Рогожин удивился, что дома его никто не встречает. Обычно жена, Надюша, выходит навстречу, забирает пакет с продуктами, уносит на кухню. Сегодня он разделся, повесил на вешалку шарф и куртку и крикнул:
– Эй, есть здесь кто-нибудь живой?
В кухне увидел, что Надюша сидит за столом, вяжет своё бесконечное вязание и вытирает слёзы.
– Что с тобой? – удивился Рогожин. Он редко видел её плачущей.
– Привет, дорогой, извини, что не встречаю. Сижу, горем убитая, успокоиться не могу.
– А что случилось?
– Помнишь мою подругу, Светлану Тропину?
– Помню, – на всякий случай сказал Рогожин и пошёл в ванную комнату.
Надюша отложила вязание, вытерла носовым платком глаза и стала накрывать на стол.
Рогожин вышел из ванны, сел за стол и принялся ужинать.
– Ну, что с твоей Светланой приключилось? – спросил, откусывая хлеб.
– Её освободили по амнистии, она вышла из тюрьмы. Сегодня мне звонила.
Рогожин чуть не поперхнулся.
– Что-то плохо помню Светлану.
– Как ты можешь её не помнить, подруга моя со школы, я сто раз рассказывала. У них с Володей был магазин небольшой, торговали гастрономией. Как все – покупали по одной цене, продавали по другой, за счёт этого держались. Ребятишек у них двое – мальчики Игорёшка и Витенька. Светлана бухгалтером была, продавцом и кассиром, а Володя директором и закупщиком. На них «наехала» налоговая: Светлана изменяла в отчётах закупочные цены, иначе никакой выгоды не было, все в налоги уходило. На этом их и зацепили. Ну, ясное дело, делала с согласия мужа. Налоговик дотошный и настырный попался. Откупиться от него хотели, денег предлагали, умоляли, он ни в какую – довёл дело до суда. Тогда Светлана с Володей решили: кто из них понесёт наказание? И она, добрая душа, согласилась, выгородила Володьку, взяла вину на себя. Подумала: учтут: женщина, двое ребят, в первый раз попались, присудят штраф. А ей три года дали за укрывательство от налогов, с отбыванием наказания в тюрьме, заметь, не условно, а именно в тюрьме. Представляешь, какая жестокость? Могли бы на первый раз обойтись мягче. Разве не помнишь?
– Помню, но смутно, – ответил Рогожин, доедая борщ.
– Второе будешь?
– А что?
– Плов.
– Давай.
Поставив перед мужем еду, Надюша продолжала:
– Что думаешь? Как поступил её благоверный? Через месяц после того, как её посадили, привёл в дом бабёнку, и стал с ней припеваючи жить. И совесть его не мучила, он не вспоминал о Светлане. А она всё время переживала: как ему трудно одному, на него свалились заботы о доме, детях и работа. Отсидела два года в тюрьме, попала под амнистию, обрадовалась, домой торопилась. Он на порог не впустил, вышел на площадку и сказал, что с ней больше жить не будет, подаёт на развод. Забудь, говорит, и меня, и детей, с преступницей общаться не желаю. Она мне сегодня позвонила по телефону, я потрясена её горем и подлостью мужчины. Не знаю, чем помочь. Каким он оказался ничтожеством, просто ужас!
– Да, бизнес и деньги проверяют людей на порядочность и честность. А у нас в бизнесе предают друг друга на каждом шагу и даже убивают. Ей нужно было раньше думать. Если бы он попал в тюрьму, что, ей легче было бы? Всё равно бы переживала, а, может быть, тоже не стала его ждать. Видишь, как жизнь испытывает? Налоги нужно платить и жить честно.
– Согласна, но сажать людей в тюрьму, коверкать им жизнь – очень негуманно и жестоко. Особенно в данной ситуации. Куда судьи глядели? Ведь видят, что женщина, семья, дети остаются. Для первого раза можно было бы мягче наказать, хотя бы штраф назначить, а то, как специально, всё для того, чтобы разрушить семью.
– Пусть не скрывают налоги, – упрямо повторил Рогожин. – Люди ищут лёгкие деньги, вот и происходят такие неприятности.
– Это горе. Чем ей помочь, ума не приложу, как поддержать? Я её к себе звала, она ни в какую, гордая. Говорит: – Приду в себя и с ним за всё рассчитаюсь. Я посоветовала: иди по специальности работай, ты ведь педагог. А она отвечает: – Кто меня с судимостью учить детей возьмёт? Скажи, почему у нас такие законы, все против людей? – Надюша всхлипнула, вытирая слёзы.
– Это вопрос не ко мне, а к депутатам. Себя нужно защищать самому. Не ловчить и не хитрить. Сейчас время сложное, соблазнов много. Демократию каждый человек по-своему понимает, очень легко можно оступиться.
– Да, ты прав. – Надюша стала убирать со стола посуду.
– Где дети?
– Костя с собакой на улице гуляет, он любит играть с Джеком, просто удивительно! Все свободное время с ним проводит. Иришка пошла на английский.
– Ты детям строго-настрого скажи, чтобы они на улице или в ларьках никогда и ничего не покупали: ни пирожки, ни беляши, ни чебуреки, ни шашлыки.
– Да что с тобой? Они ничего не покупают, дома едят, у них денег нет. У нас в нашем районе одни южане торгуют, неизвестно, что за начинка в пирожках и беляшах. У соседки из восемнадцатой квартиры муж шашлыков где-то наелся, с ним плохо было, на «Скорой» в больницу отвезли, говорят, что еле спасли. Я своим запретила покупать на улице еду.
Рогожин взял в охапку свежие газеты и вышел из кухни. Он блаженно растянулся на диване и стал просматривать прессу, но мысли его снова возвращались к делу Кольцова. «Завтра с утра пойду ещё раз в ювелирный магазин, поговорю с секретаршей, потом нужно будет с шашлыками разобраться». После сытного ужина мужчина задремал, газета выпала из рук, и вскоре он крепко спал. Вошла Надюша, хотела что-то спросить, но, увидев мужа спящим, подобрала разбросанные «Городские новости», накрыла супруга пледом и выключила в комнате свет.