В значит вчера

В - значит вчера

1

Кража

Январь 1979 г.

Айрис стояла у стойки в школьном офисе с запиской об удалении с занятий в руках и

ожидала наказания от мистера Лукаса, заместителя директора.

Она уже дважды встречалась с ним с тех пор, как поступила в Академию Климпинг

прошлой осенью. В первый раз она прогуляла урок физкультуры. Во второй раз ее

наказали за курение возле актового зала. Ей сказали, что есть специальное место для

курения, на что она возразила, что это место находится так далеко, что туда невозможно

успеть между занятиями. Но к ее возражениям остались глухи. Сейчас было начало

января, и ее отстранили от занятий за нарушение школьного дресс-кода.

Она готова была признать, что удаления с уроков не укрепляли ее положение в новой

школе. Ученики помладше носили форму, но в старших классах одевались на свое

усмотрение, если только общий вид оставался в положенных рамках.

Айрис понимала это так - никаких юбок или платьев выше колена, ни маек, ни шортов, ни

футболок с надписями, ни торчащих трусов, ни шлепанцев, ни армейских ботинок.

Айрис считала, что играет по правилам. Она предполагала, что может носить, что ей

нравится, в разумных пределах, конечно.

У Климпа была другая точка зрения. В сознании школьных администраторов одежда

нужна, чтобы демонстрировать скромность, уважение и серьезность намерений.

Ее выбором в то утро было бархатное платье до щиколоток, цвета кларета, с

гофрированным воротником и длинными рукавами, черные колготки и высокие красные

теннисные туфли. Ее волосы были длинными и густыми, цвета среднего между рыжим и

огненно-красным, спасибо смеси из красок для волос. Две большие серебристые заколки

не давали массе упасть на лицо. На каждом запястье был широкий кожаный браслет с

медными и серебряными гвоздиками. Как оказалось, все это было строго запрещено.

Вот блин.

Школьная секретарша, миссис Малколм, подтвердила присутствие Айрис кивком, но было

ясно, что женщина не собиралась прерывать свою работу из-за шалостей проблематичной

девятиклассницы. Она была занята, раскладывая по ячейкам почту для учителей.

Помощница из учеников, Поппи, скрепляла степлером какие-то пакеты.

Айрис училась в девятом классе Академии Климпинг, частной школы Санта Терезы, находившейся в Хортон Равин, что было настолько крутым, что ее пугало. Она оказалась в

Климпе только потому, что ее отца наняли преподавать высшую математику и тренировать

хоккейную команду. Обучение стоило двадцать тысяч долларов в год, чего ее родители

никогда не смогли бы себе позволить, если бы не работа ее отца, благодаря которой ее

приняли бесплатно.

Последняя школа, которую она посещала, находилась в “смешанном” районе Детройта,

где процветали наркотики, хулиганство и вандализм. Кое-что из этого было не чуждо

Айрис, когда было настроение. Ее выдернули с корнями из Мичигана и швырнули на

Западное побережье, несмотря на ее протесты. Калифорния была разочарованием.

Она ожидала встретить серферов, курильщиков травки и свободный дух, но это было все

то же старое дерьмо.

Академия Климпинг была чем-то запредельным. Триста учеников с нулевого по

двенадцатый класс, девять учеников на одного преподавателя. Ожидания были высокими, и большинство учеников старались. И почему бы нет?

Это все были богатенькие детки, чьи мамочки и папочки давали им самое лучшее: поездки

за границу, неограниченные деньги на одежду, индивидуальные уроки тенниса и

фехтования и еженедельные визиты к психотерапевту - последнее на случай, если какому-нибудь придурку подарят фольксваген вместо БМВ, которое он хотел. Проблема, твою

мать.

Ее родители часто выражали сомнения по поводу ее обучения в частной школе, из-за

опасностей конформизма и материализма. Они считали себя богемой.

Только взглянув на ее наряд, классная руководительница, миссис Рубио, сказала, что она

должна отправиться домой и переодеться. Когда Айрис ответила, что ей не на чем

добираться, женщина посоветовала автобус. Чего-чего? Айрис ничего не знала об

автобусном расписании, и что же ей было делать?

В отличие от большинства учеников, она не жила в этом снобском Хортон Равин. Переезд

из Мичигана в Калифорнию был шоком, цены на недвижимость были непомерными. Ее

родители купили ветхий домишко в Верхнем Ист-сайде, с ипотекой, которая сделала их

рабами на всю жизнь. Насколько это было богемно?

Айрис была единственным ребенком. Ее родители никогда не хотели иметь детей, о чем

рады были ей напоминать при каждом удобном случае. Ее мать, в возрасте двадцати пяти

лет, пошла перевязать себе трубы и обнаружила, что беременна. Муж с женой долго

обсуждали, прерывать ли беременность, и решили, что одного ребенка можно себе

позволить. Часто при Айрис они хвастались своим родительским стилем, который в

основном состоял в развитии у девочки самостоятельности, что значило развлекать саму

себя и ничего не требовать.

У ее матери была степень в политических науках, и она преподавала в городском колледже

Санта Терезы. Еще она работала волонтером два дня в неделю в клинике абортов, потому

что чувствовала своим долгом защищать репродуктивные права, контроль женщины над

собственным телом и возможность выбора, вместо того, чтобы взваливать на себя бремя

нежелательных потомков.

Между тем, наблюдая роскошь Хортон Равин, Айрис стыдилась того, как она вынуждена

была жить. На домашнем фронте ее родители предпочитали хаос и бардак, возможно

воображая, что беспорядок и интеллектуальное превосходство идут рука об руку.

Айрис не могла вспомнить, когда они втроем вместе садилсь за еду. Посуда оставалась в

раковине, потому что ни мать ни отец не опускались до таких вещей. Вытирание пыли и

пользование пылесосом были слишком приземленными, чтобы о них упоминать. Стиркой

не занимались. Если кто-то из них не выдерживал и запускал стиральную и сушильную

машины, чистое белье лежало кучей на диване в гостиной и забиралось по мере

надобности. Айрис стирала свои вещи отдельно.

Ее родители верили, что нанять домработницу будет эксплуатацией низших классов, так

что домашние дела оставались несделанными.

Еще они были приверженцами равенства полов, что вызывало безмолвное соперничество, в ожидании, кто первым не выдержит и сделает то что нужно.

Комната Айрис была единственным местом в доме, где царил порядок, и она проводила

там большую часть времени, прячась от хаоса.

Мистер Лукас появился в дверях своего кабинета и показал, что она может войти. Он был

мужчиной приятной внешности, скромный, спокойный и компетентный. У него были

волосы цвета песка на калифорнийском пляже и лицо с симпатичными морщинками.

Высокий и подтянутый, он обычно носил кашемировые жилеты и рубашки с закатанными

руквами.

Он бросил на стол папку и уселся.

- Миссис Рубио выразила протест по поводу твоей одежды. Ты выглядишь, будто

собралась на ренессансную ярмарку.

- Что бы это ни было.

- Это третье удаление с занятий с тех пор, как ты поступила. Я не понимаю этого

постоянного вызывающего поведения.

- Почему постоянного, когда я только две вещи сделала не так?

- Считая сегодняшнюю, будет три. Ты здесь чтобы учиться, а не воевать со школьным

начальством. Я не уверен, что ты ценишь возможности, которые были тебе предоставлены.

- Мне плевать. Все мои друзья остались в Детройте. Со всем уважением, мистер Лукас, но

Академия Климпинг - дерьмо.

Она видела, что мистер Лукас приготовился не замечать ее грубостей, возможно думая, что лучше поговорить о более важных вещах.

- Я проверил твои оценки. В старой школе ты хорошо училась. А здесь взяла курс на

конфликты. Ты скучаешь без своих друзей, я понимаю. Еще я знаю, что Калифорния -

непростое место для жизни, когда ты привыкла к Среднему Западу, но если ты будешь

продолжать плохо себя вести, то только причинишь себе вред. Тебе понятно?

- Так в чем дело? Три замечания, и вы меня выгоняете?

Он улыбнулся.

- Мы так легко не сдаемся. Нравится тебе это или нет, ты остаешься здесь еще на три года.

Мы хотим, чтобы это время было приятным и продуктивным. Думаешь, ты сможешь

справиться?

- Наверное.

Она уставилась в пол. По какой-то причине ее задел его тон, который был добрым. Его

забота казалась искренней, что делало все только хуже. Она не хотела сюда вписываться.

Она не хотела привыкать. Она хотела назад в Детройт, где она знала, что ее принимают

такой, какая она есть. В этот момент Айрис поняла, что нарушает свою собственную

стратегию для подобных случаев. Фокус был в том, чтобы выглядеть несчастной и давать

длинные объяснения по поводу нарушения, которые могут быть правдой или нет. Главное, чтобы наполнить воздух многословием, извиниться как минимум дважды, достаточно

искренне для того, кому глубоко плевать. Нельзя было проявлять никакого сопротивления, такая техника всегда срабатывала хорошо. Сопротивление только подтолкнет взрослых к

чтению нотаций.

Она пробормотала:

- А что же с моей одеждой? Я не вожу машину, так что никак не могу попасть домой и

переодеться.

- В этом я могу помочь. Где ты живешь?

- В Верхнем Ист-сайде.

- Подожди минутку.

Он встал, открыл дверь кабинета и высунул голову.

- Миссис Малколм, вы не могли бы одолжить мне Поппи на полчасика? Айрис нужно

подвезти до дома. Верхний Ист-сайд. Туда и обратно, максимум тридцать минут.

- Конечно. Если она не возражает.

- Буду рада.

Айрис почувствовала, как ее сердце заколотилось в груди. Поппи была одной из самых

популярных девочек в Климпе и вращалась в таких высотах, что Айрис едва могла

решиться с ней заговорить. Она была почти в панике от мысли оказаться с Поппи в

машине даже на десять минут, уж не говоря о тридцати.

Оказавшись на парковке, Поппи повернулась к ней с улыбкой.

- Прикольный прикид, малышка. Хотела бы я иметь твое нахальство.

Они уселись в “тандерберд” Поппи. Захлопнув дверцу машины, Айрис вытащила из сумки

винтажную коробочку от сигарет Лаки Страйк, наполненную туго скрученными косяками.

- Будешь?

- О, блин, да.

Это случилось в январе, и с тех пор они были неразлучны. В пользу Айрис можно сказать, что она была образцом хорошего поведения последующие три месяца.

Каждый день после занятий они отправлялись к Поппи, официально, чтобы заниматься, но

на самом деле, чтобы курить травку и совершать налеты на запасы алкоголя родителей

Поппи. Айрис была гением в приготовлении коктейлей, используя все, что было под

рукой. Последний она назвала “Изрыгающий пламя”, который включал в себя кофейный

ликер, банановый ликер, мятный ликер и ром.

Родители Поппи не пили ром. Бутылка хранилась на случай, если гости попросят. Отец

Поппи был хирургом, мать - больничным администратором, что подразумевало долгие

рабочие дни и увлечение медицинскими проблемами, стереотип, как и все другое.

Две сестры Поппи уже закончили колледж. Одна теперь училась в медицинском

институте, а другая работала в фармацевтической компании. Вся семья славилась своими

высокими достижениями.

Поппи была последышем, неожиданной добавкой к семье, которая появилась гораздо

позже того времени, когда мать решила, что она свободна от памперсов, режущихся зубов, педиатров, родительских собраний и футбольных тренировок.

У Айрис и Поппи общей была их отчужденность. Как будто их обеих посадили в

космический корабль, покидающий удивленных землян, чтобы увезти их как можно

дальше.

Почти все время девочки проводили одни, заказывая пиццу и другую еду, за которую

можно было расплатиться кредиткой, и которую доставляли к дверям.

По крайней мере, Поппи водила машину и она часто отвозила Айрис домой в десять

вечера. Родители Айрис никогда не сказали ни слова, возможно, довольные, что у Айрис

есть подруга, чье общество она предпочитает.

* * *

В апреле Айрис была ошарашена, когда получила еще один вызов к заместителю

директора. Что она сделала на этот раз? Ее не за что было наказывать, и она чувствовала, что ее обманули и недооценили. Она так старалсь войти в коллектив и хорошо себя вести.

Даже миссис Малколм казалась удивленной.

- Мы давно тебя не видели. Что случилось?

- Понятия не имею. Я занимаюсь своими делами и вдруг получаю записку, что мистер

Лукас хочет меня видеть. Даже не знаю, по какому поводу.

- Для меня это тоже новость.

Айрис уселась на одну из деревянных скамеек, предназначенных для заблудших и

нераскаявшихся. У нее были с собой учебники и тетради, так что, будучи одетой

подходящим образом, она могла попасть на следующий урок, который был историей.

Айрис открыла тетрадь и притворилась, что читает свои записи. Она была осторожна, чтобы не выдать свой интерес к конвертам на столе секретарши, но знала, что в них

содержится Калифорнийский тест академической успеваемости. Он проводился в начале и

в конце одиннадцатого класса, и был предназначен для оценки успехов каждого ученика в

математике и английском. Поппи ворчала неделями о необходимости его сдать, или

страдать от унижений переэкзаменовки. При определенных обстоятельствах результаты

теста даже определяли, будет ли ученик переведен в двенадцатый класс.

Айрис размышляла, есть ли возможность раздобыть копию теста. Вот была бы удача.

Поппи была ее лучшей подругой, старательная ученица, но не очень способная. Айрис

видела ее ограниченность, но не обращала внимания на недостатки, ради ее статуса в

Климпе. Бойфренд Поппи, Трой Рэдмейкер, некоторым образом находился в той же лодке.

Он был отличником, но он не мог себе позволить рисковать получить оценку ниже

высшей. Он учился в Климпе на стипендию, и ее нужно было заслужить.

Вдобавок, он и Остин Браун были среди претендентов на получение награды Альберта

Климпинга, которая ежегодно вручалась лучшему ученику каждого класса на основании

успехов в учебе, спортивных достижений и общественной работы.

Остин Браун был неофициальным, но несомненным королем одиннадцатого класса, предметом восхищения и в такой же степени страха, из-за его язвительных и жестоких

комментариев о своих одноклассниках.

Поппи не была красавицей в общепринятом смысле, но у нее был стиль, и ее все любили.

Учеба была ее проклятием. Она была одним из тех пограничных случаев, когда из года в

год учителя уговаривали себя перевести ее в следующий класс, не требуя знания основных

предметов. Это всегда работало в пользу Поппи, сохраняя ее на одном уровне с

одноклассниками, которых она знала с нулевого класса.

Проблема была в том, что класс за классом она поднималась на все более неустойчивую

почву, и учеба становилась все труднее и непонятнее. Теперь Поппи колебалась между

беспокойством и отчаянием. Роль Айрис, как она ее понимала, была в том, чтобы отвлечь

Поппи от школьных горестей с помощью курения дури и поедания вредной еды.

Айрис не могла себе представить, чего хотел от нее мистер Лукас. Она держалась

месяцами без отстранения от занятий и не знала, понимает ли он, как много усилий и

самодисциплины ей потребовалось. Ей бы не помешало поощрение за достижения на пути

зрелости и самоконтроля. Хулиганить было легче. Она наслаждалась чувством свободы, когда делаешь все, что придет в голову.

Мистер Лукас вошел в кабинет и дал знак Айрис, которая встала и последовала за ним.

Усевшись за стол, он казался озадаченным.

- Что я могу для тебя сделать?

- Не знаю. Я получила записку, что вы хотели меня видеть.

Мистер Лукас удивленно уставился на нее, но потом вспомнил.

- Правильно. Извини. Вообще-то, это не о тебе. Это о твоей подруге Поппи.

Айрис взглянула на него с интересом. Это было изменение сценария.

- Что о ней?

- У нее большие проблемы с учебой, и преподаватели обеспокоены ее оценками.

Айрис была поражена.

- Не понимаю. Какое это имеет отношение ко мне?

- Ей трудно. Ты, наверное, видишь это не хуже меня. Как ни странно, она берет пример с

тебя.

- Да уж, странно. Как я могу быть для нее примером, когда мне только четырнадцать?

- Ты себя недооцениваешь. Ты способная девочка. Ты можешь позволить себе

бездельничать, потому что тебе не нужно прикладывать особых усилий, чтобы

продержаться. Поппи требуется работать гораздо больше, чем тебе. У нее на следующей

неделе будет тест академической успеваемости, и ей жизненно важно его сдать.

Если она не улучшит свои оценки, то не сможет попасть в колледж по своему выбору.

Я так понимаю, это Вассар.

Айрис рассмеялась.

- Вассар? Ни за что. Ей повезет, если она поступит в городской колледж на двухгодичный

курс.

- Это не нам решать. Смысл в том, что ты можешь очень помочь, если уговоришь ее

учиться, вместо того, чтобы валять дурака. Ей нужна поддержка.

Обиженная, Айрис заявила:

- Ей не нужна моя “поддержка”. У нее все нормально. Не понимаю, почему вы обвиняете

меня в том, что Поппи надоела школа.

- Это больше, чем скука, не так ли?

Он сложил кружком большой и указательный палец и приложил к губам, будто курил

косяк.

Айрис сохраняла непроницаемое лицо. Как он мог узнать?

- Если вы имеете в виду, что мы с Поппи курим дурь, то не знаю, откуда вы это взяли, потому что это неправда. Я пробовала пару раз в Мичигане, но бросила. Насчет Поппи не

знаю. Спросите ее.

С преувеличенным терпением мистер Лукас сказал:

- Послушай, Айрис. Я здесь не для того, чтобы спорить. Я надеялся на твою помощь.

- Чтобы делать что? Бросить мою лучшую подругу? Потому что это то, что вы имеете в

виду, разве нет?

- Не бросить ее. Немного сократить время, которое вы проводите вместе, как временная

мера.

- Теперь вы говорите мне, с кем проводить время?

- Я прошу твоей помощи. В плане учебы до сих пор у Поппи все было прилично, но

сейчас ухудшилось.

- И это моя вина?

Айрис была в ярости из-за того, что ее вызвали к мистеру Лукасу не за тем, чтобы

наградить за хорошее поведение, к чему она прилагала особые усилия, а чтобы расточать

фальшивые похвалы, в надежде, что она повлияет на Поппи.

- Ты на нее влияешь. У тебя сильный характер. Она не такая способная, как ты. Я считаю, что в лучших интересах Поппи будет, если ты немного отойдешь в сторонку и дашь ей

сосредоточиться на занятиях.

Айрис начала протестовать, но потом закрыла рот. Она чувствовала, как жар приливает к

щекам при мысли, что он обвиняет ее в плохой успеваемости Поппи.Еще хуже была идея, что она должна пожертвовать дружбой, для чего бы то ни было. Если нужно улучшить

оценки Поппи, для этого есть другие пути, чем бросать подругу. Она сказала:

- Я подумаю.

Мистер Лукас казался удивленным, что она так легко уступила.

- Хорошо. Просто прекрасно. Это все, о чем мы просим - чтобы ты подумала о своем

влиянии на нее и немножко отступила.

- Ладно.

Он продолжал, но Айрис его выключила. Она была вне себя от злости от того, что учителя

обсуждали слабые оценки Поппи и показывали пальцем на Айрис, как будто это была ее

ответственность. Какого хрена?

Они с мистером Лукасом продолжали разговаривать о всякой ерунде, она притворялась, что все в порядке, хотя была в бешенстве.

Встреча закончилсь, и Айрис вылетела в холл, слепая от ярости.Она остановилась, чувствуя как приступ злости сфокусировался в одной точке. На стене в коридоре, между

туалетом для девочек и каморкой уборщика, был пожарный стенд. Процесс был простым: разбить стекло, нажать сюда. Она оглянулась в обе стороны и увидела, что коридор пуст.

Использовала угол учебника истории, чтобы разбить стекло. Нажала на кнопку, и

раздалась оглушительная сирена. Айрис зашла в туалет, заперлась в кабинке, подтянула

ноги и уперлась ими в дверь, так что, если кто-нибудь посмотрит, кабинка будет казаться

пустой. В тишине туалета она слышала, как распахивались двери и разговаривали

ученики, выходя из классов.

Мистер Дорфман, директор, по интеркому велел учителям и учащимся следовать

заведенному порядку. Пожарная тревога практиковалась сто раз, но обычно о ней

предупреждали заранее. По пронзительным голосам учеников Айрис могла судить, что

никто не знает, настоящая тревога или нет. Что-то бодрящее есть в мысли, что школа

сгорит дотла.

Через несколько минут в коридорах все стихло.

Айрис встала и вышла из кабинки, выглянула в дверь, чтобы убедиться, что никто не ищет

отставших. Ни души, так что она прошла через холл к офису, который тоже был пуст.

Она оглядела ящики и взяла первый попавшийся конверт. Это была ячейка миссис Роуз, конверт не заклеен, но закрыт зажимом. Копировальная машина все еще гудела, так что

потребовалось меньше минуты, чтобы скопировать тест и листок с ответами.

Она вложила страницы обратно в конверт, зажала зажим и вернула конверт в ячейку.

Потом вышла в холл и смешалась с учениками, которые возвращались в здание.

Она не могла дождаться, чтобы рассказать Поппи, что она сделала. Благодаря ей Поппи

Ерл и Трой Рэйдмейкер были спасены.

Позже Кинси Миллоун будет размышлять, насколько по-другому сложились бы события, если бы она присутствовала в этот день в кабинете замдиректора.

Никто не мог предсказать последствий импульсивного поступка Айрис в ответ на вызов к

мистеру Лукасу.

Кстати, Кинси не встретилась с главными игроками еще десять лет, и к тому времени

смерть уже случилась. Странно, как часто судьба вмешивается в последствия простого

разговора.

2 Среда, 15 сентября 1989 года

Прикатил еще один сентябрь, и Санта Тереза изнывала в муках искусственной осени, вызванной засухой, которая продолжалась четвертый год. Земля была выжжена, а

резервуары, дающие городу воду, находились на самой низкой за все время отметке.

В Калифорнии недостаток лиственных деревьев приводит к тому, что жители лишены

великолепного зрелища изменения цветов, которое провозглашает осень в других частях

страны. Сейчас даже вечнозеленные растения выглядели истощенными, а газоны были

мертвы, за исключением газонов богачей, которые могли себе позволить дополнительный

полив.

При таких суровых условиях лесные пожары происходили по всему штату в небывалом

количестве. Вот и все про погоду.

Меня зовут Кинси Миллоун. Я - женщина-частный детектив, возраст тридцать девять, живу и работаю в Южной Калифорнии, в городе в ста пятидесяти километрах к северу от

Лос Анджелеса. Еще я не замужем и с причудами, как говорят некоторые.

Маленькая студия, которую я снимаю последние восемь лет, когда-то была гаражом на

одну машину. Теперь она расширена, обновлена и перестроена по проекту Генри Питтса, моего восьмидесятидевятилетнего домохозяина. Конечно, он сам не делал всю работу, но

внимательно контролировал рабочих, чтобы убедиться, что все сделано по его высоким

стандартам.

Для экономии воды Генри лишил свой задний двор травы, что оставило нас с грязью, песком и камнями. Два его складных деревянных кресла были поставлены друг против

друга для слабовероятной перспективы, что нам захочется насладиться коктейлями на

закате. Такого никогда не случалось. Я не хотела сидеть, созерцая голую утоптанную

землю, что, по моему скромному мнению, не предоставляло отдыха и расслабления.

Его подставка для рассады и садовые перчатки были не нужны, и ряд садовых

инструментов, которые Генри вешал на стену гаража - лопаты, вилы и садовые ножницы -

так долго находились без употребления, что пауки затянули их паутиной, и теперь

скрывались в зловещих туннелях, в надежде поймать жертву.

Эд, кот Генри, кажется, расценивал задний двор как большой ящик с песком и использовал

его при каждой возможности - еще одна причина избегать этого места.

Что касается моей профессиональной жизни, в марте у меня произошло отвратительное

столкновение с человеком по имени Нед Лоув, и он почти преуспел в том, чтобы меня

задушить. Я до сих пор не знала, почему он меня отпустил, но чувствовала, что должна

быть готова к тому, что он может напасть снова.

Большую часть времени я совсем не думала о нем, уверена, что срабатывал защитный

механизм. Однако, были моменты, когда я представляла его себе с пугающей ясностью.

Где-то в мире он был жив, и пока это так, я буду оглядываться через плечо, думая, не

покажется ли он. Он был маньяком, и я знала, что никогда не буду чувствовать себя в

безопасности, пока он не умрет и его не похоронят.

Вскоре после нападения я подала заявление и получила разрешение на скрытое ношение

оружия. У меня уже был Хеклер и Кох VP9, который я хранила в запертом ящике в ногах

своей кровати, или в портфеле, который запирала в багажнике своей машины.

Я заплатила взнос, прошла тренировочный курс и проверку на наличие криминального

прошлого и сдала отпечатки пальцев. Полицейский департамент оказался удовлетворен

моим моральным обликом, а причины моего заявления были убедительными, даже если

Неда Лоува нигде не обнаружили.

Я работала, готовясь к еще одному столкновению, в котором собиралась победить. Для

этого мне нужны были сила, выносливость, решительность и навыки. Заряженный

пистолет также казался неплохой идеей.

Его нападение заставило меня опасаться делать свою обычную пятикилометровую

пробежку ранним утром в темноте, так что я вернулась в спортзал, чередуя поднятие

тяжестей с занятиями на тренажерах. Это было скучно до осатанения, но по крайней мере, я находилась в помещении, полном народу, в основном мужчинами, с редкими крутыми

дамами. Мне нравилось яркое освещение, шум, плохая музыка и приглушенные

телевизионные шоу. Больше всего - ощущение защищенности.

Мои занятия проходили в середине дня, и когда я выходила, было еще светло. Когда было

возможно, я бегала по дорожке вдоль пляжа среди бела дня и предпочитала, чтобы там

было побольше людей.

В ту пятницу я писала отчет о только что законченной работе, когда я временно занимала

должность секретарши у врача. У нее воровали лекарства и общественные деньги, и

нужно было определить, кто этим занимается.

У доктора было два партнера и двенадцать работников, и никакого понятия, как поймать

вора. Ее секретарша должна была отсутствовать три недели из-за операции на

позвоночнике, и выглядело правдоподобным, что доктор наймет кого-то, чтобы заполнить

пробел.

Я достаточно хорошо умела печатать на машинке, раскладывать документы по папкам и

отвечать на телефонные звонки. Все, чего я не знала о медицинской профессии, было

легко объяснить тем, что меня нашли в агенстве для временных работников.

В процессе работы я нашла возможность оставаться подольше, что давало мне

прекрасную возможность сунуть везде нос. Оказалось, что это была сама секретарша, которая дополняла свою зарплату чужими деньгами и облегчала свою боль в спине

лекарствами, украденными из шкафа.

Доктору, которая наняла меня, не хотелось жаловаться в полицию, но моя работа была

сделана и, что более важно, оплачена.

Я только что вытащила из машинки последнюю страницу отчета и аккуратно отделяла

копии от оригиналов, когда зазвонил телефон. Я сняла трубку и придерживала ее плечом, раскладывая страницы и складывая их в папку.

- Бюро расследований Миллоун.

- Могу я поговорить с Кинси?

- Я слушаю.

- А. Ну, я рада, что вас застала. Меня зовут Лорен Маккейб. Лонни Кингман дал мне ваше

имя и посоветовал, чтобы я связалась с вами по поводу того, что случилось.

Лонни был моим адвокатом последние десять лет, так что я автоматически одобряла

любого, кого он посылал ко мне, по крайней мере, пока они не доказывали, что этого не

стоило делать. Имя Лорен Маккейб что-то отдаленно напоминало, но я не могла

вспомнить, что. “То, что случилось” могло значить что угодно.

- Я ценю, что Лонни порекомендовал меня. Чем я могу вам помочь?

- Я бы предпочла обсудить это при личной встрече, если вы не возражаете.

- Хорошо. Можем встретиться когда вам удобно. Когда вы хотите?

- Я бы хотела сказать сегодня, но по пятницам я играю в бридж, и меня не будет почти весь

день. Я надеялась, что вы сможете зайти завтра днем. Мы живем в кондоминиуме в

центре, и нас нетрудно найти.

- Хорошо. Дайте ваш адрес.

Я записала адрес по Стейт стрит, в трех кварталах от офиса, который я занимала, когда

работала на страховую компанию Калифорния Фиделити. В те дни я расследовала

поджоги и смерти из-за халатности медработников, с чем редко приходится сталкиваться

теперь, когда я работаю независимо.

- Какое время вам подойдет? - спросила я.

- Давайте в четыре. Моего мужа не будет, и у нас будет время поговорить наедине. Я знаю, что это суббота, и мне жаль, что я вмешиваюсь в ваши планы на выходные.

- Не волнуйтесь об этом. Я приду.

- Хорошо. Спасибо.

Положив трубку, я вдруг вспомнила, где слышала фамилию Маккейб. В местной газете

была статья на первой странице, недели две назад. К сожалению, неуклюжая пачка газет

лежала под письменным столом у меня дома.

Я посмотрела на часы. Было 4.15. Звонок был достаточным оправданием, чтобы уйти

пораньше. С работой, которую я только что закончила, и с предстоящей новой я

чувствовала, что заслужила отдых. Езда до дома заняла десять минут, что неудивительно, учитывая размер города, с населением восемьдесят пять тысяч.

Санта Тереза вклинилась между Тихим океаном и горами Санта Инез, одним из немногих

горных хребтов, ориентированных с востока на запад. Между двумя геологическими

границами у нас есть пальмы, красные черепичные крыши, бугенвиллия и испанская

архитектура, смешанная с викторианской.

Половина богачей живет в Монтебелло, на одном конце города, а остальные - в Хортон

Равин. Это разделение обычно объясняют старым и новым богатством, но разница не

такая явная.

Оказавшись дома, я занялась газетами. Это напоминало археологические раскопки, раскрывать в обратном порядке события, которые произошли с тех пор, когда была

напечатана статья. Я вытащила нужный номер и уселась на кухонную табуретку.

На первой странице была статья о том, что сын Лорен Маккейб освободился из колонии, куда попал за убийство. Поскольку ему исполнилось двадцать пять лет, штат должен был

его освободить.

Я отметила, что статью написала моя знакомая, Диана Альварес, к которой я испытывала

смешанные чувства. Мы с ней пересекались в прошлом и особой взаимной любви не

питали. Но, опять же, мы обе были достаточно практичными, чтобы знать, что можем при

случае помочь друг другу.

В статье рассказывалось о событиях, которые произошли десять лет назад, когда Фриц

Маккейб застрелил девочку-подростка по имени Слоан Стивенс. Они оба учились в

Академии Климпинг, привилегированной частной школе в Хортон Равин. Во время

широко известного скандала двое учеников получили украденную копию

Калифорнийского теста академической успеваемости и использовали ответы, в надежде

улучшить свои оценки. Стивенс знала об этом, и подозревали, что она написала записку в

школьную администрацию и назвала Троя Рэйдмейкера и Поппи Ерл, которых

впоследствии исключили. Слоан Стивенс, якобы доносчице, ученики объявили бойкот.

После этого разгорелась вражда между Стивенс и другим одноклассником, по имени

Остин Браун, кто, как она верила, организовал социальный остракизм.

На вечеринке по поводу празднования окончания учебного года напряжение дошло до

кипения, и Браун, якобы, приказал отвезти девушку в изолированное место, где она

впоследствии была убита. Браун еще был назван как человек, снабдивший Фрица

Маккейба оружием, которое было использовано для убийства. Один из четырех

замешанных парней дал показания в суде, в обмен на защиту от наказания.

Фриц Маккейб был признан виновным в убийстве, похищении и скрытии улик. Ему дали

максимальный срок, и он отсидел в колонии до своего двадцать пятого дня рождения, после чего его освободили по закону.

Трой Рэйдмейкер был признан виновным в сопротивлении правосудию, скрытии улик, соучастии в убийстве и лжи полиции. Остин Браун, которого подозревали в организации

убийства, скрылся, и его до сих пор не нашли.

Диана включила пару цитат из Фрица, который сказал:

- Я заплатил свой долг обществу. Я совершил ошибку, но это позади, и теперь я могу

двигаться вперед.

Когда его спросили о планах, он ответил:

- Я с нетерпением жду возможности провести время с моей семьей, а потом надеюсь

найти работу и стать полезным членом общества.

Я резонно предположила, что звонок Лорен Маккейб связан с освобождением ее сына из

тюрьмы. Есть над чем подумать, и мне уже стало интересно, что за работу она собирается

мне поручить.

Я поднялась по спиральной лесенке в спальню, переоделась в спортивный костюм и

отправилась на пробежку вдоль пляжа. Дорожкой пользуются бегуны, велосипедисты и

дети со скейтбордами. Еще она усеяна табличками, призывающими нас уступать дорогу и

вести себя хорошо.

Небо было широким простором нетронутой голубизны, без единого облачка, и было

приятно находиться на открытом воздухе.

Мне не нравилось менять свои привычки из-за Неда Лоува, но чувствовать себя уязвимой

мне не нравилось тоже. Я бы предпочла бегать с пистолетом, но это было уже слишком.

Последнее, что я слышала, Нед Лоув сжег свой мобильный дом в пустыне, и считалось, что он ушел пешком. После его исчезновения в его темной комнате для фоторабот

обнаружилось множество фотографий девушек, которых он убил.

Я завершила пробежку ходьбой, чтобы остынуть, и вернувшись домой, приняла душ.

Следующие пару часов провела за чтением детектива Элмора Леонарда, восхищаясь, как

всегда, его способности к передаче диалогов низших социальных классов.

В шесть часов я отложила книжку и отправилась к Рози, в дешевый ресторанчик

венгерской кухни, в половине квартала от дома. Я бываю там три или четыре вечера в

неделю, что стыдно признать, но все равно является правдой. Я не готовлю, поэтому, если

нужно поесть, мои возможности ограничены.

Войдя, я не увидела брата Генри, Вилльяма, которого подкосил желудочный грипп и

приковывал к постели предыдущие пять дней. Они с Рози были женаты три года, и он

обычно держал фронт и центр, обслуживая бар и беседуя с посетителями, в то время как

она командовала на кухне и заставляла обедающих заказывать то, что она называла

дежурным блюдом.

Рози стояла за барной стойкой, заворачивая приборы из нержавейки в бумажные салфетки.

Я заметила мою приятельницу Рути за столом в одиночестве, и она помахала, приглашая к

ней присоединиться. Я подняла палец, обозначив небольшую задержку, и Рози увидела

меня.

- Как Вилльям?

- Его до сих пор несет с двух сторон.

Я отгородилась рукой, блокируя мысленное изображение. Вилльяму было девяносто, и

мне не хотелось слушать детали о его несчастьях.

В течение последних месяцев мы все переболели разными болезнями, одной за другой: простуды, грипп, бронхиты, фарингиты, синуситы и отиты. Вилльям, и так склонный к

ипохондрии, был воодушевлен, видя в наших хворях ясное напоминание о смерти, которая, как он верил, была неизбежной. Остальные из нас не были настолько убеждены.

Когда температура и кашель продолжались слишком долго, мы отправлялись к врачу и

получали краткий курс антибиотиков, что приводило нас в соответствие с миром.

Рози игнорировала наше увлечение пилюлями и отрицала медицинское вмешательсто

вообще. Она верила, что шерри было лекарством от всего, включая галопирующую

пневмонию. Поскольку она единственная из всей компании не болела, я склонялась к тому, чтобы ей верить.

- Хочешь вино? - спросила она.

- Почему бы и нет?

У вина Рози были все антимикробные качества полоскания для рта.

Я присоединилась к Рути, чье внимание было приковано к моей кузине Анне, которая

сидела с Чини Филлипсом, детективом из убойного отдела полицейского департамента

Санта Терезы. Двое склонили головы над кроссвордом. Анна выглядела очаровательно для

девушки, которая одевается с безразличием к направлениям моды.

На ней были мешковатые штаны с карманами, большая серая кофта крупной вязки, с

белой футболкой под ней, и что-то похожее на армейские ботинки. Ее волосы были

собраны в узел на макушке, который она закрепила парой деревянных вязальных спиц.

Чини сидел рядом с ней. Он положил руку на спинку ее стула и вытянул ноги.

- Похоже, им уютно вдвоем, как старой супружеской паре, - сказала Рути. - Жалко, что ты

не сцапала его, когда была возможность.

Рути была вдовой частного детектива по имени Пит Волинский, которого застрелили год

назад. После него остались бумаги, которые вывели меня на Неда Лоува.

Она ссылалась на тот факт, что у меня был роман с Чини два года назад, и хотя из этого

ничего не вышло, я до сих пор испытывала собственническое чувство, что моя кузина

зашла слишком далеко. Я никогда ни с кем не делилась подробностями, но Анна должна

была знать достаточно, чтобы держать свои ручонки при себе.

На самом деле, я не особенно злилась, потому что увиденное не было сюрпризом.

Анна была магнитом для мужиков. Кто мог устоять, когда она была такой хорошенькой и

обладала такой приглашающей аурой? И к тому же, буферами вдвое больше, чем у меня.

Кто-то мог бы назвать ее “распущенной”, но не будем об этом. Даже с моим естественным

предубеждением я могла видеть ее привлекательность. Она была открытой и простой, и

было ясно, что ей нравятся мужчины. Никаких скрытых целей, что с моей точки зрения

было обидно. Я бы предпочла, чтобы у нее была куча неуправляемых страстей, так что

мужчина, попавший под ее чары, вскоре бы понял, что она оставляет желать лучшего.

- Пусть забирает, - сказала я.

- Ага, конечно, - ответила Рути, закатывая глаза.

- Я серьезно.

- Я не спорю. Я выражаю скептицизм.

Я знала, что это место наполнено свободными от дежурства полицейскими. Полицейский

департамент СантаТерезы обосновался у Рози, как стая домашних голубей, после того как

Кафе Кальенте, их прежний насест, закрылось в результате пожара на кухне.

У Рози раньше собирались спортивные болельщики, на супер-кубок и другие бесконечные

спортивные события. Их трофеи в софтболе можно было увидеть до сих пор, вместе со

спортивным гульфиком, который кто-то закинул на чучело марлина, висевшее над баром.

Они мигрировали куда-то, как будто отреагировали на изменение времени года. Офицеры

полиции были по сравнению с ними веянием свежего воздуха, потому что их разговоры

вертелись вокруг преступлений. Это совпадало с моими интересами. Кто-нибудь всегда

был готов пожаловаться на ограбления, убийства, нападения и пьянство.

Рози принесла Рути мартини, а мне - бокал белого вина, налитого из трехлитровой банки, которую она хранила на полке, подальше от глаз, чтобы посетители не увидели, какое

дешевое вино она покупает. Достаточно было одного глотка, чтобы понять, что это помои, но никто не осмеливался жаловаться. Рози была диктатором в том, что касалось ее

таверны. Она командовала, что вы должны есть, и это неизбежно было странным

венгерским боюдом, полном требухи и сметаны. Если вам попадался хрящик или жир, лучше всего было тихонько выплюнуть их в бумажную салфетку и выбросить у себя дома.

Поверьте, она бы вас поймала, если бы вы попробовали использовать для этого один из ее

искусственных фикусов. А главное - хранить свои жалобы при себе.

- Ты будешь ужинать? - спросила меня Рути, после того, как Рози удалилась.

- Я так думала. Она что-нибудь говорила о сегодняшнем меню?

- Куриная печенка с квашеной капустой.

Я почувствовала, как мой рот скривился.

- Может быть, я ее уговорю на миску супа.

- Ой, нет. Она сварила кастрюлю так называемого - я не шучу - Праздника мясника, со

свининой, запеченной с нутряным салом.

- Думаю, что подожду и съем сэндвич, когда приду домой.

- На твоем месте я так бы и поступила. Я поела перед тем, как прийти.

Меню было достаточно, чтобы лишить меня аппетита, но когда появился Иона Робб, я

обрадовалась и помахала ему. Это был второй коп из Санта Терезы, с которым у меня был

роман, что звучало так, будто я сама была немного “распущенной”, но это неправда.

Да, их было двое, но это были только двое. Ну ладно, Роберт Диц, но он не был местным

копом. Он был частным детективом из Карсон Сити в Неваде, и я его не видела несколько

месяцев.

Мой флирт с Ионой произошел во время одного из его многочисленных расставаний с

супругой Камиллой, чье понятие о браке включало череду измен - ее, а не его.

Она вернулась после очередной интрижки, и Иона примирился с фактом, как делал всегда.

Мои с ним отношения никогда не были серьезными, потому что меня пугали его брачные

страсти.

Все равно, он оставался прекрасным источником информации, и я беззастенчиво

вытягивала ее по необходимости. Он подошел к бару, заказал пиво и отправился к нам.

Когда он подошел, я спросила:

- Ты помнишь Рут?

- Да. Рад видеть вас снова.

- Я тоже рада.

- Не возражаете, если я сяду?

Он поставил пиво на стол и отодвинул стул.

- Как дела? - спросил он.

- Нормально.

Он был темноволосый и голубоглазый, более ухоженный сейчас, когда Камилла снова

вернулась домой. Ее обновленное присутствие в его жизни, видимо испортило ему

аппетит, так же, как и мне. Две их дочери-подростка, Кортни и Эшли, были

сногсшибательными юными леди, которые тянулись к моей кузине Анне, как и все

остальные. Я подозревала, что мы скоро их увидим, но пока что внимание Ионы

принадлежало мне.

- Надеюсь, ты не будешь возражать, если я покопаюсь у тебя в мозгах.

- Попробуй.

- У меня встреча с Лорен Маккейб, у которой сына только что выпустили из колонии.

- Этот парень на свободе? - сказала Рути. - Кажется, что слишком скоро.

- Я уверен, что многие думают так же. Чего она хочет?

- Она сказала, что предпочитает рассказать лично, но я думаю, что это должно быть

связано с ее сыном. Это слишком большое совпадение, что его освободили две недели

назад. Она сначала обратилась к Лонни Кингману и от него узнала обо мне.

- Для чего она наняла Лонни?

- Не знаю. Я с ним не говорила. Мне интересно, что ты можешь рассказать о Слоан

Стивенс. Я знаю, что ее обвинили в том, что она настучала на двух одноклассников, которые мошенничали с тестом.

- Правильно. Кто-то прислал в школу анонимку, сообщив, что Трой Рэйдмейкер и Поппи

Ерл получили доступ к вопросам теста. Оба были хорошими друзьями Слоан, и она

клялась, что их не выдавала.

- Кто украл тест?

- Девятиклассница, по имени Айрис Леман. Когда стало известно о краже, ее исключили

из Климпа, и она оказалась в школе Санта Терезы. Инцидент заставил ее задуматься, потому что, за исключением свидетельства в суде, она отдалилась от своих дружков из

Климпа, и пошла своим счастливым путем. В конце концов она закончила школу с

отличием, так что, возможно, инцидент принес какую-то пользу.

- Не особенную, учитывая смерть девочки, - отметила Рути.

Я все еще пыталась сложить кусочки вместе.

- Ты думаешь, Слоан говорила правду?

- Я готов поставить на это. Она была честной и прямолинейной. Ребята, которые ее знали, говорили, что она не одобряла мошенничество, но не стала бы выдавать друзей. Что бы ни

случилось, парень по имени Остин Браун забрал себе в голову, что она должна быть

наказана. Он уговорил одноклассников на бойкот.

- Я читала об этом.

- Что ж, с этого места история усложняется. Видимо, примерно в то же время, была снята

пленка сексуального содержания. Полиция слышала слухи, но никогда ее не видела.

Ребята очень неохотно говорили о ее содержании, и мы никогда не получили честного

ответа, кто был замешан. Остин Браун точно. Мы думаем, что Слоан получила

единственный экземпляр, и угрожала Остину ее обнародовать, если он не прекратит

бойкот.

- А. Понятно. И что случилось с пленкой?

- Похоже, никто не знает. Но угроза должна была быть эффективной. Они пришли к

временному соглашению, и Остин пригласил Слоан на вечеринку в коттедже своих

родителей. Плохая идея. Травка и бочонок пива, плюс напряжение от ссоры, которое

технически разрядилось, но решения не было. Они встречались в прошлом, и похоже, что

она не видела в нем угрозу. Его замыслом было напугать ее и заставить отдать кассету, чего она не собиралась делать. Еще были разговоры о том, что она оскорбила его, и он

разозлился. Когда она не уступила, он с тремя друзьями отвезли ее в Еллоувид - Остин, Трой Рэйдмейкер, Фриц Маккейб, и еще один парень, Байярд Монтгомери. Чем это

кончилось, ты знаешь.

Когда-то в Еллоувиде был лагерь бойскаутов, который перенесли лет двадцать назад.

Потом там сделали лагерь для детей из семей с низким доходом, который закрылся двумя

годами позже, когда прекратилось финансирование. Оставшееся место привлекало

импровизированные вечеринки с ночевкой.

- Что насчет оружия? - спросила я.

- “Астра Констебль”, зарегистрированный на отца Остина Брауна. Видимо, Фриц

наткнулся на оружие во время вечеринки и захватил с собой. Кто знает, что происходило у

него в голове? Он размахивал пистолетом, когда Слоан вырвалась от них и побежала в лес.

У Фрица не было никакого опыта с полуавтоматом. Он выстрелил и стрелял, пока в лесу

все не затихло. Оказалось, что он попал в нее три раза, последняя рана была смертельной.

Он заявил, что это не было его намерением. Ну-ну. Ему было пятнадцать, его судили как

несовершеннолетнего и отправили в колонию. Он не был примерным заключенным.

Его обвиняли в попытке убийства, он торговал травкой и сделал попытку побега.

Не знаю, в чем он еще был замешан, но в возрасте двадцати пяти лет они должны были его

выпустить. Пистолет никогда не нашли. За рулем грузовичка, которым они пользовались в

тот вечер, был Трой.

- Он работает механиком в мастерской, где я ремонтирую машину, - сказала Рути. - Он

хороший механик, но тяжело смотреть ему в глаза, если знаешь о его прошлом.

- А Остин Браун исчез, - добавила я.

- В тот день, когда он узнал, что Фриц сознался, - сказал Иона. - Говорили, что он уехал из

страны, но я не знаю, как он сумел это сделать. Он так торопился, что забыл свой паспорт.

Можно было раздобыть фальшивый, но это бы дорого стоило.

- У него были деньги?

- Карманная мелочь. Возможно, родители посылали ему деньги все эти годы. Но у нас нет

доказательств. Мы следили за почтой какое-то время, но ничего не узнали.

- Как ты думаешь, что случилось с кассетой?

- Она должна была быть у Слоан, когда та погибла, но никто ее не видел. Мы получили

ордер и прочесали ее комнату, но ничего не нашли. После этого ее мать заперла туда дверь

и с тех пор не открывала.

Открылась дверь на улицу и вошла Камилла Робб. Она промчалась мимо нашего столика, даже не кивнув в моем направлении, и уселась в кабинке в дальнем углу, спиной к залу.

Иона автоматически встал и придвинул стул к столу.

- В любом случае, дай знать, если будет нужна помощь.

- Чао, - ответила я, за неимением ничего лучшего.

Он забрал свое пиво и побрел в сторону Камиллы, пытаясь не выглядеть как собака, которой дали команду “к ноге!” Он скользнул за столик напротив нее. Все, что я могла

видеть у Камиллы, был кусок ее левого плеча и левая рука, на которой она носила

обручальное кольцо и крутила его большим пальцем.

Рути уставилась на нее.

- Что это было?

- Жена Ионы. Я удивляюсь, что ты не видела ее раньше.

- Она сейчас сделала вид, что тебя не знает, или меня подводят глаза?

- В упор не увидела. Она не моя поклонница.

- Что ты ей сделала?

- Спала с ее мужем во время одного из их эпических расставаний.

- Ты противная девчонка. Недавно?

- Семь лет назад.

- О-о-о. Леди знает, как копить вражду.

- Ее лучшее свойство.

Рути помотала головой, но я могла поклясться, что она посмотрела на меня с новым

уважением.

Я вернулась домой к семи, благодарная за предупреждение о дежурном блюде.

Закончила вечер сэндвичем с крутыми яйцами и слишком большим количеством соли и

майонеза. Особенную ноту внес тот факт, что за едой я смогла вернуться к своему Элмору

Леонарду, что было двойным удовольствием.

Хотя тогда я не знала об этом, то было затишье перед бурей, если вам нравятся такие

выражения.

3

Суббота, 16 сентября 1989 года.

Адрес Маккейбов на Стейт был обозначен декоративной испанской плиткой, со

стилизованным номером 1319 на оштукатуренной стене дома, примыкающего к театру

Эксминстер. Деревянная дверь, выкрашенная в бирюзовый цвет, открывалась на лестницу, декорированную той же плиткой. На полпути вверх лестница прерывалась площадкой, что

облегчало подъем на второй этаж.

На улице череда зданий могла похвастаться местной читальней христианской научной

литературы, мебельным магазином, двумя ресторанами, флористом и магазином

шерстяных изделий .

Поднявшись наверх, я постучала, и дверь сразу открыла домработница, которая

собиралась уходить. В левой руке она держала сумку и большой бумажный пакет. В

правой у нее был легкий пылесос. Я боялась, что она оступится и упадет.

- Вам помочь?

- Нет, все в порядке.Это легче, чем кажется, - сказала она, имея в виду пылесос.

Она оглянулась через плечо.

- К вам посетительница, миссис Маккейб.

- Спасибо, Валери. Уже иду.

- Увидимся во вторник.

Домработница стала спускаться. Лорен появилась в дверях. На ней были вышитые туфли, аккуратные темно-синие шерстяные брюки и темно-бирюзовая шелковая блузка с

длинным рукавом. Ей, наверное, было немного за пятьдесят, но она выглядела хорошо, возможно, с косметической помощью, хотя я не заметила явных следов хирургического

вмешательства.

Я никогда не видела на женщине столько бриллиантов: кольца, серьги, ожерелье и

несколько браслетов. Ее волосы были прямыми, сияющая бескомпромиссная седина в виде

короткой стрижки-боба, обрамляющей лицо. Она была голубоглазая, загорелая и

привлекательная, не будучи красивой. Воздух вокруг нее пах ландышевыми духами, как

слабое дуновение весны.

- Вы, должно быть, Кинси. Я - Лорен Маккейб, - сказала она, протягивая руку.

- Приятно познакомиться.

При рукопожатии я отметила силу ее прохладных тонких пальцев.

- Заходите, пожалуйста.

Она отступила в сторону, и я смогла войти в квартиру. Маленькое фойе открывалось в

гостиную, где потолок был высоким, и свет лился через несколько французских окон, которые выходили на лоджию второго этажа. Стены были белыми, мебель была обита

тканью нейтральных тонов. Вместо цветов присутствовало разнообразие текстур - шерсть, бархат, вельвет, кашемир и шелк. Маленький черный рояль в пропорциях комнаты казался

лилипутом. Он стоял на полированной красной плитке, покрытой большим восточным

ковром. Занавески развевались от ветерка, отчего в комнате казалось прохладнее.

Лорен закрыла два окна, убрав уличный шум.

Я на мгновение почувствовала не то чтобы зависть, но восхищение. Живя здесь, можно

легко дойти пешком до всего в центре: магазинов, отелей, ресторанов, кинотеатров и даже

до медицинских и стоматологических учреждений.

- Это замечательное место. Вам принадлежит только эта квартира?

Она улыбнулась.

- Это все наше. Раньше у нас был дом в Хортон Равин, но мы его продали восемь лет

назад, чтобы расплатиться с адвокатами.

Ее тон был небрежным, и упоминания звучали легко. Она не объясняла подробностей, наверное, считая, что я в курсе.

- У меня есть кофе, если хотите.

- Да, пожалуйста.

Она уже приготовила все для кофе: чашки, блюдца, сливки, сахар, салфетки,тарелку

бисквитов и большой термос с кофе. Было ясно, что мы пройдем через обмен

любезностями, прежде чем перейдем к предмету моего визита. Мне было любопытно, но я

никуда не спешила. Я наслаждалась моментом, стараясь представить себе жизнь, при

которой это было нормой. После приятного интервала Лорен перешла к делу.

- Холлис не вернется домой до шести, что даст нам достаточно времени для разговора.

- Какой работой занимается ваш муж?

- Он налоговый адвокат и занимается вкладами клиентов в банке. Могу добавить, очень

успешный, если это не звучит как хвастовство. Мне никогда не нужно было работать.

- А где Фриц?

- Он проводит время с друзьями на выходные.

- Я читала о его освобождении. Наверное, вы рады, что он вернулся.

- Да, хотя это вызвало проблему, которая застала нас врасплох.

- И поэтому вы обратилсь к Лонни.

- Именно. Мы надеялись, что он поможет, но вместо этого он рекомендовал вас.

- Значит это не юридическое дело?

- И да и нет. Это сложно.

Интересно, почему Лонни Кингман увильнул от работы. Согласно моему опыту, адвокаты

наслаждаются погружением в тернистые юридические проблемы, разъясняя глубину

ваших неприятностей, которые, как они торопятся заверить, гораздо хуже, чем вы думали.

- Вы можете рассказать, с чем имеете дело?

Она наклонилась и взяла сверток, который положила на край стола.

- Это пришло неделю назад.

Она протянула мне бандероль - конверт с защитной прокладкой. Изначально он был

запечатан клейкой лентой. Сейчас он был открыт, и я различила контуры книги или

коробки.

- Можно мне?

- Конечно. Вам может понадобиться объяснение, прежде чем вы поймете, что перед вами.

То, что я извлекла из конверта, было видеокассетой, с надписью: “День из жизни...1979“.

Я почувствовала прилив адреналина. Я держала это, ожидая объяснений, хотя знала, что

это такое. Это должна была быть вышеупомянутая пленка сексуального содержания, снятая десять лет назад.

- Это было в том же конверте.

Лорен протянула напечатанную на компьютере записку.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ТЫСЯЧ НАЛИЧНЫМИ ИЛИ ЭТО ПОЙДЕТ К ПРОКУРОРУ. НИКАКИХ

КОПОВ ИЛИ ФБР. ПРИГОТОВЬТЕ ДЕНЬГИ МЕЛКИМИ КУПЮРАМИ. Я ОСТАВЛЮ

ТЕЛЕФОННОЕ СООБЩЕНИЕ С ИНСТРУКЦИЯМИ.

- Это единственное, что вы получили?

- Пока да. Холлис купил три записывающих устройства, чтобы присоединить к телефонам, ожидая звонка.

Я почти готова была признаться, что Иона говорил мне о пленке, но зачем вмешиваться?

Мне была любопытна ее версия, и я не хотела облегчать ей задачу.

- Почему она чего-то стоит?

Впервые она покраснела, ее щеки приняли бледно-розовый оттенок.

- Вы знаете о Слоан Стивенс?

- Девочка, которую застрелилли.

- Да, трагически. Примерно за неделю до этого Фриц, Трой и еще один друг затеяли

снимать домашний видеофильм, безумно довольные собой. Я несколько раз спрашивала о

содержании, но они держали все в тайне, только хохотали и поздравляли друг друга.

Однажды днем я наткнулась на кассету в комнате Фрица и не смогла удержаться. Фриц

был на занятии по теннису, и это казалось идеальной возможностью, чтобы взглянуть.

Я представляла себе мелодраму - вервольфы и вампиры или какую-нибудь стрелялку.

Когда я просмотрела пленку, то была в ужасе. Вы, конечно, сами увидите, но я

предупреждаю. Это отвратительно. Мальчишки подвергают бедную пьяную девочку

сексуальному насилию. Не могу сказать, какое отвращение я испытала.

- Вы его уличили?

- У меня не было возможности. Я оставила кассету в плеере, где нашла ее. Я чувствовала, что необходимо сначала поговорить с Холлисом, чтобы мы смогли решить, что делать. Я

думала, что Фриц должен понести ответственность, но не знала, каким образом. Пришла

Слоан и попросила поговорить с ним, но я сказала, что это неподходящее время, потому

что кое-что произошло. Она не спорила. Я сказала, что собираюсь ехать в клуб, чтобы его

забрать. Она сказала, что поговорит с ним в школе.

Конец разговора, насколько я понимала. Когда я выехала из гаража, она была на улице со

своей собакой, Бутчем. Я решила, что она шла домой, потому что она двигалась в том

направлении. Теперь я подозреваю, что она подождала, пока я сверну за угол, и вернулась.

- Она украла ее?

- Давайте скажем так. Когда мы с Фрицем вернулись домой, кассеты не было. Он

рассердился, думал, что я забрала ее. Я притворилась дурочкой и клялась, что не понимаю, о чем он говорит.

- Возможно ли, что кассету взял кто-то другой?

- Наверное, но она была очевидной подозреваемой, потому что появилась как раз перед

моим уходом.

- Кто еще был в этой группе друзей?

- Поппи Ерл. Они со Слоан были лучшими подругами, пока не появилась Айрис Леман.

Это та девушка на пленке. Правда в том, что я не вижу, как у кого-то, кроме Слоан, было

время попасть в дом и выйти, пока меня не было.

- Разве дом не был заперт?

- Был, но войти было легко. У нас была политика открытых дверей для друзей Фрица, и

все они знали, где хранился ключ.

- Какое доверие.

- Мы хотели, чтобы они чувствовали себя как дома, что это убежище, где они могут

свободно собираться.

- Где был ключ?

- На крючке в гараже, который я оставляла открытым, когда уходила.

- Что вы сказали Холлису?

- Ну, я описала то, что видела, но без пленки его единственной возможностью было

поверить мне на слово. Он подумал, что я преувеличиваю, хотя скорее было наоборот.

- И чем все кончилось?

- Ничем. Кассета исчезла, и это был последний раз, когда я о ней слышала, до сих пор.

Тем временем Слоан была убита, и мальчики арестованы. Конечно, кроме Остина, и никто

не знает, где он.

- Это парень, которому пришла в голову идея о бойкоте?

- Правильно. Еще он стоял за всеми событиями, которые закончились стрельбой. Видимо, Слоан использывала пленку как рычаг, чтобы заставить его отступить.

Я еще раз взглянула на записку.

- Двадцать пять тысяч кажутся странным требованием. Шантажист мог запросить

побольше.

- Холлис думает, что он не хочет нас сразу пугать большой суммой. Он считает, что

двадцать пять тысяч - только аванс, что еще одна причина, чтобы не платить.

В любом случае, вам, наверное, нужно посмотреть ее, прежде чем продолжать.

Видеоплеер в библиотеке.

Я встала и последовала за ней по коридору. Мы миновали просторную столовую, и я

заметила идеальную кухню через открытую дверь в дальней стене.

Библиотека была поменьше, уютная, по сравнению с другими комнатами. Стены были

покрыты темным ореховым деревом, а полки от пола до потолка были вперемешку

заполнены книгами и художественными предметами, красиво расположенными.

Там был необходимый старинный письменный стол, и у одной стены - развлекательный

центр, который включал не только телевизор, но и другое электронное оборудование, в

частности - видеоплеер. Комфортабельный ряд кресел был развернут к телеэкрану.

Я представила Лорен с мужем, как они смотрят вечерние новости, под свои вечерние

коктейли.

Лорен вставила кассету в плеер и вручила мне пульт.

- Вам покажется, что это длится вечно, но там всего четыре минуты. Я буду на кухне, когда

вы закончите. В то время Айрис была в девятом классе в Академии Климпинг, и у нее все

время были неприятности. Еще вам нужно знать, что Поппи и Трой встречались, до тех

пор пока Поппи не узнала, что он и Айрис были близки. Конечно, слово"близки” не

подходит к тому, что они делали при свидетелях, когда их снимали.

- Я поняла.

Лорен поколебалась.

- Если честно, когда я увидела пленку десять лет назад, то была готова заставить Фрица

пострадать от последствий. Потом была убита Слоан, и он отправился в тюрьму за участие

в ее убийстве. Теперь, когда он освободился, мое мнение изменилось. Я до сих пор

сердита за то, что он сделал, но не уверена насчет наказания. Он заплатил достаточно, и я

не понимаю, что хорошего получится, если его отошлют обратно.

Как только она исчезла в коридоре, я включила видео. Даже предполагая, что пленка не

была невинной, я не была готова к ее содержанию, попеременно вульгарному и

насильственному.

Начало было относительно невинным: два мальчика-подростка, свежие после купания, пили пиво и курили травку. Сцена, видимо, снималась в комнате отдыха в подвале, с

баром, барными стульями и бильярдным столом, который появился позже.

Я предположила, что тот, кто помоложе, был Фрицем Маккейбом. Парень, который

выглядел постарше, с коротко подстриженными темно-рыжими волосами, видимо, был

Троем Рэйдмейкером.

Появилась совсем молоденькая девушка, завернутая в полотенце, с мокрыми волосами.

Она пила пиво большими глотками. Фриц передал ей косяк, а потом налил большой стакан

джина из бутылки в баре. Началась возня, и в какой-то момент сцена прыгнула вперед во

времени. Девочка растянулась на диване, пьяная, невнятно выговаривая слова.

Она обращалась к “Остину”, который был за пределами камеры, умоляя о поцелуе.

Камера быстро перескочила на печально известного Остина Брауна, совсем неподходяще

одетого в спортивный пиджак и галстук. Он сидел в кресле, перекинув ноги через

подлокотник, и листал журнал, не обращая внимания на сцену, которая разыгрывалась

перед ним.

Я нажала на паузу и рассмотрела его. У него было лицо, которое у меня ассоциировалось

бы с аристократизмом, если бы я была знакома с каким-нибудь аристократом. Худощавое, точеное и высокомерное. Я знала, что на меня повлиял рассказ Ионы, но я чувствовала

такое же отвращение. Я легко могла себе представить, как он отдает приказания своим

приятелям, его отстраненность, которая делала его высшим существом.

Девочка сказала:

- Ну пожалуйста?

Остин, казалось, скучал.

- Ни за что. Я - режиссер, а не актер. Я здесь главный.

- Автор, - вмешался Трой.

- Точно. Руководитель и вдохновитель. Кроме того, похоже, тебе и так хорошо.

Ее ответ пришел из-за камеры.

- Ты весь кайф ломаешь. С тобой скучно.

Камера перескочила на Фрица и Троя, которые теперь были обнажены и возбуждены, собираясь совершить насилие над той же девушкой, которая теперь была инертной, пьяная

или обкурившаяся, или и то и другое.

Я не удержалась и заметила, что волосы на лобке рыжего парня тоже были рыжими. Я не

извиняюсь за наблюдение, я обучена таким вещам, я профессионал на работе.

На ужимки парней было больно смотреть, потому что было видно, что для них это

казалось игрой. Они хорошо проводили время, будучи жеребцами, слишком увлеченные

собой, чтобы понять значение своих действий, которые определенно были

криминальными. Их обоих привлекут к ответственности по закону, если пленка попадет в

прокуратуру.

Угроза шантажиста поставила Маккейбов в позицию, непригодную для обороны. Если они

заплатят двадцать пять тысяч, то рискуют оказаться на крючке на всю жизнь. Если они

обратятся в полицию, в надежде обойти шантажиста, тогда Фриц и его друг Трой будут

осуждены за изнасилование, сексуальное нападение и бог знает, что еще. Насколько я

помню, изнасилование не имеет срока давности.

Я предполагала, что Айрис не знала, что с ней сделали, или, во всяком случае, никогда не

подавала заявления. Если бы она предприняла законные действия еще тогда, было бы

заведено уголовное или гражданское дело, и угроза была бы нейтрализована.

Я могла представить, что мальчишки хвастались своими сексуальными завоеваниями, возможно, обвиняя Айрис в неразборчивости, и таким образом заслужившей такое

отношение. В их мозгах это должно было казаться чем-то вроде розыгрыша, что-то, повышающее их мужскую доблесть в глазах приятелей.

Я слышала о подобных ситуациях, когда фотографии изнасилования циркулировали среди

дружков того, кто это совершил. Кем нужно быть, чтобы записывать такую

отвратительную сцену, я не представляла.

Я почувствовала присутствие Лорен, которая вошла в комнату позади меня и смотрела

последние пятнадцать секунд пленки. Я не показывала никакой эмоциональной реакции.

Какой бы ужасной ни была пленка, было бы непрофессиональным выказывать отвращение

или неодобрение.

Медицинский персонал следует такому же правилу, не отвечая возгласами ужаса и

гадливости при виде симптомов вашей венерической болезни.

- Я так поняла, что мальчик постарше, это Трой Рэйдмейкер.

- Да. Потом он оказался за рулем грузовичка, в ту ночь, когда была убита Слоан.

- Вы не знаете, получил ли он подобное требование?

- Я не думаю, что у него есть деньги, так что в этом не было бы смысла.

- Как насчет оператора?

- Я думаю, что это был Байярд Монтгомери, еще один друг Фрица. В то время Холлис

работал на его отца. Тигг Монтгомери умер годом позже.

- Когда все это еще продолжалось?

- Во время судебного процесса, но до вынесения приговора. Он почти все пропустил, потому что был очень болен.

- Рак?

- Какая-то редкая форма. Я не знаю деталей. Кстати, Байярда ни в чем не обвинили. Тигг

заключил соглашение с прокуратурой - иммунитет, в обмен на показания в суде, которые

стали поворотными.

Я присоединила эту информацию к остальной, в то время как Лорен продолжала.

- Мы с Холлисом посмотрели пленку после того, как ее прислали, и было ясно, что

шантажист рассчитывал, что мы будем защищать Фрица и заплатим. Я просто не знаю, что

делать, только попробовать найти человека, который послал это нам.

- Есть идея, кто это мог быть? Я понимаю, что вопрос кажется очевидным, но мне

интересно, не приходила ли вам в голову возможность, когда вы только получили кассету.

- Это должен быть кто-то, близкий к Слоан. Она была убита примерно через неделю после

кражи, так что, если она взяла кассету - а у меня очень мало сомнений, что она это сделала

- тогда кассета хранилась у нее, когда она погибла.

- Вы думаете, ее родители могли обнаружить кассету в ее вещах?

- Это возможно. Чего я не могу понять, зачем кто-то ждал так долго.

- Может быть, шантажист добивался максимального эффекта. Если кассета нашлась после

того как Фриц уже был в тюрьме, ее находка не была такой сенсацией. Лучше было

подождать, когда он снова станет свободным, и тогда ударить угрозой.

- Это не приходило мне в голову, но вы совершенно правы.

- Вы сказали, что девочку звали Айрис Леман. Это не она украла тест?

Лорен кивнула.

- Она запустила скандал в действие, хотя я не уверена, что она когда-нибудь осознала, какую сыграла роль. Насколько мне известно, она никогда не высказывала ни раскаяния ни

сожаления.

- Как насчет Фрица? У него есть какие-нибудь мысли, кто может за этим стоять?

- Он не знает о кассете или о требовании денег. Мы с Холлисом чувствуем, что у нас

должен быть план, прежде чем мы посвятим его. Он ничего не сможет сделать, пока мы не

будем знать, где находимся.

- Чем угрожала Слоан? Что она обратится в полицию?

- Я так думаю. Может быть, Фриц расскажет больше, когда узнает, что происходит.

- И что теперь?

- Ясно, что мы не можем пойти в полицию, иначе Фрица обвинят в изнасиловании. Наша

единственная надежда - найти того, кто за этим стоит, и положить всему конец.

- Я так поняла, что вы не собираетесь платить.

- Нам приходило в голову заплатить, когда мы поняли, что произошло.

- Плохая идея.

- Лонни тоже так считает. Если подумать, заплатить может быть лучше, чем что-нибудь

другое. Двадцать пять тысяч - это недорого, по сравнению с деньгами на адвокатов, если

Фриц снова окажется в суде.

- Не хочу вас расстраивать, но вам по-любому придется плохо. Эта пленка, возможно, не

оригинал. Шантажист свалял бы дурака, отдав единственный экземпляр и ничего не

получив взамен. То-есть, если это копия, то не вижу, чего вы добьетесь, если заплатите.

Копий может быть сколько угодно, и вы будете находится в той же опасности.

Лорен прикрыла глаза, как будто не могла вынести этй мысли.

- Вопрос в том, сможете ли вы помочь?

- Я постараюсь, но на вашем месте, я бы не слишком надеялась.

- Мы находимся в режиме выживания. Надежду мы оставили давным-давно. Я

предполагаю, что вам нужен аванс.

- Буду благодарна. Когда я вернусь в офис, то составлю контракт и отошлю вам.

- Сколько?

- Пока две с половиной тысячи. По ходу работы я буду предоставлять письменные отчеты

и сообщать новости по телефону. Если зайду в тупик, тогда мы встретимся и обсудим, что

делать дальше.

Я достала из сумки визитку и написала на обороте свой домашний телефон.

Лорен взглянула на карточку и положила ее на стол. Она открыла ящик и достала чековую

книжку. Выписала мне чек на две с половиной тысячи, вырвала из книжки и толкнула ко

мне по столу.

Я пробормотала благодарность, сложила чек вдвое и спрятала в карман джинсов.

- Я расскажу Холлису, о чем мы говорили. Если он захочет что-нибудь добавить, я

позвоню.

- Когда-нибудь мне нужно будет поговорить с Фрицем.

- Конечно. Мы с Холлисом ему обо всем расскажем. Я не очень жду этого разговора, но

это должно быть сделано. Я понятия не имею, как он отреагирует.

- Пока что, если шантажист даст о себе знать, сообщите.

- Конечно.

4

Вернувшись в машину, я села и сделала записи на каталожных карточках. Я запомнила

несколько имен: Айрис Леман, Трой Рэйдмейкер, Байярд Монтгомери и Поппи Ерл. Остин

Браун должен был быть в начале списка, но он сбежал, и никто не знал, где он.

Лорен доверила мне кассету с упаковкой, и я изучила конверт. Это был обычный конверт

для бандероли с защитной прокладкой, без всяких определяющих характеристик. Даже без

бренда производителя, который я могла бы заметить. Такие же точно продавались каждый

день в магазинах канцтоваров, аптеках и почтовых отделениях по всей стране.

У меня не было доступа к записям продаж, даже если бы я хотела, так что вопрос о том, чтобы найти купившего конверт даже не стоял. Я была в таком же положении с

отпечатками пальцев, если допустить, что они были. У меня был набор, и я могла бы их

снять, но не было доступа к базе данных, чтобы сравнить. То же относилось и к слюне на

марке. Был шанс, что преступник использовал губку и воду из-под крана. ДНК? Лучше об

этом забыть. Это отрицательная сторона такой работы как моя. У меня не хватает

ресурсов, чтобы проводить важные мероприятия расследования.

Были случаи, когда мне удавалось уломать Чини Филлипса или Иону Робба, чтобы

проверить номер машины, но они не должны использовать свои компьютеры для

посторонних вещей, и мне не хочется, чтобы у них из-за меня были неприятности.

Я смутно подумала, зачем я вообще согласилась искать шантажиста. Если даже я его

найду, что хорошего из этого выйдет? Если даже я уличу преступника, он или она будут

все отрицать. Маккейбы не смогут угрожать обращением в прокуратуру, потому что

шантажист угрожал этим им.

Это вроде двух ковбоев, с наведенными друг на друга пистолетами. Ни один не может себе

позволить шевельнуться.

Что касается пленки, я не понимала, как можно было попросить фотоателье сделать

копию.

Копы будут у тебя на пороге в течение часа. Но опять же, шантажист не стал бы посылать

оригинал, так что должен быть дубликат. Я изучила кассету, которая была стандартной и

продавалась в бесчисленных местах.

Я быстро взглянула на часы. Было 4.45, и я все еще могла успеть в один из местных

фотомагазинов до закрытия. Завела машину и поехала в город. Насколько я могла помнить, на Миларго был ближайший магазин.

Я припарковалась и подошла к дверям. Магазин открыт до шести, что, по крайней мере, снимало беспокойство о времени. Я вошла и подождала, пока ближайший работник

закончил с покупателем и обратил внимание на меня.

- Что я могу для вас сделать?

Ему было лет двадцать пять, высокий и худой, волосы собраны в хвост, жидкая бородка-готе, левая мочка уха проткнута гайкой с болтом. Его кожа была пятнистой, а галстук-бабочка и красные подтяжки казались неуместными. Какую скромную истину о себе он

надеялся выразить?

Я достала кассету.

- Вы не могли бы сказать, как сделать копию с видеокассеты?

- Этой?

- Не этой. Я спрашиваю вообще.

- Когда она вам нужна?

- Время не имеет значения. Вопрос гипотетический.

- Объясните.

- Содержание личного характера, и мне было бы неудобно сдавать пленку в фотоателье

для копирования.

- Почему нет?

- Хм, ну, допустим, я снимала себя в обнаженном виде.

- Для чего?

- Может, я эксбиционистка и надеялась подзадорить своего парня.

- Тогда вам лучше показать ему все в натуре. На его месте, мне бы больше понравилось.

- Проблема теоретическая.

- Это вы так говорите.

- Вообще-то, пленка показывает сомнительные действия. Содержание приближается к

криминальному.

- Зачем хорошей девушке, как вы, влезать во что-то такое?

Я проигнорировала вопрос, который сочла дерзким.

- Если фотоателье не сможет или не захочет копировать пленку, как я могу это сделать?

Он облокотился на стойку, уперев подбородок в кулак.

- Наверное, вы можете вывести изображение на экран и сделать копию.

Я уже думала об этом.

- Хорошо. Мне это нравится. Вы говорите, я могу сделать столько копий, сколько у меня

есть пустых кассет.

- Правильно.

Он поднял указательный палец.

- Или. Кто-то вроде меня может сделать работу для вас, если плата будет достаточной.

- Я так не думаю. Вы можете почувствовать себя обязанным связаться с полицией.

- Это порнография? Потому что, в таком случае, я хочу связаться с полицией прямо сейчас.

- Нет, это не порнография! За кого вы меня принимаете?

- За обладательницу непристойного домашнего видео, содержание которого

“приближается к криминальному”, цитируя вас.

Мне пришлось поупражняться в терпении, чтобы не откусить этому засранцу ухо.

- Давайте поробуем так. Допустим, я хочу взять напрокат видеокамеру, могу я сделать это

здесь?

- Нет. Я так не думаю. Обычно, да, но, учитывая то, что вы сказали, меня за это уволят.

Я вернула кассету в сумку, сказав:

- В любом случае, спасибо.

- К вашим услугам.

Вот и все. По крайней мере, я имею представление, как шантажист сумел сделать копию

пленки, которую я намерена вернуть Лорен чем скорее, тем лучше. Чертова штука

ощущалсь как бомба с часовым механизмом. Тик-тик-тик. Интересно, сколько существует

копий, и был ли кто-нибудь еще озадачен финансовыми требованиями.

Я ехала домой, пытаясь спланировать общую стратегию, без особого успеха. У меня было

слишком много вопросов и слишком мало ответов.

Я нашла изумительное место для парковки у соседнего дома, что бесконечно подняло мне

настроение. Я вошла через скрипучую калитку, испытывая редкий оптимизм. И

остановилась. Дорожка за калиткой была усеяна барахлом: рюкзак, спальный мешок, водонепроницаемая подстилка, сумка, палатка и складное инвалидное кресло. Плюс два

коричневых бумажных пакета, набитые одеждой, которая неприятно пахла даже оттуда, где я стояла.

Заинтригованная, я свернула за угол и увидела Перл Уайт, колотившую в мою дверь. Она

опиралась на пару костылей, которые выглядели так, будто могли согнуться под ее

чудовищным весом.

- Перл?

- Эй, Кинси. Давно не виделись.

- Что ты здесь делаешь?

- Ищу Генри. Я стучала и стучала, а он не открывает.

Я познакомилась с Перл много месяцев назад, когда расследовала смерть бездомного

мужчины, найденного на пляже. Она до сих пор была большой, джинсы, наверное, 22-го

размера и толстовка XXXL с эмблемой местного университета. Не то чтобы я что-то имела

против больших людей, но душ бы ей не помешал. Куча барахла на дорожке, несомненно

принадлежала ей, но что она здесь делает?

Перл, наверное, было сорок с чем-то, хотя жизнь обходилась с ней так плохо, что могло

быть и меньше. Ее широкое лицо было розовым, щеки испещрены лопнувшими

капиллярами. Волосы коротко подстрижены. Нижние зубы были темными и, казалось, росли через один.

Я спросила у нее очевидное.

- Что тебе нужно от Генри?

- Разве он живет не здесь?

Я показала на заднюю дверь его дома.

- Это его дом. А это - мой.

- Ой, да. Теперь я вспомнила. Ты снимаешь у него эту студию. Мило. Тебе соседка не

нужна? Потому что я ищу, где остановиться.

Я показала на костыли.

- Что случилось?

- Меня сбила машина. На переходе, и все такое. Может свет горел не тот, но в этом штате

это не преступление. Сломала бедро. Я собираюсь засудить ублюдка, если найду адвоката, который возьмется за дело бесплатно. Ты знаешь кого-нибудь хорошего?

- Не знаю. Ты была в больнице?

- Была, но теперь все. Проблема в том, что доктора меня не отпускали, если я не найду, где

жить. Я вспомнила Генри, потому что он был так добр, когда умерли Терренс и Феликс. Я

попросила женщину из больницы позвонить ему, и у них был долгий хороший разговор.

Он сказал, что я могу здесь оставаться, сколько захочу.

- Серьезно? Генри так сказал?

- Если мне не веришь, спроси у него.

- Что насчет приюта для бездомных? Почему бы не остановиться там?

- Приют не оборудован. Директор сказал, никаких исключений, что было очень грубо с его

стороны. Я там практически постоянный житель, и можно было подумать, что он меня

возьмет. Я пригрозила перебить ему все лампочки, но он не уступил.

В этот момент из-за угла появился Генри, в своих обычных шортах, футболке и

шлепанцах. В одной руке он держал рюкзак Перл, в другой - два бумажных пакета.

Похоже, он считал ее присутствие само собой разумеющимся, значит она говорила правду.

- О! Вы уже здесь. Я ждал вас только после ужина.

- Я решила, что чем раньше, тем лучше. Будет время устроиться. У меня гипогликемия, так что я не могу долго ждать, чтобы поесть, а то начинаю трястись и потеть.

- Не волнуйтесь об этом. У меня все готово к ужину. Кинси, почему бы тебе не принести

сюда инвалидную коляску, пока я провожу Перл в дом?

Я уверена, что мое лицо выражало недостаток энтузиазма, но Генри не обращал внимания, а Перл, разумеется, не было дела.

- Конечно, - пробормотала я, вместо того чтобы выбить себе зубы булыжником.

Я вернулась к калитке, раскрыла кресло, погрузила на сиденье все оставшиеся вещи и

покатила его к дому. Кухонная дверь Генри стояла открытой, и я могла видеть свет в

гостиной. Из всех людей - Перл. Он что, потерял разум? Может быть, он выпил, когда

поступил звонок? Генри был мягким по натуре, но поселить у себя Перл Уайт, это

слишком.

Почему этот акт сострадания настолько меня раздражал, не знаю. Я вынуждена

признаться, как мало сочувствия испытываю к попрошайкам и людям-паразитам. Тетя

Джин воспитывала меня в строгости и запрещала просить что-то у других. Ее целью была

самодостаточность. Она хмурилась при мысли о зависимости и социальной

задолженности. Учитывая, что она растила меня с пятилетноего возраста до своей смерти, когда мне было двадцать три, я была не в состоянии оспорить эту точку зрения.

Я открыла дверь пошире и выгрузила пожитки Перл. Я слышала голос Генри в дальнем

конце дома и остановилась, размышляя, не подождать ли его, чтобы поговорить.

Не-а, наверное, нет. Один из нас уйдет сердитым.

Я вернулась в свою студию. Было ясно, что я не буду ужинать с Генри, у него, или где-нибудь еще. Мне не хватало духу идти к Рози, учитывая ее энтузиазм к венгерским

блюдам, приготовленным из внутренностей животных.

От безнадежности я отыскала в газете репертуар кинотеатров и закончила просмотром

фильма “Родители”. Мой ужин состоял из попкорна и диетического пепси, где не

содержалось ни одной главной группы продуктов, если только не считать таковой

кукурузу. Когда фильм кончился, было только восемь пятнадцать, поэтому я купила билет

на “Тернер и Хуч”.

Домой вернулась после десяти. У Генри было темно, так что я решила, что он уже лег.

Неприятной нотой был вид палатки Перл, воздвигнутой посереди двора. Может быть, чистые простыни были для нее слишком. При общении с бездомными я узнала, что многие

из них предпочитают потолку ночное небо, особенно те, кто побывал в тюрьме.

Кот Эд тоже был озадачен палаткой. Он сидел перед ней, наклонив голову и уставившись

на закрытый на молнию вход. Я знала, что происходило в его маленьком мозгу. Почему

кто-то решил спать посреди его ящика с песком?

Я сумела избегать и Перл и Генри весь остаток выходных. Действительно, это дело Генри, кого он приглашает в свой дом. Я уговорила себя держать рот закрытым, немалое

достижение.

* * *

Когда я отправлялась на работу в понедельник утром, палатка все еще стояла во дворе, а

земля вокруг пахла мочой. Наверное, Перл было лень пользоваться сантехникой в доме

среди ночи. Если Генри когда-нибудь соберется воскресить свой двор, ему придется

заменить верхний слой почвы, прежде чем делать что-нибудь еще. Интересно, могут ли

человеческие экскременты рассматриваться как компост? Если да, то Перл, возможно, предоставит достаточно, чтобы удобрить его розы.

Оказавшись в офисе, я позвонила Лонни Кингману, который, к счастью, был на месте.

- Эй, Лонни. Кинси. У меня к тебе вопрос.

- Могу поспорить, что знаю, какой. С тобой связалась Лорен Маккейб.

- Именно. Спасибо, что ее направил, но мне интересно, почему ты сам отказался?

- Мне не понравилась позиция, в которую меня ставит это дело. Если бы я согласился

представлять Маккейбов в деле о шантаже, мне бы пришлось рассказать прокурору о

содержании пленки. Что поставило бы Фрица перед возможным наказанием. Я бы сказал:

“Моих клиентов шантажируют пленкой, на которой заснят их сын, принимающий участие

в изнасиловании.” И что потом? Я буду защищать Фрица в деле об изнасиловании? Это бы

неправильно пахло. Потому что, чтобы сделать все, как положено, мне нужно было бы

убедить Маккейбов не обращаться в полицию, что было бы неуместно.

- Поняла. Мне, наверное, самой нужно было отказаться, но мне всех жалко.Фриц не успел

выйти из тюрьмы, как может столкнуться с новым судебным обвинением. Маккейбы уже

заплатили целое состояние за его защиту. Кому нужны новые судебные разборки?

- Аминь, - сказал Лонни.

После того, как мы положили трубки, я обдумала ситуацию. Как я поняла потом, это был

момент, когда я могла отступить с достоинством, объяснив, что передумала, потому что

сомневаюсь, насколько эффективной могу быть. Лорен могла быть разочарована или

раздражена, но мне всего лишь нужно было вернуть аванс, и это был бы конец.

Но я уже попалась на крючок. Маленький терьер в моей натуре уже преследовал проблему, и земля летела, когда я раскапывала нору. Где-то там была крыса, и она должна была

достаться мне одной.

Я напечатала контракт, описав работу, которую Лорен Маккейб просила меня сделать.

Написала расписку о получении аванса, которую присоединила к копии договора.

Пока я занималась бумажной работой, мне в голову снова пришло, насколько шаткое у

меня положение. Найти шантажиста и прекратить угрозы. О, боже. Лучше не

задумываться о том, что впереди.

Впридачу к чеку Лорен я взяла еще пару других чеков, которые нужно было отнести в

банк, и заполнила депозитную квитанцию. Включила сигнализацию, заперла дверь и

прыгнула в машину.

Меня не было пятнадцать минут, и когда я вернулась, меня приветствовала картина черно-белой патрульной машины и полицейский в форме, выходивший из-за угла дома.

Он был молодой, немного за тридцать, стройный, чисто выбритый, с аурой

компетентности, которую я оценила с первого взгляда. На значке с именем было написано

Т. Шугабейкер.

- Что-то случилось? - спросила я.

- Это ваш дом?

- Мой офис.

- Назовите ваше имя.

Я сказала имя и фамилию и показала водительское удостоверение и визитную карточку.

Он вернул удостоверение, а визитку оставил себе.

- Что происходит?

- Сработала сигнализация, и диспетчер компании позвонила по указанному телефону. Не

получив ответа, она связалась с полицией. Меня послали проверить. Кухонное окно сзади

разбито. Выглядит как будто кто-то бросил в него камень.

- Вау. Я заплатила дополнительно за пару датчиков разбитого стекла, но думала, что у меня

паранойя. Он проник внутрь?

- Непохоже. Наверное, его испугала сигнализация, но вы можете проверить.

- Что ж, вы приехали быстро, и я это ценю.

Я отперла дверь, и он вошел со мной. Мы вдвоем обошли помещения, он искал следы

вандализма, а я - воровства. Я заверила его, что ничего не пропало, и все на месте.

- Я составлю рапорт. Если хотите подать заявление, приходите в отделение в течение

нескольких дней. Вряд ли стоит просить страховую компанию платить за такой маленький

ущерб, но никогда не помешает иметь все оформленным. Иногда бывают повторные

попытки, если они думают, что вы храните лекарства или ценности.

- У меня нет ни того, ни другого, но спасибо за предупреждение.

После его ухода я сидела за столом и пыталась избавиться от приступа страха, который

овладел мной, когда я осталась одна. Я думала о Неде Лоуве. Бывают случаи, когда я

сомневаюсь в своей реакции, но это был не тот. В моих подозрениях не было ничего

глупого, и я не упрекала себя за поспешные выводы. У меня не было доказательств, что

это был Нед, если только он не оставил отпечатков, для чего он был слишком осторожен.

Я не могла представить его цель, но его мышление в любом случае было извращенным, и

за то, что он считал нормальным мотивом, другого человека поместили бы в психушку на

семьдесят два часа.

Чтобы компенсировать свою тревогу, я позвонила Диане Альварес, исходя из теории, что

раздражение, вызванное ею, вытеснит мои мрачные мысли. Передо мной на столе лежала

статья, которую она написала о Фрице Маккейбе. Она откликнулась после третьего гудка, и я представилась.

- Что ж, Кинси. Это неожиданный сюрприз.

- Как будто сюрпризы бывают другими.

- Хм, верно. Чему я обязана удовольствием?

- Я смотрю на твою статью о Фрице Маккейбе и гадаю, не раскопала ли ты информацию, которую не включила.

- Я выразила свое личное мнение, но редактор вырезал эту часть.

- Какое личное мнение?

- Я думала, что Фрицу повезло, что его судили как несовершеннолетнего. Если бы его

судили как взрослого, он мог получить смертную казнь, или пожизненное, без права на

досрочное освобождение. Вместо этого он отсидел восемь лет, и теперь на свободе.

- Что-нибудь еще?

- То, что касается Остина Брауна. Я чувствовала, что он заслуживал упоминания. Он в

десятке самых разыскиваемых ФБР. Ты знаешь, что за его голову назначена награда?

Пятьдесят тысяч баксов.

- Ну, это щедро. Награда так и пролежала все эти годы?

- Нетронутая. Или никто не знает, где он, или никто не хочет связываться. Я надеялась, что

история о Фрице вызовет интерес к местонахождению Остина.

- Может, ты можешь написать отдельную статью.

- Боюсь, что нет. Мой редактор говорит, что это старые новости.

- Но Остин Браун - плохой парень. И важно его найти.

- Не для моего редактора. Если спросить меня, это эпическая история и заслуживает того, чтобы быть рассказанной полностью, начало, середина и конец.

- Пока что конца не хватает.

- Правильно, но кроме этого там есть все элементы: молодость, секс, деньги, предательство.

- Смерть.

- Точно. Я знаю, это звучит цинично, но Остин Браун - это последняя висящая ниточка.

- У тебя есть теория, куда он направился?

- А что? Ты хочешь его найти?

- За пятьдесят тысяч можно, - ответила я, хотя эта идея никогда не приходила мне в голову.

- Его видели в полудюжине разных мест, но все это было несерьезно. Люди так рвутся

помочь, что у них начинаются галлюцинации. Почему ты так интересуешься?

- Просто любопытство.

- Пятьдесят тысяч - хорошие деньги в любом случае.

- Можно я скажу тебе о своей проблеме?

- Почему нет? Ты уже прервала мою работу.

- Извини, но дело вот в чем. Я хочу поговорить с участниками дела, но у меня нет никакой

прикрывающей истории и ничего, чтобы торговаться. Вряд ли я смогу выдать себя за

репортера.

- Конечно сможешь. Люди больше любят поговорить, чем ты думаешь. Я все время это

замечаю, когда беру интервью. Вот тебе совет: создай впечатление, что у тебя есть

информация, и ты ищешь подтверждение. А еще лучше, скажи, что хочешь услышать их

версию событий. Скажи, что твой редактор хочет подробностей и посоветовал поговорить

с ними.

- Мне не понадобятся документы?

- Только если ты попытаешься пройти без билета на рок-концерт. Люди считают, что ты та, за кого себя выдаешь.

- Как насчет матери Слоан? Думаешь, она согласится со мной встретиться?

- Боже, ты такая нерешительная. Я думала, у тебя есть яйца. Верь мне, она будет говорить.

Она только и делает, что говорит о смерти Слоан. Люди, которые ее знают, говорят, что у

нее навязчивая идея. Годами она сохраняет комнату Слоан, как она была. Закрыла дверь и

заперла ее.

- Кто-то еще упоминал об этом. Похоже, она до сих пор чувствительна к своей потере.

- Я не уверена, что такое горе когда-нибудь проходит. Пока что она любит возвращаться к

“фактам дела”, надеясь, что сможет что-то изменить. Поищи ее в телефонной книге под

фамилией Сей.

- Как пишется?

- С-Е-Й. Она живет в Хортон Равин.

- Спасибо.

Я взглянула на список имен, который составила после встречи с Лорен Маккейб.

- Ты случайно не знаешь адрес и телефон Айрис Леман?

- Девочка, которую турнули из Климпа? Зачем разговаривать с ней?

- Я хочу узнать, что произошло с ней с тех пор.

- Могу поспорить, немного. У меня есть домашний телефон, который я записала годы

назад. Может быть, уже не годится, но можешь попробовать. Я слышала, что она работает

в магазине винтажной одежды на Стейт. Наверное, это самый лучший способ ее найти, но

могу дать телефон, если хочешь.

- Это было бы чудесно.

- Погоди секунду.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы найти записную книжку и полистать страницы.

Она дала мне домашний телефон Айрис с одним условием.

- Ты должна поклясться, что сообщишь, если появится что-нибудь новенькое. Это будет

аргументом для дополнительного освещения старого дела.

- Я могу это сделать. В свою очередь, я была бы благодарна, если бы ты сделала то же

самое для меня.

- Буду рада. Конечно, тогда ты будешь мне обязана.

- Я могу это перенести.

- Удачи. Не могу дождаться, чтобы почувствовать, каково это, иметь тебя в должниках.

После того, как она положила трубку, я сидела и смотрела на контактную информацию

Айрис Леман. Ее имя было первым в списке людей, с которыми я хотела поговорить, но я

чувствовала странную нерешительность. Что, если требование шантажиста исходило от

нее? Я не могла представить, зачем бы ей пытаться получить деньги на основании записи

сексуального характера, где она играет главную роль. Я не думала, что эта роль носила

криминальный характер, но конечно была бы постыдной, если бы вышла на свет.

5

Бойкот

Май 1979 г.

Слоан села на скамейку в раздевалке для девочек и сняла щитки для голеней и бутсы.

Стянула через голову влажную форму и вытерла вспотевшую шею. Выскользнула из

шортов, сняла спортивный бюстгалтер и оставила их в промокшей куче на полу.

Она направилась в душевую, в которой уже никого не было. Была пятница, конец мая, и

никто не разговаривал с ней несколько недель. Ей была предназначена роль социального

отщепенца из-за предположения, что она написала анонимку заместителю директора

Академии Климпинг о том, что ученики Трой Рэйдмейкер и Поппи Ерл получили ответы

на вопросы Калифорнийского теста академической успеваемости и смошенничали, чтобы

улучшить свои оценки. Слухи об этом предательстве распространились по школе за один

день.

Слоан открыто пыталась убедить Поппи отказаться от мошенничества, так что, когда

появилась напечатанная на машинке анонимка, Остин Браун убедил всех

одиннадцатикласскников, что Слоан предала их доверие. Ее невиновность даже не

обсуждалась. Слоан признали виновной, и ее пылкие отрицания звучали пустыми даже

для ее собственных ушей.

Слоан была спортивной: высокая, сильная и хорошо координированная. Еще она была

умной, старательной и волевой. Несмотря на это, изоляция ее убивала.

Слоан сняла резинку с кончика косы, доходившей до середины спины. Тряхнула головой, и

каскад кудрей упал ей на плечи, как капюшон. Если она вымоет голову, волосы придется

сушить часами, но это лучше, чем потная башка. Как обычно, в душевой пахло хлоркой, запах, который у нее ассоциировался как с победой, так и с поражением.

Горячая вода исцеляла, и она не жалела об одиночестве. Эффект бойкота уже сказывался, и

хотя она изображала безразличие, Слоан остро чувствовала неодобрение, окружавшее ее.

Никто не говорил ей ни слова. Никто не обращал на нее внимания. Никто не смотрел ей в

глаза. Если она заговаривала с одноклассником, ей не отвечали. Присоединились даже

несколько учеников из девятого и десятого классов. Двенадцатиклассники в основном

воздерживались от участия, но Слоан чувствовала, что они смотрят на нее с презрением, считая, что она сама виновата.

Скандал начался с того, что Айрис Леман включила пожарную сигнализацию, дождалась, пока коридоры и классы опустеют, забралась в школьный офис и скопировала тест и

ответы к нему. Тест писали в пятницу, 13 апреля, и когда через три недели были вывешены

оценки, анонимка появилась на столе заместителя директора.

Изначально оценка Троя не вызвала подозрений, потому что он всегда хорошо учился.

Результат Поппи был лучше, чем можно было ожидать, поэтому насчет нее подозрения

возникли сразу. В неудачной попытке замаскироваться, Трой и Поппи неправильно

ответили на одни и те же два вопроса.

Обоих вызвали к замдиректору, где мистер Лукас допросил их с пристрастием. Поппи

смогла бы отговориться, но Трой сломался и выдал ее.

Слоан заранее услышала об их намерениях и ясно высказывала свое неодобрение. Она

могла бы ничего не знать, если бы событие горячо не обсуждалось в группе учеников.

Полкласса знало, что происходит, но именно ее обвинили в доносе. Хотя ей очень не

нравилась идея мошенничества, Слоан никогда бы их не выдала. Они с Поппи были

лучшими подругами с первых дней в Академии Климпинг, с нулевого класса. Слоан всегда

была лучшей ученицей из них двоих, без усилий переходя из класса в класс, в то время как

Поппи в лучшем случае вытягивала на средние отметки. Слоан даже не могла сосчитать, сколько раз она занималась с Поппи английским и математикой, гоняла ее по вопросам

истории и социальных наук. Процесс не становился легче для Поппи, и Слоан иногда

чувствовала себя виноватой, потому что ей все так легко давалось.

После душа она оделась, завязала мокрые волосы в хвост и пошла на парковку. Подойдя к

щегольской красной MG своего отчима, она увидела нацарапанное с водительской

стороны слово СТУКАЧКА. Слоан уставилась на ущерб, понимая, что придется рассказать

о происходящем Полу. Она надеялась вытерпеть остракизм в молчании, но машина была

его радостью и гордостью, и любой ремонт был бы оплачен из его страховки. Не было

смысла откровенничать с матерью, которая обычно находилась под воздействием алкоголя

и разнообразных таблеток, принимаемых от воображаемых и других болезней. Ее мать

реагировала на стресс, отправляясь в постель. Если бы она услышала об отлучении Слоан, ее первым порывом было бы позвонить в школу и разразиться длинными жалобами, что

сделало бы ситуацию только хуже.

Когда-то Слоан и ее мать были близки, но это внезапно изменилось. Слоан была зачата вне

брака, своеобразное понятие, в чем Маргарет призналась, когда ей было пять лет.

Маргарет рассказала Слоан, что встретила ее отца зимой в Скво Вэлли, после того, как

закончила маленький методистский колледж в Санта Терезе. Она хотела сменить

обстановку, и ей удалось получить работу официантки на фешенебельном лыжном

курорте. Кори Стивенс работал там за возможность пользоваться благами курорта.

Стройный, красивый, общительный и добрый авантюрист. Маргарет решила, что он богат, потому что он жил без видимого источника дохода. У них была страстная любовная связь, и когда к Рождеству Маргарет узнала о своей беременности, она была в отчаянии, думая, что Кори вряд ли захочет остепениться. К ее удивлению, он воспринял новость

положительно. Хотя он не был готов жениться, он поклялся остаться с ней до рождения

ребенка и щедро обеспечивать его. Через две недели он погиб при сходе лавины.

У Маргарет осталась его единственная фотография и обещания, которые он не смог

выполнить. Она переехала в Лонг Бич, родила девочку и постаралась устроиться, как

могла.

Как мать-одиночка она работала секретаршей в разных строительных компаниях, еле

зарабатывая на жизнь. Она встретила Пола Сея на строительной выставке в Лас Вегасе в

1966 году. Он был строителем, владельцем фирмы в Санта Терезе. Он вышел из низов: стабильный, практичный и преданный ей и ее маленькой девочке. Маргарет и Пол

поженились, когда Слоан было четыре года, и Маргарет снова оказалась в Санта Терезе, где училась. Пол раньше был женат, и у него было два сына, тринадцати и пятнадцати лет.

Джастин и Джои жили со своей матерью в течение школьного года и проводили

рождественские и летние каникулы в Санта Терезе.

Ребенком Слоан скучала по отцу, которого никогда не знала. На фотографии, сделанной на

лыжном курорте, он был темноглазым и загорелым, с блеском белых зубов и лыжными

очками, сдвинутыми на темные волосы. Когда Слоан росла, его образ был источником

фантазий - надежд, что он на самом деле не погиб. Мать говорила, что его тело не нашли, и этот факт поддерживал в ней веру, что он до сих пор был жив и здоров. Может быть, он

воспользовался лавиной, чтобы избежать ответственности за грозящее отцовство. Слоан

не обижалась при мысли, что он бросил ее до рождения. Вместо этого она старалась

узнать все о лыжах, думая, что однажды отправится на его поиски.

Когда Слоан было десять лет, она разбирала стопку старых лыжных журналов и

наткнулась на статью о Карле Шранце, австрийском лыжнике, который участвовал в

мировом чемпионате 1962 года. Он выиграл золотую медаль на спуске, серебряную - в

гигантском слаломе и еще одну золотую - в комбинации. На фотографии к тексту было

лицо Кори Стивенса. Фактически, фотография была дубликатом той, что она держала на

прикроватной тумбочке. Слоан была ошарашена. Был ли ее отец на самом деле

автрийским лыжником-чемпионом?

Она пошла прямо к матери.

- Карл Шранц - мой настоящий отец?

Лицо Маргарет ничего не выражало.

- Я не знаю никого по имени Карл Шранц, Слоан. Откуда тебе пришла в голову эта идея?

Слоан показала ей две фотографии рядом.

- Это Карл Шранц, а это мой папа. Это один и тот же человек, а ты мне врала! Он не умер.

Он был жив все это время.

Маргарет сначала все отрицала, но Слоан надавила, и мать в конце концов призналась, что

она сделала. История о Кори Стивенсе и зиме в Скво Вэлли была полностью придумана.

Она вырезала фотографию из журнала и вставила в рамку, так что у Слоан было

изображение, к которому она могла обращаться когда нуждалась в утешении отца.

Настоящего отца Слоан, сказала Маргарет, она знала в прошлом, но почти не встречалась с

ним с тех пор. Слоан не знала, чему верить.

Огорченная и сбитая с толку, она по секрету рассказала историю Поппи, заставив ее

поклясться, что никому не скажет. Поппи перекрестилась и поклялась своей жизнью, а

через два дня историю знала вся школа. Поппи утверждала, что не сказала ни единой

душе, и Слоан ничего не оставалось, как отмахнуться от всего и жить с унижением.

Кстати, рассказ Маргарет менялся каждый раз, когда Слоан настаивала на информации, пока она не поняла, что мать не собирается говорить ей правду. Единственный фрагмент

оригинальной сказки, на котором она всегда настаивала, было то, что ее биологический

отец поддерживал беременность и обещал щедрую финансовую поддержку ребенка.

Дальше этого она отказывалась двигаться. Может быть, деньги должны были быть

утешительным призом, но поскольку они не материализовались, там было мало

утешительного.

Ярость и разочарование Слоан отравили отношения, и близость никогда не была

восстановлена. Мать и дочь согласились на перемирие, но Слоан никогда не простила ее.

Она смотрела на мать с презрением, отвергая все проявления любви и заботы.

Пол Сей закрыл амбразуру, и Слоан перенесла на него свою преданность.

Через пару недель Пол и Маргарет поедут в Тусон, чтобы забрать мальчиков и привезти их

на лето.

* * *

Когда Слоан вернулась из школы домой, пес встретил ее у двери с радостным лаем, как

будто не надеялся увидеть ее снова. Бутч был пиренейской горной собакой, шестьдесят

килограммов верности, терпения и любви. Ему было два года, белый, с пушистым

хвостом и шубой из жесткого меха, который формировал воротник вокруг его шеи.

Слоан поцеловала пса в шерстистую голову и погладила его уши.

Повесив куртку на вешалку в холле, она заглянула в гостиную, где ее мать растянулась на

диване с горящей сигаретой в пальцах. Слоан ненавидела курение матери почти так же как

ее нетвердую походку и нечленораздельную речь к концу дня. День еще не кончился, но

Маргарет спала, одурманенная по самое не могу.

Слоан вытащила окурок, потушила его в пепельнице, а потом поднялась в свою комнату

вместе с Бутчем.

Она переоделась в спортивный костюм, взяла поводок Бутча и повела его гулять. Это было

его любимое время дня и ее тоже. Пол подарил ей собаку на четырнадцатый день

рождения, большой пушистый комок с любящим сердцем. Ночью он спал в ее комнате, в

ногах кровати. Днем он сидел внизу, в холле, и ждал ее возвращения из школы. Майское

солнце светило немного дольше каждый день, и Слоан чувствовала, как ее настроение

улучшается, когда они вдвоем шли по дороге. Через полчаса они вернулись домой.

Слоан была поражена, увидев что Байярд Монтгомери сидел на крыльце в белом плетеном

кресле-качалке. В руках у него был большой пенопластовый стаканчик, пол-литра

прохладительного напитка, который он тянул через большую соломинку.

Бутч поскакал к нему и приветствовал с большим энтузиазмом, радостно пыхтя, когда

Байярд отставил свой стаканчик в сторону и любовно потряс его большую благородную

голову.

- Как дела, парень? Какая хорошая, замечательная, умная собака!

Бутч явно был без ума от Байярда, его хвост вилял, а рот открылся в собачьем подобии

улыбки.

С опозданием Байярд поднял взгляд на Слоан.

- Эй. А ты как?

- Не могу поверить. Ты в самом деле разговариваешь со мной?

Байярд оглядел ее с лукавством в глазах.

- Я снова хочу поработать у твоего папы. Он разрешает мне управлять бульдозером и

экскаватором, что действительно круто. Я подумал, что будет мудрым подмаслить тебя.

- Ты шутишь? Я - социальная прокаженная. Если Остин узнает, что ты говорил со мной, он

предаст тебя огню.

- О, боже! - воскликнул Байярд фальцетом. Он сунул в рот пальцы правой руки, прикусив

их в комическом ужасе. Это был его постоянный жест, предлагаемый в доказательство его

непочтительности. Его волосы были в лохматом беспорядке, пучки торчали во все

стороны. Как и кусание пальцев, темная неухоженная шевелюра была его отличительным

знаком, вместе с дьявольским блеском в глазах. Так же как и Поппи, Слоан знала его с

нулевого класса.

Она могла вспомнить его в те дни. Байярд был отвлеченным, потерянным маленьким

мальчиком, который со всеми сохранял дистанцию. Он был единственным ребенком, и его

родители были в процессе враждебного развода. В пятилетнем возрасте они раздирали его

на части, он был жертвой их перетягивания каната, когда они соперничали за его

преданность. Через год его мать победила и увезла его в Санта Фе, как она говорила, к

лучшей жизни. Этот план работал пока Байярду не исполнилось двенадцать, и он не начал

бунтовать. Было это его сознательным намерением, или нет, но он так отдалился от

матери, что она вернула его обратно, в жизнь бывшего мужа, отказавшись от всех

требований. Тигг Монтгомери снова записал Байярда в Климп, где шестилетнее

отсутствие сделало его отчаянно неприспособленным, и он до сих пор держался в стороне

от тесного круга старых друзей.

Слоан села на плетеный диванчик, странно благодарная компании Байярда. Пес устроился

у ее ног.

- Давай не будем говорить об Остине и о школе.

- О чем ты хочешь говорить?

- О чем угодно. Я слышала, что твой папа болен.

Байярд отмахнулся, его тон был ровным.

- Он не задержится на этом свете. Я уверен, моя мать будет в восторге. Она ненавидит его

много лет. Конечно, мой старик - дерьмо, так почему бы и нет?

- Я думала, ты с ним ладишь.

- Я от него без ума и предполагаю, что чувства взаимны. Показывает, до чего я дошел.

- По крайней мере, ты знаешь, кто он, значит тебе лучше, чем мне. Я - “ублюдок”, что

звучит смешно в наши дни.

- Что за история?

- Понятия не имею. Моя мать отказывается говорить мне что-либо про моего

биологического отца.

- Почему?

- Должно быть, неправильно понятая лояльность или самозащита. Она врала мне все

время, пока я росла, и когда я нашла этому доказательство, она вообще замолчала. Спроси

ее теперь, она зальется слезами и нальет себе еще выпить.

- Может быть, она не знает, кто он. Может, там было полно парней, каждый из которых

мог быть твоим дорогим папочкой.

- Только не она. Она не тот тип, ведет себя осторожно.

- Тогда она могла быть другой. Романтичной в душе. Этот парень мог быть ее

единственной настоящей любовью.

- Теперь это неважно. Мой отчим оказался замечательным человеком. Правда, он

невероятный, особенно учитывая, как она скатилась под горку.

- Когда она начала пить?

- Кто знает? Он говорит, она много не пила, когда они встретились. По коктейлю иногда, но она не была постоянно как свинья.

Байярд пожал плечами.

- Родители - дерьмо, ты знаешь? Мой папаша - фокусник. Дает одной рукой и отнимает

другой. Пуф! Сейчас ты видишь это, а сейчас уже нет. Потом понимаешь, что тебя

облапошили.

- Не понимаю.

Он отмахнулся.

- Не будем углубляться. Скажем, сейчас, когда он угасает, он хочет вернуться назад и

исправить вещи, которые натворил в прошлом.

- Это хорошо, разве нет?

- Он может делать что хочет, если не отнимает у меня.

- Почему его раскаяние имеет какое-то отношение к тебе?

- Не имеет, если его послушать. Он и моя мать не могли меня поделить годами. Это как

быть горячей картофелиной, которую перебрасывают из рук в руки. Мне надоело, что

меня обсчитывают.

- Но ты был счастлив здесь, разве нет?

Он послал ей кривую улыбку.

- Кто знает, что такое счастье? Ты должен позаботиться о себе. Это все, что я знаю. Больше

никто этого не сделает, это уж точно.

Он потряс льдом в своем стаканчике, пытаясь определить, сколько питья осталось.

Присосался к соломинке, выпив половину содержимого.

- Хочешь попробовать? Последний шанс.

- Что это?

- Бурбон с кока-колой.

Она состроила гримасу.

- Нет, спасибо.

- Не виню тебя. Вкус отвратительный, но оно греет мне сердце, или то, что от него

осталось.

- Ты не должен пить.

- Я не должен много чего делать, но вот он я.

Он поставил стаканчик у ног, подтянул колени вверх и положил подбородок на

скрещенные руки.

- В любом случае, это тебе нужна помощь.

- Я переживу. Я уже чувствую себя лучше, когда Остин не высасывает из меня жизнь.

- Печальный поворот событий, учитывая, что ты с ним встречалась. Кроме того, что он

тебя душил, могу поспорить, он пытался забраться к тебе в трусы.

Слоан засмеялась.

- Откуда ты знаешь?

Тон Байярда был легким.

- Между нами кое-что было.

- Что ты имеешь в виду?

- А ты как думаешь? Остин идет любым путем. Ему плевать на щепетильность. Он любит

преследование.Он любит соблазн. Потом ему делается скучно.

- Поэтому я и не спала с ним.

- Умница. Он закрутил с тобой, когда покончил со мной.

- Прости, Байярд. Я не знала. Это должно было быть обидно.

- Обижать людей - это то, что делает Остин. Тебе не интересно, педик ли я?

- Не говори так. Для меня это не имеет значения.

- Зато имеет значение для моей матери. Поэтому она и умыла руки и выкинула меня

папаше на порог.

- Черт. А он знает?

- Избави боже, нет. Только этого мне не хватало. Мой папаша - бешеный гомофоб. Если

Остин выпустит эту кошку из мешка, я окажусь на улице. Уж не говоря о папашиных

деньгах. Он сделает так, чтобы я не получил ни цента. Что Остину очень хорошо известно.

- Он угрожал рассказать твоему отцу?

- Конечно. Он говорит: “Один звонок, Байярд. Нужен всего один звонок”. Потом

складывает пальцы вот так, и ему не нужно больше говорить ни слова. Знаешь что самое

обидное? Я до сих пор к нему неравнодушен. Только посмотри на Фрица. Он тоже

влюблен по уши.

- Но если он донесет на тебя, разве он не выдаст себя?

- Никто не осмелится сказать ни слова. Он пуленепробиваем. Ребята боятся его до смерти.

- Ну, я тоже, если хочешь знать правду.

- Слоан, я скажу тебе, ты сильнее его. Он тебя ненавидит, потому что не может одолеть. Но

вот в чем дело. Он может блефовать. Насколько мы знаем, он беззубый хвастун.

- Не смотри на меня. Я не пойду против него.

- Ты рассказывала родителям, что происходит?

- У меня нет выбора. Кто-то нацарапал слово “стукачка” на машине Пола. Я поговорю с

ним, но не хочу, чтобы меня считали сплетницей или доносчицей. То же самое относится к

школе. Если я расскажу мистеру Лукасу или мистеру Дорфману, это будет выглядеть так, что я хочу их вмешательства. Я могу с таким же успехом перерезать себе горло.

Байярд опустил взгляд.

- Я могу подсказать тебе выход.

- Какой?

- Спроси Остина о пленке.

- Какой пленке?

Байярд поднял свой стаканчик и потряс льдом.

- Он, Фриц и Трой устроили небольшую вечеринку с Айрис, которая была пьяная и

обкуренная. Они затрахали ее до потери пульса и сняли все на камеру. Она отрубилась на