликовала данные о реальных цифрах и о максимальном числе людей, необходимых для продолжения рода браксана, что, если учесть, что мы обычно раз в десять преувеличивали свою численность, было весьма пугающе. Предполагаемый автор, между прочим, был казнен. Мы очень внимательно следим за подобными последствиями, это дает свои плоды. Мы организовали вспышку чумы на девятой луне Дукры — им есть над чем подумать. Эта твоя маленькая поэтесса тоже внесла свою лепту. Ты бы слышал, с каким шедевром она выступила на Фестивале Солнца! Мы обнаружили нескольких Шем Ар и организовали их казнь с максимальным эффектом. Я хочу сказать, что для браксана сейчас образ женщины, способной возглавлять государство, настолько малопривлекателен, насколько это только можно было ожидать. Таким образом, психологически почва подготовлена.

Уайрил продолжил:

— Мы выступили с проектом реорганизации, он был воспринят очень положительно — особенно после вспышки чумы и ряда скандалов. Возникло всеобщее мнение, что мы не можем сохранить Кеймират в первоначальном виде, поскольку возможна революция, и только коренная реорганизация может исправить положение. Я думаю, добрая четверть Кеймири на нашей стороне.

— Но нам нужна поддержка трех четвертей…

— Будет. Секхавей и я подобрали нескольких Кеймири для будущих ведущих постов, они здесь, как ты просил.

— Хорошо. Вы что-нибудь уже рассказали им?

— Ничего глобального. Трое из них — неформальная мощная группировка, состоящая из троих: Винира, Лерекса и Залоса.

— Моего отца? Замечательно!

— Это — идея Секхавея. Он знал, что соперничество между вами известно многим, и мало кто способен предположить, что вы можете выступать заодно. У Лерекса и Залоса есть владения неподалеку от Границы Войны, а это значит, что, если им захочется рисковать, то они могут их потерять. Эта тройка — хорошая опора. И еще — Делак, для перевеса голосов.

— У него тоже частное владение?

— Да. И неплохое.

— Прекрасно! Хорошее число. Это произведет впечатление на Кеймират. Когда она умрет… — Затар подчеркнул слово «когда», он не сказал «если», — они сами увидят все возможности. Тогда настанет время… Спасибо, — он повернулся к хирургу, который извлек крошечную капсулу из его руки и вновь зашил рану.

— Что это? — спросил Затар врача.

— Это — записка, Лорд. На примитивном бракси.

— Читайте!

— Здесь написано: «Вы действительно думаете, что я буду рисковать, подвергая себя гневу браксана, всадив взрывное устройство в одного из них? Скив».

— Кто это? — спросил Уайрил.

— Скив — один из помощников. У меня не было возможности расплатиться с ним. Поэтому у него есть спусковой крючок для этого устройства. Не расплатись я с ним, он может быть спущен. Но все, видимо, было шуткой. Зато мне пришлось подвергнуться хирургическому вмешательству. Что ж, тем лучше.

— И меньше риска, — отозвался Уайрил.

— Пожалуй… Хотя у вора и убийцы может быть свое чувство юмора. Юмор на Тиррахе бывает весьма черным, — Затар посмотрел на хирурга. — Отошлите эту капсулу куда подальше. Все-таки она может и взорвался.

И действительно, в назначенное время капсула взорвалась. Но уже далеко…

Пора было готовиться к конференции.

— Не могу понять, зачем им нужен этот договор? Он явно в нашу пользу, а какая выгода им?

Ее главный заместитель спросил:

— Но вы собираетесь принять участие в совещании?

— У меня нет выбора, Цайне. Император хочет мира. Но поскольку у меня достаточно авторитета на Границе, я хочу сказать, им будет нелегко. Это только тактика — какие-то планы придется временно отложить. Но я не люблю, когда наступление…

Быстро вошел Тау. Ему явно была нужна Анжа.

— Что такое?

— Я хочу, чтобы ты срочно прошла в амбулаторию, — его голос звучал нервно. — Сейчас же.

Коснувшись его мозга, она почувствовала страх, кивнула и последовала за Тау в ближайший лифт.

— Что случилось?

Он посмотрел на нее. Врач так сильно старался не дать своим чувствам выплеснуться и стать частью ее эмоций, что она насторожилась.

— Не здесь. В лаборатории. Я все расскажу там.

Она следовала за ним по коридорам медицинского отсека, пока они не пришли к двери его личной лаборатории, которая отворилась при их приближении, и…

…крики гибнущего существа, волны агонии…

Она инстинктивно рванулась из комнаты, Тау пришлось схватить ее за руку. Она чувствовала — он тоже разделяет эту боль.

— Я считаю, ты была заражена, — на его лбу появился пот. Тау старался противостоять тем чувствам, которые выплескивались из нее. — Я уверен. Это ужасно.

В углу лаборатории находилась клетка, в которой помещалось какое-то существо — точнее, его уже не было, — сгусток кипящей черной массы корчился на полу, агония уже заканчивалась, но лучи боли еще пронзали пространство.

Черная Смерть. Анжа почувствовала слабость.

— Давно? — выдавила она из себя.

— По крайней мере два Стандартных дня, может быть, три тому назад, — он подвел ее к столу, она с трудом передвигалась, не имея сил отключиться от боли животного; эта боль может стать ее собственной. — Я подумал было, что это — сумасшествие, — сказал он ей как бы извиняясь. — Образец твоей крови я ввел в кровь этого зверька. Обмен веществ, мы называем его метаболизмом, у него осуществляется много быстрее, чем у тебя. Поэтому яд сработал до того, как…

Она легла на кушетку, на которую он указал, и закрыла глаза:

— Каковы шансы?

— Если яд еще только в крови, это хорошо, — он заколебался. — Если же он перешел в ткани, что могло уже произойти… Я не знаю. Пока не было подобного случая. Еще не удавалось заранее получать информацию о заражении.

— Мы будем первыми, — резко сказала она.

Его помощники несли ему инструменты. Он заказал их по ее совету, но никогда не пользовался и надеялся, что в них не будет нужды. Как смог бы он без радиоактивной установки обнаружить то дьявольское вещество? Или временные мутации? Тау был рад, что его собственный страх настолько заполнил Анжу, что она даже не пыталась разделить его.

Руки Тау с профессиональной ловкостью устанавливали аппаратуру. Обойдемся без анестезии — она может ускорить фатальный исход. В конце концов подопытное существо погибло, хотя яд еще не достиг внешней степени разложения.

— Тау?

— Да?

— Есть ли у тебя какие-либо предположения, когда яд должен подействовать? У меня есть подозрение.

Он кивнул помощнику, чтобы тот принес бумаги.

— Я не поручусь, что это точная цифра, Анжа.

— Я понимаю. Переведи, пожалуйста, в Браксианскую календарную систему.

Тау пересчитал:

— Десятое число, восьмой месяц.

— Хаша!

— Что такое?

— Так вот зачем им перемирие! Теперь я понимаю, зачем им эта ужасная комедия, эти переговоры. Тау, помоги мне. Я не знаю, кто сделал это. Время подобрано. Дай мне возможность прожить столько, чтобы успеть свести счеты!

— Я сделаю все, что смогу, — Тау взял один из фильтров.

Она прошептала что-то еще, но он не понял. Тау приложил руку к ее лбу, надеясь уловить ее мысль, но слова явно не предназначались для него, и она была уже вне телепатических контактов. И только одно расслышанное слово пульсировало у него в мозгу, пока он работал: «Двое»…

Станция IV была типовым, малолюбопытным сооружением, вращающимся вокруг безымянного солнца в Зоне Войны. Теперь, когда корабли с обеих сторон начали прибывать сюда, ее преимущества становились очевидны: защитные поля были ориентированы как на ацийский, так и на браксианский частные коды; сооружения на спутнике являли собой смесь стилей двух разных культур, одна половина станции была ориентирована на служение интересам одной из межзвездных держав, другая, соответственно, — другой. Приблизительное равенство стилей сохранялось. Из всех станций подобного рода Станция IV была самой большой, и здесь без труда припарковались по семь военных кораблей с каждой стороны. Именно здесь должны были состояться переговоры.

— Какая трата топлива! — пробормотал Затар. — Шесть кораблей от каждой стороны явно лишние.

— А что мы будем делать, если договор не подпишут?

Он посмотрел на Уайрила в изумлении:

— Кеймири, договор не могут не подписать, если только мы сами не пойдем на это. Но я знаю, что ты имеешь в виду, — Затар вздохнул, повернулся к обзорному экрану. — Традиция есть традиция.

«Сентира» заняла свое место с браксианской стороны. Два десятка людей сошли с корабля, семеро из них — Кеймири. Остальные военные корабли были здесь для Образа, экипажи не будут принимать участие в переговорах. То же касалось и ацийских кораблей. Такова традиция.

Браксана прошли через коридоры браксианской половины. Здесь были комнаты отдыха для участников переговоров и для экипажей, ожидавших конца дипломатических поединков. До прибытия кораблей это место казалось заброшенной пустыней, теперь же здесь все служило людям.

Обеденные комнаты, декорированные в браксианском стиле, открыли свои двери, устройство которых автоматически реагировало на расовую принадлежность приближающегося. Потом шли другие комнаты — тоже богато украшенные: полированная мебель искусственного дерева, инкрустированная серебром и алдоузским белым хрусталем, шпалеры, прошитые золотыми нитями, заполняли пространство стен. Создавалось впечатление несколько старомодной, но основательной роскоши — все на высоком уровне в сочетании с современным компьютерным оборудованием — типичный стиль браксана.

Комнаты для отдыха — мягкие диваны, ванные, заполненные ароматизированной водой. Подобную роскошь редко видели офицеры не-браксана. Чего бы ни пожелал экипаж, уставший от военных боев, — станция была готова удовлетворить любое желание. Но мир все равно воспринимался как нечто неприятное, а мирные переговоры — вдвойне, невзирая на то, что здесь экипаж корабля мог понежиться в комфорте, который обеспечивали традиции браксана.

Пустая трата времени и сил. Хуже того — бездействие. Проходя по ухоженным коридорам, Затар испытывал раздражение. Было хорошо известно, что переговоры часто затевались из-за того, что одна из сторон была не против передохнуть и насладиться комфортом Станции IV. Разве можно было углядеть в этом нечто предосудительное? Здесь были наилучшие возможности провести отпуск для тех, кому некуда было возвращаться. Это была часть системы, которая принимала Войну как должное. «Изящный фарс», — подумал Затар. Но хуже всего то, что обе стороны знали, что это — фарс. Однако кто наберется смелости отменить традицию?

Пятеро из Кеймири проходили под чужими именами — как военные офицеры. Уайрил и Затар были хорошо известны, поэтому на них была их обычная форма с соответствующими знаками отличия. Но чтобы семь человек столь высокого ранга появились на предположительно весьма рядовых мирных переговорах? Это могло вызвать подозрение…

На браксианской части в отсеке, ведущем в комнату совещаний, управляемый робот собирал оружие. Его программа была составлена так, что никакое несущее смерть приспособление не должно просочиться на станцию, но браксана имели право сохранять при себе свои Цхаоры, а ациа — свои клинки. Затар мрачно улыбнулся, подумав, что впервые за столетия дипломатических ухищрений оружие может быть действительно кстати.

Когда все были разоружены, ациа на своей стороне, браксана — на другой, двери в конференц-зал отворились.

Комната не представляла собой ничего особенного — круглая, с переводческими аппаратами рядом с каждым креслом.

Места занимались соответственно занимаемым постам, браксана располагались слева от центра, ациа — справа. Кресла стояли напротив друг друга, таким образом, каждый сидел напротив противника сходного с ним ранга.

Центральное место с ацийской стороны было почему-то пустым.

Затар подавил в себе желание упомянуть об этом. После секундного удивления он понял, для кого оно, и довольно улыбнулся. Нередко ациа раньше приходилось ждать их. Странно, что теперь они поменялись ролями. Видно, ациа унаследовали браксианскую непунктуальность.

Представители Бракси были уже готовы выйти из себя («Эти ациа точно рассчитали время», — заметил Затар), когда появилась Анжа ли Митех.

Впервые в жизни он мог рассмотреть ее. Невысокая женщина с железной волей. Ее внешнее изящество ни в коей мере не означало ее слабости. Казалось, в ней живет неисчерпаемый запас энергии, которая заполнила комнату при ее появлении.

Она кивнула, продемонстрировав, что заметила их присутствие.

— Кеймири, — она присмотрелась, в ее голосе прозвучало удивление, — вас семь. Я не думала, что эти шахты на Куае так много для вас значат. Я уверена, что мы-то в них не так заинтересованы.

Ациа, которые понимали браксианский язык, выбранный сейчас Анжой, явно были изумлены. Затар хорошо знал чувственность браксана, он восхитился точности ее насмешки. И поэтому, поклялся он про себя, она должна умереть.

Звездный Командир села напротив него. У нее не было блокнота или ручки, она просто скрестила руки на груди. Наклонившись вперед, она с вызовом сказала:

— Ациа предоставили мне право вести эти переговоры. И я могу начать. Я не хочу мира. Я не знаю, какую пользу могут иметь ациа от перемирия, даже если будут поставлены какие-то условия. Поэтому я предоставляю вам, славные Кеймири, высказать соображения, которые послужат весомым доказательством необходимости нашего пребывания здесь.

«Как точно! — восхитился Затар. — Насмешка, даже оскорбление, но ничего, что могло бы быть интерпретировано как нарушение правил переговоров».

На него всегда производило впечатление умение владеть точными формулировками, поэтому он с любопытством еще раз посмотрел на женщину. Жаль, что она должна вскоре умереть. Жаль.

— Бракси считает, что прямой экономический выигрыш может стать итогом мирного решения вопроса о Куае для обеих сторон.

— Браксианская традиция никогда не ставила экономические преимущества выше военных. Забудем, правда, о некоторых малоприятных инцидентах за дипломатическим столом, не играющих никакой существенной роли. Кеймири, я предпочитаю воевать. И вы, мне кажется, тоже. Не можем ли мы прекратить все эти хождения вокруг да около и перейти к сути дела?

Затару захотелось улыбнуться, после секундного раздумья он позволил себе это. Если бы только эта женщина знала, как резко ее ум отличается от интеллекта ее товарищей, от интеллекта Кеймири. Во всех своих предшествующих размышлениях он рассматривал ее как пешку на шахматной доске Войны, как объект, который должен быть устранен, как нечто нежелательное, что должно быть уничтожено; нужно только точно определить время и место… Браксана легко восхищаются тем, что того достойно. Затар не был исключением. Она понравилась ему. И это тоже вызвало сожаление.

Он приготовил заранее обоснования для мирного разрешения конфликта. То, как он представил их, резко отличалось от подготовленного варианта. Ее откровенная враждебность диктовала иные правила игры. Глуп тот человек, кто не подчиняется необходимости. Затар импровизировал.

Пока он говорил, он наблюдал за ней. Она слушала, но воспринимала не столько слова, сколько два или три подсознательных уровня его речи. Он четко контролировал себя, что было очень трудно, поскольку приходилось на ходу разрабатывать новые логические ходы. Он начал сожалеть о ее смерти — нет, в необходимости этого он не сомневался, а о том средстве, которое было избрано. Черный Яд, несомненно, самая ужасная смерть, которую только изобрел человек. Он превращал свою жертву в животное, страдающее от безумной боли в последние минуты, и самые преданные люди обречены быть беспомощными наблюдателями ужасной агонии. Чем дольше он изучал эту женщину, тем больше было поводов признаться, что она достойна восхищения — по стандартам браксана. Она заслуживала более легкой смерти.

Но было слишком поздно.

Внутри его уха крошечный компьютер нашептывал время через равные промежутки. Одна часть его разума беседовала с Анжой, другая прислушивалась к отсчету минут. Он знал, как это опасно. Она великолепно владела его языком, и было не исключено, что, если он не будет уделять беседе все внимание, она может уловить кое-что из тщательно скрываемых мыслей. Он улыбнулся сам себе: вот цена, которую ты заплатишь за то, что изучила самый трудный человеческий язык Галактики, и за то, что есть человек, который отдал должное твоему умению. Таджхайн, где им удалось найти эту женщину?

Время шло, приближался конец. Она с презрением отвергла его предложения. Но Затар приготовил достаточно доводов, чтобы протянуть время, окажись яд столь нетороплив. Отказавшись рассматривать любое из его предложений, она резко сократила время беседы.

Уже прошло достаточно времени. Он позволил себе быть терпеливым: нужны всего секунды. И вот они уже прошли тоже.

И НИЧЕГО не случилось.

Он представил все доводы. Внутренне он был растерян, но его чувства не выплеснулись наружу. Но она была телепат, и Затар понимал, что его растерянность, скорее всего, известна ей.

Постепенно она изменила речевую модель, перейдя на Торжественный Тон. Назначенное время вышло, Затар посмотрел на своих спутников, затем осознал, что никто ничего не знает. Никто из них, даже его двое помощников не знали точного времени, на которое был назначен этот смертоносный спектакль.

Ее Тон словно говорил: «Я знаю. Ты потерпел поражение. Но сегодня я скрою это».

Знала ли она, каково ему было бы, если бы все Кеймири владели информацией о спектакле? Браксана способны терпеливо относиться ко многому, но не переносят унижений. Кеймири, который опозорил себя в глазах врага, никогда не сможет сохранить за собой свой пост и титул. Стоит ей только обнародовать сейчас провал его затеи — и все годы его усилий не перевесят чашу весов. Образ был в опасности.

Она играла с ним, как кошка с мышью, и он был вынужден подыгрывать ей, не зная, каков будет итог. Они спорили, они обменивались метафорами, насмешками, скрытыми оскорблениями — они использовали, кажется, все Тоны речи, упражняясь в словесном поединке. Когда он был окончен, ум Затара был истощен, а нервы на пределе.

Но все кончилось. Перемирие было разорвано, и все направились на свои корабли, чтобы как можно скорее покинуть нейтральную зону. Ациа были довольны, хотя они поняли очень мало, невзирая на переводчиков. Браксана были недовольны.

«Мне не хотелось бы давать объяснения», — подумал Затар. Но он задержался на минуту, стоя напротив нее — их разделяли два стола. Он полуприкрыл глаза — только этот почти незаметный жест выразил его уважение. Она улыбнулась.

Когда двери конференц-зала закрылись, на Затара посыпались вопросы:

— Какова была цель? — Что произошло в конце концов?

Только Уайрил — Затар всегда восхищался его силой воли — знал, что делать:

— Винир и вы все — ступайте на корабль. Здесь больше небезопасно. Еще немного, — он посмотрел на часы, — и они могут начать стрелять. На борту корабля будет время поговорить.

Они подчинились — все было логично. Даже Секхавей пошел на корабль, искренне опасаясь, что он может в гневе убить Затара вместо того, чтобы извлечь информацию.

Наступила тишина. Уайрил посмотрел на своего младшего товарища:

— Могло быть хуже.

— Это мало утешает.

— Это — не утешение. Это — факт.

— Я знаю.

Вновь наступило молчание.

— Что случилось?

Затар покачал головой:

— Не знаю, Уайрил.

— Она приняла яд?

— Я это видел собственными глазами.

— Возможно, формула была неверна.

— Возможно, — тон его голоса говорил: «Нет».

Уайрил вздохнул:

— Пусть это будет версия для других, если она понадобится. Даже для Секхавея. — Но как хочешь, это — твое дело. Формула пересекала Границу тайно, через несколько рук — вполне могла быть ошибка. Я думаю, мы можем повторить наш проект. Но позже, конечно, намного позже.

«Ты спасаешь меня», — подумал Затар, но не стал благодарить.

— Однажды, — мягко сказал Уайрил, — когда это уже не будет иметь значения, если это вообще имеет значение, мне бы хотелось знать, что же произошло.

Затар слабо улыбнулся, удивившись, что он на это способен.

— Однажды… — пообещал он, используя Основной Тон.

— Ты возвращаешься на корабль?

Уайрил задел больную струну. «Ты знаешь меня лучше, чем я сам». Затар посмотрел на дверь:

— Пока нет.

— Не задерживайся. Нам понадобится время, чтобы обсудить планы.

— Да.

Уайрил положил руку ему на плечо.

— Шем Ар, — предупредил он, используя различные Тоны, повторил: — Шем Ар, Шем Ар, — и каждый Тон говорил о своем — восхищении, унижении, оскорблении, опасении, предупреждении…

Затар улыбнулся:

— Шем Ар, — сказал он Основным Тоном. «Я все знаю».

Старший Кеймири оставил его.

«Где я просчитался?» Он потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Они путались, обдавали тяжестью не находящее объяснение сознание. У него есть враг — достойный враг. Мысль о том, что она осталась на свободе, среди этих звезд, оборачивалась горьким сожалением. Затар хотел по крайней мере понять ее, ее мотивы — зачем она спасла его от политической смерти, когда он был у нее в руках?

Он знал, что она еще там — в зале.

Затар повернулся к двери. Оружие все еще висело на панели, но он не мог его взять — дверь не открылась бы.

Он сделал шаг к двери. Та распахнулась.

Она была там.

Он вошел в комнату, дверь закрылась за ним. На ее лице Затар увидел радость — именно так светилось бы лицо браксана в честь победы. В этот момент, когда все планы нарушились, Затар был рад, что она умрет не той смертью, которую он ей было уготовил.

— Почему? — требовательно спросил он. По ее поведению в конференц-зале было ясно, что бессмысленные предисловия ни к чему.

Она не спрашивала, что он имеет в виду, — она ждала его, чтобы услышать этот вопрос.

— Потому что ты — МОЙ, браксианец. Я не позволю другим… Даже после того, что ты сделал. И никакие ухищрения не помогут тебе вырваться из-под моего контроля. Если бы ты был разоблачен, твоя неудача положила бы конец твоей политической карьере. Я избавила тебя от этого только для того, чтобы ты стал объектом моей власти.

— Причина, достойная звания браксана.

— Оставь свои оскорбления при себе.

— А если я отправлюсь домой? Как тогда ты будешь мстить?

— Я последую за тобой, браксианец. Со всеми моими кораблями. Но ты не сделаешь этого. Ты не осмелишься. Я доставлю слишком много беспокойств на Границе, ты знаешь. Ты нужен здесь, браксианец. Это так?

Он вновь вспомнил карту и красный туман, разрастающийся красный туман. Казалось, ее рука направляет сверкающее копье, направленное на сердце Центра. «Ненависть?» — подумал он.

— Да.

— Но почему?

Она рассмеялась:

— Меня вскормила ненависть. Это — моя кровь.

— Ты хочешь, чтобы я поверил? Ты — не ребенок, ли Митех. В юном возрасте этот ответ был бы достаточным. Но не сейчас.

Она, казалось, была рада, что он понял.

— Человек, убивший моего отца, назначил для меня судьбу, имя которой страдание. Я поклялась мстить. И я мщу. Ты, Кеймири, убийца Дармела ли Тукона.

— Ты спрашиваешь? Я отвечу: да.

— Нет, я не спрашиваю. Я раньше думала, что могу не узнать тебя в браксианской одежде, без грима. Ты так отличаешься от того… Но те же самые глаза. И высокомерие. Стоило мне увидеть тебя, я все поняла.

В уме проносились картины (может быть, это она заставила его вспоминать?) его первого ацийского путешествия. Улыбающаяся жертва, его очаровательная жена и ребенок… В глазах которого ужас. Она чувствовала? Он должен был тогда убить ее, но у него не было возможности. Ее лицо преследовало его в течение многих лет, даже после того, как он почти забыл об убийстве.

— Нет, разные люди не могли это сделать, — сказала она. — Я знала, это — один и тот же человек. Поздравляю, Кеймири. Шансы были против тебя, но ты добился своего.

— Я потерпел поражение.

— Нет, ты просто недооценил меня. Твоя попытка была удачной. Но отравить телепата очень трудно.

Она зачем-то выражала свое восхищение, зачем? Может быть, после всех этих долгих лет она была рада узнать, что ее враг ее достоин? Это чувство он мог легко понять, он сам готов был испытать подобное. Какой женщиной она могла бы быть среди браксана! Каким достойным офицером!

Пораженный, он проанализировал свои чувства. Ненависть. Да. Но восхищение было столь же сильным. Она была достойным противником в традиционном смысле этих слов. Она может поразить врага, найдя его слабые стороны или создав их своим преимуществом. Ее противник потерпит поражение. Или же станет сильнее.

Она может забыть о всех человеческих слабостях, если что-то будет стоять на ее пути.

Война выступает не только как Акт разрушения, но и как Акт творения. Такова древняя модель мировоззрения браксана — никакой другой народ не считал ее верной. Соперник в борьбе был столь же необходим воину-браксана, как и необходимо было в конце концов его умертвить. Им могла быть и женщина. Да. Хотя годы патриархата почти стерли память об этом. Но если какая-нибудь женщина заслужила звание Соперника, то именно эта.

Они еще встретятся — иначе быть не может. Она сама сказала это. Только тот, кто понимает ее, может надеяться на победу. Затар может победить, потому что он не боится ее. Если только он правильно ее понял. Если только он не ошибся.

Древние браксана оценили бы эту вражду. Они изобрели бы торжественные ритуалы для сражений, где равный встречался бы с равным. Они считали бы, что таким образом нарастает разрушительная и творящая мощь. Но Соперник не существовал с тех самых пор, как воины-браксана покинули стены и отдались во власть цивилизации. Современное общество во всей его сложности перестало ценить вражду двоих.

До сегодняшнего дня.

— Я убью тебя, — тихо сказал он, — когда я назначу время. Собственными руками. Так, как захочу.

Слова изливались из подсознания, из той части его души, которая жаждала всегда держать в руках меч и ненавидела ограничения, наложенные цивилизацией. Что поймет она? Поймет ли? Он сам плохо осознавал происходящее.

Но, кажется, она поняла. Ее глаза сверкали, тело напряглось.

— Я убью тебя. Когда я назначу время. Собственными руками. Так, как захочу. И никто другой не сделает этого, — она произнесла условную формулу ритуала. Анжа улыбалась, словно предвкушая победу.

Он пытался привести свои мысли в порядок: это все просто безумие, ничего больше! Нужно срочно покинуть Бракси на какое-то время, найти какую-нибудь сферу деятельности, пока Кеймири постараются сделать так, чтобы все забыли о сегодняшнем дне. Лучше не ждать, пока от него потребуют объяснений. А эта вендетта еще послужит его политическим амбициям, а также принесет немало приятных минут.

Нет, он определенно найдет в этом удовольствие. Затар посмотрел ей в глаза — сверкающие, торжествующие, он словно ощутил, какой наплыв чувств будет сопровождать ее смерть.

«Я могу забыть себя, пока буду убивать тебя», — подумал он.

Но оставалось еще одно. Ритуальный страх, так глубоко впаянный в душу браксана, заставил его собрать все мужество. Он протянул ей руку.

Она поразилась.

— Ты знаешь, о чем просишь?

— Я познаю своего врага.

— Ты не выживешь! Твой народ не способен…

— Ты предполагаешь слабость там, где ее нет.

— Нет? Я сомневаюсь, — она наклонилась над столом, протянула руку. Их ладони соприкоснулись.

— Ты глуп, Кеймири. Это поле сражения МОЕ.

В течение секунды была пустота — ложная пустота, момент передышки перед штормом. Но чуть позже его разум превратился во вскипающую вселенную, ему потребовались все силы, чтобы не сойти с ума.

«Сдавайся! — ее голос был беззвучен. — Откажись от всех чувств! Обними темноту!».

Он боролся с ее приказами, которые внедрялись в его мозг. Он боролся за свой разум, и в конце концов он нашел путь: «Дай мне понять…»

Эта невидимая мощь уступила его просьбе. Он призвал всю силу первобытной традиции и бросил ей вызов: «У меня есть право понять моего врага».

Небо, земля, воздух качались перед глазами. Он упал. Трава примята под его перчаткой, он попытался отдернуть руку, но та не двинулась. Удивленный, он погладил траву. В этих тонких зеленых узких листочках билась жизнь, она напевала что-то простое, бессловесное… И вот еще звук. Он посмотрел в небо — стая птиц приближалась. Он будто коснулся их, ощутил голод, зов куда-то, куда улетали предки, в бесконечный полет, неведомый человеку, ощутил тоску по своей самке и радость песни, истекающей из птичьей души.

Она встала перед ним.

Он встал тоже:

— Что это?

— То, чего ты хотел, — отчужденно сказала она, — ты увидел мой арсенал. Добро пожаловать в мой Образ, или, по крайней мере, в тот образ, который способен разделить со мной твой разум. Ты видел потенциал — и с тебя достаточно.

— Ты не ожидала… — сказал он. Затар выразил ее мысль.

— У тебя очень сильная воля. Адаптация аномальна со знаком «плюс». Радуйся этому, пока время не пришло, браксана!

Он проник в землю, узнал голод — голод червей, увидел туннели, и пещеры, и пустоту земных пор, увидел так, как видят существа, населяющие их. Но вот он уже поднимается выше, туда, где звезды ласкают его разум. Нет, это — не звезды, это — миллионы живых существ, которые населяют эти световые точки, те, кто силой своих чувств населил Пустошь разумом…

— Великолепно! — выдохнул Затар.

Она была рада, что он почувствовал это.

— И ты ничего не боишься?

— Я только восхищаюсь.

— Твой народ не умеет чувствовать, — бросила она.

— Значит, мой народ глуп, — он посмотрел на нее с новым чувством, окрашенным ревностью. — Жить вот так…

— Коснуться этого — замечательно, — перебила она. — Но жить вот так — болезненно. Твой разум не может представить себе эту боль.

Он не обратил внимания на ее слова:

— Кто ты?

— Я? Мое «я»? Это тело? — Она указала на себя, но не рукой, а мысленным вопросом. — Весь мой мир — вне твоего воображения, и всю его силу я использую, чтобы обыскать тебя.

— Так не бывает.

— Это — не материально. Но это очень реально… Так бывает.

— Но наши тела…

— Пожали друг другу руки над столом заседаний. Как долго длится сон? Мысль короче. И все реально только для нас, в тот момент, когда мы СЕЙЧАС и существуем.

Он закрыл глаза и попытался проникнуть в богатство ее мира. Было легче с закрытыми глазами, когда ничто не отвлекало… Земля, и небо, и… она. Он мог ощутить ее ненависть, легкую дрожь страха. Она ждала, что он сойдет с ума, нет, он не так слаб, чтобы покориться ее мощи просто в силу традиции. Его ум наполнялся ревностью к этому дару, наполнялся желанием владеть всем тем, чем владеет она. Он жаждал даже этой ненависти, ее гнева. Он желал эту женщину — расовый парадокс — женщину, которая нанесла ему поражение.

Она была Шем Ар, и проходили века, и служанки Ар влекли к себе мужчин, которых вела за собой слепая страсть и величайшая тоска.

— Осторожней! — предупредила она его.

Приказ? До этого она была беззаботна. Может быть, его сопротивление заставило ее остерегаться? Если это так, то это его первая — и пока единственная — победа.

Не желая упускать шанс, Затар приблизился к ней. Пусть она ищет его мысли! Она знаток экстрасенсорных искусств, но в царстве человеческой чувственности браксана не знают себе равных. Удовлетворение сексуальных желаний для них естественно, как само дыхание. В то время как она, воспитанная в ацийских традициях…

— Ты ошибаешься, — она казалась растерянной, не уверенной в себе. Неужели это ее ответ? Желание откликнулось на желание?

Вражда и страсть — эти два чувства, объединенные вместе, ценимы браксана. Мысль о том, что он коснется ее тела, сопровождалась резким чувством сладкой ненависти, которую он готов разделить с ней. И его желание достигло невиданных высот.

Это только мечта, не так ли? А мечта не имеет последствий.

Он схватил ее за плечи и замер, когда поток ее чувств захватил его. Он коснулся ее, себя, их мысли перемешались, он не мог уже отделить свои от ее. Но все равно — их тела остались — мужское и женское. Он нежно провел рукой по ее телу, почувствовал, как задрожала плоть. Нет, она не отклонялась, но была встревожена его наступлением.

— Ты не знаешь, что делаешь, — прошептала она. Нет, он как раз это знал. Он чувствовал не только свою радость, но и удовольствие женщины, которая делила с ним тело. О таком всплеске чувств можно только мечтать!

— Глупец! — воскликнула она, но не отодвинулась, — ты пожалеешь об этом.

Но и в ней билось желание, готовое выплеснуться наружу, уже выплеснувшееся, обволакивающее его темной страстью…

…и потом было чувство, что душа вне тела…

…и в страхе он отпрянул от нее…

…и в темноте, абсолютной, он начал обретать сознание.

(Где я?)

И другое:

(Что и кто я?)

Мысль без слов, без разума. Время бесконечно. Воля сильна.

(Я — Затар)

Он ощутил, что может думать:

— «Царвати (образ его родословной), сын Винира (высокий злой человек, гордый повелитель) и Касивы (женщина, которая могла бы управлять мужчинами, но не хотела, — цветок среди варваров, слишком нежный и прекрасный, и поэтому жизнь его коротка)».

Он есть.

Какова была та реальность — в тот момент он не мог вспомнить — ее больше не существует. Нет темноты; понятие темноты предполагает существование света, а свет — не реальность. Он не пытался понять, где он, потому что тогда ему было бы нужно понятие местоположения, а также признание существования других. Ничто сейчас не реально для него. Только усилием воли он вернул себя себе, но сейчас он не может уцепиться в этом вне-мире.

Это нельзя принять.

Он искал хоть что-нибудь, за что уцепиться, как за зерно реальности. Он пытался почувствовать свое тело. Но в ответ — только вечное несуществование его телесной тюрьмы. Страх собирал на себя внимание, призывая его сдаться, но он не уступал.

«Я — Затар», — повторял он, приникая мыслью к этой единственной фразе, вобравшей сейчас все его существо.

Шорох смерти прошелестел и удалился. Он сейчас уже не рядом с Гибелью, он пытается отыскать мир физических величин, который когда-то хорошо знал. Но потом он отказался от поисков. В этой реальности есть только мысль, значит, она и есть ключ ко всему. А чистая мысль — это понятие, абстракция, негрубое отражение материальной субстанции.

Он позволил себе раствориться в пустоте, пытаясь уловить любые изменения этого нового мира, в котором нашел себе временное убежище, не желая того…

И вновь голос Смерти коснулся его, и он уцепился, отчаянно пытаясь найти опору. Он пришел ОТКУДА-ТО и уйдет КУДА-ТО. Внезапно он осознал, что есть расстояние, местонахождение, движение. Он последовал за Смертью, к ужасу осознав, что все здесь знакомо. Он почувствовал, как разрушительная волна коснулась его тела, но сам он далеко; ему даже не удается прийти на помощь.

Он видел себя умирающим.

«Нет, — мысль была ясна, — я не умру. Я не согласен».

Волны набегали, и связь между его разумом и материальным существом слабела, и дальше вновь ждала пустота, которой он один раз уже избежал.

Он — только стремление. Он — воля к жизни. Он заставит себя идти по дороге, которую избрала его суть. «Жизнь!» — требует он и пытается вновь увязать разорванные нити бытия… И наконец глухая чернота отступает, так и не завоевав себе победу, и удаляется в те уголки сознания, где живут подобные ей.

Он истощен, измучен. Мысль цепляется за тело, пытается вселиться в него, будучи на страже его существа и сути.

Прошла вечность, словно мгновение, которое слишком коротко, чтобы подбирать слова. Он осознает, что рядом с ним еще чей-то разум. Внезапно он приходит в возбуждение; если он хочет познать своего врага, тогда вот здесь, в царстве, свободном от цепей образов, здесь самое место и время…

Она старается отодвинуться от него — это уже почти материально. Она пытается вырвать свою руку, чтобы нарушить контакт. Он же хочет удержать, он хочет до конца познать это — нечто чужеродное для него — с одной стороны, и неотъемлемую часть себя — с другой. Но его инстинкт не может подчинить себе тело, которое он почти покинул. Он — не тело, пусть он — только рука, и его воля собирает мускулы и жилы, он действительно — рука. Он чувствует, как желание удержать ее овладевает им, и осознает ее страстный ответ.

Нет, он не выпустит…

Мысль в темноте: осознание Другого. Она не знает, нарушить ли контакт по закону Дисциплины, у нее еще есть силы. Еще один мысленный шаг, и стена воли рухнет. Он может бороться с ней, пока она позволяет ему, но долго ли…

«Я хочу знать своего врага!» — вновь требует он.

«Хорошо, — мысль подкреплена ненавистью. — Ты проникаешь так же глубоко, как и я».

Он видит ее разум. Кипящий от гнева, ее разум увлекает его во всепожирающую бездну. Здесь — ненависть, здесь — жажда крови, а это — отчаяние; и все они прекрасны в своей чистоте, не запятнанные телесной сутью.

И штормовые волны угрожают сорвать с якоря его корабль, готовый затеряться в океане ее вечности. Ненависть — он рад ей, это что-то надежное, знакомое, он прошел это море ненависти невредимым. Он прошел ее боязнь физической неполноценности — позади у него самого болезненные воспоминания юности, когда под маской цинизма он скрывал бессилие. Крушение надежд, болезненные острова воспоминаний — разве он с этим не был знаком ранее?

Кончится буря, но не мука. И сейчас — эпицентр шторма, где вокруг его сознания кипят волны чувств, которые столь же сильны, сколь и его собственные, но во многом отличны.

Он коснулся того, чего еще никогда не знал ни один браксана, — сути женского существа, богатства и теплоты естества. Стоило ему хоть на секунду усомниться в своем мужском начале, и его смело бы с палубы корабля в этот поток, который если бы и отпустил его, то уже утратившим свою суть. Но он остался сторонним наблюдателем, оценивающим богатство, он остался ВНЕ.

Перед ним бурлило море желаний Анжи ли Митех, море, которое имеет запах смерти. И он ощущал силу этого женского начала, не способного найти свой остров в мире реальных предметов.

Она ищет его Имя.

Он знал, почему мысль была именно такова. Вспышка страха в нём была так ярка, что он был готов прекратить испытание. Это ли не бессмысленное постижение сверхъестественного? Есть ли реальная почва под ногами его опасений, которую можно описать с помощью символов? Где мысль имеет реальное начало, где черпает свои силы имя его души? Он помнит ее слова: «Ты проникнешь так же глубоко, как и я».

Неужели он достиг центра ее существа, и знай она Имя, он мог бы его услышать? Он забывает страх, гордый открытием, но он хочет открыть и другие новые земли. И в этот момент, когда решение принято и изменить его нельзя, когда он подавляет в себе начало, которое только что одержало победу, перед ним раскрывается не зрачок шторма, кипящий достоинством, а иная глубина…

Здесь — только молчание, слабое эхо его собственного присутствия. «Что это?» — спрашивает он, но потом понимает — это часть ее души, запечатанная от нее самой. И притягательность непреодолима, и тишина успокаивает. С удивлением бродит он по таинственным закоулкам ее существа. Там и здесь дороги перекрещиваются, исчезают, ведут туда, куда не должны были вести. Здесь исчезало намеченное, невысказанное, или же превращалось в иное, и к этому прикладывала свою руку человеческая Судьба, оставившая свои отметки на вечных дорогах неискоренимой женственности.

Одну отметку он чувствует.

Он не способен дать ей имя, для него это слишком трудно, он не готов к этому: увязать абстрактное чувство с человеческим именем. Его не учили. Он знает, что здесь был другой человек, их дороги пересеклись. И прикосновение рождает новую силу. Кто он?

Он бредет по дорогам ее плоти, он видит следы той медицины, которую не может принять. Он знает, что и когда, и даже цель этих вмешательств. И он переполнен гневом столь сильным, что его нельзя выразить ничем, кроме нематериальной мысли.

«Это оборотная сторона силы, — думает он, — агония, которая противостоит песне жизни. И здесь причина того, что мы вырвали с корнем всякие экстрасенсорные начала с возделанных полей нашего потомства. Здесь берет свое русло испорченность поколений, а это преступление, которое не описать словами».

И, становясь свидетелем этого преступления, где в человеческое желание впаяна смерть, он чувствует, как нарастает его гнев, что есть пределы его терпению. Ужас и экстаз, смешавшись, достигают той точки, где он уже не способен становиться их частью, сохраняя себя.

(Как мне уйти?)

И в этот момент он ушел…

Она стояла у противоположной стены, глаза неотрывно смотрели на него. Она тяжело дышала — так могут дышать после минут удовольствий, пот и огонь страсти еще были видны на ее лице. Он знал, что и его лицо — это след всплеска сексуальных желаний и…

Он ощутил острую боль в ладони, посмотрел вниз — перчатка была сдернута, из раны струилась кровь. След ее ногтей, когда она пыталась вырваться. Но их контакт не был нарушен… Он посмотрел на нее и понял, почему по ее лицу, словно тень, пробегает страх. Она пыталась вырваться. Но его воля образовала узы, которые не могли остаться без продолжения.

Он смотрел на нее, и в нем смешивались чувства, назвать которые он был не в силах. Сочувствие? Да. То, что произошло с нею, — преступление против самого понятия человечности. Ее желание было увязано с жаждой смерти, и он понял это. Ей уготовано быть одной. Ей предписано страдать. И боль должна завести ее… Куда? Этого он не знал. Узнавать это — вне человеческой гордости, вне достоинства.

(Если бы ты знала, что сделали с тобой, какова цель, то я не смог бы…).

— Звездный Командир! — он сказал это медленно, его голос звучал странно, будто ограничивая себя пределами реальности. Внезапно ему вновь захотелось их слияния, в котором ненависть ласкает ненависть. Но все кончено. Навсегда. Он коснулся чего-то столь отличного от него самого, что останутся только сны об обладании утраченным.

— Я никогда не встречала людей подобной силы среди телепатов, — сказала она.

Она узнала его Имя? Забавно, но это больше не имело значения. Он знал ее.

Он глянул на поврежденную руку, осторожно снял перчатку. Тонкая кожа пропиталась кровью. Он подержал ее секунду, затем протянул ей.

Она слабо улыбнулась, казалось, хотела сказать: «Мой трофей?»

«Трофей, полученный в завоевании. Или назови как хочешь».

Она взяла перчатку, подставив свою ладонь и подождав, пока он уронит добычу, стараясь не коснуться его руки. Этот жест был доказательством того, что с ней поступили жестоко. Пройдя ее суть, ее душу, он знал, что будет искать человека, взявшего на себя ответственность за ее исковерканную судьбу. Будет радостно уничтожить его.

— Мой враг, — тон голоса сам говорил за себя, в нем было желание завоевать, обладать. — Я не забуду.

Он не встретился с ней глазами из опасения утонуть, повернулся к двери. Та распахнулась. На долю мгновения он заколебался, желая оглянуться, увидеть ее в последний раз. Хотя он поклялся убить ее, но в Звездной войне они могли больше не встретиться лицом к лицу. Затар подавил в себе этот импульс, шагнул вперед, и двери, закрывшиеся за ним, открыли пространство, в котором была она.

Анжа ли Митех осталась одна в зале заседаний. Ее рука медленно сжала перчатку, и капля крови браксана скользнула по пальцам.

И затем она зарыдала.

Он научил ее этому.