В завоеваниях рожденные

Глава 28

Правитель планеты До Кул был крупным, склонным к полноте, человеком с красным лицом и воспаленными глазами. Он явно был не безразличен к роскоши. Он шел по делам в одежде из сверкающего шелка, развевающиеся полы задевали стены, позвякивание драгоценных камней о мозаичный пол говорило о богатстве, о желании его показать.

— Ваши вещи я приказал доставить в личные покои Господина, — сказал он Затару, сложив перед собой пухлые руки. — Я думаю, там вам понравится.

Притьера был слишком погружен в свои мысли, чтобы обратить на это внимание, и вряд ли правитель ждал какого-либо ответа.

Флот был на высоте. Последние успехи доказали это. В течение почти четырех лет Затар старался забыть о том, что послал их туда. Ничего нельзя сделать. Они вне контакта. Можно только ждать. Но теперь, наконец, наступил день, тот день, когда пора было получить ответ. Сообщение может прийти в любую минуту. Оно расскажет об успехе. Или о неудаче. И как он сейчас может изображать дипломата?

— Прекрасный пример До Куланского орнамента, — говорил правитель, — нигде в галактике нет ничего подобного — если только на вашей планете.

Про себя Затар подумал: как такого человека могли назначить на этот пост? С каким нетерпением он ждет тех дней, когда достаточно будет ему того пожелать и можно будет уволить подобных… Но он сейчас — Притьера. И если он хочет сохранить свой трон, то ему нужно играть в соответствующие игры — по крайней мере, какое-то время.

Они подошли к двери — на белой поверхности сверкали хрустальные вставки и серебряные узоры.

— Смотрите! — правитель торжественным жестом отключил силовое поле. Дверь отворилась, но орнамент остался — шелковые переплетения, украшенные драгоценными камнями и хрусталем, заполняли входной проем.

Правитель До Кул повернулся к Затару, лицо его сияло, но когда он увидел выражение лица Притьеры, то резко сник.

— С вашего разрешения, Притьера, — он поклонился, уже избегая каких-либо жестов. Отодвинув шелковую занавеску, он пропустил Затара и сам вошел в Гостевые покои Высшего Дворца планеты До Кул. — Видите, мы использовали алдоузский хрусталь, но сделали все в собственном стиле, — светясь от гордости, Правитель повел рукой.

Да, интерьер был великолепен. Нити алдоузского хрусталя спускались с потолка вдоль трех стен комнаты. Стоило только капле света упасть на них, и ароматизированный воздух наполнялся нежным свечением — так отражается теплое солнце в воде. Затар взглянул на украшения вроде бы одобрительно, кивнул, пробормотал что-то, похожее на комплимент. Но его мысли были далеко.

— А четвертая стена?

— Экран, Притьера, — коснувшись кнопки, он включил дисплей. На дальнем горизонте — солнце До Кул, а рядом Набур, естественный спутник. Но не это привлекло внимание Затара. Там, в созвездии, которое жители До Кул называют Танцор, искрился темный участок — туманность Танцора, за которой звезды. И где-то там флот Затара. И война. И его враг.

— Вы одобряете? — осмелился спросить Правитель.

Затар медленно кивнул, вглядываясь в дисплей. Итак, его комнаты во Дворце смотрят на Зону Гаррена — тем лучше. Мыслями он там, но хорошо и жить так, чтобы видеть участок неба.

— Прекрасно, — мягко сказал он. — Подойдет.

Быстрые движения Правителя отражались в хрустальных подвесках, он проверил систему освещения, способную включить радужные полосы на потолке, выложенном белым хрусталем.

— Вся мебель оборудована силовым полем, — сказал он Затару, — вы сможете менять ее температуру, мягкость, форму.

— Я знаю эту систему, — Притьере хотелось поскорее избавиться от этого человека, который и так уже достаточно долго вел его по залам дворца, а теперь, кажется, не собирается уходить. Смерть по приказу браксана была бы очень соблазнительна, но явно избыточна.

— Музей сейчас продает экспонаты, — Затар использовал Тон личной заинтересованности, — и многие экспонаты с Гранд-выставки принадлежат теперь моему Дому. Я был бы рад, если бы кто-то, достойный того, присмотрел за этой операцией.

Правитель не сразу уловил намек, но когда понял, то низко поклонился, воображая, что его могут потом наградить.

— Не надо продолжать, Великолепный. Я за всем присмотрю сам, — взмах руки многократно отразился в серебристых полосах на стенах, — и если вы позволите…

— Конечно.

Правитель поклонился и удалился — стены еще долго отражали полноватую фигуру. Только когда дрожание хрусталя прекратилось, Затар испытал облегчение.

Вскоре… вскоре это должно случиться: они пошлют ему сообщение, как только подтвердится успешное завершение…

Успешное — иначе быть не может. Лучшая часть браксианского флота против крайне примитивной планеты…

Но она… О ней он думал, ощущая холод внутри. Она может нанести поражение. Он не сомневался в этом, невзирая на то, что логика и преимущество на его стороне. Для него она была не просто человеком, а неким демоническим существом — символом Женщины и Войны, взятых вместе. Она воплощала в себе все возможности которых нельзя было предвидеть, все изгибы судьбы… Она и только она могла отразить нападение — в этом не было сомнения. И только Фериан мог бы остановить ее.

Но смог ли он? Инструктор — слабый человек, и даже под контролем Затара он может сломаться от напряжения, которое вызывает в нем это задание. Затар не питал иллюзий. Он спланировал все как нужно, но теперь выполнение задания зависит от других. И это ожидание просто убивает его — медленно, но неизбежно.

Отвернувшись от экрана, он заставил себя обратить внимание на интерьер. Стены отражали его движение. Украшения чуть позвякивали — своего рода хрустальный дождь. Все это элегантно, но не в его вкусе. Он предпочитал нечто более солидное; мир браксана — камни, сталь и женщины. Вооружение женщин, которые могут стоять плечом к плечу рядом с мужьями во время битвы, которые могли бы искупаться в крови врагов из Бледных Племен. Женщины, подобные Звездному Командиру.

— Остановись!

Надеясь дать какую-либо иную пищу уму, он пересек анфиладу комнат и очутился в зале, который, видимо, был предназначен для совещаний. Стены были украшены так же, как и его комната, но посередине стоял огромный стол и двенадцать стульев той же самой структуры, тех же качеств. Лишь одно отличалось: на дальней стене, с покрытием из прочного материала, было огромное четырехугольное пятно, которое прерывало хрустальный интерьер высотой с человеческий рост, и в длину — так широко Затар мог раскинуть руки. Это был портрет с Гарроса, ожидающий выставки.

Он не выпускал его из рук, он слишком ценил эту картину, чтобы доверить кому-либо, даже персоналу Центрального Музея. Он ненавидел те обстоятельства, которые заставили его привезти ее сюда. С большим желанием он сохранил бы ее в тайне, используя в качестве приманки, на которую должна клюнуть… И прилететь на Бракси. Но слухи с Гарроса уже просочились, и ему надо было только ждать. Нет, лучше выставить эту картину на Бракси, иначе до нее могут дойти только невнятные слухи. Публика была поражена, и даже больше того… Особенно, когда получила разъяснения вторая фигура на портрете — темнокожая, круглоглазая женщина, которая отличается от всех живущих сейчас рас, — ациа.

До Кул — главная планета йерренского фронта, и здесь утром портрет будет выставлен еще раз. Он будет рядом, будет представлять картину. Пусть его имя будет связано с именем того, кто приказал ее написать. Харкур Великий. Они будут прилетать с одной центральной планеты на другую вместе. Он и это сокровище — главный экспонат Музея. Рождение Бракси. Но сейчас они ближе всего к тому созвездию, где его ждет победа. Самая ближняя планета к НЕЙ.

Откинув эту мысль, он покинул зал заседаний и вышел в небольшой коридор. Здесь он неожиданно замер — комната, которую соединял с конференц-залом коридор, должна была быть спальней — посредине покачивалась кровать из радужного хрусталя, видимо, мягкого при прикосновении. Каждый угол помещения украшал цилиндр белого стекла, светящийся нежным светом, поднимающийся от пола до самого потолка. Но отнюдь не это поразило Затара.

На блистающей кровати кто-то лежал. Вынув Цхаор из ножен, Затар приблизился. Трудно сказать почему, но казалось, что тело лежащего удерживается здесь с помощью статического поля (может быть, мерцание говорило об этом?). Затар подошел ближе, и его рука, держащая Цхаор, задрожала.

Это было тело Фериана.

Затар быстро повернулся, сталь его меча сверкнула в воздухе, ограждая от неожиданного удара.

Соприкосновение — сильная рука, умелая рука. Словно электрический ток пробежал по Цхаору, поток телепатического импульса устремился к сердцу Затара.

Он отступил, сумев отразить удар нападавшего. Лезвие врага только просвистело рядом с его ухом и быстро вернулось в позицию нападения.

ОНА.

Прежде чем что-либо сказать, она посмотрела на него. С тех пор, как он видел ее, она сильно похудела — или ему это только показалось? Может быть, его воображение облекло ее дополнительной плотью, в которой пульсировала жажда обладания? А что видит она? Немолодого человека, уставшего от груза непомерной ответственности, что уже давало о себе знать? Его волосы начали серебриться — несколько тонких светлых волосков на фоне черной массы — именно это удивило ее? Каким рисовало ее воображение Затара, в чем она ошибалась за все эти бесцельные годы своего отсутствия?

Она сделала шаг назад, не отрывая от него глаз.

— Чуть медленнее, Притьера, и тебя не было бы в живых.

Он уловил превосходство в ее Тоне и улыбнулся. Кто еще мог владеть его языком так точно?

— Чуть медленнее, — сказал он тоже с легким превосходством, — и я бы заслужил смерть.

И вопреки инстинкту браксана, он вложил меч в ножны.

Она изменилась — это было так, но не значительно. Ее волосы были черными, глаза сверкали, она была полна той энергией, которая безошибочно принадлежала только ей. Казалось, что Анжа никогда не покидала его, только мгновения прошли с тех пор, когда она высвободилась из его цепких рук, оставив кровавую отметину на ладони.

— У тебя портрет? — резко спросила она.

— Конечно, — он повернулся, кивнув ей, приглашая этим жестом следовать за собой в зал заседаний. Он шел впереди, спиной к ней. Нет, риска не было. Фериан дал формулу ее поражения. После долгих споров с самим собой он убедился — происшедшее опасно.

Он подвел ее к картине, откинул пленку. Он так долго ждал этого. И его ожидания оправдались.

Она отступила, пораженная:

— Хаша!

Краска сбежала с лица, и цвет вернулся, только когда она взяла себя в руки. Он жаждал проникнуть в ее внутренний мир — однажды он уже там побывал — чтобы знать истину о ее чувствах, разделить их с нею.

— Ты веришь? — спросил он.

— Веришь ты, и этого достаточно, — прошептала она. Какое-то время она смотрела на картину. — Хаша, браксианка? — Должно быть она уже знала это, но только сейчас поверила. Видимо, Анжа покачала головой, чуть улыбнувшись. — Ли Пацуа отдал бы за это свою жизнь.

Он улыбнулся:

— Он это сделал.

Ее черные, отливающие стальным блеском глаза, пристально смотрели на него.

— Я нередко видела, как убивают людей, Затар. Много раз. Но не для того, чтобы, доставить мне радость, — она рассмеялась. — Это — достойно браксана! И как эффективно — боюсь, бедный Фериан был не способен понять.

— Ты убила его, — сказал он, ТОН дознания.

Она помрачнела:

— Ты сам сделал это. Послав его туда. Зная тебя, он предпочел не возвращаться. Он выбрал смерть, Притьера.

— Или ты?

— Возможно. Но мы нашли общий язык, и я не могу взять ответственность на себя. Он постарался освободить мой разум от запрограммированных установкой последствий. Это освободило его от чувства вины. Поэтому ты несешь ответственность за его самоубийство.

Постарался освободить? Она свободна? И ее чувственность тоже теперь свободна? И она может жить и любить мужчину, который не умрет от ее ненависти? И чувство ревности — незнакомое чувство для браксана — пронзило его.

А ты? Что дальше, браксианский воитель?

— Ты рассеял людей моего дара. Убил их учителей. Я должна была бы помочь им.

Он рассмеялся:

— Ошибаешься.

— Они — мой народ, — резко выдохнула она.

Он покачал головой:

— Нет. Твой народ — здесь.

— Я имею в виду мир экстрасенсов.

— А я имею в виду Центр, — он понимал, что сейчас навязывает ей эту мысль, но он должен был четко подать ее. — В тебе — браксианская кровь, и ты это знаешь. Всегда знала. Находка портрета только подтвердила это. Разве у тебя есть дом на Ации? Ты для них чужая не меньше, чем представители нечеловеческих Рас. И даже более опасная. Здесь ты — враг, но ты можешь перестать им быть. Ты — браксианка. Здесь примут тебя. Разве ациа предлагали тебе это?

Это был выверенный удар. Он видел, что она сильно взволнована.

— Но дело не в этом.

Он тихо спросил:

— Значит — нет?

— Я телепат, Притьера, и это — главное. Возможно, у тебя и у меня есть общие предки, но те люди с Лорны — они подобны мне. Я понимала их. Я… — она заколебалась, — делю их боль.

Он задумался, потом спросил:

— А твой экипаж?

Она бросила на него взгляд, полный ненависти, но в глубине ее глаз читалась вина.

— Ты убил моих экстрасенсов, когда убил ту планету, Затар. Уничтожил. Они не могли воспринять смерть пяти миллионов человек и сохранить свою личностную целостность.

— Но тебе удалось.

Она ничего не сказала, но он прочел ее мысль: «Потому что я — не такая, как они».

— Это так, — согласился он. Она вздрогнула: неужели он читает мысли, высказывать которые она не хотела?

— Они погибли на Лорне, — горько сказала она. — Не только те, кого уничтожили твои корабли, но и другие, кто разделил ее страдание. Для тех, кто остался, смерть была бы милосердием. Они ни в чем не виноваты — большинство из них… Они более наивны, чем ты можешь предположить, особенно в таких вещах, как политика и война. Им было достаточно жить независимо под крылом ли Пацуа. Ты убил их защитника. Ты напугал их. Многие сошли с ума, остальные разлетелись по всей Империи или даже за ее пределы… Они не смогут собраться вместе вновь, а простые люди не примут их. Они боятся, Затар. Сумасшествия. Смерти. МОЙ народ, — в ее голосе звучала ненависть. — Вот итог, которого ты добивался. Я нужна им сейчас.

— И они примут тебя?

— А почему нет?

— Ты атаковала их, — напомнил он ей. — Нападение на Лорну — дело твоих рук.

— Они не верят в это!

— Разве? Я думаю, что верят, учитывая те доказательства, которые я оставил в Империи.

— Нет. Они не поверят. По крайней мере те, кто знали меня.

— И много ли их было? Кто хорошо тебя знал? Кто мог знать твои намерения, твои мысли, и не почувствовать твоей жестокости. Ты вполне могла сделать то, что сделал я. И если бы тебе это было нужно, то ты бы уничтожила Лорну, ни минуты не колеблясь. Настоящий воин не сгибается при виде смерти, Анжа, будь это его собственная смерть или смерть ближнего.

— Ты хорошо меня знаешь, — пробормотала она, пораженная.

— Ты — браксианка. Я знаю мой народ. — Анжа закрыла глаза, ничего не говоря.

Затар тихо произнес:

— Останься!

— Вначале я должна убить тебя.

Теперь он должен рискнуть — Фериан дал ему ключ — он знает ее установку, это даст ему преимущество. Затар вынул меч, взглянул на острие и бросил в угол.

— Убей, — сказал он.

Ее темные глаза прищурились, ее мозг лихорадочно считывал его мысли — он был рад ощутить это.

— Я бы многое отдала! — прошипела она. — Если ты умрешь, то Центр падет. Но я не могу быть причиной.

— Почему?

— Не шути со мной, Затар! Ты хорошо знаешь… — она смолкла, потом продолжила: — А может быть, и не знаешь. Возможно, Фериан не объяснил, — в ее голосе звучали насмешка и боль. Она указала на картину: — Я была обречена искать свое происхождение. Такова программа. Но не только это. Для ли Пацуа этого было мало. Были также вторичные программы. Найдя свой народ, я должна принять его — именно это ты и хочешь заставить меня сделать. И это означает признать тебя своим Правителем — этого я не сделаю. Но убив тебя, я совершаю преступление против крови. Нет, цена слишком высока.

В ее голосе почувствовались нотки триумфа.

— Тогда останься и выполни свою задачу!

— Мне нет места здесь!

— Твоя родовая линия столь же древняя, сколько и моя. На Бракси тебя встретят с почетом.

— Браксианский мир уничтожит меня, или я — его. А что касается тебя и меня… — она закрыла глаза, ему показалось, что она дрожит, — я — ациа, Затар. В достаточной степени, чтобы так называться. Тау проверил генетические коды. Любое сближение с тобой невозможно — этого я не могу принять. — Она умолкла на мгновение, ей показалось, что она заплачет. — Есть альтернатива. Я не была уверена, что предложу это, но это послужит на пользу обоим.

— Что ты предлагаешь?

— Хочешь ли ты истинного контакта со своим народом? Я могу дать тебе возможность взглянуть на твоих людей так, как никто еще не имел возможности сделать. Я хочу знать: осмелишься ли ты.

— Я не боюсь твоего дара.

— Потому что ты не понимаешь многого.

Затар вспомнил свои встречи с Ферианом.

Она уловила его мысли:

— Это были всего лишь детские упражнения. Он рассказал тебе о Дисциплинах, поделился некоторыми впечатлениями. Спроси почему он не вернулся, Затар. Спроси, почему он не хотел встретиться с тобой вновь.

— Скажи!

— У Фериана была теория. Он верил, что окружающая среда, а не генетика, обеспечивает телепатическое включение. На Лорне был высокий процент экстрасенсов не вследствие генетических программ, а потому что дети подвергались экстрасенсорным воздействиям каждый день. И потом, по достижении половой зрелости — время наиболее уязвимое, чреватое эмоциональными и нравственными травмами — унаследованное защитное поле допускало брешь. Конечно, должен быть заложен определенный потенциал, но потенциал вещь обычная. Ты это сам знаешь лучше, чем кто-либо другой.

Он почувствовал, что стоит на краю пропасти:

— Что ты хочешь сказать?

— После всех встреч с Ферианом… Ты заметил разницу? Я ощущаю ее, даже без телепатического контакта. Хотя, если бы он не предупредил, я не могла бы приписать все своему воображению.

Он понял, куда она клонит, ощутил укол страха и вспышку радости.

— Среди браксианцев нет экстрасенсов, — тихо сказал он.

— Потому что твой народ убивал их. Но только тех, кого удавалось обнаружить. А что было с теми, кто научился переключать свою энергию, направлять в иное русло, порождая то, что вы называете образами, а мы называем «АРИЗМА»? Разве они не рожали детей? В вашей стране, где человек учится доминировать над другими, разве не поднимались они на вершину социальной лестницы… как ты?

Он понял, что ему страшно. И хуже всего, что она знает это, знает об его опасениях. Она перешла на язык телепата.

— Я могу подарить тебе бессмертие, Затар, дав силу твоей династии. Ты сможешь превзойти экстрасенсов Ации. Я даже могу дать тебе ключ к знанию того, кто обладает силой среди твоих людей. Или же делить боль тех, кто страдает. Может быть, ты пожалеешь о нашей встрече. Я могу сделать тебя Правителем, Затар, каких еще не бывало. Но ты научишься страдать, и тогда моя жажда мести будет удовлетворена.

Ее черные глаза сверкали, эмоции переполняли ее. Ненависть показалась ему чем-то привычным — прикосновением знакомой любимой руки. Она вернулась к человеческой речи:

— Фериан научил меня. Я — не Инструктор, я не всегда пойду по верному пути. Любой шаг будет пробным. Но он ввел в мой разум модель, научил работать с ней. Чтобы дать силу тебе, Притьера Затар. Чтобы установить баланс между Ацийской Империей и Браксианским Центром — вновь. Я выполню свою установку и буду свободна, — она прошептала его Имя, и голос ее был полон боли и тоски. — Выбор за тобой.

Он пересек узорчатый ковер и остановился перед древней картиной, которая заявила об их родстве:

— Она была написана очень давно.

Она протянула ему руку, но он взял ее за плечи и прижал к себе, как возлюбленный, в душе которого сплелись ненависть и блаженство.

— Мой враг, — прошептал он, чувствуя горько-сладкое тепло ее тела. — Сделай все…

В ее глазах блеснули слезы? Или он только почувствовал, что они могут скатиться? Или что он сам?..

— Да, — прошептала она.

Останется память.

Слава свободе! Впереди — завоевания. Ты свободна в этой Пустоши с горсткой товарищей. И еще — мечта. Дающая пищу уму.

Коснись планеты, погладь ее землю. Кажется, ее имя — Силью, и здесь пять биллионов человеческих жизней преданы твоему делу. Смотри и охраняй их, наполни их существование, они — орудия твоей мести, что ценнее для тебя любого сокровища.

Была ли планета когда-либо прекрасной? Да, густонаселенные улицы пропитаны смогом, да, океаны задыхаются от выбросов жизнедеятельности этих людей. Но ты никогда не любила чистые небеса и девственные земли, следы прогресса для тебя прекрасны. Даже сам воздух гудит от людского дыхания. Скоро ее пропитает запах триумфа, самый сладкий запах галактики. И ночные небеса зажигаются, отражая иллюминацию городов. Через две сотни лет будет битва не на жизнь, а на смерть. И кровь врага увлажнит небосвод. Имей терпение и жди — месть за тобой, семена смерти посеяны на Силью, и Бракси пожнет всходы.

Перед тобой Пустошь: обыщи ее, ласкай ее, коснись всеми чувствами, теперь Пустошь — и твой возлюбленный, и твой союзник, и хранитель времени, и хранитель секрета. Созвездие Танцора принесет смерть Бракси, пусть их планета станцует танец Смерти под твой аккомпанемент! Коснись темноты и растворись в ее пустоте — но и в ней брешь, понимаешь ты.

Пока ты предвкушала свой триумф, враг нашел лазейку. Хорошо, так уже было — пять разведчиков были здесь, но они не успели покинуть пределы созвездия, как получили то, что они заслужили. Так будет и теперь. Найди врагов, определи их силу…

Но откуда этот страх? Ты дрожишь? Их так много? Неужели Бракси отказалась от всех войн, чтобы собрать свои силы и послать сюда — на границу Пустоши? Ты считаешь военные корабли — их больше, чем тебе когда-либо приходилось видеть. Ты изучаешь мысли людей, которые управляют ими, и чувствуешь их неуспокоенность — таких врагов ты еще не встречала. Есть ли надежда победить эти сотни кораблей с помощью одной Звездной Птицы и горсточки телепатов?

Ты должна уйти, и ты уходишь, чтобы найти приют на одной из планет. Здесь тебя не найдут. Звездная Птица затаилась на дне ветров. Здесь никто тебя не найдет, но ты беспощадна, ты должна ждать, бессильная, в то время как они выкорчевывают ростки несжатого урожая. И у тебя нет выбора.

Сотни военных кораблей замедлили скорость, заняли позицию над обреченной планетой. Десять миллионов лет назад ученые с Лугаста искали смысл жизни, и хотя они не нашли основного первоначального звена, их эксперименты не прошли даром: они определили способ уничтожения жизни, который назвали Поле Отрицания, а браксианский мир дал ему имя Цхерат. И было создано оружие, которого не знала ни одна нация, слишком ужасное, чтобы его использовали другие народы, но совершенное для нужд Центра. И именно Цхерат они привезли сюда, и это оружие уничтожит планету без всякой надежды на росток новой жизни.

Истребители заняли позицию. Компьютеры установили защитные поля. На всех участках интенсивность Цхерата будет одинаковой. И Поле Отрицания сделает свою работу.

Силью ничего не знает. Она не видит врага, на ней нет оборудования, чтобы вычислить его. Планета не следит в ужасе за тем, как истребители занимают свои места, нет криков страха, корабли разворачивают пояс защитных полей. И только когда небо озарится сверкающими голубыми всполохами, планета замрет в испуге, но будет поздно. Цхерат уже начал свое дело, осталось только ждать. Больше Силью не сможет угрожать никому.

В ужасе Анжа касается ментальных ветров планеты, ее разум пойман потоком страха, она умирает вместе с этим народом. Пять биллионов человек — они умирают трудной смертью. Рушатся планы, гибнут надежды. Битва со Смертью, в которой суждено проиграть. Гибнут дети и стенают матери. Цхерат беспощаден. Агония. Шесть дней нужно, чтобы удушить Силью, никакого проблеска жизни не останется на поверхности. И шесть дней умирают люди, и шесть дней Анжа умирает вместе с ними.

И они обвиняют ее. Их ненависть взмывает потоком, волны обвинения бросаются на ее исстрадавшийся разум, который мечется в поисках убежища, но укрыться негде. Их ненависть пропитала ее корабль, ее тело, ее душу, от их ярости не скрыться. В течение шести дней она — узник их мук. И когда приходит конец, тишина столь абсолютна, что ей трудно вернуться в мир живых.

Она борется за то, чтобы сохранить сознание. Кожа болит, во рту пересохло, тело жаждет влаги. Она идет в ванную, стараясь умыться, намочить виски, лицо, ей трудно пить, но жизнь возвращается. Теперь экипаж.

Слишком поздно.

Слезы катятся из ее глаз — неужели она еще может плакать? И она прислоняется к стене, сотрясаясь от рыданий.

Сара ти — мертв. Наверное, его убил недостаток влаги. Он не смог дойти до ванной. Смерть Зефье ли была менее милосердной. Он воспринял поток ненависти, и превратился в инструмент мщения Силью, цель которого — уничтожить виновного, самого себя. Анжа видит окровавленное тело и пустые глазницы, откуда ярость невольного преступника вырвала глаза. Он сам убил себя. И каждый поступил бы так же, кто не был сильнее. Крики с Силью донеслись сюда. Она до сих пор, дрожит, слыша их отголоски.

Обыскав Звездную Птицу, она находит еще двоих телепатов. Оба мертвы. Наверное, один убил другого, затем покончил с собой, как и Зефье ли — в ответ на ярость Силью. А Тау? Он же был там — на планете, обучая силльютан медицине, надеясь завоевать их доверие. Они ли убили его, или же Цхерат сделал свое дело? Его преданность — потеря, и ужаснее нет ничего.

«Я убила вас», — думает она. И мысль ее существа болит, отдаваясь во всем ее существе.

Силью. Она должна увидеть планету. Это — риск, она слишком больна, она не способна на безошибочные действия. Может быть, жажда смерти гонит ее вперед, туда, где только что были браксианцы. Но — пустота. Она — одна. Звездная Птица чертит круги над пустыней. И это одиночество даже больше, чем то, в котором обитала ее душа почти всю жизнь…

Силью мертва. Даже больше: это воплощение смерти, памятник самому понятию. Повсюду непогребенные тела людей и животных. Трупы на безжизненной траве, деревьях. Здесь побывал Цхерат. Нет, нет гнили, нет разложения — даже микробы мертвы. А Тау… И его тело где-то здесь — среди биллионов трупов. Странно, но эта потеря кажется ей самым страшным ударом. Она выходит из корабля, становится на колени. Ее печаль невыносима. Смерть пяти биллионов людей трогает ее меньше, чем потеря преданного друга — единственного, может быть, за ее жизнь.

«Я подвела тебя. Я позволила тебе погибнуть».

Она плачет. Долго. Долго. Во Вселенной растворена ее печаль…

— Анжа!

Она вздрагивает. Разум, который нашел ее, ей знаком. Но она слишком истощена, чтобы узнать, кто это. Кто может быть здесь?

Она оборачивается.

Фериан.

И внезапно вся ее ненависть сосредоточивается на этом человеке, ее смятенный разум устремляется к нему. И только боль, заставляющая ее начать хватать воздух, останавливает ее. Она понимает — Силью истощила ее, сейчас она не в состоянии убить его.

— Как ты попал сюда? Чего ты хочешь? Ты пришел, чтобы злорадствовать?

Он подходит к ней. Она отшатывается от него, но резкое движение болезненно. Она падает на твердую землю. Прикосновение планеты помогает ей осознать себя. И она чувствует, как поток его мыслей несет ее измученному уму секреты этой жизни:

— Знай! Это — твое происхождение… Ты не испытаешь чувства стыда, наоборот — твоя родовая линия достойна поклонения. Осознай истину, и твое будущее станет твоим достоянием. Силью мертва, ее не спасти. И ты должна свыкнуться с этой мыслью. Покинь эту землю. Пора, Анжа!

— Я — не бракси, я — не браксана, я — не браксианка!

Его лучи проникли в ее мозг, подобные прутьям раскаленной стали. Она старается увернуться от них, нанести удар этому человеку, который воспользовался ее слабостью.

— Успокойся, Анжа. Я здесь не для того, чтобы причинить боль. Ар знает, я никогда не смог бы сделать этого снова. Есть путь. Успокойся, Звездный Командир. Дай мне коснуться твоего разума в последний раз, и я обещаю, что и ты узнаешь радость.

Нет, она не согласна. Она хочет закрыть свой мозг, но она слишком слаба. Слезы отчаяния вскипают на ресницах; рукой он касается ее лба, усиливая контакт.

— Ключ — идентификация, т. е. осознание себя. Овладей этим и сумеешь контролировать остальное. Ты можешь быть свободна, Анжа. Я постараюсь снять твою установку. Как смогу. Остальное ты сделаешь сама. Я нашел путь.

— Установку нельзя перекодировать, — с трудом произносит она.

Его слова полны печали:

— Пропаганда Института. Я могу нейтрализовать свою же работу. На это уйдут все мои силы, но это возможно. Остальное ты должна сделать сама. Время изменило модель, которую я ввел в твой мозг. Ты будешь потом работать сама — ты сделаешь все, чтобы удовлетворить программу, и будешь свободна.

— Покориться Бракси? Зачать ребенка этой расы, чтобы ли Пацуа мог его изучать? Ни за что!

Он не удивлен, что она знает особенности своей программы. Теперь его уже ничто не способно удивить.

— Ли Пацуа мертв. Затар убил его. Из-за тебя. Институт больше не существует, телепаты рассеялись по планетам Империи. Та часть установки, которая была связана с ним, теперь не важна. Ты не должна бояться неожиданного всплеска материнского инстинкта. Нет Института, и эта часть установки уже не имеет значения. Остальное же…

Он заколебался, она понимала, как дорого ему это может стоить:

— У меня есть план. Слушай!

В ее мозгу — его шепот, секреты бытия. Она страшится итога, но не в силах ни помочь ему, ни противостоять. И вновь она — ребенок, и пустота и одиночество ее юности — вновь с нею. И вот уже его голос доносится до нее, он несет в себе истину. Его истину.

— Мы не виним творение, хотя мы убеждали себя в этом. Подумай о предках, ищущих себе пищу. В чем польза повышенного излучения мозга? Наоборот, жертва воспримет этот импульс как сигнал тревоги. И животное успеет спрятаться, для него телепатическое поле — своего рода маяк, дающий шанс обнаружить охотника. Нет, повышенная чувствительность — это слабость, а не сила, и так задумала природа. Но появление развитого интеллекта позволяет нам использовать эту слабость, но даже тогда нам нужно делать массу усилий, чтобы недостаток превратить в достоинство. Дисциплины. Контролируемое общество экстрасенсов. Контроль, Анжа, вот — ключ; примитивный ум был на него не способен. Поэтому первобытные общества и боялись экстрасенсов, и почитали их. Экстрасенса провозглашали пророком, его окружали почетом. И он уже не был частью толпы, иногда находя свое призвание, иногда — нет. Браксана — единственный народ, который осмелился убивать своих детей с телепатическими задатками. Они боятся телепатии, подчиняясь первобытному инстинкту, они не потерпят телепата в своих рядах. И это можно использовать. Чтобы ты стала свободной. Слушай: я знаю, что нужно сделать…

Иди ко мне, мой враг, ненавистный мой! Приди и раздели мой дар, которого ты жаждешь так же, как порою ты жаждал женщину. Дай мне открыть мой разум, пусть туда войдет космос, пусть зазвучат песни мысли, которые заставляют Пустошь пульсировать, наполняя ее жизнью! Войди в меня — там, в глубине, лежит моя сила, здесь я слышу других, здесь я укрощаю потоки сознания. Войди и испробуй этой силы, Затар, силы, о которой мечтают другие, но бойся: если она станет твоей, если ты осмелишься, то тебе уже не избавиться от нее.

Смотри: жизнь на Бракси ущербна, мысль скована цепями, жаждет свободы. И дрожь пробегает по планете, когда разум хочет вырваться из оков. И отчаяние женщины подобно острому копью — тупой топор безглазой судьбы. Коснись планеты, и она нанесет удар. И копья изуродованной мысли взметнутся, чтобы пронзить тебя, и разлетятся брызги боли, бесплодных мечтаний и надежд, которые родились, чтобы умереть. Это — твой мир, твоя Хозяйка, планета, земля, которая выбрана богом для пытки. Это — Бракси, планета, которую почитают браксана, это — твоя страна, Затар!

Что ты можешь сделать для нее, ненавистный мой? Что ты можешь сделать за одну свою жизнь, чтобы изменить жизнь тысячелетий? Коснись мыслей браксианки — наполненных отчаянием, темных от зависти. Коснись ничтожества ее мужчин. Коснись того ужасного одиночества, в котором живут твои люди. Если хочешь, пусть будет твоя династия, но знай — основание прогнило. Ветры мысли над Бракси не наполнены силой. И нужен не один человек, чтобы дать им жизнь. Такова — реальность, Затар. И твой трон — лишь иллюзия. Этого ты хочешь? Этого с тебя довольно?

Ты был моей движущей силой, тогда, в волнах одинокой юности. Ты — с мягкими глазами, прекрасный и чистый — воин и солдат. Ты изменил мне, ты выбросил меня на берег, как раненую рыбу. Ты был готов встретиться с моей силой. Теперь я замыкаю круг. И пусть моя сила напоит твое не оперившееся умение.

Твоя воля, Притьера. Выбор за тобой.

И вкус желания. И прикосновение.

Огонь. Он падает в пламя. Огонь ее сердца. Вокруг него бушует океан ее существа. Когда-то он уже попробовал вкус этих волн, и сейчас они несут облегчение. Они стали сниться. Теперь Анжа и Затар — враги по завету, и ее ненависть — прекрасна. Он касается ее ярости, и ее ярость сливается с его жаждой убивать. И все глубже он уходит в огненные волны ее души. Боль… Желанная боль — это цена их союза, этой муки нельзя избежать, но он готов платить эту цену.

У него уже нет тела, кожа спала с него, только богатство и хаос космоса входят в потайные уголки разума — разума браксана. Они требуют своей доли…

Он ищет у нее спасения, она теперь якорь в этой обезумевшей Вселенной. Она уже знает этот ужас — когда-то смерть отца стала для нее болью, открывшей ей дикий мир нехоженых троп, неведомых мыслей. Он виноват в ее боли — теперь ему вернулось сторицей. Это — мука, которую испытывает каждый пробуждающийся телепат, хаос, который столь ужасен, что разум готов отказаться от дара, лишь бы унять эту боль. Это — Рождение Истинного Разума, одаренной души. Рождение новой Вселенной, которую нужно завоевать.

И порядок ищет возможность унять хаос. Теперь нужно вернуть себе себя, отделиться от примитивного бунта, который царит вокруг, выстроить стены замка, которые выстоят под напором чужого мира.

«Подобно богам», — улыбается он…

И океан становится тише, и огонь погасает. И мысль Вселенной подобна песне, и прилив и отлив всего сущего ласкает берег разума в изумлении. И раскрывается мир новых дней…

«Почему мы отрицали это? Почему боялись?» — шепот мысли доносит ему легкий ветер из Пустоши.

«Ты поймешь», — обещает она.

Темнота рассеивается. Меркнет серебристый океан.

Затар поднял голову, услышал, как звякнули хрустальные подвески. Он вспомнил, где он. Она ушла. Он прощупал ближайшее пространство, стараясь ощутить ее присутствие. Безответно. Прошло время. Много времени с тех пор, как целительная темнота окутала его.

— Лорд Затар?

Он попытался сесть, но сил не хватило. Шаги приближались. Голос был женский. Леш? Что она делает здесь?

— Мой Лорд?

Она вошла и увидела его. Подбежала к постели.

— Что случилось?

Ее тревога была слишком явной. Ему пришлось использовать одну из Дисциплин, которой его обучил Фериан, чтобы снизить поток эмоций, устремившихся в его мозг.

Какова эта сила в его мире, который не готов к ней, не способен с ней бороться? Знать подтекст всех речей, знать планы врагов до того, как им будет дан ход… Она дала ему мощный инструмент, и он как правитель может его применять. И если она думала, что заставит его страдать… значит, она плохо его знала.

Он приподнялся на одном локте. Леш попыталась помочь ему, рукой в перчатке обняв его плечо…

…и его словно обожгло…

Он, пораженный, отшатнулся от нее.

— Что это? — в ее голосе страх, тревога.

И в ее разуме — тоже.

— Что случилось?

— (Я не знаю.) Ничего. Все в порядке. (Разве?)

Он с трудом встал на ноги. Что-то упало на пол, но он сейчас был слишком слаб, чтобы узнать — что.

Он качнулся, она бросилась помочь ему и…

…она была женщиной, но она — не Анжа, нет, не те горькие, болезненные чувства, темная суть неудовлетворенной женственности, встреча с которой была невыносима. Здесь была слабость, ужасная слабость. Леш! Твой ум не способен контролировать себя, ты больше заботишься обо мне, чем о себе. Безумие! И что это за уродливая, неистребимая темнота, которая и заставляла ее рисковать жизнью и рожать ему детей? Нет, не жажда удовольствия, а что-то более глубокое… Привязанность и жажда самоуничтожения? Именно это ациа называют любовью?

Он передернулся, открыв это в женщине своей расы. Нет, он действительно начинает бояться!

— Мой Лорд, что…

— Как ты попала сюда? — прервал он ее. Он отодвинулся от нее. Пусть она лучше говорит, у него будет время собраться с мыслями.

— Ты просил меня прийти. Ты посылал за мной — вот, — она положила информационное кольцо на стол. Какое оно черное на блестящей поверхности! Как ее чувства, как раковая опухоль, разъедающая любое тело… — Ты пригласил меня, ты не помнишь? Что случилось, Затар? Я хочу помочь.

Что случилось? Я начинаю понимать.

Он протянул руку… Дисциплина Личности, Дисциплина Контакта, Дисциплина Общения. Он быстро вспомнил модели, прежде чем она коснулась его руки.

…и мир взорвался от чувств, слишком чуждых ему.

Он вновь отшатнулся. Его рука дрогнула, а его ум… корчился от боли, теперь осознавая в полной мере силу той мести, и муки, на которые его обрекал Звездный Командир.

…и любой контакт будет напоминать меня, мой опыт и мир…

Анжа!

— Все в порядке, — ложь, очередная ложь. Он знал теперь свою участь, ту степень одиночества, на которую был обречен. — Подожди.

Он всегда окружал себя женщинами, преданными ему, и теперь он не мог коснуться их. Теперь они были словно другой расы, наполненные эмоциями, которые не мог воспринимать его мир. И он не мог позволить, чтобы эти чувства пустили корни в его разуме.

Он принимал как должное то, что опыт его общения с Анжей — нечто отличное в мире экстрасенсов. Теперь он понимал, как он ошибался. Такой, как она, больше нет. И он может потратить жизнь, чтобы найти столь близкую душу. Если она вообще существует.

Теперь он один. Больше, чем кто-либо. Более одинок, чем любая женщина. Кроме одной.

— Я должен выйти на улицу, — прошептал он. Может быть там, за пределами дворца, он сможет найти выход? В этой комнате, в этом замкнутом пространстве, любое чувство казалось слишком сильным.

Какою будет судьба Бракси, если ее правитель — экстрасенс? Что будет с этой нацией любителей удовольствий, если их глава вынужден отказаться от женщин? И что будет с его Домом, все женщины которого — его любовницы, жены?

«Ниен», — подумал он. — «Она тоже потеряна для меня».

Они все потеряны.

Твой выбор, Притьера.

— Затар?

Он заставил себя вернуться к реальности. Леш была сгустком страха и страсти, и мир ее чувств дал ему понять, как странно он себя вел.

Он постарался успокоиться. Взглянув на пол, он зашептал что-то, наклонился. Рука уже не дрожала.

— Что это? — спросила Леш.

Это была его перчатка, когда-то залитая кровью — его кровью, теперь превратившейся в сухую пыль. Он кивнул. Он понял.

— Ничего, — сказал он наконец. Он уронил перчатку на пол. — Ничего особенного.

Ты уничтожил меня, мой враг.

— Пойдем, — мягко сказал он. Пересекая комнату, он наступил на перчатку.

Покидая дворец, он старался не коснуться Леш.